***

Счастье не бывает бесконечным. Слишком капризное, слишком вредное и невероятно трусливое, оно отступает перед первой же проблемой, перед первой же неудачей. Сначала прячется, напуская на себя легкую дымку тени, потом истончается, делается прозрачным как призрак, а затем и вовсе растворяется в воздухе. Ты вроде бы все еще счастлив, но уже не так сильно, не так ярко. Чуть позже тебе все еще кажется, что это чувство бьет ключом, но на деле его уже почти не осталось. А потом оно и вовсе рассеивается. Исчезает, незаметно ускользая в приоткрытую дверь и забирая с собой все доброе и светлое, что еще оставалось… даже воспоминания.

И тогда, в тот самый темный и трудный период отношений, на руинах мечты появляются первые побеги страха и недоверия. Сдобренные тревогами, орошенные слезами они растут и крепнут, превращаясь в терновые кусты колючей ревности.

Опьяненный сладким нектаром блаженства, Миллес и не заметил, как дорога мечты, по которой он шел, превратилась в вязкое болото разочарований на пути к непроглядному кошмару.

И вроде бы все у них с Кайлером было как обычно. Вроде бы все шло своим чередом.

Тихие вечера в объятиях друг друга. Шепот о любви. Негромкие разговоры ни о чем и о многом. Но, в какой-то момент, в сердце Миллеса закрался червячок сомнения. И в переполненную эйфорией душу, круша все на своем пути, ворвалось осознание: «А ведь что-то уже надломлено!» В прозрачных стенах хрустального замка, старательно возведенного на облаке счастья, уже появились первые трещинки. Совсем незаметные, но невероятно опасные. Не обращать на них внимания было величайшей глупостью. Но ослепленный любовью, что он вообще замечал вокруг?

Озарявший душу Миллеса свет угасал. Сменялся непроглядной тьмой, густой и вязкой как смола. Маленькая сказка рушилась на глазах, осыпаясь к ногам Миллеса мелкой хрустальной крошкой.

Веселость и та светлая, по-детски искренняя радость, которые наполняли его существо восторгом и удивлением, медленно иссякали. Крупица за крупицей они покидала доверчивую душу, опустошая сердце и превращая его в обычный, качающий кровь насос. То, что раньше окрыляло и возносило Миллеса к небесам, потеряло свой смысл. То, что казалось важным, утратило свое значение, превратившись в пустые ненужные побрякушки. Мир угасал. Стремительно и неотвратимо он превращался в серую пыль под ногами судьбы. И виновником этих ужасающих перемен был Кайлер.

Тот, кто был для Миллеса колыбелью живительного света, в считанные недели обратился непроглядной тьмой. Подаривший счастье, в итоге оказался источником страданий. Миллес не понимал, что стало причиной неотвратимых перемен. Не мог осмыслить, почему, несмотря на все его попытки сохранить трепетную нежность отношений, любовь истлела и развеялась прахом под давлением беспощадной реальности.

Жизнь больше не казалась Миллесу волшебным приключением, таящим в себе невиданные чудеса. Глаза мальчишки, тускнея с каждым днем, больше не излучали восторженное сияние; его измученную душу затопил гнетущий страх, а сердце превратилось в маленький кровоточащий комочек боли. Но, несмотря на это, он все еще пытался удержать ускользающий из пальцев воздушный шарик любви, хотя все его попытки неизменно натыкались на ледяное и холодящее кровь отчуждение Кайлера.

Миллес не был глупцом и понимал - в том, что жизнь рушится у него на глазах, есть и его собственная вина. Своей излишней нежностью, своей неуемной лаской он нехотя отпугнул Кайлера, и теперь не знал, как исправить сложившееся положение. Он старался… он, правда, старался привнести в их отношения что-то новое! Что-то необычное, изысканное, что смогло бы вновь разжечь в партнере былое пламя. Но Кайлер не воспринимал его попытки всерьез. Должно быть, для Кайлера он все еще был маленьким испуганным мальчиком, которого нужно оберегать от всего на свете. Но и эта игра в защитника, казалось, потеряла для парня свое былое очарование, и интерес к ней стремительно таял в его душе.

И все же Миллес боролся за свое хрупкое надломившееся счастье.

Прогуливаясь однажды по городу, мальчишка увидел призывно мигающую красными огнями вывеску магазина «для взрослых» и, смущаясь и краснея, предложил Кайлеру зайти в это «очень интересное место». Но к его огорчению, парень на такое предложение только подозрительно сощурился, а потом рассмеялся, оценив «замечательную шутку». И, поцеловав Миллеса в щеку, направился дальше, уводя его прочь от магазина.

В тот миг Миллес, вдруг, осознал, что Кайлер видит в нем только нежного, хрупкого ангела, неспособного на безумства страсти. Это ранило Миллеса. Терзало. Заставляло сомневаться в себе. В своей полноценности. В своей нужности. И это же толкало его вперед, вынуждая с еще большим рвением пытаться доказать любимому человеку обратное.

Чтобы сохранить крохотные остатки былых чувств, Миллес не жалел ни сил, ни фантазии. Он как одержимый искал информацию. Читал блоги, зависал на сайтах, изучал видеозаписи, после которых долго не мог отойти от смешанного чувства отвращения и интереса. Даже ходил в книжные магазины, где украдкой листал книги и журналы эротического содержания, рискуя быть пойманным с поличным. И, после длительных поисков, после сомнений и страхов, после тщательного взвешивания всех «за» и «против» он, наконец, решился.

По мнению Миллеса «сюрприз» должен был понравиться Кайлеру. Не зря же об этом столько писали и так самозабвенно расхваливали. Поборов в себе всю неуверенность и стыдливость, Миллес активно принялся за осуществление своего плана. Он уже представлял себе, в какой восторг повергнет Кайлера это маленькое «приключение». Уже видел в его глазах неугасимое пламя страстей и желаний. Уже тонул в водовороте любви, вновь воссиявшей в сердце парня. Он уже наслаждался счастьем, существующим пока только в мечтах.

Но все оказалось не так просто, как Миллес себе придумал. Расписанный по пунктам план действий трещал по швам, никак не желая воплощаться в реальность. Только на то, чтобы уговорить Кайлера сходить в кино, у него ушло почти две недели. Сначала пришлось дожидаться подходящего уикенда, высчитывая в календаре даты, когда рабочие смены парня не пересекались с учебой самого Миллеса. После очень долго упрашивать Кайлера встать с проклятущего дивана и оторваться от телевизора. Миллес даже был вынужден применить «обидку». А потом трижды уговаривать Кайлера во время прогулки посмотреть-таки этот треклятый фильм! И когда все, наконец, получилось, и задумка почти воплотилась в жизнь... Кайлер снова все испортил.

Сеанс начался вовремя. Мрачный фильм с нагромождением спецэффектов, снятый под покровом ночи во время дождя обещал стать идеальным прикрытием для маленькой шалости. Стремительно разворачивающееся на экране действие, где было много шума, криков и возни, быстро захватило сидящих в креслах зрителей, которые пристально вглядывались в происходящее, пытаясь разобраться, что, собственно, происходит.

Миллес так нервничал, что от волнения искусал себе все губы. Но когда пришло время воплотить свой план в реальность, он не колебался ни мгновения. Юркнув вниз со своего сидения, мальчишка ловко умастился между широко разведенных ног Кайлера. Дыхание его перехватило, по телу словно пропускали искорки тока, он уже потянулся дрожащими руками к ремню парня, и... запланированный им минет с треском провалился.

Кайлер ничего не понял. Он просто достал телефон и начал светить на свои колени, на пол под своими ногами, и все выспрашивал обеспокоенным голосом, что такое Миллес потерял, что надо было так срочно начать поиски.

Осознание того, что Кайлер даже мысли не допускает о том, что он может пойти на маленькое безумство, очень расстроило Миллеса, и мальчишка дулся на парня весь оставшийся вечер.

Но более всего в сложившейся ситуации Миллеса угнетало то, что вот уже второй месяц к ряду их с Кайлером секс не отличался разнообразием, застряв на нулевой отметке в виде миссионерской позы.

Испуганный тем, что в большинстве прочитанных им статей подобное явление называли не иначе как «крахом отношений», Миллес тут же попытался привнести в интимную обыденность немного жизни и разнообразия. Но, сколько бы он ни выкручивался, как бы ни извивался, как бы ни изгалялся перед Кайлером, тот неизменно возвращал его в обычное положение и продолжал исполнять свой «супружеский долг». Причем с таким выражением лица, будто долг этот стоит у него поперек горла, а исполняет он его только потому, что к его виску приставили дуло заряженного пистолета.

Это было ужасно! Это было сродни катастрофе. Миллес никогда еще не чувствовал себя настолько бесполезным и ненужным. Но сколько бы он ни пытался, как бы ни выводил Кайлера на нужный разговор, ничего не получалось. Парень был слеп и глух. А теперь вот еще и онемел, словно воды в рот набрал.

- Где ты был, Кайлер? - Миллес повторил свой вопрос уже в пятый раз.

Но, как и в первый, как и во второй, как и во все предыдущие разы, парень ему не отвечал.

Ходил по квартире, ни на что конкретно не глядя и игнорируя Миллеса, словно тот был пустым местом.

«Хотя... может так и есть?» - думал мальчишка. – «Всего лишь пустое место. Громко говорящее пустое место, которое своей пустой местностью и громким говорением испортило расчудесный вечер!»

Томительное ожидание, убивающее своей безысходностью и длившееся почти сутки, ушло для Миллеса на второй план. И теперь встали ребром куда более важные вопросы. Почему Кайлер вернулся домой не один? Почему его привез господин Родже? И почему, ради всего святого, лицо этого красавца исказилось гневом, когда он увидел, что в снятой им квартире находится нежданный визитер?

«Неужели я помешал? Неужели стал тем камнем преткновения, который так не вовремя попался под ноги охваченным страстью любовникам? Неужели?..»

Нет, Кайлер никогда бы не поступил с ним так! Только не так подло, не за спиной!

Но как бы Миллес ни прогонял предательские мысли, все было тщетно. Своим молчанием, своим безучастным безразличием парень только подтверждал мерзкие догадки, и Миллесу ничего не оставалось, кроме как продолжать задавать вопросы, сдерживая слезы и расцарапывая ладони в кровь:

- Кайлер... где ты был?

***

Слезы... бесконечные потоки соленой влаги... их было так много, что они стали озером, в котором Кайлер захлебывался, не в силах нащупать ногами дна. Он тонул, задыхался, упрямо барахтаясь в водах упреков и осуждений, он пытался увидеть берег, но туман усталости окутал все вокруг, буквально ослепив его.

Вот и сегодня снова слезы и этот извечный недовольный тон.

«Где ты был?»

Разве не очевидно? Разве нужно обладать недюжинным умом, чтобы все понять без слов? Разве нужно изо дня в день спрашивать об одном и том же, чтобы получать одни и те же ответы, а потом сомневаться в их правдивости, и снова спрашивать и спрашивать, и спрашивать?..

- Кайлер!..

- На работе... - Парень так и не повернулся к мальчишке, не желая смотреть в темноту гостиной, где притаился его ночной кошмар в облике прекрасного ангела. - Я был на работе, как и тысячу раз до этого... хватит уже реветь по пустякам!

«Снова он злится», - подумал Миллес с обидой. – «Снова бесится и нервничает. Но почему?»

Такое поведение парня стало уже привычным, и все же Миллес лелеял надежду на то, что Кайлер, его любимый, опасный, завораживающий Кайлер вернется, прогнав эту бесчувственную сволочь, расхаживающую сейчас по квартире с таким видом, будто у него отобрали вкусную конфету, а заодно сделали виноватым в парочке смертных грехов.

- Я не реву, - обижено проговорил мальчишка. - Я только хочу узнать правду.

- Я же сказал тебе... разве нет?

Кайлер закатил глаза и стащил с себя футболку, которая вся пропахла чужой туалетной водой и его собственным потом.

Босс позвонил ему как раз в тот момент, когда он плелся домой в угаре от безумной вечеринки в одном из ночных клубов Бронкса. После был «Алый куб» и интересная находка в подпольной части заведения. Доктора, уборка, странный особняк с не менее странными молодыми людьми, от воспоминания о которых голова шла кругом, и щемило в груди.

В таком восторженном состоянии Кайлер не хотел слушать упреки. Он хотел наслаждаться своими открытиями. Он хотел думать не о зареванном Миллесе, а, скажем, об Эшли и его «играх», которые в данный момент интересовали его куда больше опостылевшей жизни взаперти. Он хотел окунуться в другой, яркий и сияющий мир хотя бы в мечтах, но бесконечные вопросы безжалостно выдергивали его из фантазий, возвращая в унылую, наскучившую реальность.

«Что ты делал, почему и где? О чем ты думаешь, где витают твои мысли? О ком тоскует твоя душа? Кто овладел твоим сознанием?»

Кайлер мысленно зарычал, пытаясь прогнать из головы это навязчивое безумие.

Все это было лишь его личным делом, которое никого не касается. Это были его скелеты, которые он хотел держать запертыми в шкафу. Это были всего лишь грезы, которым он иногда предавался, зависая между реальностью и сном. Они не несли в себе никакого двойного смысла, не таили предательства. Мечты, которые так и останутся мечтами, которым нет нужды всплывать на поверхность и обретать формы. Всего лишь мечты, которые почему-то не давали Миллесу покоя, превратив его из милого жизнерадостного мальчишки в какого-то плаксивого монстра.

Кайлер бросил на Миллеса короткий злобный взгляд и обреченно вздохнул, раздражаясь от одного его унылого вида. Тот сидел в кресле, расстроенный и напуганный, словно к его горлу приставили нож, и тяжело дышал, с трудом сдерживая подступающую истерику.

«Да что же за проклятие такое?» - думал Кайлер. – «Почему все так сильно изменилось?»

Разве он не доказывал изо дня в день свою любовь? Разве не бросил проституцию? Разве не нашел приличную работу? Да, черт возьми, он даже подумывал над тем, чтобы экстерном окончить общеобразовательную школу и овладеть какой-нибудь профессией!

А этот маленький засранец!..

Впрочем, он сам виноват в том, что позволил мальчишке залезть себе на шею и свесить ножки. Нечего теперь спихивать с больной головы на здоровую. Он сам дал Миллесу надежду на то, что эти отношения могут иметь развитие. За что и расплачивался вечными подозрениями и упреками. 

И все же, как бы там ни было, как бы вся эта целомудренная обыденность ни выводила Кайлера из себя, он все еще не мог спокойно смотреть на слезы Миллеса. Он все еще не мог вышвырнуть его из своей жизни и тем самым освободить место для нового, обжигающего, болезненно-сладкого приключения, которое было бы затеяно исключительно ради удовлетворения собственной похоти.

И пусть тело изнывало от нестерпимого желания, а душа рвалась к запретной страсти - мерзкой, грязной и липкой как подсыхающая кровь, - Миллес, его маленькая трепетная мышка, своими слезами, своей тоской в огромных удивительных глазах не давал ему возможности сделать ни шагу в бездонную пропасть порочных соблазнов.

Почему-то, стоило Кайлеру лишь взглянуть на него, и все накрученные за день доводы и убеждения лопались как мыльные пузыри. Чувства привязанности и бессильного раздражения смешивались в горючую смесь запутанных эмоций. Внутри все болезненно сжималось. А смущенные мысли кувырком летели прямо в пасть безумия. И Кайлер, преисполненный решимости, наконец, закончить эти отношения, охваченный агонией трепетной нежности, которую испытывал к мальчишке, раздавленный собственной беспомощностью и бесхребетностью, которая остро проявлялась в присутствии Миллеса, с упрямством барана вновь и вновь наступал на горло своим желаниям. Отмахивался от всего, что еще минуту назад казалось важным, он падал ниц перед своим ангелом, сраженный и опустошенный, покорный его воле...

Шаг во тьму... несмелый, осторожный... другой смелее, превозмогая раздражение и усталость...

Миллес слишком возвышен, слишком далек от той грязи, в которой Кайлер с радостью извалялся бы как самая пропащая блядь. Он бы захлебнулся в разврате и похоти, что раздирала его на части, заставляя тихо сходить с ума от неудовлетворения. Но этот мальчик... светлый, прекрасный, чистый крепко держал его за горло одним лишь своим несчастным взглядом, полным невыразимой боли.

- Прошу тебя, мышка, хватит... - тихо проговорил Кайлер, остановившись перед мальчишкой и глядя на него сверху вниз теперь уже без прежней злобы. - Я был на работе. Правда. Босс позвонил вчера с самого утра и попросил меня приехать. По-твоему, я должен был послать его к черту и сказать, что отказываюсь?

***

«Босс позвонил».

Миллес вздохнул.

Вполне нормальное оправдание. К тому же босс его и привез, наверняка лишь с той целью, чтобы не шатался, где попало, нарываясь на неприятности. И в это даже можно было бы легко поверить. Ведь бывает так, что в черноте дремучего леса под названием жизнь встречаются хорошие, заботливые люди, которым не все равно, что с тобой происходит. Но… но эти взгляды, раздражение, злость… в глазах Кайлера, в глазах господина Родже… их обоюдное бешенство заставляло сердце Миллеса предательски сжиматься от страха и сомнений.

Загнанный в угол своими же страхами, Миллес смотрел на Кайлера, внимательно изучая его обнаженный торс. Следов чужих прикосновений не было. Ни от рук, ни от губ. Привычная светлая кожа, без каких либо отличительных меток. Вот только ее запах беспокоил... Он не принадлежал Кайлеру. Обычно парень пах резко и вкусно, но только не сегодня. Эта вонь! Гадкая… сладкая… хвоя и нарциссы!

Губы затряслись, и Миллес закусил нижнюю, чтобы не разреветься. Слезы душили его. Обжигали глаза и щеки, отзывались в висках пульсирующей болью. Мальчишка сделал глубокий вдох и посмотрел Кайлеру прямо в глаза.

- С самого утра... - тихо проговорил он, всеми силами стараясь сдержать подступившие к горлу рыдания. - А ночью? Где ты был ночью?

- Дома, где же еще? – без запинки солгал Кайлер и его голос при этом даже не дрогнул.

Хотя вопрос Миллеса поставил парня в тупик.

«Что это? Проверка? Или Миллес знает, что меня не было в квартире прошлой ночью?»

Впрочем, неважно.

Кайлер был уверен, что не сделал ничего плохого. Ну развеялся малость, пока Миллес корпел над экзаменационными билетами. Подумаешь, побесился немного на танцполе, угостившись легким наркотиком и зажав в углу разок-другой парня с ну очень вертлявой задницей. Просто маленькая забава, у которой не было, да и не могло быть, никакого продолжения.

Миллес сделал короткий осторожный вдох.

На душе у него стало гадко. Так, будто сердце, вдруг, вырвали из груди и окунули в бочку с жидким дерьмом. Поболтыхали там немного, чтобы как следует пропиталось отходами своих чаяний и надежд, а потом вернули обратно в привычную клетку: бейся, мол, стучи себе на здоровье, только не лезь, куда не просят со своей никому не нужной любовью.

Слезинки снова сорвались с ресниц, но Миллес быстро стер их со щек расцарапанными до крови ладонями. В последнее время такое издевательство над собой уже вошло у него в привычку. Так не было видно, что ему больно. Так Кайлер не замечал, насколько ему на самом деле страшно. Хотя... Кайлер уже вообще ничего не замечал. Ни отчаяния во взгляде, ни натянутых улыбок, ни разрастающегося омута бесконечного страха.

- Странно...

Миллес громко шмыгнул носом, продолжая всматриваться в лицо парня, в надежде увидеть там хотя бы тень раскаяния. Хоть намек на прежние чувства. Но лицо Кайлера оставалось непроницаемой маской. 

- И почему я тебя не видел? Квартира вроде бы не такая уж и большая.

- Наверное, потому что тебя здесь не было... - предположил Кайлер, нервно усмехнувшись.

Он, вдруг, почувствовал острый привкус желчи на языке. В желудке потяжелело, пульс участился, выдавая волнение, которого Кайлер давно уже не испытывал.

Почему? Почему так важно скрыть от Миллеса правду? Почему так страшно увидеть в блестящих от слез глазах укор и кромешную боль?

Сохранять прежнее спокойствие и равнодушие становилось для Кайлера почти непосильной задачей. У него больше не получалось беззаботно улыбаться. И все же в сознании пульсировала успокаивающая мысль: Миллес просто проверяет его. Мальчишки не могло быть в этой квартире прошлой ночью. Он должен был готовиться к сдаче экзаменов. Он сам сказал, что останется дома, потому что больше не может расстраивать маму. Потому что семья очень важна. Потому что к образованию надо подходить ответственно. Потому что хорошие мальчики вроде мышки все делают так, как должно делать, а не идут на поводу у прихотей и страстей.

- Да... - Миллес обреченно вздохнул и низко опустил голову, чтобы больше не смотреть в эти полные лжи и обмана глаза. - Да, ты прав. Все именно потому, что ТЕБЯ здесь не было.

- Меня?

Чувство стыда подобралось к лицу Кайлера. Опалило щеки жарким поцелуем и взорвалось в голове, россыпью мерцающих искр закружив перед глазами.

Кайлер затаил дыхание, лихорадочно размышляя о том, может ли такое быть, что Миллес действительно пришел прошлой ночью? И если так, зачем же он тогда сказал, что не придет? Хотел проверить? Хотел что-то кому-то доказать? Это что еще за игры?!

- А что здесь делал ты, а?

Парень склонил голову к плечу и с раздражением уставился на пушистую макушку Миллеса.

Злость на самого себя бурлила в крови Кайлера как в ведьмовском котле. Злость на мальчишку рвала душу, загоняя нежность и любовь в самые потаенные чуланы, и выпуская на свет первых демонов.

- Хотел убедиться, что я тебя обманываю? Что я тебе изменяю? Что таскаюсь неизвестно где и неизвестно с кем, когда тебя нет рядом? Отвечай! Этого хотел?

Внутри у Миллеса все словно застыло. Будто замерзло... или затаилось. Так прячутся от предстоящей бури звери. И его сердце тоже спряталось. Утихло. Замерло.

- Я хотел побыть с тобой, – дрожащим голосом ответил он, не в силах спрятать боль и утаить обиду.

Им было тесно в сердце, и они выплескивались наружу мрачной безысходностью, звучащей в каждом слове мальчишки.

- Экзамен отменили. Перенесли на следующую неделю. И я почему-то решил… я почему-то подумал, что имею право на маленькое желание встретиться с любимым человеком. Глупость, правда? Разве, когда любишь, возникают подобные чувства? Разве хочется быть рядом с тем, кто небезразличен?

- Не знаю, - резче, чем хотелось бы, бросил Кайлер, чувствуя себя последним подонком.

Миллес сжался весь, замер, и испуганно посмотрел на него. Как видно смог прочитать между строк тот ужасный, безжалостный смысл, который парень вложил в эти два коротких, пропитанных ядом слова.

Но Кайлер уже не мог этого выносить.

Как же его утомили эти отношения, эти обязательства, эти глупые упреки, проверки и прочие придирки! Как же он хотел вернуться в то счастливое, беззаботное время, когда Миллес еще не появился в его жизни, и просто проигнорировать зареванного мальчишку и его подругу. Пройти мимо, избежав мучительного капкана.

- Не знаешь... - глухо повторил Миллес и закусил губу.

Кайлера раздражали его слезы, и Миллес об этом знал. Но что он мог поделать, если у него не осталось сил терпеть эту ложь? Если ему было настолько больно, что даже дышать не хотелось. Жить не хотелось… без Кайлера.

- Зачем ты это говоришь? – спросил Миллес, сглатывая колючий, болезненный ком. - Почему ты это делаешь? Что со мной не так?

- Все с тобой нормально, а я мудак!

Кайлер сделал глубокий вдох и отошел от Миллеса, повернувшись к нему спиной, чтобы не видеть этого несчастного выражения на его красивом личике.

Теперь глядя в окно на ночной город, который раскинулся перед ним как на ладони, Кайлер еще острее почувствовал свое заточение. Там, на безлюдных улицах, в грязных подворотнях, в заброшенных зданиях криминальных районов, на оживленных автострадах кипела настоящая жизнь. Пьянящая, одурманивающая, такая пленительная. А здесь… четыре стены. Плен. Превратившийся в костер инквизиции домашний, мать его, очаг!

- Воспользовавшись тем, что босс уехал, а ты остался дома, я решил развлечься, – честно ответил Кайлер, так как юлить больше не было смысла, оправдываться бесполезно, да и не было необходимости в оправданиях.

Миллес хочет правды? Он ее получит.

- А что? – спросил Кайлер в ответ на изумленный взгляд мальчишки. - Я разве собака, которая должна покорно сидеть в клетке, ожидая хозяина? Мне нужен был глоток свободы, только и всего. Громкая музыка и невинный флирт, и я снова в строю. Это преступление? Повод для истерики? Я не понимаю тебя. Я совершенно тебя не понимаю...

- Это я тебя не понимаю! - выкрикнул Миллес, не в силах больше держать эмоции под замком.

Слова Кайлера ранили его. Больно вонзались в сердце и застревали там ржавыми шипами обиды. Свобода, флирт, громкая музыка... Они ведь могли наслаждаться всем этим вместе. Они ведь могли бы!

- Я разве держу тебя на цепи? Где эта цепь? Покажи мне ее. Где та чертова цепь, которая приковала тебя к дивану и телевизору, когда меня не было целую неделю? Хочешь сказать, что из-за нее ты ни разу не позвонил мне? И почему нельзя флиртовать со мной? Когда ты последний раз это делал? Когда, Кайлер? Можешь вспомнить?

Кайлер скрипнул зубами.

Снова он об этом! Как старая поцарапанная пластинка, взявшая в плен иглу и повторяющая без конца без края одну и ту же фразу.

- Зачем мне было звонить?! – спросил он у Миллеса. - Ты решил отвлечься от этих дерьмовых отношений и не появлялся. Я просто оставил тебя в покое. Это не плохо, знаешь ли. Я многое отдал бы за то, чтобы и ко мне проявляли подобное понимание. Но нет же... «Ты должен работать!», «Что за будущее нас ждет?!». А, может, я не хочу такого уродского будущего, где нужно корячится на работе, а потом приходить домой и слушать упреки в свой адрес, что я недостаточно хорош, и делаю все не так. А что я делаю не так? Делаю, что вы хотите! Все делаю так, как хотите вы, наплевав на собственные желания! И что получаю в ответ? Истерики и задолбавшие меня почемучки.

- Ты чертов эгоист! - Миллес чуть не задохнулся от возмущения.

Ему, вдруг, стало так обидно. Так невыносимо мерзко. Будто все, во что он верил, все, к чему так искренне стремился, распахнув свое сердце, было выкинуто на свалку и втоптано в груды отходов.

- Ты... ты ведь даже не подумал о том, что со мной может что-то случиться, - ухватился за новый упрек Миллес. - Я мог заболеть. Я мог умереть. Но тебе ведь все равно, так? А сегодня что? Что это было? Я помешал, да?

Ревность прорывалась наружу. Колючая, озлобленная, она вспарывала тонкую кожу Миллеса, воскрешая былые обиды и страхи, которые подобно стремительным и сильным побегам бамбука рвали на части хрупкую плоть. Его всегда считали уродом. Каждый, кто только мог, постоянно указывал на его несовершенство и отличие от остальных. А Кайлер... Кайлер принял. Говорил, что принял, но в итоге... выбрал нормального, сильного, красивого человека.

- Вы же не просто чай пришли пить. А тут я. Какая неудача.

- Да что за бред ты несешь?! - в конец выбесился Кайлер и повернулся к мальчишке, которого всего колотило от гнева и обиды, и еще каких-то невыразимых, глубинных чувств, которых парень раньше не замечал в нем.

- Это ты несешь бред! - Миллес схватил небольшую диванную подушку и в сердцах зашвырнул ею в парня.

«Как же больно», - думал он. – «Как же дьявольски больно от всего этого. Как же тяжело разговаривать со спиной. Как надоело, рыдая, снимать с ушей лапшу. Кайлер слеп. Он не видит... не видит ничего, кроме проклятого города за окном. Кроме своей эгоистичной душонки, растворяющейся в этих ярких дьявольских огоньках».

- Хочешь убедить меня в том, что я ошибаюсь? – с дрожью в голосе спросил Миллес. - Что ничего подобного не было? Что эту ночь ты провел дома, и никакой босс тут не появлялся, так? А потом еще добавишь, что я дорог тебе? Вновь обвинишь меня в том, что я приковал тебя к себе? Хоть сам себе не лги! Хватит уже поливать меня всем этим дерьмом! Я не знаю, за что ты так меня ненавидишь, но у всего есть предел, Кайлер. У всего!

- Ну тогда ты знаешь, где выход... - сипло сказал парень и, наклонившись за упавшей к его ногам подушкой, равнодушно бросил ее Миллесу. - Верни на место. Это не мой дом и не твой, чтобы делать тут все, что хочется. И если тебя достала моя так называемая «ложь», то я тебя не держу. Уходи!

Миллес неловко поймал подушку и изменился в лице. Даже в сумраке было видно, как сильно он побледнел, словно ему сделалось дурно. Но в Кайлера словно демон вселился. Почему-то хотелось ужалить мальчишку побольнее. Сделать ему так больно, чтобы в этой миленькой голове больше и мысли не возникло вернуться обратно. Почему-то нестерпимо захотелось, чтобы он исчез. Просто исчез, растворившись в воздухе, словно его никогда и не было. Чтобы даже воспоминания о нем были стерты из памяти.

- Иди... - уже тише сказал Кайлер, снова отворачиваясь к окну. - Иди, Миллес... хватит с нас этой нервотрепки.

***

«Иди...»

Горло Миллеса сдавила невидимая костлявая рука. Худые пальцы подобно лианам оплели тонкую шею, не позволяя сделать и вдоха. Внутри у парня все горело. Полыхало адовым пламенем. Плавилось от обиды и разочарования.

Миллес смотрел на Кайлера, все еще не веря в то, что это происходит на самом деле. Сердце сжималось в груди, нестройно отбивая свой ритм. Будто старый испорченный механизм, который уже изжил свое и теперь должен умереть. А Кайлер... а Кайлеру было плевать.

Он сказал свое слово, и вряд ли возьмет его обратно.

Подушка вернулась на место. Миллес осторожно расправил уголки и аккуратно уложил ее точно в такое же положение, в каком она пребывала до того, как он к ней прикоснулся.

Это не его дом. Это не его вещи. И этот человек, уставившийся в окно, тоже больше не принадлежит ему. Длинноволосый красавец забрал у него Кайлера, заставив сполна расплатиться за подаренную роскошь. Работа, достаток, красивые вещи, дорогие кафе. За все это надо было платить. И Кайлер, по всей видимости, выбрал привычный для себя метод оплаты. Миллес знал, что все будет именно так. Знал, но до последнего верил в придуманный самим собой обман. До последнего надеялся на то, что его любовь окажется сильнее привычек и соблазнов.

Миллес хотел было сказать Кайлеру, что тот совершает ошибку. Что со временем будет жалеть об этом разрыве, но... что-то подсказывало ему, что не будет.

О чем тут сожалеть? Сожалеют, когда ценят. Сожалеют о важном и нужном. А тут… можно подумать, Кайлер хоть когда-то дорожил этими отношениями? Нет. Иначе не стал бы рисковать, не стал бы делать ничего подобного, не стал бы произносить этих обидных слов, разорвавших сердце Миллеса на мелкие кровавые ошметки.

Именно из-за этого осознания мальчишка больше не произнес ни слова. Разобравшись в причинах краха их с Кайлером отношений, он молча направился к двери, стараясь создавать как можно меньше шума. Ноги его подкашивались, в душе творилось черти что, голову переполняли тысячи безумных мыслей. Они роились и жалили, причиняя боль, внушали жуткие идеи, толкали на безумства, обещали, что в итоге он сможет найти такой желанный, такой позабытый покой.

Нетвердый шаг вперед, к выходу, прямиком в лапы кровожадной смерти. Остановиться у большого обеденного стола. Огладить на прощание гладкую поверхность, на которую больше никогда не поставят для него прибор. Вздохнуть бесшумно, сдерживая отчаянный крик. И осторожно положить на столешницу маленький сверток с подарком, который он приготовил для своего любимого человека.

Несколько недель назад Кайлер заметил эту безделушку в ювелирном магазине, и она ему приглянулась. Миллес купил украшение, желая порадовать парня и отблагодарить за заботу. Но учеба и занятость перед экзаменами не позволяли вручить презент. Теперь же в нем не было никакого смысла. Теперь вообще ни в чем не было никакого смысла.

Кайлер так и не обернулся. Не шелохнулся даже. И Миллес не стал медлить. Отнял руку от небольшой коробочки. И поспешил убраться прочь.

Это чужой дом. Кайлер абсолютно прав. Ему и, правда, тут не место.

***

Дверь с тихим щелчком захлопнулась, и в душе Кайлера что-то надломилось. Словно хрустнула сухая ветка, потревоженная ветром. Накренилась вниз под тяжестью собственного веса и оборвалась, улетая в пропасть.

Парень резко обернулся, словно так до конца и не поверил, что Миллес просто возьмет и уйдет, послушавшись его идиотских указаний. Это было совсем на него не похоже. Обычно мальчишка упрямился, твердил о своей любви как заезженная пластинка, обещал, что они все преодолеют, обещал приспособиться к причудам Кайлера, обещал проявлять терпение, обещал верить.

Но сегодня, похоже, чаша его безграничного терпения переполнилась. Обида хлынула наружу, затопила все светлое, что еще оставалось в его чистой душе, и унесла бурным течением подальше от новых разочарований.

Миллес ушел, больше не проронив ни слова. А Кайлера словно оглушило. Как будто на голову обрушился каменный свод воображаемого храма, который он возводил для мальчишки в своих фантазиях и мечтах.

Время словно застыло. И теперь только упрямое сердце ударами отмеряло мгновения новой жизни, в которой больше не будет маленькой белой мышки.

Один... два... три...

Перед глазами только тьма, несмотря на то, что город сияет огнями.

Четыре... пять... шесть...

Так будет лучше для них обоих.

Нет...

Только для Миллеса.

Раненное сердце мальчишки поболит и перестанет. Со временем затянется даже рубец. Миллес придет в себя, полюбит того, кто достоин его чистой любви, его прекрасной души, и забудется, опьяненный новой страстью.

Семь... восемь... девять...

Горло сжимает так, что невозможно сделать вдох. Сердце грохочет в груди, протестуя против расставания. В глазах все темнеет от хлещущих через край эмоций.

Десять... одиннадцать... двенадцать...

Двенадцать мгновений без него... двенадцать мучительных спазмов в груди...

На улице снова дождь, а Миллес бредет в никуда, даже не глядя под ноги. Хрупкая фигурка с высоты восьмого этажа кажется Кайлеру совсем крохотной и такой беззащитной.

Тринадцать... четырнадцать... пятнадцать...

«Ну ты и мудак, Кайлер!» - прорезает душевную тьму ослепительная вспышка осознания. – «Таких идиотов еще поискать! Ночь на дворе, общественный транспорт уже не ходит. А у мальчишки часто нет с собой денег на такси...»

Шестнадцать...

Прекрасный повод пойти за ним...

Сердце, окрыленное идеей, порхает в груди словно вырвавшаяся на свободу птица.

Семнадцать...

Миллес вернется и все простит, если ему объяснить. Если рассказать, почему пришлось наговорить столько обидных гадостей.

Восемнадцать...

Ручка двери обжигает пальцы. Быстрее... нужно догнать его, вымолить прощение.

Девятнадцать...

Жизнь без него не имеет смысла. Миллесу без этих отношений было бы лучше, но...

Кайлер сомневался, что ему самому это пойдет на пользу.

Двадцать...

- Стоять! - дуло пистолета направлено прямо в лоб.

Равнодушная смерть смотрит в глаза Кайлера из черного туннеля, подмигивая игриво, призывая покорно принять свою участь.

Все замирает внутри словно перед прыжком в пропасть. По спине ползет липкий, противный страх. И только слова на ломанном английском возвращают Кайлера к реальности:

- Зайди в квартиру, быстро! Босс приказал сидеть тихо и не высовываться, в противном случае мне придется усыпить тебя.

Японец, которого Кайлер видел впервые, грозно нахмурил брови и ткнул его дулом в грудь.

- Шевели ногами, кому сказал?!

- Да, я понял.

Кайлер тяжело сглотнул и сделал шаг назад, переступая порог своего жилища.

- Я слежу за тобой, - предупреждающе заявил японец. - Закрывай дверь и спи. Приказ босса.

- Я понял. - Кивнул парень и, быстро захлопнув дверь, закрыл ее на замок. После чего бросился к окну и выглянул во двор.

Миллеса и след простыл.

Проклятье!

Кайлер саданул кулаком по раме, но это не принесло ему облегчения. Наоборот даже пульсирующая в мизинце боль словно отрезвила пребывающее в панике сознание.

Наверное, хорошо, что Миллес ушел. Дома, под присмотром родителей, он будет в относительной безопасности и в итоге сможет перебороть в себе это чувство. И все же... все же, нельзя было вот так отпускать его одного.

Чувствуя себя более чем паршиво, Кайлер отошел от окна и, вдруг, заметил, лежащий на столе сверточек в подарочной обертке.

Схватив его, парень включил свет и, разорвав бумагу, открыл небольшую коробочку. В ней было украшение, на которое Кайлер буквально залип, очарованный дивной игрой драгоценных камней. Он знал, что даже сейчас, зарабатывая неплохие деньги, не сможет позволить себе такой роскошной вещицы. А Миллес просто взял и купил ее, наверняка потратив все свои сбережения.

Но зачем? После всех обид, слез и упреков, после стольких разочарований... почему он все еще держится за эти издыхающие поганые отношения? Почему продолжает так самозабвенно, так упрямо любить?

В коробочке под украшением покоилась маленькая записка. Кайлер развернул его и прочитал послание:

«Ты моя жизнь... мой мир... люблю тебя больше всего на свете».

Бумага обожгла подушечки пальцев Кайлера. И ему стало так больно... больно от собственной глупости и жестокости.

«Прости...» - губы Кайлера прикоснулись к строкам, написанным красивым мягким почерком.

Украшение обжигало кожу на шее парня. Соприкасаясь с первым подарком Миллеса, оно звенело печально, выдавая все, что творилось у Кайлера на душе и в мыслях.

«Ох, мышка, что же нам со всем этим делать?» - воззвал парень, сглатывая болезненный комок. – «Как исправить неисправимое, и вернуть то, что было утрачено? Как доказать тебе, что несмотря ни на что, несмотря на похотливые желания плоти, в моем сердце есть место лишь для тебя одного?»

***

Мелкая морось вновь начавшегося дождя оседала на коже Миллеса холодной влагой. Смешивалась с теплыми слезами, она падала вниз, разбиваясь о мокрый асфальт.

На улице стояло холодное лето. Дождливое. Весна была не лучше, но весной у Миллеса все еще был Кайлер. Сейчас же мальчишку окружал только дождь и ветер.

Пустые улицы. Мертвые дома. Перевернутые мусорные баки, слепые разбитые окна. Мир вокруг преобразился. Стал унылым и серым. Дождь усилился, размывая теперь не только дороги, но и тонкую грань между прошлым и настоящим.

В прошлом было тепло. Там было светло и уютно, как перед потрескивающим камином в холодный зимний день. В прошлом был Кайлер. А теперь? Темно. Сыро. Зябко. Последняя искра былого яркого пламени погасла, и в остывающую душу Миллеса уже прокрались первые острые кристаллики инея.

Каждый сделанный шаг уводил Миллеса все дальше в дебри отчаяния. Довольно приличный район выглядел враждебно, но мальчишка не обращал на это никакого внимания. Его здесь не было. Это не он брел по мокрой улице. Это не он, спотыкаясь, пугал дворовых котов и разгонял мусорных крыс. Это не он.

Миллес остался позади. Там, на восьмом этаже многоквартирного дома в уютной квартире, снятой не для него. Миллес остался там. Рядом с тем, кого любит. Рядом с тем, для кого живет. Вот только... оставаясь там, он забыл спросить, нужна ли Кайлеру его жизнь.

Не спросил...

И оказалось, что не нужна.

Как глупо.

Горькая улыбка скользнула по искусанным губам Миллеса, и тут же исчезла, когда кто-то резко схватил его за локоть и рывком впечатал в обшарпанную кирпичную стену.

- Закурить не найдется? - пробасил высокий молодой мужчина, дыхнув на мальчишку перегаром.

«Как в паршивом кино», - подумалось Миллесу, но эта мысль покинула его голову так же быстро, как и появилась, не оставив после себя и следа.

- Да он дышит с трудом, - рассмеялся кто-то за спиной схватившего Миллеса человека. - О каких сигаретах речь?

Мальчишка молчал. Сердце испуганно взбрыкнуло в груди и тут же умолкло. Страшно ему не было. Почему-то сейчас ему все было безразлично: и эти ухмыляющиеся лица, смазанные пеленой слез, и собственное незавидное будущее, дохнувшее в лицо запахом перегара. Без Кайлера весь мир утратил свою ценность, и Миллесу теперь было все равно, что сделают с его никчемным телом. 

- Ну, может быть, у него есть еще что-то?

- Вряд ли. Хотя одет хорошо.

Люди, остановившие его, говорили о незначительном. Рассуждали о его вещах. О дорогой легкой куртке. О стильной рубашке, о ботинках, о джинсах. Их интересовали вещи. Им была интересна оболочка. Обертка, в которую завернули, как оказалось, не очень-то и вкусную конфетку.

Миллес молчал. Равнодушие ко всему превратило его в марионетку. В куклу, чей кукловод потерял интерес к своей игрушке. Ему было плевать на насмешки. Ему было совершенно все равно, чего от него хотят. Ведь только безразличие могло спасти его от боли. От той сводящей с ума, беспощадной боли, в которую он окунулся, когда Кайлер выставил его за дверь. В тот миг реальность потеряла для Миллеса свое значение. Стерлась, превратившись лишь в фон. В скупые декорации дешевого и скучного спектакля, в котором он был всего лишь статистом.

Дождь мерно бил по водосточной трубе. Чуть в стороне в трещинах асфальта уже скопилось достаточно воды, и в этих лужах отражался свет доживающего свои последние дни фонаря.

С Миллеса стащили куртку. Карманы были пусты, но грабители еще не знали об этом. Миллес тоже ничего им не сказал, отрешенно наблюдая за тем, как мужчины выворачивают их наизнанку. Сорванная рубашка парня так же подверглась тщательному осмотру. И теперь вода стекала по обнаженному торсу Миллеса, выхолаживая его кожу.

- Смотри, какая штучка.

Глаза одного из мужчин, вдруг, азартно сверкнули. Пальцы потянулись к самой обыкновенной и самой простой безделице, которая вот уже столько месяцев болталась у Миллеса на шее. И в этот миг неожиданное озарение вспышкой молнии прорезало сознание мальчишки, выпуская наружу отчаянный вопль.

Миллес оттолкнул руку грабителя и намертво вцепился в маленькую звездочку, пряча кусочек самого обыкновенного металла в своей ладони.

Что угодно… он готов был отдать этим бандитам все, что угодно. Одежду, деньги, жизнь, но только не кусочек своего сердца. Только не подарок Кайлера.

Ругань и оскорбления не ранили Миллеса. Удары не причиняли боли. Они не могли сделать ему больнее, чем сделал Кайлер.

Холодный асфальт холодил кожу Миллеса. Дождь все лил и лил, смешиваясь с кровью из разбитой губы и носа. Удары тяжелых ботинок приходились по всему телу мальчишки. Дышать было больно и тяжело. Свет, отражающийся в луже, мерк и вспыхивал вновь. Но рука Миллеса все еще была крепко сомкнута. Пальцы так и не разжались, не выпустили единственную оставшуюся у него драгоценность, хоть по ним и топтались, в попытке заставить его отпустить.

- Хватит с него, – запыхавшись, злобно бросил один из грабителей. - Убьем еще ненароком. Доходяга ведь, совсем щуплый.

Второй что-то ответил, но за потоком ругательств Миллес не понял ни слова.

Кровь шумела у него в ушах. Крупные капли дождя подобно музыкальному сопровождению в немом кино стучали по асфальту, по мусорным бакам, в которые зашвырнули его одежду, по жестяным подоконникам дома. Гулкие шаги обозленных мужчин стихли в переулке, а он еще долго лежал на холодной земле, не в силах подняться и остановить рыдания.

Но слезы тоже не вечны. Все заканчивается. Все проходит. Всему есть свой срок и свой предел. Вот и Миллес, кажется, достиг той самой черты, за которой уже не было абсолютно никаких эмоций. Лишь сводящая с ума пустота, которую не заполнить даже разрывающей на части болью.

Но, несмотря на это, сильное тело не хотело сдаваться. Сердце все еще билось. Легкие перекачивали воздух, кровь струилась по венам и растворялась в лужах.

Встать было тяжело. Тело казалось ватным, непослушным, ослабленным. Ноги заплетались. А за слезами невозможно было разобрать дорогу.

В голове у Миллеса было пусто.

В голове, в сердце, в душе...

Пусто и одиноко.

Ступени знакомого подъезда встретили его приветливой чистотой, которую мальчишка тут же испаскудил своей кровью.

Первый пролет, второй, третий, остановка...

Глубокий вдох, закушенная губа. Перетерпеть боль. Прогнать темноту, накинувшую пелену на глаза. Выдох…

Четвертый, пятый, шестой...

Ноги слабнут, стопа скользит по ступенькам, правый бок болезненно целуется с бетоном. В тишине подъезда приглушенный стон кажется слишком громким, но он тает так же быстро как весенний снег.

Еще несколько ступеней, знакомая дверь, занесенная для удара рука и... ничего.

Рука Миллеса плетью повисла вдоль тела. Ноги подкосились, и парень тяжело опустился на пол, прислонившись спиной к холодной стене.

Он не вернется в квартиру Кайлера. Его тут не ждут. Тут он никому не нужен.

- Я только пережду дождь, - тихонько проговорил Миллес, обращаясь к пустой площадке перед квартирой. - Только пережду и уйду. Совсем чуть-чуть. Совсем капельку.

Зубы Миллеса впились в израненные костяшки… глухие рыдания эхом отразились от стен и потонули в глухой тишине вселенского безразличия.