1

***

Одиночество способно свести с ума. Дик всегда это знал, и потому каждой клеточкой своего существа страшился остаться один. Но именно из-за этого неконтролируемого, граничащего с безумием страха он в итоге остался ни с чем.

Прошедшие три месяца растянулись для парня в целую вечность. Липкое, вязкое одиночество заползло в его душу и, смачно причмокивая, день за днем выедало ее изнутри.

Три месяца ежедневной агонии, боли и сожаления: о том, что сделал, о том, чего сделать так и не решился. Три месяца безудержной пляски на режущей ноги грани безумия. Три месяца кошмаров и воспоминаний.

И единственное, до чего Ричард все же не опустился, это жалость.

Да, себя он не жалел. Даже наоборот, ежедневно повторял себе, что заслужил абсолютно всё, что с ним произошло. И что он один виноват в том, что не смог сохранить хрупкие дружеские узы, которые так долго и так кропотливо создавал.

И единственным проблеском в окутавшей его беспросветной тьме стало примирение с Тилем.

После того, как Дик побывал у Ксандра и извинился перед мальчишкой, на душе у него стало немного легче, хотя залечить треснувшее сердце у парня так и не получилось. После этого визита Ксандр несколько раз пытался ему дозвониться, но парень не поднимал трубку. Ему было сложно поверить в то, что друг звонит из благих побуждений. А слушать нотации по поводу того, как он вообще посмел сунуться к Тилю после всего, что натворил, Дику не хотелось.

Оскар тоже звонил. Но не в пример чаще Ксандра. Он ежедневно обрывал телефон Ричарда. Закидывал его текстовыми и голосовыми сообщениями, на которые, впрочем, не получал никакого ответа. Даже приходил несколько раз, но родители по просьбе Ричарда сказали, что его нет дома, и что он уехал в Европу.

А потом Дик просто сменил номер телефона и с головой окунулся в апатию. Жизнь для него утратила интерес и потеряла краски. Собственноручно загнав себя в яму депрессии, парень, словно заядлый мазохист упивался собственным отчаянием и болью. И лишь дикое и неестественно сильное желание увидеть Оскара не позволяло Ричарду окончательно скатиться в пропасть безысходности.

Дик и сам не понимал, что с ним творилось.

Почему, после всего случившегося, его все еще тянуло к другу? Почему одно только воспоминание о прикосновениях Оскара заставляло его тело гореть от желания, а сердце сжиматься в маленький скулящий комок?

Дик понимал, что это просто абсурд. Что не может человек после одного единственного раза, причем не самого приятного и в какой-то мере даже унизительного, поголубеть настолько, чтобы потерять сон и аппетит. Но факт оставался фактом, он хотел Оскара, и ничего не мог с этим поделать.

Конечно, поначалу Ричард списывал обрушившиеся на его несчастную голову чувства на банальную тоску. Но сколько бы он ни убеждал себя в этом, сердце не хотело принимать оправдания разума.

Иногда, чтобы разобраться в собственных чувствах, Дику не хватало внушительного пинка под его ленивый зад. А в этот раз судьба не поскупилась, щедро одарив его градом из тумаков. Поэтому оставаться слепцом и дальше у парня просто не получилось.

И все же Ричард старательно гнал от себя эти мысли. Топил их в алкоголе, заедал снотворным, изнурял себя в спортзале, но в итоге все его потуги оказались напрасными. И когда желание встретиться с Оскаром стало невыносимым, Дик решился на отчаянный поступок.

И вот теперь он на одеревенелых ногах стоял перед дверью в квартиру друга и слушал сумасшедшую дробь собственного сердца.

Зачем он сюда пришел, Ричард не знал. Понимал только, что если не поговорит с Оскаром и не выяснит все окончательно, то просто свихнется. А быть сумасшедшим идиотом ему совсем не хотелось.

Короткий стук эхом разлетелся по пустому коридору, и по спине Ричарда пробежала волна крупной дрожи, когда за дверью послышались негромкие шаги, и щелкнул, открываясь, замок.

***

Когда Оскар открыл дверь и увидел, кто стоит у него на пороге, то подумал, что сейчас просто сойдет с ума от облегчения и какой-то сумасшедшей, зашкаливающей радости.

- Объявился! – выдохнул он, счастливо улыбаясь, и тут же набросился на друга с упреками: - Дик, как ты нас напугал! Что это за ребячество? Мы с Ксандром извелись, пытаясь с тобой связаться. Разве можно так делать?

Ричард ничего не ответил. Только как-то неуверенно пожал плечами и отступил на шаг назад, словно хотел сбежать. Однако Оскар не позволил ему этого сделать. Он схватил Дика за руку и силком втащил его в квартиру, лишая парня возможности проявить тактическую трусость, пока они нормально не поговорят.

- Это было очень безответственно с твоей стороны, вот так сбегать, не обмолвившись ни словом, - продолжил Оскар после того, как закрыл дверь. – Но... я рад, что ты вернулся. Проходи, не стой в прихожей.

Всегда молчаливый и серьезный Оскар соловьем заливался о том, как сильно рад его видеть. Но Дик почему-то не верил другу.

Старательно припрятанный в глубинах души страх, вдруг, вырвался из темницы, и сотнями острых игл вонзился в нервные окончания парня, причиняя ему почти физическую боль. Ричарду хотелось бежать. Куда угодно и как можно быстрее. Но друг отрезал ему пути к отступлению, загородив собой выход из квартиры.

А потом страх исчез. Но на смену ему пришли стыд и неловкость. Они пригвоздили Ричарда к месту, не позволяя сделать ни шага.

Горло парня сдавило болезненным спазмом, и ему стоило немалых трудов, чтобы прогнать это паскудное ощущение. И все же дар речи к нему так и не вернулся. Наверное, дело было в том, что Дик просто не знал, что сказать. Он не знал, как себя вести и что делать, и потому, опустив голову, просто уставился на ковер под своими ботинками, никак не решаясь поднять глаза на друга, который без умолку сыпал вопросами.

- Дик, ну что с тобой творится? - спросил Оскар, и поднял лицо парня за подбородок, всматриваясь в его пустые и несчастные глаза. - Ты все еще переживаешь из-за того случая? Обижаешься на меня, да?

Ричард ничего не ответил, только вздохнул и повел плечами, как будто ему было холодно или неприятно. И Оскар убрал руку, чтобы не смущать парня еще сильнее.

- Что бы ни было между нами в прошлом, я, в первую очередь, твой друг, и только потом всё остальное, - сказал Оскар уверенно, пытаясь разговорить Дика. – Прости за то, что я сделал тогда. Прости, что воспользовался тобой. Я очень сожалею. И больше никогда так с тобой не поступлю. Давай хотя бы постараемся сделать вид, что ничего не было. Ради нашей дружбы.

- Я... - голос дрогнул, и Ричард вновь замолчал, с какой-то жадностью рассматривая лицо друга, будто в любой момент кто-то мог отнять у него даже это.

Только сейчас он понял, как на самом деле невыносимо сильно скучал по Оскару. По его спокойному тону и по холодному взгляду, который между тем обжигал сильнее раскалённого железа.

- Оскар, я... - голос все никак не хотел слушаться.

Дик хрипел, сипел, срывался на какой-то шепот, а слова путались в мыслях и не желали слетать с языка членораздельными предложениями.

- Я не хочу... делать вид, – наконец-то разродился он и поджал задрожавшие губы. – Я не хочу...

- Пусть так, - не стал настаивать Оскар, чтобы не расстраивать парня еще сильнее. - Не хочешь, значит, не будем. Я готов хоть каждый день выслушивать твои упреки и извиняться. Только прошу тебя, больше не исчезай. Я не могу тебе передать, как сильно тосковал, пока тебя не было.

Странная улыбка тронула губы Оскара. Болезненная, изломанная. И Дик, вдруг, осознал, что Ос понял его неправильно.

- Нет. - Покачал он головой и накрыл запястье парня своей ладонью. - Я не... Ос... ну почему я должен говорить это вслух? Я не потому не хочу делать вид. Я вообще не хочу делать никаких видов. Я... черт бы тебя побрал, ледышка проклятая! Совсем отупел из-за своих акций и бирж? Я тут распинаюсь, пытаюсь признаться, а тебе словно бы и плевать! Или тебе плевать?

Дик с ужасом в глазах уставился на парня. Он уже и не знал, что ему думать. Не знал, что говорить. И совершенно точно не знал, что чувствовать.

- Плевать на что? - спросил Оскар с недоумением. - В чем ты хочешь признаться? Ты что-то сделал? Я не понимаю.

- Да ну какого ж хера ты такой твердолобый, а? - не выдержал Ричард.

Напряжение последних месяцев било по его нервам, как по гитарным струнам, заставляя их издавать совсем немелодичную и в какой-то мере даже отвратительную мелодию.

И все же дни в размышлениях и самокопаниях не прошли для Ричарда даром. И этот дар он потоком излил на голову друга.

- Люблю я тебя, болван! Неужели непонятно? Я что, на каком-то инопланетном языке говорю? Думаешь, я пришел бы после всего? Думаешь, у меня настолько нет гордости, что я явился бы к тебе только потому, что мне скучно стало? Совсем спятил?

- Любишь? - спросил Оскар, все ещё не до конца понимая, что происходит.

Ричард кричал на него, сверкая глазами. Плевался ядом, балансируя на грани между бешенством и истерикой. Но его лицо между тем

казалось растерянным, а во взгляде сквозило граничащее с ужасом отчаяние.

- Дик! - Оскар схватил парня за запястье, жадно вглядываясь в его глаза. - Под «любишь», ты имеешь ввиду, что... на самом деле меня любишь? Меня? Ты... уверен?

- Нет, твою мать, - фыркнул Ричард, пытаясь вырвать свою руку из цепкой хватки Оскара. - К ноутбуку твоему воспылал неудержимой страстью. Сплю и вижу, как трахну его у тебя на глазах.

Дик молотил какую-то чушь, но остановиться уже не мог. Вся эта затея со встречей оказалась полным дерьмищем, в которое он вляпался по самые уши. И теперь желание уйти стало еще сильнее. Да только друг, по всей видимости, отпускать его не собирался.

- Я не могу в это поверить, - едва слышно выдохнул Оскар, чувствуя, как внутри у него всё переворачивается и сжимается от волнения.

Дик злился на него за тугодумие, и признавался в любви с такой ненавистью во взгляде, словно проклинал до десятого колена. Но именно такое поведение заставило Оскара прислушаться к его словам.

Играя в любовь, Дик вел себя как все нормальные люди. Но, влюбившись по-настоящему, испугался собственных чувств, и теперь был готов убить того, кто стал причиной его душевных терзаний.

Осознание этого вызвало на губах Оскара улыбку. Но Ричард его счастья явно не разделял.

Замахнувшись, он хотел было ударить парня за то, что тот улыбается, когда ему самому хочется на стену лезть от стыда, но Оскар перехватил его руку, не позволив воплотить задуманное в жизнь.

Стремительным движением он завел руки Ричарда ему за спину и, крепко сжав их ладонями, сделал один короткий шаг вперед. Оказавшись в тесной близости от парня, Оскар склонился к нему и, не обращая внимания на сопротивление, глубоко и болезненно поцеловал, а после, немного отстранившись, проговорил, обжигая губы парня дыханием:

- Я тоже тебя люблю. Всегда любил и всегда буду любить. Всегда буду на твоей стороне и никогда не предам. Я обещаю, что ты ни секунды не пожалеешь о том, что влюбился в меня.

- Да я уже жалею! - в запале проговорил Ричард и, хотел было вырваться из объятий парня, но тепло Оскара, и громкое, просто оглушительное биение его сердца, не позволили ему даже шевельнуться. - И ты... - уже тише сказал Дик, - ты тоже пожалеешь. Потому что я не изменюсь и не исправлюсь. Я всегда буду таким взбалмошным кретином. Неуравновешенным и эгоистичным. Меня не переделать, Ос. Как ни старайся. Я основательно испорчу тебе нервы, растрепаю их и измочалю. Вымотаю всю душу и покромсаю сердце. Так и будет. Так будет всегда.

Оскар едва сдержался, чтобы не рассмеяться во весь голос, и подумал: «Вот же, глупый».

А вслух сказал:

- Дик, самая большая твоя ценность в том, что ты такой, какой есть. Изменись ты к лучшему, и стал бы таким же, как все. А зачем мне все? Мне нужен ты один, а не общество всего мира в твоем лице. Ты понимаешь меня? В тебе есть недостаток, это да. Твоя непробиваемая стена из острот и равнодушия. Разобьешь её, и станешь настоящим. Не бойся, что разочаруешь или разозлишь меня. Это не так-то просто сделать. Но если у тебя получится, я буду любить тебя еще сильнее.

От слов Оскара по всему телу Дика прошлась жаркая волна непередаваемого облегчения и, сконцентрировавшись в кончиках пальцев, отозвалась в подушечках болезненным покалыванием. Ос говорил серьезно, и от его проникновенного тихого голоса сердце Ричарда зашлось в безумной пляске.

- Ты совсем извращенец, да? – сочувственно спросил Дик и вжался лбом в плечо друга. – Как такое вообще можно терпеть?

- Не знаю, - ответил Оскар и, отпустив руки Ричарда, нежно провел ладонями по его спине. - Но если ты решишь измениться, мне будет грустно. Так что всегда оставайся самим собой.

Он обнял парня и прижался к нему, вдыхая полной грудью его знакомый запах, смешанный с запахом уличной прохлады и выхлопных газов. И улыбнулся, когда Ричард обнял его в ответ, буквально повиснув на шее и сотрясаясь от мелкой дрожи.

- Замерз? - спросил Оскар тихо, но непривычно заботливо. - Ты весь дрожишь. Может, хочешь в душ или чего-нибудь горячего?

- Извращенец! Что это ты подразумеваешь под горячим? - ворчливо отозвался Дик, едва сдерживая всхлип.

Слезы катились по его щекам, обжигая кожу. Он не знал, откуда они взялись, и почему он разревелся так не вовремя, но останавливаться не хотел. Раз Ос согласен любить его таким, каков он есть, то пусть любит и эту злобную расклеившуюся тряпку.

- Кофе, спиртное... себя, - пошутил Оскар, чувствуя в друге сильное напряжение и желая хоть как-то расслабить его. - Что захочешь, то и сделаю. Все, что попросишь, только скажи.

- Я не знаю, - честно признался Ричард. – Не могу выбрать. Хочу всё.

Он крепко обнял Оскара, словно боялся, что его заберут. Что кто-то ворвется в квартиру и отнимет у него парня. Но в коридоре не было слышно никакой подозрительной возни, а в комнате, где они стояли, было тихо, как в склепе.

- Тогда идем сначала в душ, - предложил Ос, не желая откладывать самое «вкусное» на потом. - А после сделаю тебе кофе с коньяком. Такая последовательность тебя устроит?

Дик не ответил. Только кивнул, не поднимая головы, и сделал неуверенный шаг вперед, подталкивая Оскара в сторону душевой.

Краска смущения заливала лицо парня, и он не решался посмотреть на Оскара. Всегда самоуверенный и наглый, сейчас Ричард чувствовал себя святой девственницей, которой прошептали на ушко несколько пошлостей. И совершенно точно он не хотел, чтобы Оскар заметил на его лице этот неуместный и совершенно идиотский румянец.

Видеть Дика таким растерянным и стеснительным, было для Оскара в новинку. Но он не стал комментировать поведение друга, а лишь покорно стал отступать назад, пока они с Ричардом не оказались в просторной ванной комнате.

Оскар хотел было включить свет, но Дик остановил его, схватив за руку.

- Не надо, оставь так, - попросил он едва слышно.

- Хочешь принимать душ в темноте? - удивился парень.

- Дверь не закрывай, - предложил Ричард. - Света достаточно.

- Ладно, - усмехнулся Оскар. - Как скажешь. Помочь тебе раздеться?

Дик хотел было отказаться, но потом подумал, что раз Оскар взялся с ним возиться, то пусть возится и балует.

- Помоги, - не стал противиться он, но, чтобы скрыть свое смущение, отвернулся от парня и, встав к нему спиной, раскинул руки в стороны. - Только поаккуратнее. Я тебе не вексельная расписка, которой можно потрясать направо и налево.

Оскар не совсем понял, что Ричард имеет в виду, но общий смысл уловил и, потянувшись пальцами к замку на его куртке, шепнул на ухо:

- Не буду я тобой трясти, не волнуйся. Сделаю все очень аккуратно.

Он медленно потащил ползунок молнии вниз, но до конца не расстегнул, а запустил руку в образовавшееся отверстие, и провел ладонью по груди Ричарда, при этом жадно прихватывая губами его ухо.

От прикосновения горячих губ Дика немного повело. Он и, правда, скучал по Оскару. Скучал по его голосу, по его прикосновениям. И хоть их первый раз был до тошноты отвратительным, сейчас Ричард не хотел об этом вспоминать.

- Да уж постарайся, - капризно проговорил он, склоняя голову к плечу и, наконец, немного расслабляясь. - Тебе еще предстоит сгладить паршивое впечатление от прошлого раза. И гладить придется долго и очень усердно. Так и знай, я легко не поддамся.

- Если не будешь ёрничать и специально вредить себе, уверен, ты удивишься, насколько я хорош в постели, - ответил Оскар, освобождая парня от куртки. - По крайней мере, никто еще не жаловался. И ты тоже не устоишь.

- Самоуверенный до зубовного скрежета, - усмехнулся Дик и повернулся к Оскару.

Слова парня породили в его душе, казалось, позабытый дух соперничества, который затмил собой все иные чувства.

- Тебе со мной не тягаться. Я лучший в любовных утехах. Так что, чтобы я не устоял, тебе придется очень постараться.

- Звучит как вызов, - предположил парень.

- Это он и есть, - заявил Ричард. - Принимаешь?

- Само собой, - расплылся Оскар в улыбке.

И, схватив Дика за бедра, резко привлек к себе, накрывая его губы своими и углубляя поцелуй до тех пор, пока парень не впился ногтями в его плечи, давая понять, что ему больше нечем дышать.

Тогда Оскар отпустил его, но лишь для того, чтобы стащить с него одежду и раздеться самому.

Оставшись обнаженными, они забрались в душевую кабинку и только и смогли, что настроить воду, потому что на большее у них не хватило терпения.

Все время, что они были в душе, Оскар не преставал напоминать себе, что следует действовать осторожно, чтобы не навредить Ричарду. Но его самообладания хватило ненадолго.

Дик тоже без дела не стоял. И хоть в сексе с мужчинами он был новичком, ему хватило сноровки заставить Оскара окончательно потерять терпение.

Вымокнув под горячей водой, парни выбрались из душа и, возбужденные, перебрались в спальню.

Там-то Оскар и дал волю не только своим чувствам, но и глубоко сокрытой страсти, которая обрушилась на Ричарда как горная лавина, сметающая все на своем пути.

2

Нью-Йорк

Июнь. 2016 год

***

- Эй, Гаррэт! Где моя домашка, ублюдок?

Ввалившийся в комнату Тиля Митчелл, грубо столкнул парня со стула и сел за его стол, не обращая внимания на слабый стон упавшего на пол подростка.

- Посмотрим, что у нас тут, - школьный хулиган взял в руки учебник и повертел его в руках, делая вид, что очень заинтересован оформлением обложки.

А когда ему надоело рассматривать книгу, он показал ее своему другу, застывшему на пороге, и произнес, специально выделяя каждый слог:

- Ли-те-ра-ту-ра. Морис, прикинь, он ли-те-ра-ту-ру учит.

Парень, к которому обращался Митчелл, ничего не ответил, но все же растянул губы в улыбке, таким образом реагируя на глуповатую шутку.

Митчелл же, медленно поднявшись со стула, внезапно наступил ногой на грудь пытающегося встать Тиля и склонился над ним.

- Лежать, мразь! – приказал он. - Я разве разрешал тебе шевелиться?

Тиль ничего не ответил. Он вообще не понимал, чего Митчелл от него хочет, ведь парень получил свою внеклассную работу еще в пятницу. А новую им еще не задавали. Потерял он ее, что ли?

- Так, где моя домашка? – не унимался Митчелл, все сильнее раздражаясь. - Та, что ты сделал, не годится. Мне по ней поставили плохой бал. Плохой, тупица! Плохой! А мне нужен высший, ты понял?! Отвечай!

Для большей эффективности парень с ожесточением прошелся носком ботинка по ребрам Тиля, но тот не издал ни звука. Только поморщился и попытался закрыться руками, которые Митчелл тоже не пощадил.

- Да он даун, Митч, оставь его!

Морис наконец-то вошел в комнату и схватил друга за руку, чтобы оттащить от мальчишки. В компании Митчелла это был едва ли не единственный адекватный человек, которому не было чуждо сострадание. И он не раз уже спасал Тиля от жестоких избиений.

- Дауны должны шарить в математике! – ярился хулиган, прожигая свою жертву злобным взглядом. - Я в кино видел. Этот ублюдок специально мне работу завалил. Слышь, ты! – он дернулся вперед, для острастки взмахнув ногой, но, благодаря Морису, так и не прикоснулся к мальчишке. - Я завтра приду, и если домашки не будет, тебе пиздец! Я тебя так изуродую, что родная мать не узнает.

- Митч, хватит, он все понял. Пойдем.

Парень вытолкнул друга в коридор и посмотрел на Тиля.

- Ты ведь понял, Гаррэт? – спросил он. - Есть домашка - живешь, нет - Митч тебя убьет.

Тиль слабо кивнул, и Морис сказал:

- Отлично, брат.

А потом, повернувшись к Митчеллу, примирительно проговорил:

- Вот видишь, если его не бить, до него лучше доходит. Верни ему книгу, и идем к девчонкам. Нечего нам тут с ним делать.

- Забирай, чмо!

Митчелл швырнул в Тиля учебник, и он едва успел увернуться, чтобы книга не попала ему в лицо.

Парни вышли из комнаты, и Тиль, наконец-то, смог подняться на ноги и, держась за бок и морщась при каждом шаге, доковылять до кровати.

Завалившись на постель, парень закусил губу, чувствуя, как от ушибов по всему телу волнами расползается боль. Но по-прежнему не издал ни звука, потому что за полгода усвоил одну непреложную истину: если скулить, жаловаться и плакать, это только сильнее раззадоривает обидчиков, заставляя их творить совсем уже безумные вещи.

Поэтому парень терпел издевательства и прятал слезы. Проглатывал обиды и с бесстрастным лицом сносил оскорбления, побои, придирки учителей, ненависть одноклассников и откровенные издевательства высшей касты школы.

За полгода он привык к этому притворству.

Но не было ни секунды, когда он, оставаясь наедине с собой, не хотел бы устроить истерику и кричать... кричать о том, как его все достало.

«Тиль, учись прилежно. Дружи со сверстниками. Знакомься с девочками. Живи полной жизнью. А когда подрастешь, мы будем вместе».

Слова Ксандра были для Тиля единственным утешением, удерживающим его на грани между безумием и самоубийством. Маленький лучик надежды согревал его в моменты отчаяния, заставляя стойко переносить все невзгоды и двигаться дальше, пряча от окружающих свои истинные чувства.

Но чем дольше он молчал о своих проблемах, тем сильнее Ксандр отдалялся от него.

Забирая Тиля из школы на выходные, мужчина проводил с ним пару часов, а потом до утра пропадал в клубах. Сперва он возвращался домой просто пьяным. Но вскоре от него начало разить женскими духами и еще большим безразличием.

Ксандр вваливался в квартиру, трепал Тиля по волосам и, пожелав спокойной ночи, закрывался в своей комнате.

А парню в такие моменты хотелось выть от боли. Хотелось бегать по квартире и биться об стены. Он понимал, что Ксандр взрослый мужчина, и ему нужен секс. Но понимание это не успокаивало, а наоборот, добивало.

А как же хотелось после очередного избиения вернуться домой, упасть в объятия Ксандра, расплакаться, рассказать о том, что происходит. Но Ксандр ждал от него другого. Ждал, что он будет удачливым. Что он будет умным. Сильным. Смелым.

Ксандр ждал, а Тиль боялся признаться, что он неудачник, у которого нет, и никогда не будет друзей. И поэтому терпел. Терпел и ждал. Но надежда угасала в нем так же, как и сознание, которое после особенно сильных стрессов просто отключалось, как будто кто-то в голове у Тиля внезапно обрезал провода энергоснабжения.

В этот раз Тиль спал непростительно долго. А когда открыл глаза, с ужасом осознал, что у него не осталось времени на то, чтобы хотя бы попытаться решить для Митчелла задачи.

На уроки парень пошел на негнущихся ногах, и весь день сидел как на иголках, продумывая план побега. Но, не успел прозвенеть звонок с последнего урока, как Митчелл и его друзья схватили его за руки и, не обращая внимания на попытки вырваться, вывели на улицу, за оранжерею.

- Гаррэт, уебок, я тебя предупреждал?!

Митч выпустил сигаретный дым Тилю в лицо и, задрав на нем рубашку, оставил на животе ожег.

Парень закричал, но тряпка, которую ему затолкали в рот, глушила его голос. Он попытался отбиться, но сильные руки друзей Митчелла крепко удерживали его на месте, не давая возможности даже увернуться.

Митч прикурил новую сигарету и поднес огонек к глазу Тиля. И парень, почувствовав его жар, резко зажмурился и отвернулся.

- Гаррэт, даю тебе последний шанс исправиться, - вкрадчиво произнес Митчелл. - На выходных чтобы все сделал, или, клянусь, я тебя изуродую.

С этими словами Митч стрельнул бычком Тилю под ноги и удалился вместе с друзьями.

Когда они ушли, парень вытащил кляп и молча сполз по стеклянной стене, дрожа всем телом и молчаливо роняя слезы. Новые ожоги от сигарет ужасно саднили, но Тиль все равно решил, что не станет никому об этом рассказывать.

Выплакавшись, он вытер слезы рукавом и, подняв с земли сумку, поплелся к воротам.

Ксандр уже должен был ждать его там.

Тиль вздохнул. Еще два адских дня внутренней истерики, а потом снова побои, издевательства, насмешки.

Интересно, как долго он еще протянет на одной только издыхающей надежде? Наверное, не слишком долго.

Да и стоит ли вообще ждать того, что никогда не произойдет? Тиль уже начинал в этом сомневаться.

***

Ксандр медленно подъехал к воротам школы и, припарковав машину на стоянке, откинулся на спинку сиденья.

Последние несколько месяцев парень, по настоянию Тиля, не подходил к школе ближе, чем на сто метров. А все из-за своей вспыльчивости, когда он в пух и прах разнес учителя физики за то, что тот не смог доходчиво объяснить Тилю новую тему, а потом еще и жаловался, что мальчишка уснул на уроке.

Необоснованные нападки на подростка разозлили Ксандра, и он довольно доходчиво и красноречиво объяснил преподавателю, что будь его речь более живой и доступной, ни один ученик не уснул бы на его лекции. В конце концов, Оскару ведь как-то удавалось объяснять Тилю физику так, чтобы мальчишка ее понимал. А педагог не справился? Да еще и попытался свалить свою некомпетентность на ученика?

Директор к словам Ксандра прислушался, и учитель физики принес Тилю свои извинения, но после этого мальчишка настоял на том, чтобы Ксандр, забирая его на выходные домой, не приближался к школе и вообще не показывался учителям на глаза.

Ксандр сначала воспротивился этому, но после долгих уговоров и не совсем внятных объяснений Тиля, все же согласился, не в силах глядеть на несчастную моську мальчишки.

Он вообще мало в чем мог отказать Тилю. Зародившееся в глубине сердца чувство изменило Ксандра так, что, порой, он сам себя не узнавал. Но вместе с влюбленностью в душе парня поселились сомнения и неуверенность.

Невинные объятия и прикосновения пробуждали в Ксандре неугасимое желание, которое пугало парня до чертиков. Словно подросток, он мог возбудиться от одного только взгляда, которым одаривал его Тиль. И непосредственная близость к мальчишке без возможности дать волю своим чувствам и эмоциям, медленно сводила Ксандра с ума.

С каждым проведенным вместе днем Ксандр все глубже погружался в вязкое болото вожделения. Барахтался в нем, стараясь удержаться на плаву, но раз за разом терпел неминуемое поражение. А однажды вообще чуть не слетел с катушек, когда, проснувшись среди ночи, обнаружил, что прижимает к себе спящего крепким сном Тиля и совсем недвусмысленно упирается в его ягодицы крепким стояком, одновременно лаская пах мальчишки через ткань трусов.

Вскинувшись от охватившей его паники, Ксандр забрал подушку, и остаток ночи провел на диване в гостиной.

Уснуть в ту ночь у него так и не получилось, и потому он позвонил Оскару, а потом долго разговаривал с другом, изливая душу и жалуясь на несправедливость судьбы. Но Оскар не принял его страдания всерьез. Друг без конца повторял Ксандру, что если их с Тилем чувства взаимны, то причин для паники нет, и надо просто жить в свое удовольствие с любимым человеком, не оглядываясь на других. И под конец этого разговора Ксандр принял решение поговорить с Тилем и окончательно признаться ему.

Но судьба распорядилась иначе.

Однажды, забирая Тиля после уроков, Ксандр увидел, как мальчишка выходит из школы в сопровождении очаровательной девушки, и все его надежды в одночасье рухнули.

Тиль был счастлив. Когда он смотрел на улыбающуюся ему девчонку, его глаза сияли, а скулы покрывал легкий румянец. Он выглядел таким вдохновенным, что, казалось, мог в любой момент воспарить в небеса и улететь. И у Ксандра от этого зрелища болезненно сжалось сердце.

Попрощавшись с подружкой, Тиль забрался к парню в машину и сходу заявил, что хотел бы остаться в школе на выходные, так как учитель по биологии предложил ему поучаствовать в интересном эксперименте. Мальчишка даже сумку с учебниками не захватил, ясно давая понять, что спрашивает мнение Ксандра только для вида.

Все это время девчонка стояла на крыльце школы и ждала, когда Тиль вернется к ней. И у Ксандра не осталось иного выхода, кроме как сказать мальчишке, что тот может идти.

И с этого момента жизнь Ксандра превратилась в череду испытаний и бесконечной борьбы с самим собой.

Всю неделю он тосковал по мальчишке, не зная, чем себя занять и что делать. А на выходных, когда Тиль приезжал домой, ему и вовсе приходилось несладко. Парень боролся с собственными желаниями и страхами, и делал вид, что ничего не происходит. Он, как мог, поддерживал в Тиле интерес к новой жизни, хотя самому хотелось лезть на стену от обиды и горечи. И хоть без Тиля Ксандру было бесконечно одиноко, находиться рядом с ним оказалось тем еще испытанием на прочность. Поэтому парень малодушно сбегал из дома в какой-нибудь клуб, где напивался чуть ли не до потери сознания, чтобы заглушить бунтующие чувства.

А потом все стало еще хуже.

Алкоголь, мешаясь с кровью, больше не притуплял кипящие в душе эмоции, а как будто подогревал их. Стоило парню напиться, как желание завладеть сердцем и телом Тиля становилось просто невыносимым. Но позволить себе переступить черту Ксандр не мог. Потому и старался отвлечься от пагубных мыслей, завязывая ничего не значащие знакомства с девушками, флирт с которыми после пары бокалов коктейлей неизменно приводил к попытке забыться в чужих объятиях. Однако ни о каком забытьи не могло быть и речи, ведь на пике удовольствия Ксандр каждый раз представлял Тиля.

А потом наступало утро. Безжалостное, жестокое, наполненное сожалением о содеянном и ощущением грязи на теле и душе, которые только усиливались, когда он видел в глазах мальчишки немой укор.

Ксандр понимал, что своим поведением причиняет Тилю боль, но... по-другому просто не мог. Он запутался в себе. Заблудился в собственных ощущениях и принятых решениях, и не знал, где искать выход из этого запутанного лабиринта.

Вот и сегодня, он ждал Тиля на стоянке и уже предвкушал, как отправится на очередное приключение, после которого на душе снова останется гадкий осадок. Но мальчишка почему-то сильно задерживался, и Ксандр забеспокоился, что с ним снова могла приключиться какая-нибудь неприятность.

Он попробовал дозвониться до Тиля, но так и не дождался ответа. И потому выбрался из салона и направился к воротам школы. Но, стоило ему обогнуть машину и пройти густые кусты живой изгороди, как за высоким кованым забором он увидел знакомую картину.

Тиль снова разговаривал с той самой девушкой, с которой Ксандр видел его несколько месяцев назад. И на его лице вновь сияла немного смущенная, но между тем безумно очаровательная и милая улыбка. Девчонка же прожигала Тиля жадным взглядом и бессовестно кокетничала. Отчего в груди Ксандра вспыхнул нешуточный огонь ярой ревности.

Ксандр сжал кулаки и отступил на несколько шагов назад, а когда Тиль опасливо заозирался по сторонам, и вовсе вернулся к машине.

В груди у него болело. Ревность разливалась по венам, отравляя кровь и заставляя злиться и на девчонку, и на Тиля, и на самого себя. Но Ксандр не был вправе вмешиваться в жизнь мальчишки. И ему оставалось лишь наступить на горло своим чувствам и постараться порадоваться тому, что, несмотря на свою стеснительность и скромность, Тиль все же смог обзавестись хорошенькой поклонницей.

Вот только радости в душе Ксандра не было и в помине. А вот ненависти более чем. Но вместо того, чтобы броситься к воркующим голубкам и, оттолкнув разукрашенную выдру, силой уволочь мальчишку подальше от этого поганого места, парень невероятным усилием воли смог сдержать себя и забраться обратно в машину.

Ксандру пришлось еще не раз напомнить себе, что нужно отпустить Тиля и позволить ему жить полной жизнью, прежде чем на душе стало немного спокойнее, а мысли пришли в относительное равновесие.

***

- Гаррэт, а пошли на свидание.

Бетти Холл крутилась перед Тилем, заискивающе улыбаясь. Парень морщился, но улыбался в ответ, потому что Бетти была подружкой Митча, и ему строго настрого запрещалось игнорировать её. Тиль один раз попробовал, и Митчелл пересчитал ему ребра, спрашивая, кто он такой, что брезгует самой красивой девушкой в школе? Наученный этим горьким опытом и вспомнив, что этой девушке нельзя говорить «нет», парень согласился встретиться с ней, чтобы уже через секунду услышать, как весь школьный двор огласился громким смехом учеников.

- Да кто пойдет с таким задротом?

- И ты поверил? Гаррэт, ты лошара!

- Кретин, бля...

Оскорбления сыпались со всех сторон, а Тиль быстро шел к воротам, молясь о том, чтобы Ксандр не увидел, как над ним смеются. Как его толкают, пинают и плюют вслед, обещая в следующий раз расправу посерьезнее.

- Боже, спасибо тебе, - прошептал парень, увидев Ксандра в машине неподалеку.

Ускорив шаг, он быстро дошел до автомобиля и упал на переднее сиденье, здороваясь и тут же пристегиваясь.

В салоне было безопасно. За тонкими металлическими стенами, рядом с любимым человеком Тилю нечего было опасаться, разве что только своих собственных чувств, но они уж точно ни для кого не представляли угрозы.

Украдкой взглянув на мужчину, который натянуто улыбался ему, Тиль почувствовал тяжесть на сердце и потому отвернулся к окну, чтобы скрыть свое паршивое настроение. Хотя Ксандр, кажется, что-то заподозрил и, спустя мгновение, спросил:

- Все в порядке?

- Да, - ответил Тиль. - Голова только болит.

Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза, стараясь унять что-то похожее на внутреннюю истерику, которая огромным комом подступала к горлу.

Голова у него и, правда, болела. Только как-то странно. Словно на череп надели обруч и сильно затянули. Это даже и болью назвать было нельзя, скорее чем-то давящим, пульсирующим, гудящим и пугающим.

Наверное, он слишком много переживал и боялся в последнее время, и это напряжение вылилось таким вот странным образом.

- Не переутомляйся, - посоветовал Ксандр, который, похоже, пришел к таким же выводам, что и Тиль. - Тебе надо больше отдыхать. Хочешь, я возьму для тебя академический отпуск?

- И уже на год отправишь меня в Европу, чтобы окончательно избавиться? - не открывая глаз, спросил Тиль, чувствуя как от волнения под кожей головы словно жучки ползают. - Нет, спасибо. Так я хотя бы иногда могу тебя видеть. Не лишай меня этой ничтожной малости.

Упрек, прозвучавший в голосе мальчишки, неприятно царапнул сердце Ксандра.

- Я не хочу от тебя избавляться, - с толикой обиды на несправедливость выдвинутых Тилем предположений, проговорил он. – У меня и в мыслях не было ничего подобного. К тому же я думал, что та поездка тебе понравилась. Ты сам говорил...

Ксандр повернулся к Тилю, и на душе стало еще хуже. В огромных глазах мальчишки читалась тоска. Невыразимая глубокая тоска, словно он утратил что-то очень важное в своей жизни. И от этого взгляда сердце Ксандра болезненно сжалось.

Он протянул руку и коснулся ладонью щеки подростка.

- Тиль, - ласково проводя по неестественно горячей коже большим пальцем, проговорил парень, - я волнуюсь о тебе. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты улыбался. Но что бы я ни предложил, ты смотришь на меня как на врага и во всем ищешь подвох. Скажи мне, чего ты хочешь? Что мне сделать, чтобы ты вновь улыбался мне?

Губы задрожали, но Тиль не позволил себе расплакаться. Эта ласка... невинная, трепетная сводила его с ума. Как давно Ксандр не прикасался к нему? Как давно не смотрел с такой глубокой нежностью во взгляде? Казалось, прошла целая вечность.

- Я хочу быть с тобой, - сдавленно проговорил парень, глотая болезненный ком. - Ксандр, пожалуйста, я больше не могу ждать. Я не хочу больше. Я устал, понимаешь? Я всё жду, жду, жду... сколько еще это будет продолжаться?

- Но мы вместе, Тиль. Меня у тебя никто не забирает. И не заберет. Но разве стоит из-за меня отказываться от нормальной жизни? В колледже у тебя есть друзья. Уверен, что и от девушек отбоя нет. А я никуда не денусь. Ты только скажи, и я всегда буду рядом.

Ксандр говорил с нежной улыбкой на губах, но только небесам было известно, как сложно ему было делать вид, что он ни черта не понимает. Как тяжело было сдерживаться, когда больше всего хотелось наброситься на Тиля и трахнуть прямо в машине, забыв обо всех «нельзя» и «неправильно».

Но образ девчонки из школы, которой Тиль так сладко улыбался, никак не выходил у Ксандра из головы. Он слишком хорошо знал взгляды, какими мелкая выдра одаривала Тиля. Да что там, он и сам смотрел на мальчишку с не меньшим вожделением.

Тиль же на его слова лишь поджал дрогнувшие губы и отвернулся к окну.

- Эй, ну ты чего? – обеспокоенно спросил Ксандр, уже совсем не понимая настроения подростка.

- Ничего, - отозвался Тиль глухо.

Парню хотелось разреветься от отчаяния, но он только закусил щеку. Ксандр ведь все равно не уступит, даже если он забьется в истерике и начнет требовать то, что было ему обещано. И в итоге даст тот же ответ, что и всегда, словно и не человек отвечает, а заевшая пластинка.

- Как «ничего», если у тебя глаза на мокром месте? – спросил Ксандр настойчиво.

- Останься сегодня со мной! - вместо ответа капризно потребовал парень. – Мне надоело быть одному! Надоело ждать неизвестно чего!

Ксандр намертво вцепился в руль, сжимая пальцы с такой силой, что побелели костяшки.

Остаться... Как заманчива была эта просьба, как желанна и как... невозможна.

Сердце подскочило в груди. Ударилось о ребра. Взбрыкнуло, требуя немедленно заключить мальчишку в объятия и никогда не отпускать. Но разве он мог позволить себе что-то подобное? Разве мог эгоистично сломать человеку жизнь только из-за своих желаний и прихотей? Разве он мог?..

Нет. Не мог.

- Хорошо, - стараясь, чтобы голос не звучал слишком уж обреченно, проговорил Ксандр, - останусь. Я останусь.

Тиль ничего не ответил. Даже не повернулся к нему. Его пальцы по-прежнему нервно терзали шлейку сумки, а на лице застыло выражение невыразимого страдания.

А ведь Ксандру так хотелось увидеть его улыбку и ясный, влюбленный взгляд. Но, похоже, теперь все это принадлежало только девчонке из школы, которую Ксандру уже хотелось придушить собственными руками.

Впрочем, по возвращении домой Тиль немного оживился и перестал напоминать бездушную куклу. Он предложил приготовить ужин, носился по квартире, поливая цветы и отчитывая Ксандра за несколько подвявших листиков на особо любимом им растении.

Парень наблюдал за мальчишкой и понимал, что долго оставаться с ним наедине не сможет. Просто не сдержится... сорвется и... натворит бед. Поэтому, сославшись на то, что ему необходимо уехать на очень важную встречу, Ксандр вновь прибегнул к многократно проверенному постыдному побегу.

И вновь громкая музыка, чтобы заглушить вопль совести. Вновь бокал за бокалом самых крепких коктейлей, лишь бы заглушить желание. Лишь бы не чувствовать жажды... сумасшедшей, убивающей его жажды, утолить которую мог только Тиль.

Но, кажется, из этого святого Грааля ему не суждено было испить. И потому:

Звонкий смех режет слух.

Тонкие руки обвивают шею. Терпкие и очень сладкие духи туманят и так опьяненный алкоголем разум.

Забыться. Отвлечься. Всё, что угодно, лишь бы не думать о Тиле. А еще лучше показать ему, что у него может быть другая жизнь. Доказать, что ему не стоит отчаянно цепляться за то, что уже давно себя изжило. И разом обрезать все прогнившие нити, которые не дают Тилю возможности стряхнуть с себя пепел старых чувств и окунуться в новые впечатления.

«Прости, что мне придется так с тобой поступить».

Девушка смеется и прижимается к Ксандру еще сильнее. Шепчет, что хочет его прямо здесь, в лифте, но Ксандр настойчиво отводит ее руки от своего паха и так же весело говорит, что до квартиры осталось совсем чуть-чуть.

Щелкает замок. Дверь открывается. Девушка, пьяно пошатываясь, заплывает в квартиру. Ксандр идет следом. Не отпускает ее, держит крепко за талию, кивает сидящему на диване Тилю и требует, чтобы он их не беспокоил.

Глаза мальчишки, полные слез, смотрят прямо в душу. Трясущиеся губы, которые могли бы часами дарить блаженство, истерзаны в кровь. Его боль такая сильная, что, кажется, ее можно почувствовать, если остаться рядом чуть дольше.

«Прости, Тиль, но все это только ради тебя».

Девушка настойчива, податлива, опытна. Но все ее ласки ничто в сравнении с простыми объятиями Тиля. С его легкими, почти невесомыми поцелуями...

«Хватит! Забудь! Отвлекись! Тем более рядом уже есть доступное тело».

Ксандр несильно подтолкнул девушку к кровати и навис над ней.

Жаркий, страстный поцелуй. Одежда летит в сторону. Горячее тело принимает его в себя...

И никакого удовольствия.

Секс не приносит радость, оргазм не дает нужной разрядки, и только тяжелый глубокий сон помогает забыться и не думать о том, кто, возможно, до конца жизни не забудет испытанную сегодня боль.

***

Тиль не знал, сколько просидел, пялясь в одну точку на алой как кровь двери в комнату Ксандра. Прошел ли час или целая жизнь, время утратило для него важность. Вся жизнь потеряла смысл.

И вот ради этого он терпел и пытался жить? Ради того, чтобы Ксандр так жестоко наказал его?

- Я ведь люблю тебя, - дрожащим голосом шептал парень, не в силах сдвинуться с места, не в силах заткнуть уши, чтобы не слышать, сладострастные стоны за тонкой стеной. - Ксандр, я люблю тебя. Прекрати это. Не мучай меня.

Но девушка кричала все громче, звала мужчину по имени, просила еще и еще, и Тиль не выдержал. Бросился в свою комнату и закрылся там, понимая, что его трясет от боли, от беспомощности, от отчаяния... понимая, что просто умрет сейчас от разрыва сердца.

Да только плакать почему-то не получалось.

Рыдания рвались наружу, но у него в душе словно стоял какой-то блок, мешающий облегчить свое состояние.

Он стоял у окна, всматриваясь в огни ночного города, и медленно умирал, понимая, что больше не пойдет в школу, что больше не заговорит с Ксандром, что больше никогда и никому не будет улыбаться.

А потом раздался звонок на домашний телефон. Тиль поднял трубку и услышал на другом конце знакомый мужской голос:

- Прости, что разбудил, Тиль. Это господин Айвер. Мой сын дома? Он не отвечает на звонки.

- Нет, - сдавленно ответил парень, понимая, что не сможет войти в ту спальню и позвать Ксандра. - Он в клубе, но, наверное, скоро вернется.

- Хорошо. Как только он придет, собирайтесь оба и без промедления приезжайте в нашу семейную клинику.

- А что случилось? Вам плохо? – спросил Тиль, понимая, что ему, возможно, придется пересилить себя и позвать мужчину.

- Нет, Тиль. Плохо не мне. - Отец Ксандра замолчал ненадолго и тихо проговорил: - Твоя мама перенесла инфаркт. Не стану врать, ей очень плохо. Врачи делают все возможное, но она может не дожить до завтрашнего вечера.

- Что? – спросил Тиль в одночасье охрипшим голосом и внезапно осознал, что сидит на полу. - Господин Айвер, с мамой что... она умирает?

- Тише, Тиль. Пока еще ничего неизвестно. Здесь лучшие доктора. Специалисты. Не бойся. Дождись Ксандра, и приезжайте. Не расстраивайся, все еще, может быть, образуется.

- Дождаться?..

Тиль повернул голову и посмотрел на дверь в спальню, где уже было тихо.

Дождаться Ксандра? Он так долго ждал, а получил только боль. Он не хочет больше ждать этого человека.

Попрощавшись с мужчиной, Тиль еще долго смотрел на телефонную трубку, борясь с диким воплем, рвущимся из груди. Если мама умрет, он этого не вынесет.

Он никому не нужен. Ни обществу, ни Ксандру. А единственный человек, который его любит, умирает.

Господи, за что? Что он сделал такого ужасного, что его так мучают? «Не расстраиваться?» Как не расстраиваться? А если мама умрет, а он так и не попрощается? Что тогда будет?

Тиль стащил телефон со стола и набрал номер Оскара. Но в ответ услышал только длинные гудки, а потом бездушный голос оператора, предлагающий оставить голосовое сообщение. Тогда Тиль позвонил Ричарду, и, к своему счастью, услышал его бодрый, но немного вальяжный голос.

- Резиденция короля Ричарда хрен знает какого по счету слушает!

- Это Тиль, - срывающимся голосом проговорил парень в трубку и проскулил, начиная тихонько плакать: - Пожалуйста, Ричард, мне нужна ваша помощь. Мне больше некому позвонить. У меня больше никого не осталось. Пожалуйста, я у Ксандра дома...