— Может, выключишь эти крики наконец?

Я только хмыкаю в ответ. Может, музыка и правда на крики смахивает, но сейчас мне искренне плевать на ассоциации. Снова перематываю воспоминание на начало и стараюсь сконцентрироваться на нём, чтобы не слышать ничего лишнего.

— Если ты не заметил, мне сейчас немного не до тебя, — собственный голос едва различим среди множества чужих. — Дай хотя бы до вечера дожить.

— Это важно, Авраам, — возражает Просвет, я на секунду улавливаю его недовольство в воздухе.

— Ты бы тогда ещё вчера связался со мной через нити. Из тебя очень плохой лжец.

Но всё равно нехотя собираю себя по кусочкам, чувствую, как миллионы голосов становятся отчётливее и громче, давят на разум с новой силой. Кривлюсь, жмурю все пятнадцать глаз, заново привыкая к их наличию, и дёргаю крыльями, получше закрываю ими лицо. После медленно потягиваюсь, скриплю несмазанными шестернями в опять появившихся суставах и сажусь в кресло, в котором растворился пару часов назад. Чувствовать тело в этом облике неприятно, намного лучше превратиться в размытое пятно света и лениво слушать мысли людей. Днём только в таком состоянии и можно существовать.

— Так о чём ты хотел поговорить? — спрашиваю негромко, после прочищаю горло и медленно облизываюсь: кожа на губах сухая и твёрдая, неприятно колет язык; вечный шрам, изуродовавший мне пол-лица, снова жжётся.

Просвет молчит, сидит неподвижно, будто хочет исчезнуть. Даже не придумал, с чего вдруг решил заявиться ко мне в самый неподходящий момент?

— Знаешь, иногда ты невыносим, — наконец вздыхает он и замолкает, а у меня дёргается крыло.

— Это — всё? — проговариваю медленно, практически по буквам, и сжимаю подлокотник, протыкая ткань когтями. — Ты просто хотел передать мне мнение Отца и Матери?

— Нет, — мотает головой Просвет и тянется к своей повязке на глазах. — У меня давно назревала к тебе пара слов.

Я замираю и внимательно смотрю, как смуглая кожа Просвета постепенно бледнеет, пока не становится совершенно белой, похожей на мрамор. Он проводит пальцами по ткани, колеблется несколько секунд, но всё же зарывается пальцами в угольно-чёрные волосы и после короткой возни убирает её с лица. Я впервые вижу его глаза, вглядываюсь в них и не верю: в пустоте глазниц призрачными огоньками светятся белые зрачки. Оба провидящие. Для Просвета всё и правда должно выглядеть совершенно иначе. Это и есть дар Времени?

— Я… Хочу быть откровенен. Могу ли я рассчитывать на взаимность?

До меня не сразу доходит смысл вопроса, и я непонимающе наклоняю голову, продолжаю разглядывать Просвета. Он же указывает на своё лицо и щурится. Выжидает. Я замираю на пару секунд, после медленно киваю и распахиваю крылья. Свет неприятно режет глаза — приходится проморгаться, чтобы привыкнуть.

Раздражение сменяется интересом, когда Просвет осторожно делает пару шагов навстречу и берёт меня за руки. Тёплая кожа на ощупь напоминает глину, мои когти без проблем оставляют в ней глубокие следы, но в воздухе не появляется запах крови, а царапины быстро исчезают, будто никогда и не появлялись. Любопытная особенность.

— Рядом с тобой я чувствую себя человеком, — шепчет Просвет, смущённо улыбаясь. — Пожалуйста, продолжай.

Я снова застываю, мысленно ещё раз повторяю услышанное, после ухмыляюсь и притягиваю Просвета к себе, вынуждая сесть мне на колени. С птичьими ногами неудобно, но сейчас можно и потерпеть. Довольно урчу, жмусь ближе, впиваясь когтями в открытые плечи, и с удивлением чувствую тёплые руки одновременно на груди и у крыльев. Просвет выглядит расслабленным и очень довольным, по-хозяйски гладит перья, при этом не давая мне двинуться. Замечаю, что теперь над его чёрными глазами красуется третий, больше всего похожий на человеческий. Слишком много сходств для простого совпадения.

— При рождении меня назвали Шивой, — Просвет отвечает раньше, чем я успеваю спросить. — После Перерождения я получил его образ.

— Практически бог, — чуть усмехаюсь, пока озвучиваю мысль.

— Все Хранители практически боги, — хмыкает тот и наклоняется к моему лицу, чтобы наши губы почти соприкасались. — Позволишь мне быть человеком, пока мы вдвоём?

— Конечно, — соглашаюсь без раздумий и прижимаю Шиву к себе, наконец чувствуя его целиком.