Мы так и продолжаем лежать в лесу, пока не засыпаем. Просыпаюсь от несильного удара по лбу. Что за?.. Открываю глаза и вижу белку — сидит на суку и деловито смотрит на нас своими чёрными глазёнками, мол, что разлеглись под моим деревом? Рома, дважды удовлетворённый за один день, крепко спит у меня на груди. Мой котёнок… Вытаскиваю руку из-под его спины и поднимаю жёлудь, которым прилетело по лбу. Вот ведь белка-проказница! Ладно, нам и правда пора собираться… Отбрасываю жёлудь в сторону и принимаюсь будить Рому. Тот нехотя разлепляет глаза, щурится от света.

      — А?..

      — Вставай, солнце, — улыбаюсь и взъерошиваю ему волосы. Рома приподнимается и смотрит сперва на моё голое хозяйство, а затем на своё.

      — Мы что, спали раздетыми?

      Смеюсь и спрашиваю, что его не устраивает.

      — Нет-нет, всё нормально, просто… О-у-у-эх… — Рома спросонья чешет голову и зевает. — Не думал, что отрублюсь прямо так…

      Для меня в этом нет ничего удивительного. Рома вымотался и устал за бесконечно долгий день. Сперва физическая нагрузка, а затем ещё и моральная… Вдобавок его юный организм впервые испытал что-то новое, что-то, с чем никогда не сталкивался ранее. Одно дело — дрочить по тихой грусти, получая дешёвое и сердитое удовольствие, а другое — заниматься полноценным сексом с другим человеком, дарить и получать эмоции, обмениваться физиологическими жидкостями… Неудивительно, что мальчику требовался отдых и перезарядка. Да и мне тоже надо было передохнуть — я валился с ног, пройдя с Ромой весь этот нелёгкий путь. Вздремнуть на природе было по-своему прекрасно, это даже отдавало лёгкой романтикой, но хотелось уже по-нормальному отдохнуть дома, в мягкой уютной постели…

      Натягиваем одежду и идём к машине. Рома уже привычно садится на пассажирское кресло и регулирует сиденье под себя; я же занимаю водительское место, завожу двигатель и в очередной раз ловлю себя на мысли, как сильно я привязался к Роме. В тот раз я не врал — я и в самом деле не могу без него… Хочу каждый день видеть его рядом с собой, слышать его голос, ощущать тепло его гладкого тела… Поэтому, когда Рома сам разувается и кладёт грязные стопы на панель, я ласково глажу ему ноги и говорю: «Молодец». Рома умный, он быстро учится, схватывает на лету. Я вижу, как постепенно меняется его характер. Неприлично робкий поначалу, Рома с каждым шагом становится всё более свободным, более раскованным, более естественным. Думаю, это именно я меняю Рому, ублажая его ртом и задницей, обслуживая ему ноги… Но самое главное — я даю ему надежду. Надежду на добро в этом мире, надежду на светлое будущее, шанс начать всё сначала. И теперь мы едем в то место, где для Ромы начнётся новая жизнь… Да и моя теперь заиграет свежими красками… Проезжаем мимо гостиницы, в которой вчера прятались от грозы. Интересно, стало ли неприятным сюрпризом для управляющей найти мятое покрывало в сперме в шкафу? А с другой стороны — на что она рассчитывала, выделяя эту комнату в качестве «комнаты для молодожёнов»? Сама же разрекламировала, так что пусть теперь не удивляется… Когда гостиница остаётся далеко позади, Рома спрашивает:

      — Саш, а ты правду говорил про связи, про людей, которые за тебя, ну-у… пасть порвут?

      Пытаюсь вспомнить, когда это я рассказывал такие страшилки… А, когда мы выходили из барака, что ли? Так я всего лишь хотел припугнуть алкашей! «Пасть порвут», забавно… Фыркаю от смеха:

      — Хех, нет, конечно, Ром. Ну какие люди, какие связи? Все мои «связи» ты сегодня и сам видел — они старые и брюзжащие.

      Рома хмыкает.

      — Забавно… А эти, кажется, поверили…

      Судя по салонным часам, мы проспали пару часов, и теперь солнце опустилось, знаменуя собой багровый закат. Опускаю козырёк, чтобы оно не било так сильно в глаза.

      — Ну и хорошо, что поверили, значит, удалось повесить лапшу на уши…

      — Знаешь, а я тоже сначала думал, что ты того… бандит, — признаётся Рома.

      — Правда, что ли?! А-ха-ха-ха! — смеюсь.

      Рома приподнимает попку и поправляет яички сквозь шорты.

      — Ну а чего? У тебя такая крутая тачка…

      — Бандитская? — уточняю.

      — Ну да…

      — Нет, Рома, она не бандитская, она кредитная!

      Оба хохочем: я — громко, а Рома потише. Утираю слезу от смеха. Крутая и кредитная — два в одном! А я — бандит с большой дороги… Ну какой из меня бандит, в самом деле? Бандиты — это те, кто впарил мне кредит с такими процентами. Менеджеры из автосалона, все эти «галстучки». Увидели меня, молодого раздолбая с горящими глазами, и как следует присели на уши. Теперь приходится отдавать каждый месяц половину зарплаты, а впереди ещё три года выплат! Плюс запчасти, плюс ремонт… Приходится крутиться, как белка в колесе ради своего жёлудя. А теперь ещё и ради Ромы… Но если на машину мне, в принципе, пофигу — не смогу расплатиться — да и чёрт с ней, то ради Ромы я готов крутиться с утроенной силой, несмотря ни на что. А ему теперь не даёт покоя моя машина — он рассматривает её, щупает, трогает, нажимает на кнопки на панели, спрашивает, какая за что отвечает… Объясняю ему всё, что помню, чувствую себя менеджером по продажам, гляжу в горящие глаза перед собой… Может, передать её Роме, а самому пересесть на что подешевле? «Вот тебе, Ромка, крутая бэха, гоняй, будешь королём дороги… А, и это самое… Ты теперь в финансовом рабстве на три года, не обессудь…» Решаю включить музыку, и разговор плавно перетекает в звуковую тему.

      — Сколько-сколько динамиков? — возбуждённо переспрашивает Рома.

      — Двадцать четыре. Вот, зацени, — выкручиваю трогательную «Rammstein — Fruhling in Paris» погромче. От звука буквально сносит крышу.

      — Вот это мощность! Охренеть можно! — орёт Рома. Делаю потише.

      — Это даже не половина громкости!

      — Чего? Половина? Офигеть! У меня аж уши заложило! — Рома массирует свои ушки ладонями.

      — Извини, я не хотел…

      — Да ничего, сейчас пройдёт… Дашь порулить?

      — А у тебя права есть?

      — Не-а. — Рома ожидаемо качает головой.

      — Ну, вот как запишем тебя в автошколу и научим водить, так сразу и дам… А до этого можем лишь выезжать за город по выходным и тренироваться где-нибудь в тихом местечке…

      — С заходом в лес? — с улыбкой уточняет Рома.

      — Конечно! — усмехаюсь.

      Сзади раздаётся рёв мотора, и мимо нас на бешеной скорости проносится мотоциклист. Рома вытягивается и провожает удаляющееся тёмное пятно восторженным взглядом:

      — Ва-а-ау! Вот это зверь! Ты видел, Саш?

      — Видел-видел, — отвечаю, не разделяя восторга Ромы. Носится как угорелый… А если бы я его не заметил и дал руля влево, объезжая очередную ямку?

      — Классно, скажи?

      — Да, что-то есть в этом такое… — занимаю нейтральную позицию, чтобы не расстраивать Рому. В конце концов, позади нас лежит байкерская жилетка его отца — своего рода дань уважения мотоциклетной тематике… Рома перестаёт вглядываться в исчезающую в клубах пыли точку и оборачивается ко мне:

      — Саш, твоя тачка клёвая, конечно, но, если честно, я мотоцикл водить хочу… Папа давал посидеть на своём байке, разрешал потрогать… У него ещё были такие огромные колёса и сумка сбоку, а шлем папа всегда вешал на большой хромированный руль… И я так хочу… Это у меня в крови — быть таким же, как он, мчать навстречу ветру и… — мечтает Рома, но я его перебиваю:

      — Сперва подрасти, выучись на права, а потом посмотрим.

      Ох, Рома, Рома… Мотоцикл — вещь крайне опасная. От скорости вперемешку с ощущением свободы легко сносит крышу, что приводит к печальному исходу. Свою лепту в невесёлую статистику вносят и дороги плохого качества, и ошибки других водителей, и погодные условия… Сколько мотоциклистов разбивается каждый год? Каждый второй венок или крест на обочине трассы установлен в память о погибшем байкере и о его павшем железном коне… Если я разрешу Роме сесть на мотоцикл, а с ним что-нибудь случится, я в жизни себе не прощу! Нет, я вообще не хочу, чтобы он ездил на этой штуке! Я готов свою BMW на него переписать, пусть только побережёт своё здоровье и мои нервы… Ладно, об этом мы с ним поговорим потом… Как минимум через пару лет…

      А мы тем временем уже на въезде в город, минут через двадцать будем на месте. Останавливаемся на светофоре. Краем глаза замечаю, как водители и пассажиры других машин поворачивают на нас головы: гладкие загорелые ноги Ромы здорово привлекают внимание. А им не видно, кто это — Рома сам по себе невысокого роста, так ещё и лежит в кресле почти на уровне пола. Стоящая справа «восьмёрка» начинает газовать на месте, привлекая внимание. Оборачиваюсь — двое молодых парней улыбаются и пялятся на ноги Ромы. Один из них подмигивает мне, а другой показывает большой палец и что-то орёт. Мои окна закрыты из-за работающего кондиционера, а тот парень всё равно кричит, надрывается. Любопытство берёт верх, приспускаю стекло со стороны Ромы.

      — Классная деваха, бро! — доносится до ушей.

      Усмехаюсь, качаю головой и закрываю окно. Загорается зелёный. «Восьмёрка» рвёт с места с пробуксовкой и вырывается вперёд, едва не вылетая на встречку. Ну, вот вам и пример срыва башни на дороге. Мне знакомо это — по молодости тоже любил гоняться и даже пару раз гонялся на бэхе, а сейчас… Сейчас со мной едет мой любимый человек, и отныне я не могу неоправданно рисковать его и своей жизнью, нет… Теперь я езжу размеренно и наслаждаюсь каждой минутой, что мы проводим вместе. Рома приподнимается на сиденье и вытягивает мордашку.

      — Что за деваха?

      — Нет, это они перепутали тебя с…

      Рома недовольно фыркает:

      — Вот бараны… Я что, похож на девушку?

      — Да нет…

      — А тогда чего они тупят?

      — Ну, они видели только твои прекрасные ножки, малыш. Твои сладенькие гладкие ножки, мои любимые…

      Рома сжимает и разжимает пальчики на ногах, смотрит на них, затем оборачивается ко мне:

      — Тебе и правда так сильно нравятся мои ноги?

      — Ты же уже спрашивал, малыш.

      — Я не помню, что ты ответил…

      — Конечно, нравятся. Красивые ножки нравятся всем…

      — Да? Хм, я думал, всем больше нравятся… — Рома осекается, стоит мне обернуться к нему с любопытством.

      — Ну же, продолжай, малыш, — прошу его.

      — …ну-у, я думал, всем нравятся сиськи и задницы, это же логично! — заканчивает мысль Рома.

      Я смеюсь.

      — А-ха-ха-ха, в каком-то смысле ты прав, безусловно. Но количество, эм-м, фетишей зачастую не ограничивается парой-тройкой…

      — Фе… как ты сказал? — переспрашивает Рома.

      — Фетиш? Это… блин, как бы тебе объяснить… — пытаюсь подобрать слова. — Например, то, что мне нравятся твои ножки — называется фут-фетишем, от английского «фут» — нога, а…

      — Хм, прямо как «футбол», — замечает Рома.

      — Да, именно, — фыркаю от смеха. — Только там нога и мяч, а тут нога и… удовольствие…

      — Кажется, я понял! Фетиш — это когда что-то прям очень-очень нравится?

      — Именно. Поэтому мне так сильно нравятся твои ножки… Нет, твоя попка и член тоже хороши, и всё остальное, но ноги — это моя главная слабость, малыш…

      — А-а-а, окей… А почему так?

      — Почему что?

      — Ну, почему тебе нравятся именно ноги, а не задница, например?

      Рома меня прямо озадачивает, и приходится нырнуть в далёкие воспоминания в поисках ответа.

      — Ну-у, я не могу точно тебе сказать, от чего это зависит и есть ли в этом закономерность, но… лично я почувствовал тягу к ногам ещё в детском садике. Мне нравилось во время тихого часа высовывать свои голые ступни из-под одеяла, и мне нравилось, что другие могли их видеть…

      — Ни фига себе. — Рома криво улыбается и смотрит на меня с неким азартом в глазах.

      — Да… Потом в школе было то же самое на уроках… И чем старше я становился, тем больше открывал для себя разных фетишей, но этот — самый первый, связанный с оголёнными ступнями — он мой самый любимый…

      — Саш, а тебе нравится, когда тебе ласкают и лижут ноги, трутся о них… членом? — почти без стеснения спрашивает Рома.

      — Ну, как тебе сказать, малыш… Наверное, мне больше нравится обслуживать твои ножки и ловить от этого кайф…

      — Хм, — загадочно хмыкает Рома, после чего неожиданно протягивает ногу ко мне и гладит ступнёй моё предплечье. Его грязная после лесных прогулок стопа гладит мою руку от кисти до плеча, пальчик игриво приподнимает рукав футболки. О боги, Рома осмелел и начал проявлять инициативу! Надо это поддержать, показать ему, что это правильно! Обнимаю его ногу и глажу её, попутно слежу за дорогой. Чувствую, как большой пальчик тыкается мне в губы, и тут же слышу тихий, но настойчивый голос Ромы:

      — Пососи…

      Меня долго уговаривать не надо! Открываю рот и послушно сосу пальчик, тщательно вылизываю его и массирую губами. И всё это на виду у других участников дорожного движения! Один замечает и спешит побыстрее проехать, другой тыкает пальцем и внимательно разглядывает, регистраторы встречных машин снимают это дело на камеру, и, вполне может быть, завтра эти кадры всплывут в интернете, и все узнают… А, плевать! Я человек не гордый, могу и посмотреть на себя со стороны. Чувствую, как пальчик начинает делать такие же движения, как тогда, во время минета — двигается туда-сюда, трахая меня в рот. Слышу, как Ромка тихонько постанывает. Выпускаю обслюнявленный палец изо рта и оборачиваюсь на мальчика — глаза прикрыты, ноги расставлены, шорты вздыбились из-за стояка… Заметив, что я перестал сосать, он приоткрывает глаза:

      — Почему ты остановился?

      — Да вот, заметил кое-что, — улыбаюсь и показываю Роме на его шорты. Он опускает взгляд.

      — Оу… Кажется, я тоже начинаю ловить кайф от этого твоего фут-фетиша…

      — Это же прекрасно, малыш. — Беру его ступню и целую взасос в самое чувствительное место — посередине, там, где кожа тоньше всего. Рома выгибает ступню и растопыривает пальчики от удовольствия.

      Мы въезжаем в город под вечер, в час пик. На тесных улицах, сплошь и рядом усеянных светофорами и пешеходными переходами, нужен глаз да глаз. Объясняю это Роме и нехотя оставляю его ножки в покое. Тогда он кладёт их мне на колени, не давая расслабиться моему стоячему члену, и таким образом мы проезжаем остаток пути до моего дома. Хотя дом — это громко сказано. У меня всего лишь квартира. Однокомнатная, в современной новостройке, но всё-таки квартира — лишь кусочек жилплощади среди множества других, а не свой собственный дом где-нибудь у леса, вдалеке от шума, суеты и надоедливых соседей. Стоим у гипермаркета на светофоре. Отсюда я вижу верхнюю половину своего дома — огромная громадина из светлого бетона возвышается над остальными сооружениями в округе. Громадина в тридцать этажей! Я заселился на третьем — не люблю высоту, к тому же, помня, как часто ломался лифт в старом доме, решил подстраховаться и выбрал наиболее практичный вариант. Слишком низко — будет слышно всех, кто во дворе, повыше — придётся больше топать по ступенькам в случае поломки лифта… Стопа Ромы прислоняется к моему животу и ласкает его пальчиками.

      — Долго ещё?

      — Нет. Вон, посмотри, — показываю пальцем. — Видишь вон тот большой светлый дом? Нам туда.

      Рома вытягивает шею, кивает и начинает обуваться. Въезжаем во двор, подъезжаем к дому. Он всё ещё в процессе заселения жильцами, поэтому у нас пока нет ни шлагбаумов, ни каких-то выделенных стоянок. Я привык ставить своё авто прямо в «кармашке» у подъезда. Помню, поначалу у нас были тёрки за это место с одним конфликтным мужиком на Infinity, но потом я провёл небольшое расследование и выяснил, что тот вообще жил не в нашем доме, а в другом, через пару улиц отсюда. Стоило ткнуть его носом в доказательства, как его пыл резко охладел, а потом он и вовсе куда-то пропал. Заглушаю двигатель, вынимаю ключ, оборачиваюсь к Роме:

      — Ну, вот мы и приехали. Пойдём в твой новый дом?

      — Угу…

      Рома уже надел кроссовки и кофту и сидит с жилеткой в руках. Его высохшие трусы торчат из кармана кофты. Открываю дверцу и только собираюсь выходить, как Рома зовёт меня. Задерживаюсь.

      — Да, Ром? — Впервые за долгое время замечаю смущение на лице у мальчишки.

      — А ты живёшь… с родными?

      — Нет, мои родные живут в другом городе, Рома. Не переживай, тебе нечего стесняться, — улыбаюсь и глажу его по щеке.

      Он меняется в лице, и теперь на меня снова смотрит тот озорник, которого я знал, которого я изо всех сил раскрепощал, даря ему любовь, тепло и ласку… Рома берётся рукой за моё запястье и ласково гладит его.

      — Значит, нам никто не помешает?

      — Абсолютно никто… Только ты и я, малыш, только ты и я… — зачарованно произношу вслух то, что уже долгое время вертелось в голове. — Ты рад?

      — Саш… — Рома заставляет меня опустить руку ему на грудь. — Слышишь это учащённое «бом-бом, бом-бом, бом-бом»? Это не просто радость… это счастье!

      — Это восхитительно, мой дорогой!

      Не убираю руку, наслаждаясь тем, как весело бьётся молодое сердечко Ромы. Мы сидим и наслаждаемся друг другом, а затем Рома откладывает жилетку и… внезапно бросается ко мне на колени, садится на мои оттопыривающиеся джинсы, упирается своими оттопыривающимися шортиками мне в живот, прижимается ко мне всем телом и заставляет откинуться назад, обхватив мои плечи руками и облизывая мои губы. Приходится прикрыть дверцу и отодвинуть сиденье назад, чтобы Ромина попка влезла между мной и рулём. Мы с жаром целуемся: наши языки переплетаются, поочерёдно исследуя зубы, нёбо, щёки с внутренней стороны… Мой малыш снова позволяет проникнуть в себя языком, а я пользуюсь этим, стараюсь показать Роме, как надо, а затем даю ему аккуратно повторять за мной. Обхватываю его язык губами и посасываю, а он проделывает то же самое. Наша слюна смешивается, наши вкусы сливаются воедино. Я был в нём, а он во мне… Постанывания Ромы, его жаркое дыхание, его копьё, упирающееся в мой живот… Его промежность прямо на моём члене, нас отделяет лишь тонкая тканевая перегородка. Глажу его ягодицы, а он трётся членом о мой живот сквозь футболку. Мы обнимаемся на самом видном месте, не обращая внимания на вечерних гуляк. Рома задирает мою футболку и приспускает свои шорты, чувствую его горячий влажный стержень оголённым животом… Снова истекает смазкой, мой хороший… Он отрывается от моих губ и шепчет мне на ухо:

      — Сними их, они мешают…

      Рома приподнимается на мне, а я спускаю с него шортики. Теперь он опирается голой попкой на руль, светя ею на весь двор — машина стоит задним бампером к подъезду, а передним — ко двору. А я не отрываю глаз от его достоинства — стоит как в первый раз, а ведь мой мальчик сегодня уже кончил два раза, но, несмотря на это, просит ещё ласки, мой ненасытный… Рома снова садится мне на коленки, и мы продолжаем целоваться. Разгорячённый член скользит по мне — Рома трётся им о меня, размазывает мне по животу своё предсемя, а я и не против. Просовываю руки под футболку, глажу его спину. Рома отрывается и просит:

      — Поцелуй взасос, как тогда… — и подставляет мне шею.

      Целую, засасывая его кожу. Он закрывает глаза и тихонько постанывает от наслаждения. Его дрожащий член, весь скользкий от смазки, перестаёт таранить мой живот. Перемещаю руку с его спины на твёрдый сосок, поглаживаю его, пощипываю и оттягиваю.

      — А-а-ах, — срывается с губ Ромы.

      Ставлю ему второй засос и ласкаю другой сосок. Его ногти впиваются в мои плечи, он выгибает спину и суёт мне свой разгорячённый орган, словно намекая, чтобы я им занялся. Обхватываю крепкий ствол рукой, продолжая гладить соски. Рома берётся неистово вылизывать мне лицо: лоб, щёки, нос, подбородок, а я дрочу его прибор, наслаждаясь судорожным дыханием своего мальчика. Моё лицо уже мокрое от его слюны, а он старается, всё лижет и лижет… Его хватка постепенно становится всё сильнее, Рома напрягается всем телом, и до моих ушей долетает его дрожащий от возбуждения голос:

      — А!.. Быстрее! Быстрее!.. А! А-а-а-а…

      Вот так вот, значит — мне надо пожёстче, а ему побыстрее… Делать нечего, приходится ускорить темп. Рома выгибает спину и изливается мне на грудь, на живот. Его руки так крепко прижимают меня к себе, кажется, что вот-вот придушат… Но я терплю и позволяю своему мальчику насладиться всей прелестью оргазма. Выдрачиваю Рому досуха, до последней капли, затем беру пальцем его живительный сок со своего живота и обсасываю, ощущая знакомый вкус на губах. Судороги отпускают Рому, и он устало ложится на меня. Теперь его футболка на моём животе, а в салоне снова характерно пахнет спермой. Лежим, отдыхаем у прохожих на виду… Прямо как в той песне из «Чебурашки»… Кажется, наше небольшое представление вызвало постороннее внимание, но кому какая разница? Главное, что Роме хорошо, он получил желанную разрядку…

      — Са-а-аш? — тянет пришедший в себя Рома.

      — Да? — спрашиваю, не переставая гладить его по обнажённым ягодицам.

      — Давай я тебе пососу, что ли…

      Окидываю взглядом тех немногих, кто видел наше занятие, понимаю, что не смогу расслабиться под их неусыпным контролем.

      — Обязательно, Рома. Но давай, пожалуй, дома… Ну, пойдём?

      — Ага, пойдём…

      Он нехотя слезает с меня в липкой от семени футболке и надевает шорты, а я опускаю футболку на своё липкое тело и выхожу из машины. Джинсы сильно оттопыриваются, в трусах влажно… Да-а-а, с Ромой моя сексуальная жизнь теперь будет проходить намного активнее и разнообразнее. Захлопываю дверцу, подхожу к капоту, кладу руку на горячий металл и тихо произношу:

      — Спасибо, моя ласточка.

      Это часть моего ритуала — по приезде домой благодарить свою машинку за то, что возит меня в целости и сохранности от точки до точки практически каждый божий день. А вчера и сегодня она познакомилась с юным пассажиром, который стал частью моей семьи, и не подвела нас с ним ни разу, за что я тоже ей благодарен. Эх, жаль только, что из-за грязи цвет стал не чёрным, а каким-то… серо-коричневым… Надо будет помыть мою малышку на следующих выходных и заказать химчистку салона — моё сиденье пропиталось спермой, а сзади валялись жирные коробки из Макдональдса… Рома выходит покачиваясь, с оттопыренными шортами.

      — Всё взял? — уточняю, прежде чем закрыть машину и оставить на ночь.

      — Да. — Он показывает жилетку.

      Ставлю бэху на сигнализацию, открываю тяжёлую металлическую дверь и пропускаю Рому вперёд. Нас встречает приятная прохлада подъезда — по углам работают кондиционеры. Проходим мимо почтовых ящиков, подходим к лифту, нажимаю кнопку.

      — А мы не застрянем в этой штуковине? — с тревогой спрашивает Рома.

      — С тобой я готов застрять где угодно… — подмигиваю ему.

      — Нет, ну а серьёзно, Саш? Мне жутко от одного только вида этих дверей… — Рома с опаской касается пальцем холодной хромированной створки.

      Охотно признаюсь Роме, что и сам временами боюсь подзастрять, и предлагаю пойти по лестнице. Рома соглашается, пропускаю его вперёд, чтобы лишний раз полюбоваться видом его аппетитных ягодиц. На ногах и на одежде Ромы пыль, кое-где видна вчерашняя засохшая грязь — он ведь не мылся с момента нашей встречи, а сегодняшняя уборка в кабинете мало чем помогла — вода лишь размазала грязь. Добираемся до третьего этажа, я прохожу к своей двери, а Рома отстаёт и оглядывается вокруг. На моём этаже заселены пока только две квартиры из четырёх; в той, что на другом конце коридора, живёт молоденькая соседка по имени Алиса — студентка, чуть постарше Ромы. Мы с ней заселялись в один день, помню, я тогда помогал ей занести кое-какие вещи в квартиру, а через пару месяцев мы уже вместе встречали Новый год. В последний декабрьский день того года я чувствовал себя особенно одиноким и несчастным, сидя в полупустой квартире, а у Алисы проходила вечеринка: на тот момент она как раз закончила ремонт и перестановку и пригласила друзей. Сказать по правде, поход к девчонке мало на что повлиял, но тогда я хотя бы отвлёкся от грустных мыслей и нажрался как свинья, первый раз в жизни. Проснулся лишь ближе к вечеру первого января, с чьим-то лифчиком в руке, да так и забрал с собой, как трофей… Но это всё в прошлом, теперь я никогда не буду чувствовать себя одиноким с Ромой, а мою квартиру всегда будет наполнять безграничная любовь и ласка…

      Открываю массивную дверь, приглашаю Рому:

      — Добро пожаловать в моё гнёздышко, дорогой! Чувствуй себя как дома!

      — Ух ты…

      Рома заходит, вытирает ноги о коврик и останавливается на пороге, крутится вокруг своей оси, пытается всё рассмотреть. А рассматривать есть что, несмотря на незаконченный ремонт: шикарный ламинат янтарного цвета плавно перетекает в гостиную, отделанную в светло-серых тонах, а из неё на кухню ведёт полукруглая арка с колоннами на греческий лад. С порога просматривается вся квартира, и Рома разглядывает моё жилище, словно заворожённый, а потом замечает себя в огромном зеркале в прихожей и кокетливо поправляет чёлку.

      — Ну что, нравится? — Закрываю дверь и бросаю ключи на полку.

      — Спрашиваешь?! Да тут так классно! И столько места! Я будто во дворец попал!

      — Спасибо, приятно слышать… Ну, разувайся, проходи. Всё моё — теперь твоё, Рома. Прошу.

      Сбрасываю обувь и вешаю куртку на вешалку. У меня везде постелены тёплые полы — ходить босиком можно даже зимой, проверено. Единственное — может попадаться мелкий мусор, всякие там крошки… Не всегда есть настроение убирать самому или запускать робота… Смотрю, как Рома снимает кроссовки, как его голые ступни касаются пола моего жилища. Хочу видеть это каждый день и слышать, как он шлёпает босыми ногами по всему дому…

      — Давай уберу жилетку, Ром, — протягиваю руки. Он отдаёт и заворожённо смотрит на телевизор в гостиной. Я как раз собираюсь идти туда, зову Рому с собой.

      — Вот это да! Какой огромный телек! — восклицает Рома и идёт к нему. Аккуратно вешаю жилетку на спинку кресла в углу и оборачиваюсь: мальчишка согнулся напротив телевизора и пытается обхватить его за края, но ему не хватает длины рук.

      — В магазине были ещё больше, представляешь?

      — Офигеть! Куда ж ещё больше-то?!

      Обхожу диван с незаправленной постелью и подхожу к Роме.

      — Ну, пойдём покажу тебе кухню… Ты, наверное, голоден?

      — Не, я после бургеров ещё долго есть не буду… Только пить хочу.

      — О, я как раз тоже высох. Давай попьём чаю.

      Проходим на тёмно-зелёную кухню. Она заметно поменьше гостиной и не отделана до конца, но Рома всё равно удивляется:

      — Какие же у тебя высокие потолки! Тут всё такое огромное, Саш!

      — А ты — моё огромное счастье, Рома. — Целую его в кончик носа. Он хихикает и светится от радости. Подвожу его к раковине, моем руки — я первый, Рома ждёт. Вместе с мылом с рук смывается чёрная грязь — ну и умотались мы с Ромой сегодня! Как с завода… Хотя так и есть — мы же приехали с моего завода!

      — Значит, я могу жить с тобой и пользоваться всем этим? — спрашивает Рома, оглядываясь на предметы интерьера.

      — Конечно, Ромик. Ты теперь мой парень, а я твой! Будем жить как полноценная семья, будем преодолевать трудности и любить друг друга… Кстати, у меня тут кухня кое-где не доделана, буду рад, если поможешь выбрать цвета и материалы…

      — Ничего себе… — Рома немного теряется. — Я… я с радостью помогу тебе, н-но, Саш, я же ничего не понимаю в этом…

      — Я тоже в этом мало что смыслю. Но не зря же говорят, что одна голова — хорошо, а две лучше, верно? — улыбаюсь и протягиваю мыло Роме. Тот соглашается, берёт мыло и торопливо моет руки, разбрызгивая воду.

      — А покажешь робота? — зачарованно просит Рома, вытирая руки о полотенце, которое я ему подаю.

      — А вон он, стоит в углу, — киваю в угол кухни. Там, под батареей, стоит зарядная станция, в которой заряжается мой малыш-Мойдодыр. Рома спешит к нему.

      — Ух ты, и правда такой маленький… — Он пробует его на вес. — Ой, слушай, а он тяжёлый…

      — Да, не лёгкий, — соглашаюсь, вспоминая, с каким трудом приходилось заносить коробку с покупкой зимой, когда к подъезду было не подъехать из-за огромных сугробов.

      — У него тут что, колёсики? О, а это щётки? Блин, а прикольно, Саш! Давай включим!

      Отставляю чайник в сторону и иду показывать Роме, как включать робота. Садимся на корточки возле белого кругляша с несколькими кнопками и датчиками, велю ничего не подозревающему мальчику встать прямо напротив устройства и нажать на большую хромированную кнопку. Едва только он нажимает, как робот оживает и с жужжанием едет в его сторону, подметая пол крутящимися щётками. Рома пугается и шарахается в сторону, а я посмеиваюсь над ним, плохо это скрывая. Рома понимает, что над ним подшутили, произносит: «Ах ты!..» — и беззлобно шлёпает меня по плечу. Теряю равновесие и падаю на колено.

      — Извини, не смог удержаться…

      — Я тоже, — парирует Рома, провожая снующего по кухне робота взглядом. — А он на ногу не наедет?

      — Нет, он умный, у него датчики с большим углом обзора, чтобы объезжать препятствия, и… — Не успеваю договорить, как робот берёт и стукается корпусом о ножку стола, затем разворачивается и тут же стукается о другую. Рома фыркает от смеха, а я закрываю лицо рукой и прошу забыть мои слова. — Ну да, с ним такое бывает, поэтому приходится следить, чтобы он не запутался в проводах или не заблудился под столом… — Беру кругляш в руки и ставлю его в другое место. Тот едет к Роме, крутя своими щётками, и мальчик отходит в сторону. Увидев это, робот теряет к Роме всякий интерес и снова заезжает под стол.

      — Кажется, он не особо-то рад меня видеть, — решает Рома.

      — Почему ты так думаешь? — Отряхиваю колено, роняя на пол крошку. Её тут же сметает робот, после чего снова прячется под стол.

      — Ну, он вон какой агрессивный…

      — Да ничего, ещё подружитесь!

      — Не, конечно, руками убирать привычнее, но всё равно прикольная штука, — выносит вердикт Рома.

      — Твоя штучка мне нравится больше, мой сладкий. — Ласково трогаю мальчика за бугорок, и мы целуемся.

      После заливаю в чайник холодной воды и ставлю его на электроплиту. Выкручиваю конфорку и щёлкаю кнопкой, раздаётся электрический треск. Рома заинтересовывается устройством розжига на электроплите и спрашивает разрешения разжечь её самому. Поддерживаю идею и объясняю ему принцип, после чего мой умный и сообразительный мальчик без труда и с первого раза разжигает огонь под чайником. Хвалю его и треплю по волосам, а потом гляжу на свою руку: на чистой после мытья ладони осталась пыль и сальность. Надо бы Роме помыться, да и мне тоже не мешало бы — весь липкий от пота и спермы. Убавляю газ, чтобы чайник грелся подольше, и делюсь идеей о мытье с Ромой.

      — Помыться? Да, было бы неплохо… Где у тебя ванная?

      — Иди за мной, малыш…

      Привожу Рому в ванную, и он снова удивляется и восхищается:

      — Да разве ж это ванная?! Это у тебя здесь целая отдельная комната!

      — У нас, Рома, у нас с тобой, — поправляю и тянусь к шкафчику за ножницами.

      — А, да, надо привыкать… У НАС о-о-очень шикарная ванная, Саш! А в бараке все моются в тазике…

      — Забудь про это убожество… Так, давай снимем с тебя бинты и помоемся как следует… Дай руку, малыш.

      — Помоемся? Ты имеешь в виду, вместе? — Рома протягивает руку. Держу её и аккуратно срезаю маленький узелок, принимаюсь разматывать бинты.

      — Ну да. У тебя рука, поэтому я помою тебя… Что скажешь?

      — Ну, давай. — Улыбается, проказник. Снимаю остатки бинтов и бросаю их на пол.

      — Тогда раздевайся и прыгай.

      Рома сбрасывает с себя всю одежду и залезает в белоснежную ванну, сверкая голой задницей. При свете ламп его кожа выглядит чарующе красиво. Свет позволяет в подробностях увидеть каждую родинку и волосинку. Кидаю свою одежду сверху на Ромину и присоединяюсь к нему, задвигаю шторку, включаю душ и регулирую воду. На нас льётся тёплая вода, наши волосы тотчас становятся мокрыми, а по обнажённым телам стекают весёлые ручейки.

      — Вот так нормально? — спрашиваю.

      — Ага! — Рома лыбится. Вот ведь довольная мордашка! Вода под нашими ногами серая от грязи. Смотрю на пипиську Ромы — не стоит, в кои-то веки! А с головки стекает ручеёк, словно струйка мочи… Смотрю на неё, и мне приходит в голову одна мысль…

      — Рома, ты хочешь писать?

      — Ну-у да, а что?

      — Отлично! Отойди назад, — велю, а сам опускаю душ пониже, чтобы не лил в нашу сторону. Подхожу к Роме и опускаюсь перед ним на колени, расправляю плечи.

      — Давай, писай.

      — К-как это?

      Рома непонимающе смотрит на меня. Наверное, он думал, что знает обо мне всё. Но, увы, он не угадал: мы прошли лишь малую часть того, что я хотел испытать вместе с ним. А золотой дождь до этого я никогда ни с кем не практиковал… И раз уж представился шанс — почему бы и нет?

      — Давай, Рома, всё нормально. Ссы так, будто я не человек, а твой личный унитаз!

      Он смотрит на меня с выражением крайнего недоумения, а потом прыскает от смеха. Я тоже фыркаю, но терпеливо жду, лишь ещё раз прошу обоссать меня с ног до головы.

      — Блин, я не могу! Зачем мне ссать на тебя? Для этого унитаз или дерево есть!

      Обхватываю его за бёдра и начинаю молить:

      — Рома, ну пожалуйста, ну чего тебе стоит? Я тоже делаю это первый раз… Давай просто попробуем, чтобы знать, каково это, а? Может, тебе понравится!

      Замечаю, как от моей мольбы пиписька Ромы начинает пухнуть, и убираю руки с его бёдер. Только этого не хватало! Как он будет мочиться со стоячим?

      — Ну ладно, раз ты так уж прям хочешь… Только не смотри на меня, ладно?

      — Хорошо…

      Отвожу взгляд в сторону и рассматриваю фотографию голубого лотоса на шторке. Слышу, как Рома страдальчески пыхтит и тужится, пытаясь выдавить из себя струю. Проходит, наверное, целая вечность, прежде чем я слышу звонкий шум первых капель, падающих в воду, а затем ощущаю, как горячая струйка неуверенно льётся мне на бёдра.

      — Выше, Рома, выше!

      — Угу! Только не смотри! Э-это не я! — просит пунцовый Рома.

      Робкая струйка превращается в полноценную струю и как следует проходится по моему животу, после чего поднимается до груди, и я всё-таки поворачиваю голову, желая полюбоваться тем, как Рома ссыт на меня. Струя горячей жёлтой мочи бьёт мне в грудь, стекает по животу, попадает на мой возбуждённый член и капает с мошонки… Меня это дико заводит, а бедный Рома сгибается и опускает голову от стыда — он ведь в прямом смысле ссыт на того, кто сделал для него столько хорошего! Вода под нами окрашивается в жёлтый цвет, в ванной характерно пахнет мочой… Беру Рому за писюн и поднимаю его повыше, заставляя мочиться мне на лицо.

      — Саш! — Рома спохватывается и решает перекрыть краник, но процесс не остановить.

      Прикрываю глаза и открываю рот, успевая хлебнуть из жёлтого фонтанчика. Язык жжёт горько-солёным вкусом. Гоняю Ромину мочу во рту и сплёвываю себе на грудь, решив для себя, что золотой дождь определённо имеет своё очарование, но только лишь для поверхностных игр, а вот брать его в рот и глотать — мягко говоря, не моё. В общем, можно греть таким способом друг друга, если отопление отключат, но сильно увлекаться не стоит. Растираю мочу по лицу и по груди, поднимаюсь с колен.

      — Блин, я… я не хотел тебе на лицо… — пытается оправдаться Рома с пылающими щеками. Успокаиваю его, объясняя, что только осваиваю этот способ получения удовольствия и что над ним ещё нужно поработать, но он, Рома, справился со своей частью просто на отлично.

      Мальчик кивает, мы возвращаемся под душ и начинаем мыться. Знакомлю Рому со своими гелями Old Spice — у меня целый праздничный комплект, подарили на работе на двадцать третье февраля, зная мою любовь к этой марке. Ромка поочерёдно открывает пузырьки, нюхает их и балдеет — у себя дома он видел разве что кусок мыла, а тут — столько всего нового, интересного, вкусно пахнущего…

      — А вот этот послабее будет, — критически произносит он, нюхая шампунь.

      — Ну так это шампунь, а не гель, Рома, — смеюсь. Он смущённо закрывает крышку и отставляет шампунь в сторону, затем смотрит на три красных пузырька и обращается за советом, каким именно ему стоит помыться.

      — А какой запах тебе больше всего понравился?

      — Ну-у… — Он чешет плечо. — Тот, с волком такой приятный… Хотя с медведем тоже хороший… И с деревом очень даже ничего… Блин, я запутался…

      — Хорошо, тогда помою тебя всеми тремя сразу, малыш. Повернись спиной.

      Рома поворачивается. На его коже чарующе застыли капли воды, мокрые волосы лежат сзади на шее, упругие ягодицы так и манят к себе… Несильно наклоняю Рому и щедро лью ему на спину из первого приглянувшегося ему пузырька — с волком. Рома вздрагивает — гель чуточку холоднее, чем вода в душе. Начинаю растирать, массирую ему спину двумя руками. Во время движений мой стояк касается его ягодиц и поясницы.

      — М-м-м, как вкусно пахнет… — говорит Рома, в то время как мои руки продолжают гулять по нему. Добавляю ещё геля, массирую плечи, чувствую, что мышцы здесь совсем дубовые, будто не расслаблялись уже тысячу лет. Замечаю, как Рома потихоньку откидывает голову назад, прислушиваюсь: он едва слышно поскуливает от наслаждения. Усерднее массирую ему плечи, проминаю его плоть едва ли не до костей. Рома млеет под моими руками, и ему становится всё труднее сдерживать стоны — они рвутся наружу вместе с тяжёлым глубоким дыханием. Тогда решаю сосредоточиться на точке, от которой я сам балдею, когда мне её массируют — сзади, у основания шеи. Едва только кладу на это место ладонь, как Рома не выдерживает и тихим дрожащим голосом стонет: — Да-а-а-а, вот здесь, пожалуйста-а-а-а…

      Тщательно тру это место, гель льётся не переставая. Чувствую себя пекарем или пиццамейкером, с той лишь разницей, что передо мной живой человек, а не бездушный кусок теста. Мой любимый Рома, которому я делаю массаж… Спустя некоторое время прошу балдеющего Рому развернуться и любуюсь своей работой: твёрдые соски, стоячий член, приоткрытый ротик, томный взгляд… Теперь у нас у обоих стоит. Весело трусь своей головкой о головку Ромы и берусь за второй пузырёк, с рисунком медведя. Рома с готовностью отклоняется, а я лью гель ему на грудь и смотрю, как жидкость бирюзового цвета стекает вниз, по его твёрдому животику, обтекает возбуждённый ствол, бежит вниз по бёдрам, омывает яички…

      У меня устают руки с непривычки, но Рома жаждет продолжения… Растираю гель по его прекрасному телу, от шеи до паха, уделяя особое внимание соскам, пупку и стволу с яичками. Мой бесстыдник охает, когда я выливаю гель в ладонь и беру его за член, начинаю растирать. Мои пальцы гуляют по бордовой головке, проходят по гладкой мошонке, ласкают напряжённые яички… Беру третий пузырёк и принимаюсь за Ромины конечности. Осторожно наношу гель ему на раненую руку, затем на вторую, потом становлюсь на колени и прошу по очереди поднимать ножки. Уделяю стопам особое внимание: мою каждый пальчик, каждую ложбинку между ними, каждый ноготок и под ним… Ступни намыты, массирую одну голень, вторую, икры, бёдра… Разворачиваю Рому к себе спиной и берусь за его упругие булочки, развожу их. На меня смотрит тугая коричневая дырочка, не видавшая ни члена, ни языка. Облизываюсь и лью гель прямо между половинок. Рома вздрагивает, его сфинктер сжимается, прячет сокровенный вход в нутро моего мальчика. Растираю гель по ягодицам, работаю не только руками, но и щеками. Рома облокачивается о плитку и оттопыривает попку, позволяя мне делать с ней всё что угодно. О, я бы занялся ею, да ещё как, но не сейчас… Сейчас главное — помыться обоим, смыть с себя всю накопленную грязь, всю нашу прошлую жизнь… Поэтому я лишь глажу пальцем твёрдое колечко, трусь у входа, но не захожу. Вижу, как из-за расставленных ног свисают яички Ромы, щупаю их, перебираю рукой, а другой щекочу Роме анус. Какой у него всё-таки большой… И яйца крупные, как у быка… Ощущать Рому в себе было до неприличия сладко, но я хочу, чтобы и он ощутил меня там, чтобы мы узнали друг друга полностью…

      Встаю, берусь за шампунь, лью себе в ладонь, ласково говорю:

      — Прикрой глазки, малыш.

      Рома закрывает глаза, а я наношу ему шампунь на волосы, перебираю их пальцами, долго и тщательно массирую голову. Мой мальчик будет блестеть и благоухать в новой квартире!

      — Долго ещё, Саш? — спрашивает Рома, устав стоять с закрытыми глазами.

      — Потерпи. — Шутливо оттягиваю ему всё ещё стоячий член, и тот шлёпает ему по животу. Рома ойкает и пытается схватить меня за руку, но хватается за мой член.

      — Ага, попался! Сейчас я тебе!.. — Он делает пару движений рукой, надрачивая мне, после чего останавливается: — Слушай, может, я тебе пососу?

      — Лучше подрочи мне, малыш, а заодно и займёшь свои шаловливые ручонки. А я пока как следует вымою тебе голову.

      И Рома принимается мне дрочить, пока я раз за разом смываю и наношу шампунь на его прекрасные волосы. Юнец научился кое-чему и теперь не просто водит по стволу кулаком, а подключает фантазию: время от времени гладит и мнёт яички, потом водит кончиком пальца по стволу, теребит уздечку, обхватывает головку в кольцо из большого и указательного пальца. Рома проделывает это всё с закрытыми глазами и ориентируется на звук: если я начинаю дышать чаще, он сосредотачивает внимание на той области, которой занимается именно сейчас, а если я не подаю признаков активности, то принимается за следующую. В конце концов он чувствует, как я дрожу и как сокращается мой член, готовясь выплеснуться, словно вулкан. Тогда Рома берётся дрочить так быстро, что у меня нет ни шанса — я сдаюсь, забрызгивая его собственный стоячий член своим семенем.

      — Ну вот, теперь придётся заново его мыть, — шутливо сетует Рома.

      — Давай… сперва шампунь… смоем… — говорю я, пошатываясь после оргазма.

      — Саш, ты моешь мне голову уже пятый раз подряд! У меня волосы выпадут! — смеётся Рома и подставляет голову под душ.

      — Ничего, ничего… Ты видел, что тут написано? Укрепляющий шампунь, между прочим…

      Смываю с Ромы шампунь, заново мою ему член, затем вымываю гель из всех его мест и наслаждаюсь видом чистого гладкого тела. Ванная наполнена паром и ароматом парфюма. Рома с довольным видом нюхает свои подмышки:

      — Здорово пахнут! Лучше любого мыла!

      — А то, — улыбаюсь, а затем прислушиваюсь к странному свисту, доносящемуся из-за двери… Чайник свистит! Отодвигаю Роме ширму и велю заняться чайником, объясняю, где стоят чашки и где лежат пакетики с заваркой, а он спрашивает про одежду и про полотенца. Сую ему своё в руки и предлагаю ходить голышом — всё-таки лето на дворе. Рома отвечает, что не против, протирает стопы и бежит на кухню, капая водой с волос. Задвигаю за ним и занимаюсь собой. Давно хотел вымыть сырный соус из задницы, а то там так противно скользит…

      Заканчиваю помывку довольно быстро, отодвигаю ширму — полотенца нет! Блин, Рома унёс с собой и не вернул! Вылезаю, едва не поскальзываюсь на мокрой плитке, прохожу в гостиную, включаю свет, а там обнажённый Рома уже сидит на моей кровати с пультом в руке и глазеет какой-то мультик. Присматриваюсь — ёлки, да это же «Ледниковый период»! Полотенце валяется у его ног. Подхожу к мальчику, наклоняюсь за полотенцем. Рома отрывается от просмотра, видит меня, всего в каплях воды, и извиняется за полотенце.

      — Да ничего, солнце, — обтираюсь, глядя на мультик детства. Сто лет его не видел. — Хороший мультик.

      — Да? А чего они все такие квадратные?

      — Кто?

      — Ну, персонажи эти, животные…

      — А-а-а… Ну так мультик древний, один из первых компьютерных… Слушай, а ты быстро освоился! — улыбаюсь и киваю на Рому, сидящего в моей кровати с пультом.

      — Было несложно, — отвечает он и подмигивает мне. Да, не зря говорят, что молодёжь быстро учится. Я тупил, разбирался, когда только купил этот телек, а Рома первый раз его увидел — и уже включил, что хотел! Класс!

      Отношу полотенце в ванную и иду на кухню, по пути нагибаюсь и выключаю робота, запутавшегося в проводах от холодильника, затем ставлю на поднос наш чай, беру корзинку с печеньем, пряниками и конфетами, несу всё в гостиную. Ставлю поднос на диван, сажусь рядом с Ромой, беру своего мальчика за плечо, и мы с ним увлечённо хрустим, жуём и пьём, не отрываясь от большого экрана. Моя душа ликует: этот вечер я проведу не один. Самый лучший вечер в моей жизни!