— Открой глазки, малыш. Я хочу, чтобы ты это видел…
Рома открывает глаза и оглядывается, видит свечи, вино, занавешенные шторы.
— Ого, прямо романтический вечер… А это оно так вкусно пахнет? Что это? — Он указывает на роллы.
— Это наша еда, сладкий. Мы с тобой покормим друг друга…
— Прямо в постели?
— Ага…
Прошу Рому свободно раскинуть руки по бокам на уровне головы, затем добавляю, чтобы расслабился и молча отдался ощущениям. Беру тот же тёплый ролл и снова вожу им Роме по губам. Сначала он выжидательно смотрит на меня, вдыхает манящий запах свежего ролла, а потом приоткрывает ротик, ласкает еду губами, возбуждающе причмокивает. Ещё мгновение, и к губам присоединяется язык — теперь Рома не только сосёт ролл губами, но и старательно вылизывает его языком, не сводя глаз с моей руки. Ловлю момент, когда он хочет укусить, и убираю ролл от его губ.
— Нет, ещё рано… — тихо шепчу и задираю подбородок Роме, обнажая его тонкую хрупкую шею, медленно провожу по ней тёплым роллом. Он весь мокрый от Роминой слюны и оставляет жировую дорожку на его шее.
Рома прикрывает глаза и дышит глубоко, его бёдра покрываются мурашками, а член напряжённо торчит, выглядывая из-под женских трусиков. Мой, свободный от одежды, тоже напряжён, истекает предсеменем, жаждет познать юную плоть Ромы. Но прежде я накормлю и напою своего мальчика и сам с удовольствием поем вместе с ним… Кладу ролл Роме на живот, обхватываю стройную талию, глажу её ладонями, потихоньку поднимаюсь вверх. Рома тянется и выгибает спину, приподнимает грудь, словно желает, чтобы я поскорее добрался до его прекрасных розовых сосочков и уделил им внимание. Подожди, Рома, не торопись… Я эстетствую, постигаю твоё тело, наслаждаюсь им и, не волнуйся, не обделю вниманием ни малейшей твоей клеточки, мой мальчик… Мои пальцы перебирают выступающие рёбра и замирают на половинках лифчика. Рома открывает глаза и с нетерпением смотрит на меня. Взгляд его серых глаз умоляет не медлить. Глажу лифчик ладонями, не спеша запускаю под него пальцы и ласкаю нежную кожу вокруг белоснежной ткани. Рома нервно возится на подушке, пыхтит. Чувствую, как он хочет сбросить с себя бельё, как хочет освободить свой рвущийся на свободу член. Мой-то болтается у него прямо перед глазами…
Перестаю пытать своего мальчика ожиданием и приспускаю с него лифчик. Моему взору открываются розоватые аккуратные сосочки, твёрденькие, остренькие… Наклоняюсь к плоской груди и дышу на левый сосок, затем дую, заигрываю с температурой. Рома тяжело дышит открытым ртом и выгибает спину, елозит, не знает, куда деть руки, вижу, что ему так и хочется взять и прижать меня к своей груди… Проделываю со вторым соском то же самое. От тела Ромы пахнет гелем после вчерашнего мытья, от него веет жаром похоти и желания… Кончиком языка касаюсь розовой горошины. С губ Ромы срывается тихий стон. Приподнимаю голову и плюю на сосок, смотрю, как капелька моей слюны стекает набок. Сосочек теперь мокрый и блестит в свете свечей… Беру ролл с живота Ромы, подцепляю свою слюну, как следует размазываю ее по соску и подношу его к губам Роме.
— Кушай…
Тот приподнимается и с явным удовольствием берёт ролл в рот. Мой игривый котёнок при этом широко открывает его, демонстрируя язычок и зубки, и вместе с роллом обсасывает мои пальцы. Ромой овладел не только голод, в нём взыграла также жажда похоти. Мой мальчик втягивается и начинает получать удовольствие от игрового завтрака. Обсасываю свои пальцы, которые только что сосал Рома, и снимаю с него лифчик, пока он жуёт и глотает. Не переставая любоваться им, тянусь за следующим роллом.
— А-а-а-ах… — вздыхает Рома, когда на его влажный сосок ложится холодная «Филадельфия».
Его бёдра вновь покрываются гусиной кожей, мальчик закрывает глаза и дрожит от наслаждения. Приподнимаюсь и вожу вокруг его второго соска своим возбуждённым членом, массирую юную кожу, оставляя на плоской груди следы предсемени. Рома хочет взять меня за член, но я убираю его руку и продолжаю водить горячим стволом вокруг его твёрдого соска, пока на другом лежит холодная «Филька». Стараюсь чётко контролировать происходящее, чтобы не кончить раньше срока, поэтому мне важно, чтобы Рома не касался меня. Пусть лежит и получает наслаждение, как настоящий пассивный мальчик, каким я хочу его сейчас сделать. Рома открывает глаза и со счастливым выражением лица смотрит, как мой ствол массирует ему грудь, размазывает по ней предсемя. В конце провожу по его напряжённой горошинке уздечкой, и Рома устало откидывается на подушку с глубоким вздохом. Кладу на этот сосок холодную «Филадельфию» и любуюсь телом Ромы: лежит распластанный, руки раскиданы, голова на боку, соски прикрыты роллами, животик выгибается, член подрагивает от возбуждения… Пододвигаюсь вперёд, кладу свой ствол на подбородок Роме. Тот опускает голову и пытается поймать мой член губами, но я укладываю его обратно и тихо шепчу, чтобы расслабился и не торопился, и прошу откинуть голову. Рома подчиняется, вновь подставляет свою тонкую шею. Тогда я практически сажусь ему на грудь и начинаю ласкать его шею членом. Ласково вожу дрожащей бордовой головкой по скулам, провожу по кадыку, спускаюсь до ключиц… Ромина шея, ещё влажная от его слюны и ролла, становится мокрой от моей смазки.
— М-м-м, — постанывает Рома и кладёт руки мне на бёдра, гладит их и сжимает. Ладно, бёдра — не член, пусть ласкает… Мой мальчик млеет от наслаждения, а его шея вся в моём вязком предсемени, оно течёт и течёт из меня…
Заканчиваю с ласками шеи, отодвигаюсь назад, поднимаю ролл с того соска, по которому я водил членом, провожу им Роме по шее, собирая собственное предсемя. На коже Ромы кое-где остаётся сливочный соус, а Рома подрагивает: там, где только что был мой разгорячённый орган, теперь гуляет холодный кусок риса, покрытый рыбой. Вдоволь насладившись реакцией Ромы, приподнимаю ему голову, надеваю ролл на член. Бр-р-р, холодный, зараза… Подношу своё достоинство с едой к Роминому рту:
— Бери… в рот…
Он послушно открывает рот и снимает губами ролл с моего члена. А-а-ах, эти губы… Он подсунул язычок под мою уздечку, когда брал ролл, хитрый засранец! А сам жуёт и строит невинные глазки… У меня на головке частично остаётся сливочный соус. Вижу, каким взглядом Рома смотрит на это, и прошу его не слизывать. Сам же снимаю с его груди второй ролл, подношу к его губам и прошу плюнуть в него. Рома наклоняется и сплёвывает вязкую слюну на мой ролл. Из-за еды она тянется изо рта, и Роме никак не удаётся сплюнуть её до конца. Помогаю ему: подбираю слюну с его губ двумя пальцами, направляю её в ролл и кладу его себе в рот, пока Ромина слюна не стекла с него, жую. М-м-м, кайф — ролл со вкусом Ромы. Со вкусом его биологической жидкости… Одной из многих, хех.
Беру «Калифорнию» и спускаюсь пониже. Меня интересует пупок Ромы. Кладу руки ему на бока и нюхаю аккуратную дырочку, потом тщательно вылизываю её. Гладкий животик сокращается, член так и рвётся в бой, но я лишь приподнимаюсь, не давая ему касаться своей груди. Плюю в эту маленькую аккуратную ложбинку, приподнимаюсь и тыкаюсь в неё членом как можно сильнее, словно желая проткнуть живот Ромы своим копьём, затем вожу головкой по стенкам пупка. Влажная от слюны и предсемени, она скользит, а я кайфую… Вытаскиваю член и выдавливаю предсемя. Из уретры стекает щедрая капля, стряхиваю её в пупок и накрываю роллом, плотно прижимаю его, вжимаю внутрь и принимаюсь вылизывать Ромин живот целиком. Обхожу каждую складочку, каждую мышцу, каждое очертание пресса… Мой Рома, мой сильный мальчик… Жаль, я не видел, как сокращался его пресс, когда он трахал меня на столе… Лижу и целую твёрдый животик и чувствую руки на своей спине — Рома вроде бы просто гладит меня, но я чувствую, как он нажимает мне на плечи, пытаясь направить к своему члену. Перестаю лизать и поднимаю на него взгляд — он смотрит на меня, а в глазах так и читается: «Да возьми ты его в рот!» Напоминаю ему, чтобы не торопился, и ложусь на его живот ухом, слушаю, как работает его кишечник, покачиваю пальцем ролл у него в пупке. Отдохнув на Роме, приподнимаюсь и беру губами ролл с его пупка, жую. Чего-то не хватает… А, точно, я же совсем забыл про соус!
Тянусь за чашкой с соевым соусом, наклоняю ее, отливаю немного Роме в пупок, затем лакаю оттуда, как кот сметану. Рома смотрит на меня голодным взглядом… Но еда ли ему нужна или мой крепкий член в его девственной заднице? А может, он снова хочет вставить мне? Беру «Калифорнию» и кормлю ею Рому, а потом отсаживаюсь, чтобы было удобно дотянуться до пупка Ромы ногой. Погружаю большой палец ноги в соевый соус в его ложбинке и подношу ему к губам.
— Слизывай…
Рома послушно лижет мой палец, кивает и просит ещё. Снова обмакиваю его в соусе и протягиваю своему мальчику. Пара капель падает ему на грудь. Он обхватывает мой палец губами и сосёт так, будто это мой член, а я млею от наслаждения. Насладившись, опускаю стопу ему на грудь и ласкаю ему соски, размазываю пальчиками сливочный соус и подношу ко рту Ромы, давая ему слизывать. Его язык обрабатывает мои ступни, бросается с одного места на другое, стараясь везде пройтись языком, а я балдею, откидываю голову и дрожу от наслаждения, сжимаю и разжимаю пальцы. Мои ступни мокрые от языка Ромы, сливочный сыр с них слизан подчистую. Благодарно тереблю Рому за щёчки ступнями и беру бутылку вина, открываю пробку. Вижу, как Рома недоверчиво косится на алкоголь, но спешу его заверить, что мы выпьем совсем немножко, просто чтобы расслабиться. Он соглашается, тогда я разливаю вино по рюмкам, беру одну сам, отдаю вторую приподнявшемуся Роме, мы чокаемся и пьём. Во рту стоит терпкий вкус винограда, живот жжёт алкоголем… Смотрю на Рому — осторожно пьёт по одному глотку, морщится и прислушивается к своим ощущениям. Наверное, употребляет алкоголь впервые в жизни… Может, зря я налил ему полную рюмку? Мне же надо, чтобы Рома расслабился и раскрепостился, а не чтобы лежал пьяный, с висячим, и не соображал, что мы делаем…
— Можешь не допивать, давай сюда, — ласково забираю у Ромы недопитую рюмку с вином и ставлю её на поднос вместе со своей, опустошённой.
Тянусь ступнёй за запечённым роллом, зажимаю его между большим и указательным пальцем и кладу Роме в рот, чтобы закусил. Он жуёт. От алкоголя и от возбуждения Рома обильно потеет, его тело влажное, всё в капельках пота. Кончик чёлки намок и прилип ко лбу. Слизываю капельки пота с его груди, поднимаюсь и целую его в губы, сосу и ласкаю его язык, пахнущий вином. Рома пытается приобнять меня, чтобы прижаться ко мне членом, приходится снова осаживать его. Вот ведь нетерпеливый… Вот возьму и надену наручники, будет знать!.. Суть игры заключается не только во взаимном удовольствии и в подготовке Ромы к первому аналу, но и в том, чтобы научить мальчика растягивать удовольствие. Ещё тогда, в кабинете у шефа, у меня закрались подозрения, что Рома — скорострел, и с каждым последующим разом мои опасения всё больше и больше подтверждались. Не знаю, что было причиной быстрого наступления оргазма у Ромы — его сексуальная неопытность или обрезанный член, но хочу исправить это, пусть и путём лёгкой сексуальной пытки. Буду игнорировать его член до последнего, пусть сосредоточится на других ощущениях…
Закидываю руку Ромы ему за голову, обнажая подмышку, нюхаю её. Тёмненькая безволосая плоть слегка пахнет потом — гель не гель, а поутру эти места всегда начинают попахивать естеством. И мне это нравится. Нюхаю вторую подмышку — то же самое, только запах сильнее. Лижу её кончиком языка, пробую на вкус, не понимаю из-за вина, а Рома дёргается и хохочет, с трудом выговаривает, что ему щекотно. Принимаюсь тщательно вылизывать ему подмышку и щекочу его грудь и шею пальцами. Рома бьётся в судорогах, не знает, куда деться от щекотки, умоляет меня остановиться. По его щекам уже текут слёзы от смеха. Прекращаю экзекуцию, беру прохладненькую «Филадельфию» и весело тыкаю ею Роме в подмышку. Тот подпрыгивает от каждого касания, ойкает и пытается бороться. «Филадельфия» падает ему на грудь. Подбираю ролл губами, макаю его в остатки соевого соуса в Ромином пупке и съедаю.
— Са-а-а-аш, ну возьми же его! — требует Рома, сжимая кулачки. С виду — ну точно капризная девица. Крашеная чёлка над бровью, острые соски, торчащий членик… Хотя какой это членик — это громадина по сравнению с моим, хотя и мой тоже немалых размеров, просто потолще. Рома, распаренный алкоголем, порывается снять трусики, я же укладываю его и мягко, но настойчиво требую проявить терпение и обещаю щедрую награду. Рома говорит, что устал ждать, но всё же покорно ложится на подушку, вытирая мокрый лоб.
Моё внимание сосредоточено на его ножках. Аккуратные тонкие очертания прекрасной юной плоти, сокрытой за девственно-чистой белоснежной тканью! Перед такими не грех преклонить колени! Слезаю с кровати, встаю на пол на колени и поклоняюсь Роминым ногам, благодарю их за то, что они такие сексуальные. Отслужив мессу, поднимаю голову, вижу хихикающую Ромину мордаху между его расставленных стоп… Ух, кажется, алкоголь мне тоже ударил в голову. А, плевать! Я и без него особо не скрывал, что боготворю эту часть тела своего мальчика. Мне не стыдно показать ему это своим поклонением!
Сажусь обратно на диван и дрожащими руками приспускаю один гольфик, обнажаю гладкую безволосую голень. Кожа отдаёт золотистым цветом в свете свечей… Наклоняюсь и осыпаю бедро поцелуями, добираюсь до острой коленки, провожу по ней языком и несильно покусываю. Не желая останавливаться, полностью обнажаю Ромину ножку и отбрасываю в сторону ненужный гольф. Сразу же приникаю лицом к его стопе, нюхаю, трусь о неё. Потная, но пахнет тканью гольфа… Облизываю её и посасываю пальчики по отдельности. Прошу Рому подать мне любой ролл ногой. Он разворачивается в сторону подноса и едва не сваливает его. Прошу быть осторожнее. Потом у Ромы не получается подцепить ролл. Помогаю ему — оттопыриваю его большой пальчик, сую в щель «Калифорнию» и возвращаюсь на место в конце дивана, встаю на колени, руки завожу назад. Представляю, что я верный пёс, Ромин раб, которого он кормит со своих прекрасных ножек… М-м-м, надеть бы сейчас наручники и дать Роме делать со мной всё, что захочет… Рома подносит ножку к моему лицу, послушно открываю рот, но ролл выскальзывает из его пальчиков и падает на постель, ударив мне по члену. Целую Рому в поднесённую ножку и тянусь за капризной «Калифорнией», подбираю. Ролл развалился. Недолго думая, размазываю его по Роминой стопе. На сливочный сыр отлично клеится и рис, и икра, и куски рыбы, и что там ещё… Зрелище — отменное: стопа вся в кусочках ролла, так и просится в рот! Щедро поливаю её соевым соусом и начинаю слизывать кусочки риса и рыбы. Пока я ем с Роминой стопы, он протягивает вторую ногу в белоснежном гольфе и кладет мне её на голову, начинает гладить меня по волосам, а сам широко раздвигает бёдра, демонстрируя свой стояк и огромное мокрое пятно предсемени на стрингах. Бедняжка…
Закончив с роллом, встаю, надеваю «Филадельфию» на свой член так, что он буквально протыкает её насквозь и сливочный сыр остаётся у меня на головке, а кругляш висит посередине ствола. Рома посмеивается, а меня это ничуть не смущает — макаю член в соевый соус и даю Роме слизать. Он нежно обсасывает головку и сглатывает сыр, а затем тянется за остальным роллом, но задевает мой орган зубами в попытке добраться до середины.
— Ой, извини! — тут же просит Рома, увидев, как я согнулся от боли. Отшучиваюсь на тему «голод — не тётка», снимаю кругляшок с члена и кормлю Рому с рук. Он всё съедает и облизывается. Прошу его перевернуться на живот, он переворачивается, и передо мной предстаёт его прекрасная сильная спина, упругие ягодицы и чарующая ложбинка между ними и бёдрами… Яички лежат по краям ленточки… Твёрдые, крупные… В набухшей мошонке сейчас активно вырабатывается Ромин соус, который прекрасно подойдёт к сегодняшним роллам и будет лучше любого другого. Особенный соус… Как я хочу его!
Склоняюсь над Роминой спиной и осыпаю её поцелуями до самых ягодиц. Затем беру бутылку вина и поливаю им Ромину спину. Тот смеётся и недоумевает. Плоть приобретает бордовый оттенок, вино струится по спине, капает на одеяло, пропитывает его. Ложусь на Рому и начинаю импровизированный боди-тайский массаж с использованием вина. Трусь о Рому сосками, плечами, животом, лицом и членом, шепчу ему на ушко ласковые слова, слизываю с него вино, посасываю мочку его уха, ставлю засосы на шее. Рома балдеет и отдаётся мне весь, без остатка. Он отвечает взаимностью и приподнимает попку, умоляет взять его. Встаю на колени над Ромой и лью ещё вина, потом велю ему привстать, любуюсь на маленький ручеёк, стекающий между половинок его маленьких булочек. Ручеёк капает с мошонки, стекает по бедрам, пачкает гольфик… Снимаю его, прошу Рому встать на четвереньки, оттопырить попку и развести ножки. Рома, готовый на всё, лишь бы разрядиться, повинуется, послушно принимает позу и замирает в ожидании.
Я опускаю лицо к его ягодицам, нюхаю ложбинку между ног, обнюхиваю яички… Сколько запахов смешалось тут — и смазки, и вина, и немного туалетных… Но самое главное, что меня интересует, — запах семени, и Ромины причиндалы пахнут им особенно сильно. Мальчик тёк не переставая всё время, пока я им занимался, его живительный сок пропитал тонкие трусики насквозь… Кладу ладони на Ромины булочки, крепко сжимаю упругую плоть. Так и хочется по ней шлёпнуть, но сдерживаюсь, лишь нежно глажу и массирую, развожу в стороны, пытаясь разглядеть в полутьме чёрный страз пробочки, удерживаемый тонкой полосочкой стрингов. Встаю на колени и провожу членом по расщелине между ягодицами. Рома тихонько мычит и жмётся к моему члену. Отпускаю половинки его ягодиц, смотрю, как мой орган зажимается между ними… А Ромка шевелит тазом, подрачивает мне попкой. Тянусь за бутылкой и лью вино прямо в ложбинку. Красное полусладкое стекает по ягодицам мне на член. Завораживающее зрелище. Отрываюсь от Роминой попки, подползаю к нему на коленях и даю ему обсосать вино с моего члена. Мальчик старательно сосёт, даже слишком, и усердно водит языком по стволу, рискуя всё сорвать. Останавливаю его, сую ему в рот вместо члена тёплый ролл, прошу прожевать, но не глотать. Рома тщательно жуёт, продолжая стоять на четвереньках. Наклоняюсь к нему снизу и прошу сплюнуть пережёванную еду мне в рот. Рома подчиняется и аккуратно вываливает пережёванный ролл мне на язык. Я принимаю его, чувствую, помимо вкуса ролла, вкус вина и вязкой Роминой слюны, с удовольствием глотаю смесь.
Тянусь за другим тёплым роллом и прошу Рому лечь на спину, чтобы он видел происходящее. Он переворачивается и видит, что теперь я стою раком перед ним. Ему хорошо видно мою дырочку. Медленно вожу роллом себе по ягодицам, по мошонке, по колечку ануса и в конце зажимаю ролл ягодицами, присаживаюсь над лицом мальчика и расслабляю булки. Рома послушно вытаскивает ролл губами из моей задницы и спокойно ест его. Чувствую, что на сфинктере остался сыр, прошу Рому вылизать мне очко. Он соглашается, раздвигает мои ягодицы и прилежно лижет мне жопу. Фантастические ощущения… Так вот каково это — быть начальником… Рома очищает всю поверхность и робко суёт кончик языка в моё расшатанное колечко. Мой член непроизвольно дёргается, как при оргазме. Так, пора прекращать, а то кончу раньше времени… Слезаю с Роминого языка, наклоняюсь к нему и обсасываю его язык, чтобы узнать вкус своей задницы, но чувствую лишь вкус сыра. Что ж… сойдёт.
Возвышаюсь на коленях над Ромой, жадно осматриваю его всего, думаю, что делать дальше. Его томный взгляд, приоткрытый ротик и возбуждённое дыхание мешают сосредоточиться. А, знаю… Снова переворачиваю Рому на живот, кладу себе на колени его соединённые вместе ступни. Тянусь к подносу и кладу на обнажённую плоть три разных ролла, затем начинаю их давить и крошить, тщательно засыпаю отдельными ингредиентами Ромины ножки и поливаю всё соевым соусом и вином, размешиваю. Рома игриво шевелит пальчиками, и часть еды падает на одеяло. Подношу Ромины стопы себе ко рту и начинаю есть с них, ловя такую эйфорию, какой не испытывал раньше никогда! Мой молоденький мальчик, мой Ромка кормит меня со ступней, позволяет мне есть с них! Ещё позавчера я и мечтать о таком не мог, а теперь работаю губами и языком, ем с тёплой юной плоти, а не с бездушной посуды! В какой-то момент прерываюсь, чтобы добавить своё предсемя на кашицу из роллов, потом доедаю, оставляю Ромины ножки жирными и мокрыми… Он устало опускает их, а я понимаю, что пора браться за самое сокровенное… Но сначала освободить юную плоть, рвущуюся наружу…
Наклоняюсь к Роминому уху, вылизываю его изящную ушную раковину языком и тихо шепчу:
— Переворачивайся, шалунишка…
Рома переворачивается. На лице энтузиазм, глаза горят, губы застыли в счастливой улыбке. О да, ласки члена он любит… И ласки стоп, шеи и сосков, и поцелуи… Представляю, как заждался его хоботок… Вот он, зажат в тесных силках стрингов, ждёт, чтобы его освободили… Раздвигаю Ромины бёдра пошире: хочу видеть его там полностью. Наклоняюсь к трусикам, нюхаю их — да, спереди они сильно пахнут семенем и такие мокренькие, что хоть выжимай. Рома не выдерживает, вздыхает и сам тянется к стрингам, но я мягко беру его за запястья и подмигиваю: мол, знаю, знаю, сейчас всё будет, подожди. Подцепляю тонкую резинку пальцами и начинаю спускать. Рома упирается пятками в диван и приподнимает попку, позволяя мне раздеть его полностью. Но я специально тяну, медленно спускаю эти коварные стринги… Кажется, Рома в жизни больше не позволит их на себя надеть. А я буду хранить их вечно как трофей и никогда не буду стирать. Трусики, пропитанные предсеменем моего мальчика…
Рома ждёт, затаил дыхание и смотрит, как из-под ткани медленно показывается его член. Я тоже затаил дыхание и любуюсь его красавцем. Набухший, длинный, с пульсирующими венками и весь склизкий из-за сочащегося предсемени, под наклоном он направлен в Ромин живот и достаёт до его пупка. Вслед за ним показывается безволосая круглая мошонка с двумя крупными яичками, которые оказываются ближе друг к другу, когда их больше не разделяет тонкая перегородка в виде стрингов.
— Твоя красота — внеземная, мой мальчик, — выдыхаю и тяну дальше, стягивая трусики с Ромы полностью. Встаю и надеваю их на себя. Ух, как тесно, бедный Рома. Член сразу сдавливается, а в жопу упирается резинка… Хотя у Ромы размер меньше, трусики рассчитаны на девушек его фигуры, а не моей. Может, он смог получить от них удовольствие. В любом случае теперь мой член в западне, но в очень приятной: плоть и кожица соприкасаются с теплой семенной жидкостью Ромы. А он смеётся, глядя на меня. Спрашиваю, что такого он увидел.
— Аха-ха-ха, Саш, ты в них, уха-ха-ха, как Моська в посудном магазине! — Рома катается по постели в истерике. Поправляю его, но это мало на что влияет. Вытаскиваю член сбоку из-за стрингов, и это ещё больше веселит Рому. Смех — это хорошо: спокойнее примет меня в себя, легче перенесёт первый раз… Снимаю стринги, отбрасываю их в сторону и располагаюсь у Ромы между ног. Его распалённый богатырь гордо воспрянул, освобождённый от оков одежды, бордовая головка смотрит ввысь, а ствол подрагивает, прося ласки. Замечаю на пахе влажную дорожку предсемени, аккуратно слизываю её, стараясь не касаться Роминого члена. Он начинает волноваться и пыхтеть, но ничего не говорит, лишь приподнимается и наблюдает за моими действиями.
Вылизываю Роме пах, на губах его вязкая смазка. Замираю над его стояком и пускаю слюну прямо на уздечку.
— Ах! — громко выдыхает Рома.
Его член непонимающе дёргается, словно пытается понять, что это на него капнуло и откуда. Провожу взглядом путь слюны: вот она стекает с уздечки по прямому гладкому стволу, огибает каждую венку, становясь всё тоньше и слабее, пока, наконец, хилая маленькая капелька не оказывается на мошонке. У Ромы на члене теперь мокрая дорожка. Замечаю, что из уретры у него вот-вот вытечет очередная порция предсемени. Помогаю ей родиться: обдаю головку горячим дыханием, нюхаю её почти в упор, дую на уздечку, едва касаюсь кончиками волос. Рома постанывает от пыток, его бедный член распаляется, и из уретры вытекает вязкая капля. Осторожно беру ствол двумя пальцами и отклоняю его. Капелька течёт по наклонённой в обратную сторону головке, минует уздечку и смешивается с моей слюной, течёт по той же дорожке, но намного медленнее. Беру «Филадельфию» и провожу роллом от мошонки до уздечки, собирая жидкости с члена Ромы. Холодный кусочек рыбы соприкасается с разгорячённой плотью, Рома откидывает голову и нежно постанывает, а наградой мне становится ещё одна порция его смазочки. Кладу ролл на его влажную головку, а потом снимаю его губами, стараясь не касаться члена. Рома всё-таки тыкает головкой мне в губы, оставляя на них сливочный сыр. Слизываю его с губ, затем опускаюсь и целую его в мошонку. Яички раздвигаются, давая доступ к очень тонкой и нежной кожице, а Рома растопыривает ноги и молит меня пососать ему.
— Ты кончишь уже очень скоро, малыш… И это будет незабываемый оргазм! — уверяю Рому из-под его яичек, затем забираю подушку у него из-под головы, говорю, чтобы приподнял попку, подкладываю под неё подушку и укладываю Рому, велю ему согнуть ноги в коленях и развести их в стороны. Ромина поза напоминает позу пациенток в гинекологическом кабинете… Хотя откуда мне знать, каково там?
Из Роминой дырочки торчит чёрный страз пробки, над ней свисают яички, чуть повыше дрожит набухший ствол, а ещё выше полупьяная мордашка, пожирающая меня томным взглядом. Он ждёт, он хочет… Наклоняюсь к кончику пробочки и касаюсь его языком — тёплый, нагрелся от Роминой плоти… Толкаю её языком, пытаюсь просунуть поглубже, но пробка не движется дальше, а Рома никак не реагирует — видимо, силы одного языка недостаточно. Осторожно обхватываю пальцами конец пробочки и тяну на себя. Рома издаёт глубокий стон и запрокидывает голову, тонкие пальцы вцепляются в одеяло.
— Тебе больно, малыш? — беспокоюсь.
— Н-нгх, н-нет…
Совсем чуть-чуть вытащив пробку, оставляю её в Ромином анусе и прошу его тужиться так сильно, как будто он хочет облегчиться, но не может. Рома стискивает зубы и со страдальческим лицом тужится. Его животик твердеет, на нём чётче прорисовываются очертания пресса. Мышцы всего тела напряжены, по лицу стекает пот, руки упираются в одеяло, пятки съезжают от усилия… Смотрю на пробку — она потихоньку выезжает… Рома толкает её мышцами ануса, выталкивает из себя. Вот выезжает втулка со стразом, вот хромированное основание — самая крупная часть. Пробка показывается наружу, словно головка новорождённого, словно мой Рома рожает, а я — заботливый отец и по совместительству врач, принимающий роды у своей пассии. Не знаю почему, но возникла именно такая ассоциация. Взять его за руку, что ли… Нет, руки напряжены, он вцепился в одеяло и не ответит взаимностью… Беру Рому за тонкие лодыжки и сжимаю их, придавая ему уверенности. Рома останавливается, пытается отдышаться, поворачивает на меня потное лицо:
— Я не могу!
— Можешь, любимая… Ты сильная, справишься. Давай ещё, — глажу напряженные икры и смотрю на Ромин полувялый член — все силы организма сосредоточились в анусе, и на поддержание энергии в стойком солдатике их не осталось.
Рома снова тужится, стенки ануса раскрываются, пропуская через себя пробочку. Она лезет дальше, отсвет свечей отражается на склизкой хромированной поверхности. Рома рычит и стонет одновременно, бормочет невнятные обрывки слов. Я держу его ноги, чтобы не разъезжались.
— Уже почти всё, молодец…
Из опавшего члена Ромы брызгает струя и растекается по животу. Удивляюсь: неужто кончил? Отпускаю ногу, которая тут же съезжает в сторону без поддержки, беру пальцами жидкость, растираю и нюхаю. Нет, не сперма, а моча… Бедный мальчик описался от усилий… Сам Рома этого и не замечает — он борется с инородным предметом в своём анусе… и побеждает. Его кишечник выплёвывает пробку на мою подставленную ладонь, причём выплёвывает практически буквально: розовые стенки сфинктера издают хлюпающий звук, и вместе с пробкой вылезает часть коричневатой смазки. Держу двумя руками тёпленькую пробочку, побывавшую в моём мальчике, а он облегчённо выдыхает и падает на постель. Сфинктер постепенно возвращается в исходное положение, но на этот раз красноватая дырочка закрывается не до конца, а оставляет маленькую щёлочку, словно приглашая в гости. Мой член отвечает ей взаимностью и, как истинный джентльмен, преклоняет перед ней свою сизую шляпку.
— Смотри, какой улов! — показываю Роме склизкую пробку с коричневыми мутными разводами и сразу же её нюхаю. Пахнет говном вперемешку с земляникой.
— О да-а-а, неужели я сделал это?.. Не верится… — Рома смотрит на хромированную вещичку устало-умиротворённым взглядом. Потная грудь вздымается и опускается, мальчик приходит в себя после «родов». Кладу руку ему на грудь, чувствую частое сердцебиение.
— Ты у меня молодчинка!
Погружаю пробку в рот и слизываю часть смазки с Ромиными выделениями. Необычный вкус… Спешу поделиться им с Ромой — наклоняюсь и целую его в губы, ласкаю языком его язык, нёбо и зубы. Рома полностью расслаблен, лишён сил и не сопротивляется, хоть я краем глаза вижу, как он морщится. Иногда забываю, что мой мальчик слишком чистоплотный, чтобы слизывать собственные выделения из ануса. Заканчиваю поцелуй и тянусь за смазкой. Рома с опаской смотрит, как я наношу немного на кончик пробки и размазываю. Его умоляющий взгляд так и говорит: «Что, опять? Нет, только не это!» Стоит мне начать засовывать пробку в себя, как он успокаивается, но не до конца: его член и дырочка по-прежнему требуют к себе особого внимания. Я же сую в себя ещё тёплую пробочку, вот она проходит через упругое кольцо, потом дальше, по протоптанному коридорчику, и вот она уже целиком во мне и приятно давит на простату. Игрушка хороша, особенно после Ромы, но всё-таки про себя отмечаю, что его неумелые движения вчера принесли мне больше наслаждения, и, если бы они развились во что-то большее, я бы, может, и смог получить так называемый «анальный оргазм», о котором так много пишут на различных гей-форумах.
Наша общая пробка теперь у меня в попке, а попка Ромы осталась ни с чем. Так не пойдёт! Подношу свой напряжённый до предела член к этой красоте, сравниваю размеры. У Ромы такая малюсенькая дырочка, и как он вообще ходит в туалет с такой малюткой между узких бёдер? Моя бордовая головка нацелена на его девственное лоно, но я медлю. Мне сносит крышу от эйфории! Я вот-вот лишу невинности своего любимого мальчика, своего дорогого и близкого Рому! Да ещё и в такой обстановке! Мой первый раз прошёл скомканно, грубо и глупо, а для Ромы устроено целое представление, чтобы он навсегда запомнил этот день. Ах, интересно, понимает ли он сам всю ценность этого момента? Засматриваюсь на его причиндалы и не замечаю, как на мои ложится его рука. Поднимаю взгляд на Рому.
— Саш, если сейчас опять начнёшь лизать или нюхать, я, блин, разозлюсь!
В серых глазах моего мальчика горит огонь страсти. Понимаю, что он не шутит. Его кулак крепко сжимает мой член и тянет, направляет его к дырочке. Я не сопротивляюсь, напротив, мне приятно, что Рома сам проявляет инициативу. Он на ощупь пытается приставить головку ко входу, не попадает, чуть опускает, снова прицеливается. Нажимаю на ствол пальцем, чтобы было ровно, а его пальчики подводят его точно к цели. Головка упирается в сфинктер. Рома раздвигает ноги ещё шире и кладёт руку мне на бедро, призывая к действию. Зажимаю ствол пальцами у основания и вожу головкой по склизкому входу, размазываю своё предсемя с земляничной смазкой, вытекшей из задницы Ромы. Под чавкающие звуки он млеет и прикрывает глаза. Представляю, как чувствительна сейчас эта его зона…
Тянусь за смазкой, наношу на член, щедро размазываю по всему стволу, от головки до мошонки, беру Рому за бёдра и начинаю входить в него. Постепенно, шаг за шагом ввожу головку, слежу за реакцией. Рома закусывает губу, хмурит брови и задирает подбородок, пытается увидеть, что я там делаю.
— Не больно, малыш?
— Н-не-ет… — неуверенно протягивает Рома. Волнуется, несмотря на алкоголь. Страх перед неизвестным — это норма. Я ведь тоже боялся сажать Рому к себе, боялся коснуться его, боялся сказать лишнего… Страх — он как девственный анус: чем чаще его владелец занимается анальным сексом, тем меньше страха в его душе. И казавшиеся огромными размеры выглядят уже прилично… Но к Роминому великану мне ещё надо привыкнуть, а пока… пока познакомлю его со своим толстеньким дружком. Просовываю головку до «резьбы», замираю, даю Роминому анусу попривыкнуть. Стенки сфинктера приятно обволакивают мою плоть, давят на неё со всех сторон, сжимают… А-а-ах, секс с девственником — что может быть прекраснее?
Пододвигаюсь на коленях поближе к Роминому распростёртому телу, наклоняюсь над ним, кладу руки ему на бока и продолжаю движение. Ощущаю себя бурильщиком, чей бур с трудом продвигается в непокорной почве. Мамочки, если сейчас так тяжело, то что же тогда было бы без пробки? Я бы вообще продвинулся хоть на сантиметр? Рома тихонько постанывает, но скорее от боли и страха, чем от удовольствия. Его член становится вялым и бессильно падает на живот. Останавливаюсь, стряхиваю с себя пот. Теперь жарко и мне: я ведь не только выступаю в активной роли, но и отвечаю за свою вторую половинку! А у половинки попка такая тугая и тесная, но такая влажная и горячая! Мой член в ней всего наполовину, а уже столько кайфа! Не зря я оставил это на десерт! Спрашиваю у своего мальчика, как он себя чувствует.
— Писать хочу… — страдальчески отвечает он. Разрешаю ему мочиться на себя и продолжаю движение, но, видимо, делаю это слишком быстро, потому что Рома выгибает спину и открывает рот в немом крике, широко раскрыв глаза. Он тут же упирается стопами мне в живот, пытаясь остановить меня, а его руки ложатся на мои запястья.
— Ой, прости, прости. — Я вытаскиваю член из Ромы.
— Са-а-аш!.. — возмущённо тянет он, а у самого на лице удивление и непонимание: как это так, говорил, будет нежно и без боли, а сам чуть не проткнул?
— Прости, Рома, моя вина, слишком резко… — объясняю я, разглядывая свой член. Крови нет, лишь смазка с коричневыми вкраплениями. Рома щупает сфинктер, критически осматривает свой палец, а затем вытирает об одеяло.
— Саш, может, не на… О-о-ох…
Рома не может договорить — я обхватываю губами его горячую головку и нежно ласкаю её языком, размазывая вязкое предсемя. Чувствую, как головка двигается дальше, ствол так и норовит поиметь меня в рот. Ну уж нет, не сейчас! Выпускаю Ромин член изо рта, добавляю ещё смазки на свой, прицеливаюсь и снова захожу в любимую дырочку. Двигаюсь медленно, осторожно, миллиметр за миллиметром… Передо мной, словно антенна, качается Ромино достоинство с влажной от слюны головкой. Яички висят над моим стволом, мошонка полна спермы… Дохожу до половины, делаю паузу, беру Ромины ноги и закидываю их себе на плечи. Чмокаю голень и продолжаю движение. Узкие стенки нехотя расступаются, пропуская головку, за которой тянется остальной ствол. Как же тут тесно! Не сорвать бы уздечку…
— М-м-м, о-о-ох! — стонет Рома, когда я почти весь уже в нём. Решаю не совать прямо уж до конца, чтобы он снова не дёргался от боли. Спускаю одну ножку и сосу на ней пальчики, даю своему мальчику привыкнуть. Он закрывает глаза и тяжело дышит, прислушивается к своим ощущениям.
— Ну как? — спрашиваю, облизываясь.
Рома открывает глаза, протягивает руку и гладит меня по соскам и животу.
— Ты… о-ох… такой горячий там… Обними меня…
Опускаю Ромины ноги, ложусь на него и обнимаю, а сам продолжаю двигаться в нём. Туда-сюда, туда-сюда… Моя головка массирует ему простату, мой живот трётся о Ромин член, наши жаркие потные тела соприкасаются в этой безумной любовной пляске. Рома обхватывает меня за спину, вцепляется в неё ногтями, закрывает глаза и стонет, не сдерживаясь, на всю квартиру, выкрикивает моё имя и прижимает к себе, прижимает… Замечаю, что уже вовсю трахаю его в задницу, перестав осторожничать. Мой поршень ходит в нём, с силой и с хлюпаньем вдалбливаясь внутрь, мои яйца шлёпают о его промежность, а Рома тяжело дышит и извивается. Мальчика с головой поглощает страсть, его ногти впиваются мне в кожу, ноги переплетаются с моими. Он кричит, чтобы я любил его, как никто другой, а я клянусь ему, обещаю, шепчу ласковые слова и капаю на него потом, энергично разрабатывая его дырочку.
Диван ходит ходуном, крики и стоны разносятся по всей квартире. Что-то с грохотом падает на пол, но нам всё равно — мы слишком заняты друг другом.
— С-с-с-с-а-а-аш, я, кажется, я… — пытается сказать Рома.
Приподнимаюсь, вижу его раздутый член, тянусь за подносом с роллами и как раз успеваю поставить его на Рому, когда его яички поджимаются, а член начинает сокращаться. Продолжаю трахать своего мальчика и помогаю ему рукой. Сфинктер Ромы сжимается от оргазма, и мой член словно зажимают тиски. А Рома… Я не знал, что парни умеют сквиртить, до сегодняшнего дня… Из его ствола мощнейшим напором вылетает сперма, причём не густая и желтовато-белёсая, как обычно, а полупрозрачная и водянистая; она не летит струями, а разбрызгивается капельками. Рома бьётся в конвульсиях и полустонет-полукричит, пока этот фонтан разлетается на добрые пять метров, перелетая даже за диван. Я смотрю на это чудо во все глаза, не забывая дрочить своему малышу, чтобы он разрядился до конца. Кончает Рома быстро: член выстреливает градом капель раз пять и успокаивается. Успокаивается и Рома: он обмякает и раскидывает руки-ноги, тяжело дыша, как после дальнего забега. Роллы на его груди двигаются в такт дыханию. На них попадает часть спермы, и теперь они в том самом особенном соусе Ромы, как я и хотел. Правда, я думал, будет погуще. Сквирт как он есть… Никогда не видел, чтобы парни так кончали…
— Господи, Саша… Что ты со мной сделал? — выдыхает Рома, не в силах пошевелиться.
— Ничего особенного, малыш. Всего лишь научил тебя любить и быть любимым.
Наклоняюсь и целую Рому. У него нет сил ни на что, мальчику нужен отдых. Вытаскиваю из него член, дырочка закрывается не полностью… Ну, вот теперь и Рома со сбитой целкой. Судя по реакции его организма, ему всё понравилось. Неразряженным остался я, что даже удивительно, учитывая, сколько времени ушло на предварительные ласки и на сам секс с девственником. Выбираю самый заляпанный спермой ролл, кладу его в рот. М-м-м, очень недурно. Отличная добавка! Предлагаю Роме, но тот лениво отказывается. Да, после разрядки уже не хочется делать безумные вещи. А мне можно! Ухожу с роллами на кухню, продолжаю смаковать пищу. Сажусь на стул, чувствую, что-то мешает… А, у меня ж до сих пор в заднице пробка! Вынимаю, сажусь, ем. Рома просит попить. Приношу ему воду, поднимаю упавший во время секса пульт, даю ему в руку и ухожу — доедаю, развешиваю постиранные вещи на балконе.
Выжидаю час и возвращаюсь к голому Роме. В гостиной пахнет спермой, догорают ароматизированные свечи, стоит поднос с вином. Возбуждаю Рому ртом, смазываю его орган и сажусь на него сверху. Рома ещё не набрался сил и страдальчески кряхтит, а я скачу на нём, как наездница, выгибаю спину и прошу Рому гладить меня везде: по соскам, по животу, по бёдрам и по члену. Теперь моя очередь стонать и произносить имя любимого. Моя разработанная дырочка хорошо двигается по длинному скользкому стволу, насаживаюсь на него полностью, мой собственный подскакивает в такт движению, из него капает предсемя. Ромины пальчики гуляют по моим соскам, гладят член. Он втягивается в происходящее, пытается разнообразить: гладит меня от шеи до паха и теребит мне яички. А я прикрываю глаза и отдаюсь на волю чувств: меня ебёт как сучку мой любимый мальчик, он младше меня, ниже меня ростом, но он такой ебливый, его хуй такой длинный и ненасытный, он ходит во мне, словно я его шлюха, раб, вещь… Его сильные руки щипают мои соски, сжимают мои бёдра, я вся перед ним, полностью, мне нечего скрывать… Мой напряжённый хуец — доказательство безграничной любви к юному господину… Я буду лизать ему ноги, яйца и жопу, когда он захочет, я служу ему полностью, я… О, о, о-о-ох-х!
— Я твоя сучка! М-м-м, а-а-ах, мой мальчишка! — стону и чувствую, как накрывает. В мозгу вырисовываются какие-то видения: облака, дорога к свету… Вспоминаю слово: Вальхалла. Я уже в ней? Ещё пока нет: открываю глаза и вижу, что кончаю без рук на своего Рому. Сперма не выстреливает, а вытекает — густая, белёсая. Неужели… неужели свершилось? Неужели это тот самый анальный оргазм? Я добился его вместе с любимым человеком… Разряжаюсь на Рому, который продолжает поёбывать меня, и вижу кайф на его лице: ну конечно, моё очко ведь сжало его член, теперь ему вдвойне приятнее… И тут он сжимает мой хер в кулаке и начинает дрочить его. Пытаюсь объяснить ему, что я уже кончил.
— Рома, не нужно, я ведь уже… — замолкаю, чувствую, как будто обоссусь. Что, опять? Выгибаю спину и снова кончаю — совсем мало, но всё же! Два оргазма за минуту! Ромин пах и грудь в моей сперме, у него на лице и на шее ещё сохнет его собственная. Моё очко снова сжимает Ромин член, и это приводит его к долгожданной разрядке — он берёт меня за бока и с победоносным рыком выплёскивается в мою прямую кишку. Глажу его сильные руки и любуюсь его раскрасневшимся личиком. Мой Рома, мой активный пассивчик… или пассивный активчик? Я запутался. Пусть будет мой молоденький универсальчик. Слезаю с его члена и ложусь рядышком, обнимаемся. Наши полустоячие члены почти соприкасаются. Размазываю своё семя по Роминому телу.
— Са-а-аш? — тихо зовёт Рома.
— М?
— Ты супер. Я люблю тебя.
— И я тебя, солнце.
Целуемся и лежим дальше. Свечи постепенно затухают, одна за другой. Как хорошо нам вдвоём. Век бы так лежать и не вставать… А завтра работа, придётся оставить Рому дома одного. Ну ничего, научу его пользоваться компьютером, буду звонить. А, кстати, про звонить… Начинаю вставать.
— Ты куда, Саша? — спрашивает Рома с блестящей от спермы грудью.
— Сейчас, мой сладкий.
Иду к пакету, достаю оттуда коробочку, возвращаюсь в постель. Любопытная мордашка уже смотрит на новую вещичку в моей руке. Не теряя времени, вручаю её Роме.
— Котёночек, этот телефон я хочу подарить тебе, чтобы всегда иметь возможность услышать твой нежный голосок!
— Ва-а-ау, Саш, спасибище тебе огромное! — Рома приподнимается на локтях, осторожно берёт коробочку, открывает и видит плоский экран с надписью «Samsung Galaxy S10». Я купил Роме какую-то супер-пупер-версию под сто тысяч. Мой мальчик достоин самого лучшего. — У меня никогда такого не было! — восторженно кричит Рома. Радуется, прямо как ребёнок. Умиляюсь.
— А теперь будет. Открывай, смелее.
— Спасибо! Ты супер! — ещё раз благодарит Рома и целует меня в губы, а потом извлекает смартфон и крутит-вертит его в цепких пальчиках. Я любуюсь им. Моим Ромой можно любоваться, даже когда он просто ничего не делает, неважно — одет он или раздет, весело скачет на хую или просто лежит и смотрит телек. Его волосы, глаза, улыбка, голос — всё это настоящее произведение искусства, настоящий дар тому, кто сумеет это всё разглядеть сквозь бесконечную суету и серые будни… Я сумел и получил свою награду. Мы словно созданы друг для друга. Я искал своего Рому много лет, и я нашёл его и теперь никому его не отдам, никогда…