Примечание
в которой Ымпаппа покоряет сцену, Кюбин много вертится и болтает, Гонук не изменяет своему типажу, Тэрэ реализуется как критик, а Джиун нюхает деньги.
Гюрэ, конечно, сидел смурной – не то, чтобы Хёнтэ целенаправленно смотрел в его сторону… ладно, иногда.
Ну не было у него шансов пройти, очевидно же, хотя на общем фоне он не особенно выделялся. Какие-то слабые мальчики пришли сегодня на прослушивание. Естественно, Хонджун-хён был недоволен – ну, если честно, это ещё сильное преуменьшение. Гюрэ повезло, что он первым попытался. Просто, чем дальше – тем больше злился наставник. Ну и, конечно, разносил неудачливых кандидатов в пух и прах.
Пока на сцену не выбежала Ымпаппа.
Поначалу Хёнтэ, погружённый в свои мысли и потому не смотревший на выступающего, услыхал хихиканье, а затем – тоненький вой. Только тогда он поднял голову и увидел на сцене левретку, которую Гюрэ, видимо, не удержал. Кажется, стремление стать звездой было не чуждо и ей.
– Молодец, собачка, – похвалил её Хонджун-хён, впервые с начала прослушивания улыбнувшийся. – Ты определённо поёшь лучше всех сегодня. Я готов подписать с тобой контракт немедленно.
Тут уж рассмеялась все, даже хлюпающие носом раскритикованные в пух и прах кандидаты.
– Ымпаппа, ко мне! – громким шёпотом скомандовал Гюрэ.
Та не отреагировала. Ей, кажется, понравилась сцена.
– Ну получишь у меня! – пригрозил Гюрэ. Ымпаппа и ухом не повела.
Хёнтэ фыркнул. Получит, как же. Это самая избалованная левретка в мире.
– Ымпаппа, ко мне! – позвал он.
Та немедленно подбежала, виляя хвостиком, и ткнулась мокрым носом ему в ладонь. Хёнтэ погладил её. Вообще-то, она прикольная.
– Почему моя собака прибежала к тебе? – возмутился Гюрэ.
– Она меня любит, – Хёнтэ усмехнулся. Очень хотелось показать язык, но он же взрослый, в отличие от некоторых. И поспешно добавил, – Хватит болтать, у нас прослушивание!
Ещё ляпнет чего-нибудь. С него станется.
Всё же несколько человек Хонджун-хён сумел отобрать, а остальных отпустил. Они вышли на улицу, где болтались друзья, решившие дождаться их с Гюрэ. Им хватило одного взгляда, чтобы понять – он пролетел.
Кэйдан открыл было рот, но тут же захлопнул его и на всякий случай спрятался за Юджина, уж больно грозно Гюрэ на него зыркнул, пнув смятую банку из-под колы, брошенную кем-то на тротуар. Та ударилась о стену, отскочила и плюхнулась в лужу.
– Не психуй, – как старший Хёнтэ решил его успокоить. Вовсе не потому, что, ну… Не поэтому, в общем! – Естественно, ты ничего не умеешь, ты же не учился. Ты танцами занимаешься пару месяцев, а уроки вокала не брал вовсе, с чего ты вообще взял, что у тебя есть шансы пройти?
Нет, ну а что он не так сказал?
– Утешитель из тебя… – Кёнмин покачал головой. – Ох уж эти “Т”...
– И где я неправ? – Хёнтэ сложил руки на груди. И сам же ответил, – Везде прав. Но, вообще-то, я всего лишь хотел сказать, что он может позаниматься, а потом попробовать ещё раз.
– Точно! – воскликнул Гюрэ, мгновенно оживившись. – Я так и сделаю
Ладно, во всяком случае оптимизма у этой балбесины хоть отбавляй, долго унывать он не умеет. Это по-своему мило. Но вслух Хёнтэ этого, конечно, не скажет, а то навоображает себе
– Ты можешь записаться в студию, где учился я, – предложил он. – Только… занятия там достаточно дорогие…
Конечно, Гюрэ из богатой семьи, но его родители точно будут против этой затеи и платить, скорее всего, откажутся.
– А ты где деньги на это взял? – тут же спросил тот.
Вопрос, конечно, закономерный. Для семьи Хёнтэ сумма там огромная. Ему действительно очень повезло.
– Заработал, – ответил он.
– И как же? Может, и я так смогу?!
Хёнтэ помотал головой.
– Не сможешь.
– Незаконное что-то поди, – предположил Джиху. – Не закладки, надеюсь?
– Дурак!
Хёнтэ даже замахнулся на него, скажет тоже! Стал бы он связываться с наркотиками, делать ему нечего!
– Ничего незаконного я не делал! Напридумываете сейчас!
– Продавал свои трусы? – предположил Кэйдан. – Это законно! Когда я жил с папой в Японии, там целые автоматы с ношеными трусами стояли, как у нас с напитками и снеками!
– Зачем кому-то нужны чужие трусы? – удивился Кёнмин. Ну наивный!
– Не знаю, – Кэйдан пожал плечами. – Я спрашивал папу, но он не ответил. Надо ещё отца спросить, точно, я совсем забыл про это!
– Какого из? – не удержался от подколки Гюрэ. Все рассмеялись, кроме Кэйдана.
– Да не живу я ни в какой полиаморной квир-коммуне! – воскликнул он.
О семье Кэйдана ходили странные слухи. Его родители развелись. Какое-то время он провёл с папой в Японии, а потом вернулся в Корею к отцу, и вроде как с ними живут ещё какие-то люди. Даже опека приходила, но ничего страшного не обнаружила, однако сплетников не заткнёшь, и, конечно, друзья порой подшучивали на эту тему.
– Ну хватит вам, – Хёнтэ вздохнул. Вот же прицепились, а… Не расскажешь, так ещё и не таких идиотских теорий напридумывают. Фантазия у них бурная. – Никаких я трусов не продавал. Просто… у меня есть двоюродный брат, Сонмин, он познакомился с альфой в интернете, а родители были против их отношений, потому что Хикару японец. Они переживали, что тот увезёт Сонмина в Японию, и они не увидят внуков. Хотя он и не собирается никого рожать до тридцати лет. Я, кстати, тоже.
Он посмотрел на Гюрэ. А вот пусть знает, а то распланировал уже, кажется, как детей называть, а Хёнтэ даже встречаться с ним не соглашался. Вот ещё! Айдолам вообще отношения запрещены. Ну, если только друг с другом, чтобы никто не узнал.
– И что дальше? – Кэйдан подёргал его за рукав в нетерпении. – Ты-то причём?
– И притом. Сонмину запрещали одному гулять, чтобы не сбежал на свидание, поэтому мы придумали план. Типа он со мной занимался, у меня же оценки, ну…
– Ужасные, – помог Юджин. – Если не получается списать у нас с Кёнмином.
– Да в жопу учёбу, – отмахнулся Хёнтэ. – В общем, мы типа занимались, но на самом деле нас забирал Хикару, они отвозили меня в студию, а сами ехали себе на свидание. Хикару взрослый уже, у него деньги есть. Он и платил. Вот и всё, и ничего незаконного! Сейчас они правда сбежали в Японию, когда Сонмину исполнилось двадцать, но я уже прошёл прослушивание, и теперь занимаюсь в агентстве.
– Да уж, это точно мне никак не поможет, – вздохнул Гюрэ. И вдруг повеселел. – Ничего, я у Джиун-хёна попрошу денег, он тоже взрослый, у него есть! Поною немного, он добрый. Я думаю, согласится. Да, предательница?
Он потрепал Ымпаппу по ушастой башке. Прикольная всё же собака.
– Гав, – ответила та.
Ну а что ещё она может сказать?
***
Оказалось, Рики снимал квартиру неподалёку от универа. Квартиру! В престижном районе! Это говорило лишь об одном: он (ну, его родители скорее) чертовски богат по корейским меркам. Не то, чтобы Кюбина это хоть сколько-нибудь волновало, но если они подружатся, и о нём узнают предки, их это немного успокоит. Они, ну…
Немного снобы, да. Есть такое.
Кюбин ужасно волновался, если честно. Как всё пройдёт? Сумеет ли он стоять смирно столько времени, сколько понадобится Рики? Все говорят у него шило в энном месте. Ну… да? Он немножко иногда… часто… всегда, хорошо… гиперактивный. А натурщик должен сохранять неподвижность…
Может, зря он согласился позировать? Но как бы ещё он тогда подружился с Рики? А ему надо! Кто иначе позаботится об одиноком китайском мальчике?
– Проходи, не стой в дверях, – поторопил его хозяин квартиры.
А? Да! Ой! Вот вечно он – то угомонится не может, то зависает в своих мыслях невпопад. Кюбин вошёл в прихожую, тщательно вытер ноги о коврик и разулся. Рики ждал его, босой, сонный и лохматый. Там, в столовой, он тоже зевал и щурился. Плохо спит?
– Ты не выспался? – с беспокойством спросил Кюбин. Рики пожал плечами.
– Я сплю не меньше двенадцати часов в сутки, могу и шестнадцать, если заняться нечем, но не высыпаюсь, – ответил он. – Не обращай внимания, я привык. Давай, сюда…
Судя по планировке, комнат в квартире аж две, и в одной Рики устроил студию, всю заваленную холстами и красками. Ну как заваленную… всё было сложено так аккуратно, как Кюбин никогда бы не смог. У стены стоял и мольберт. Серьёзно тут у него, это не просто так – в скетчбуке чиркать!
– А… как мне встать? Или сесть? А моя одежда подойдёт? А волосы не растрепались? А…
Когда Кюбин волновался, заткнуться у него не получалось, вот и сейчас он засыпал Рики вопросами. Тот тихо рассмеялся, став ещё красивее – его бы самого рисовать!
– Пока не растрепались, – ответил он и вдруг взлохматил шевелюру Кюбина. – Вот теперь да. Не нервничай. Сядь пока в кресло, я всё подготовлю. Ты любишь клубничное молоко?
– А? – вопрос застал Кюбина врасплох. – Да? Да-да, люблю, точно!
Он не соврал. Конечно, всё, что с манго, вкуснее, но и клубника тоже супер!
– Ты смешной, – сказал Рики и вышел из комнаты.
Как это понимать? Это хорошо или нет? Голос, вроде, не осуждающий. Должен ли Кюбин вести себя более сдержанно? Но он пытается, честно! Просто всё это так ново и непонятно, что делать, и…
– Возможно, тебе будет проще успокоиться, если ты немного поешь, – Рики вернулся и поставил перед ним стакан с розовой жидкостью, пахнущей клубникой и блюдце с парой инчжольми. – Со мной это работает, во всяком случае. Как правило.
Оу, это так мило с его стороны!
– Со мной тоже! – воскликнул Кюбин. – Ну обычно! Иногда! Ой, я много болтаю, прости, это повторится… то есть не… то есть, наверное, всё-таки да…
Он притих. Ну что вот за язык у него без костей и фильтра между мозгом и голосовыми связками?
– Главное, ешь молча, а то подавишься, куда мне твой труп девать? – фыркнул Рики и устроился в кресле напротив, забравшись в него с ногами.
– И это я ещё смешной, – пробормотал Кюбин. – Уж кто бы говорил!
Но всё же послушался, потому что ну да, за едой и правда лучше не болтать. И к тому же всё было очень вкусно.
Пока он жевал, Рики молча смотрел на него, и это казалось бы неловким в другой ситуации. Но здесь и сейчас Кюбину было спокойно, он понимал – перед ним художник, который прикидывает, как его лучше нарисовать. Однако он всё же порадовался, что Рики – омега. Если бы альфа смотрел на него так, ему точно было бы не слишком комфортно.
Кстати. Он сфоткал молоко с инчжольми и отправил хёну, чтобы тот не волновался. Совершенно же очевидно, что человек, который тебя кормит, не желает тебе зла.
Когда Кюбин уже допивал последние глотки, Рики встал, лениво потянулся, зевнул и пошёл устанавливать мольберт, как ему нужно – почти горизонтально, ого, а так можно было? Это какая-то особая модель?
– А почему лёжа?
Кюбин подошёл ближе, интересно же. Рики усмехнулся и легонько щёлкнул его по носу.
– Сам ты у меня сейчас ляжешь, – сказал он. И пояснил, – Акварель же, ну. Краски стекут. Тут и холст особый нужен, и грунтовка… иди к окну, там свет красивый сейчас.
– Куда я там лягу? – не понял Кюбин. А приятно, что его не просто рисовать будут, а по-особому!
Ложиться не пришлось. Рики велел ему сесть на подоконник. Отошёл, полюбовался, подумал.
– Свитер сними, – попросил он. – Одну ногу поставь на подоконник и согни в колене, руками обними её, другая пусть болтается, стой, то есть сиди…
Он снова подошёл к Кюбину и начал сам укладывать его конечности так, как ему хотелось. Напоследок ещё раз взлохматил ему волосы и велел не шевелиться.
– А… – Кюбин, попытался кивком головы указать на рукав футболки, сползший с плеча.
Рики отмахнулся.
– Пусть будет, так даже лучше. Или тебе неудобно?
Скорее неловко. Немного. Ну то есть, не то, чтобы это было прям очень уж открыто, да и Рики не альфа же, чего стесняться?
– Нормально, пойдёт! А если у меня нос зачешется или ухо?
– Кисточкой почешу, – пообещал Рики. – Сиди спокойно, трещотка.
На “трещотку” следовало, конечно, возмутиться, но на правду не обижаются и вообще. Ну как на него злиться, домашнего такого, мягкого, в пижамке фиолетовой?
Не получается вот, да и незачем, они же друзья, пусть он и вредничает.
– Кисточкой! А отмываться потом как?
Что-то всё же сказать следовало, трещотка он там или куда?
– Каком кверху. Это акварель, балбесина, она водорастворимая!
Рики расфыркался, как соседская кошка на Ымпаппу. Смешной и милый.
– Ты милый, – сообщил Кюбин.
– Я жестокий и безжалостный, – возразил Рики. – Забыл? Сиди смирно, шевельнёшься – укушу.
Он встал за мольберт и волшебство началось! Очень хотелось посмотреть, но со своего места Кюбин ничего бы не смог увидеть, поэтому он смотрел на Рики – счастливого, одухотворённого, полностью увлечённого любимым делом…
И оттого – ещё более красивого, чем обычно.
***
“Уже бегу”, – написал Кюбин минут тридцать назад и до сих “уже бежал”. Гонук не злился, впрочем. Во-первых, привык. Во-вторых, ему всегда есть чем заняться, пока не сядет заряд на смартфоне (что практически нереально, у него с собой два полных пауэрбанка на всякий случай).
А пересматривать мукбанги Мэттью ему точно не надоест.
Он и сам посмеивался над своей – ну глупой, сложно не признать – влюблённостью в крошку-блоггера, но ничего поделать с ней не мог, да и не хотел. Он не был делулу, понимал – однажды Мэттью найдёт себе альфу там, в Канаде, да и ему придётся завести семью – но это потом. А пока – можно смотреть и таять от умиления, представляя его маленькую лапку в своей огромной ладони.
Гонук однажды случайно… ну как случайно… в общем, заказал на сайте такие же формы для выпечки, как у него. Ну. Конечно, он не умеет печь, но папа-то умеет. Отличные канадские сливочные тарты получились, между прочим. Так вот. Когда Мэттью держал такой, он занимал почти всю его ладошку, а у Гонука на руке целых два разместилось…
А ещё в магазине бытовой техники он холодильник видел той же модели. И вот. Он выше Мэттью. А Гонук – выше его. В общем…
Ну сайз-кинк, и что?
– Эй, я опоздал? Простиии!
Кюбин с деликатностью асфальтового катка вырвал его в суровую реальность. Как всегда, впрочем, но злиться на него за это невозможно. К тому же он был не один. Рядом с ним маячил высокий омега с собранными в короткий хвостик светлыми волосами, а при постороннем даже дружескую возню затеять Гонук постеснялся. Кто такой, интересно? Вроде он знает всех кюбиновских друзей – да они, в основном, у них и общие. Хотя с его способностью заводить знакомства, ничего удивительного не будет, если однажды он появится под ручку с Саем.
– Я подумаю над этим, – только пообещал Гонук. – Если будешь хорошо себя вести.
Кюбин рассмеялся и подтолкнул блондинчика в спину.
– Это Рики! – воскликнул он. – Он меня рисовал, я про него рассказывал. А это мой маленький друг Уки…
– Я догадался, – с лёгкой ехидцей в голосе ответил Рики. – Ты всю дорогу трепался о желании нас познакомить.
Несмотря на тон и вайбы уверенного в себе красавчика, он казался напряжённым и держался на достаточно большом расстоянии.
– Стесняется, – пояснил Кюбин. – Вообще, он недавно в Корее, и у него пока что здесь нет друзей, кроме меня…
– Мы друзья? – перебил его Рики.
– Ага! – Кюбин с энтузиазмом закивал. Вот в этом весь он. Дружит буквально со всеми, даже если те об этом не догадываются. – Так вот, я поэтому хочу познакомить его с тобой и с другими. Чтобы он не чувствовал себя одиноким.
– Я не чувствую, – заверил Рики.
Судя по лицу, он вовсе не горел желанием с кем бы то ни было сближаться. Что ж, торопиться точно не стоит, если он застенчивый такой, пусть сперва освоится.
– Приятно познакомиться, – Гонук улыбнулся ему, демонстрируя дружелюбие. – Не переживай, насильно таскать на тусовки не будем.
– Потому что он тусуется главным образом с конспектами и телефоном, – не удержался от подколки Кюбин.
На этом и строится дружба, не так ли? Когда можно прикалываться друг над другом, не боясь задеть.
– Взаимно, – пробурчал под нос Рики и подёргал Кюбина за рукав. – Мне пора идти на занятия.
– Удачи! Напиши мне потом, ладно?
Тот похлопал его по плечу и пояснил, проводив взглядом:
– Рики занимается корейским на курсах при универе. Ему нужно подтянуть язык для поступления на художественный факультет.
И вдруг спросил без перехода:
– Я красивый?
Вопрос неожиданный, но простой настолько, что даже странно его слышать. Какие могут быть сомнения?
– Да, – ответил Гонук. – А что?
– Рики сказал, что я красивый, – с удивлением в голосе сказал Кюбин. – И что во мне есть внутренний свет, поэтому меня надо рисовать акварелью, а не маслом. Так странно…
Ничего странного Гонук не видел. Ну это вроде как база, нет?
– Тебе раньше никогда этого не говорили? Серьёзно?
Поверить в такое сложно.
Кюбин пожал плечами.
– Ну про свет нет, а что красивый – да. Альфы, которые ко мне подкатывали. Но так они же что угодно скажут, когда хотят затащить в постель. Мне Тэрэ-хён говорил, уж он-то знает. Он говорил, никогда не слушать альфу, который хочет тебя трахнуть, если нравится – соглашайся, нет – отшей, но уши не развешивай, так и говорил!
– Говорил-говорил-говорил! – усмехнувшись, передразнил Гонук. – Ну мне-то ты веришь?
Кюбин закивал.
– Ты же не хочешь меня трахнуть.
И добавил с ехидцей.
– Я же не твой крошка.
Гонук непроизвольно опустил взгляд на экран и залип. Казалось: солнечные лучи запутались в пепельно-русых волосах – Мэттью вчера перекрасился и стал ещё очаровательнее.
У него и улыбка – солнечная.
Нет, Гонук определённо не хотел его “трахнуть” – слишком низменно и приземлённо звучит это слово. Он хотел его любить… во всех смыслах, да.
– До десяти лет, я искренне верил, что мне придётся выйти замуж за тебя, когда мы вырастем, потому что все взрослые нас шипперили, – признался Гонук. – Расстраивался жуть.
– Эй! – Кюбин притворно надулся. – Ты меня настолько не любишь?
И сам же расхохотался.
– Вообще-то, я собирался выйти замуж за Хани из “Орана”, – Гонук тоже рассмеялся. Ох уж эти детские влюблённости в выдуманных персонажей…
Кюбин бесцеремонно забрал у него телефон и посмотрел на экран.
– А твой типаж совсем не изменился, – резюмировал он.
Гонук кивнул. Да, с новой причёской Мэттью и правда напоминал Хани, особенно, если учесть его габариты.
– Но, во всяком случае, он не похож на младшеклассника.
– Так и тебе уже не десять, – Кюбин вернул телефон. – Если бы тебя в сегодня лет интересовали парни, похожие на младшеклассников…
– Я бы сдался психиатру.
Негромкое “дзинь” оповестило о новом видео на Ютубе. Гонук, позабыв обо всём на свете, немедленно кинулся его открывать – уведомления у него стояли только на одного человека…
“Привет! – Мэттью заулыбался с экрана, затмевая солнце. – Смотрите, что у меня тут!”
Он повертел в руках знакомую пачку с виноградом и надписями на хангыле на упаковке. Ого, раньше он ел на своих эфирах только канадские сладости.
“Пришла пора познакомиться с корейской кухней! – весело заявил он. – Какое досадное упущение, что я не сделал этого раньше! Вы же знаете, что у меня корейские корни. Что ж…”
Он разорвал упаковку и сунул туда свою лапку. Гонук замер. Он любил эти конфеты. Понравятся ли они Мэттью?
Тот выдержал паузу и вытянул… вовсе даже не конфету, а бумажный прямоугольник.
“Ой! – он так искренне изобразил удивление, как будто действительно не ожидал это увидеть. – Что же это такое? Давайте посмотрим!”
Мэттью повернул прямоугольник к камере и продемонстрировал зрителям. Гонук ахнул. Неужели…
“Ого! У меня будет отличная возможность перепробовать кучу корейской еды!” – радостно воскликнул Мэттью, держа в руках билет на самолёт…
До Сеула.
***
Альфы помешаны на своих членах – это факт, сомнению не подлежащий. Притом они абсолютно уверены, что и омеги помешаны на их членах.
А вот это уже неправда.
Нет. Член – это хорошо. Когда он большой (в меру) и красивый – ещё лучше. Но главное – это умение с ним управляться, а вот тут уже многие альфы откровенно лажают. Они уверены, что их причиндалы – сами по себе дар небесный…
Вот и шлют их фото всем подряд.
Ладно, может, и не всем, но Тэрэ постоянно находит в личке подобные сюрпризы. Вот и сейчас…
“Прежде всего следует отметить отсутствие художественного подхода. Фотография максимально банальная, композиция скучна. На будущее: не стоит располагать объект в центре. Немного сдвинуть в сторону, увеличить контраст и резкость, наложить фильтр – и картина заиграет другими красками…”
Тэрэ увлечённо стучал по клавишам ноутбука, валяясь на кровати в майке, трусах и одном носке и болтая ногами. Человек искал внимания к своему “сокровищу” – ну вот, нашёл. Думать надо, прежде чем слать фотки буквально будущему критику.
Тэрэ всегда писал подробные рецензии на все присылаемые ему дикпики.
“Теперь перейдём непосредственно к предмету демонстрации, представляющему собой пенис в полуэрегированном состоянии. Максимально странное решение, если уж показывать, то во всей красе. Первым делом в глаза бросается утолщение на стволе между его серединой и головкой. Это вызывает некоторые вопросы…”
Так себе член, если честно. Не член, а писюн, иначе не скажешь.
“Головка полуприкрыта, что вызывает не самые приятные впечатления, поскольку кожа вокруг неё собрана морщинистыми складками. Цвет выступающей части багрово-фиолетовый – это придаёт ей максимально неэстетичный вид. Вены слабо выражены”.
Теперь надо что-нибудь похвалить – для контраста и по законам жанра.
“Тестикулы выглядят в целом неплохо и могли бы подправить впечатление, если бы не были слегка перекошены вправо. И совет на будущее: сбрить или хотя бы подстричь волосы на лобке, в таком состоянии они выглядят негигиенично”.
Ну вот и всё! С чувством выполненного долга Тэрэ отставил ноутбук на прикроватную тумбу, перевернулся на спину, натянул на себя одеяло и сделал несколько селок. Выбрав две лучшие, загрузил в инсту.
И в этот момент в дверь постучали.
– Да, хён? Входи, открыто! – крикнул Тэрэ. В квартире они вдвоём, так что спрашивать, кто там, было бы глупо.
Минджун-хён вошёл и устроился на краешке кровати.
– Тэрэ-я, ты не планировал сегодня куда-нибудь сходить? – мягко поинтересовался он.
Ха-ха, понятно уж, к чему такие вопросы. Нет, он не планировал, но пойти ему, в принципе, есть куда.
– Свиданку хотите устроить, – даже не то, чтобы спросил Тэрэ.
Минджун-хён кивнул.
– Вони только что позвонил, у него внезапно освободился вечер…
– Можешь не продолжать, уже собираюсь!
Тэрэ сел, потянулся, на ходу вспоминая, что Хао-хён говорил о своём графике выступлений. Вроде, сегодня у него последний концерт до восьми…
– Спасибо. Прости, что вот так в последний момент.
– Да фигня, развлекайтесь, только предохраняйтесь! – Тэрэ рассмеялся. – Не буду вам мешать!
У них с Вони-хёном дело явно к серьёзным отношении. Сам он на этом этапе уже бежал бы, теряя тапки, но за них честно радовался, так как хорошо знал обоих и мог быть уверен, что вручает кузена и друга в хорошие руки.
Потратив полчаса на сборы (из них двадцать три минуты на макияж), Тэрэ вышел из дома, предварительно созвонившись с Чжан Хао. Болтаться по городу после трёх отыгранных концертов тот отказался, поэтому просто позвал его к себе домой. Этот вариант устраивал Тэрэ даже больше, на самом деле, потому что он планировал весь вечер проваляться в кровати.
Валяться в кровати с Чжан Хао ещё лучше, в конце концов.
Тэрэ доехал до филармонии почти вовремя. Хао-хён уже ждал его на парковке. Он нырнул на пассажирское сидение и, пристегнувшись, потянулся к Тэрэ. Как-то само вышло, что они начали встречать и провожать друг друга поцелуями – да им вообще не нужен был для этого повод, достаточно возможности. Всё ещё ничего такого, просто дружба.
Конечно, они заказали доставку – Хао-хён был голоден, а их вместе взятых кулинарных способностей хватило бы разве что на бутерброды. На этот раз они заказали кучу вкусностей в ресторане, роллы надоели.
– Вино будем? – спросил Чжан Хао.
– Дурацкий вопрос! Неси, конечно!
За едой Тэрэ пересказывал ему свои обзоры дикпиков, тот смеялся и целовал его после каждой рецензии – в награду за развлечение. Целовался он охуенно, идиотом надо быть, чтобы отказаться, да и ему ли скромника из себя строить?
– Вот так и снимай перед тобой штаны, – резюмировал он, когда Тэрэ выдохся.
– Доставая хуй, помни, что я открою рот, – заявил тот. Двусмысленно получилось, да… – Но я уверен, тебе нечего стесняться. Ты слишком красивый и ухоженный, у тебя не может быть уродливого члена!
“А интересно посмотреть”, – подумалось. Вот почему такие, как Хао, не шлют интимные фотки, а?
– Покажи? – вырвалось у него.
А-ха, и не знаешь на что валить – на вино или собственное бесстыдство. “Научный интерес”, – поправил себя Тэрэ. Звучит отлично!
– Обещаю критиковать конструктивно.
От чего-то собственные слова ужасно его рассмешили, и он повалился на Хао, содрогаясь от хохота. Тот не отставал. Смеясь, он обнял Тэрэ, затащил к себе на колени – уже привычно, запустил руку под его футболку. Горячая ладонь обжигала кожу, а губы жгло от желания целоваться сто часов, и кто Тэрэ такой, чтобы в чём-то себе отказывать?
В какой-то момент – когда вылизывать друг другу гланды стало недостаточно – Чжан Хао отпустил его и Тэрэ сполз на пол, полный желания удовлетворить своё любопытство. Наклонился, зацепил зубами молнию на джинсах и расстегнул её. Отчего-то у многих его партнёров срывало крышу от этого, а ему нравилось, когда альфы теряли от него головы…
Чжан Хао приподнялся, позволив стащить с себя штаны вместе с трусами. Конечно, у него стоял – после таких-то тисканий у импотента встал бы. И, вау – нет, ну охуеть, других слов нет – естественно, Тэрэ оказался прав!
– Каким будет вердикт? – со смехом спросил Хао, запустив руку в его волосы. – Ты напишешь мне оду?
– Я тебе отсосу, – ответил Тэрэ. Потому что если вот этот шедевр человеческой анатомии немедленно не окажется у него во рту, он за себя не ручается.
Хао выдохнул и надавил на его затылок. Не то, чтобы в этом была нужда, впрочем. Тэрэ наклонился снова и вобрал головку в рот. Вот так…
Вот такая, мать её, рецензия.
Вместо тысячи, мать их, слов.
***
“Деньги не пахнут” – расхожая фраза и просто ещё одна маленькая ложь в мире, где лгут все. Не обманешь – не продашь. А вот это уже правда.
Просто бизнес, ничего личного.
Джиун знает о лжи всё и немного больше – под его руководством посредственные диваны господина Ли превращаются в эталон мебели, а дешёвый собачий корм – в изысканное блюдо, заставляющее биться в истерике шеф-поваров мишленовских ресторанов.
Он делает рекламу.
А деньги – пахнут. Четвёртой чашкой (и не крохотной для эспрессо) крепкого чёрного кофе (и Джиун не знает, выдержит ли его сердце пятую). Свежими чернилами на бумаге, едва сошедшей с печатных станков в арендованной типографии.
Они бы сэкономили миллионы, будь у них собственные – и это причина, по которой его язык чуть не отсох от бесконечных переговоров, а в мешках под глазами смог бы поместиться весь золотой запас Кореи два дивана, пачка собачьего корма и голая модель с подшипником на энном месте.
– Прошу вас, господин Ким.
Хорошенький омежка с идеальной подводкой и цепким взглядом поклонился учтиво и, выпрямившись, сделал приглашающий жест. Джиун кивнул. Мимоходом посмотрел в зеркало на стене – всё ли в порядке с костюмом, причёской? – и ему совершенно не понравилось то, что он там увидел. Шёлковая голубая сорочка и пошитый на заказ серый костюм стоимостью с бюджет небольшой африканской страны сидели идеально. Булавка на галстуке блистала золотом и бриллиантами. Но…
Кто этот мужчина за тридцать с потухшим взглядом?
“Всё хорошо, – подумал Джиун. – Я просто немного устал”.
Первый разговор с господином Юном окончился тем, что тот бросил трубку, едва услыхав его имя. А потом перезвонил сам. Потому что деньги – пахнут. Изысканными винами и мраморной говядиной на гриле, элитным табаком и дорогими духами на коже юных омег, до которых тот, поговаривают, весьма охоч. Деньги пахнут, и ему очень нравится их аромат.
Джиун понимает, правда. Он тоже не хочет быть бедным. Никто не хочет.
– Господин Ким, прошу…
Довольно молодой альфа, в костюме столь же раздражающе-безупречном, как и его собственный, отодвинул для Джиуна кресло, приглашая сесть. Вот как… Значит, Юн тоже не захотел присаживаться на одном поле с богомерзкими Кимами… сам. Сын? В голове замелькали данные. Юн Собин, двадцать пять лет, фото…
Да. Он.
Джиун привык знать о партнёрах и конкурентах всё.
– Благодарю, господин Юн.
Одно оставалось для него тайной: из-за чего разосрались их отцы. Возможно, это не имело никакого значения (но это не точно). Упрямство Ким Сонджэ раньше него родилось, так что допытываться бесполезно. Оставалось играть теми картами, какие есть.
– Надеюсь наша сегодняшняя встреча станет залогом успешного долгосрочного сотрудничества.
Юн улыбнулся, словно и вправду рад видеть Джиуна, вот лицемер – и устроился по другую сторону стола.
– Буду рад.
Джиун ответил ещё более “искренней” улыбкой – он тоже умеет играть в эти игры. В принципе, только в эти и умеет. На всё остальное у него нет времени.
– Кофе, чай, что-нибудь покрепче?
“Кофе”, – подумал Джиун. Его сердце забилось в панике, отчаянно протестуя.
– Благодарю, не стоит утруждать вашего секретаря.
– Как вам будет угодно. Тогда… перейдём к делу. Вам нужны два печатных станка…
Юн постучал по столу – по тонкому листу верже – чёрно-золотой ручкой.
– Верно. Я готов выслушать ваше предложение.
Строго говоря, если Юн и был чьим-то конкурентом, то исключительно старого го… сподина Пака. И тот и другой занимались импортом оборудования, в основном – из Китая, поэтому вряд ли разногласия их с Собином отцов носили рабочий характер. Сотрудничество же, напротив, было выгодно обеим сторонам. Но, разумеется, каждая хотела, чтобы для неё оно было… чуть более выгодным.
– Вы уже ознакомились с нашими ценами, я уверен…
Джиун кивнул. Это было очевидно, не так ли? Других причин обратиться к старому врагу у отца и быть не могло.
– Но есть пара нюансов.
– Не сомневаюсь, – Джиун позволил себе подпустить немного ехидцы в голос. Каждый желает выторговать побольше. – Но ведь и вы понимаете, что если покупать у Пака окажется в итоге дешевле…
То отец, естественно, предпочтёт “друга”. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать это.
– Это исключено, старый го… – Юн-младший, спохватившись, бросил на Джиуна этот типичный “не-при-омегах-будет-сказано” взгляд, и продолжил, – …сподин Пак, он…
– Несколько преувеличивает свою незаменимость, – помог Джиун.
Его собеседник кивнул, усмехнувшись.
– Отец выразился бы покрепче, но суть верна. Так или иначе, нам следует договориться о сумме залога. Она должна покрывать транспортировку и дорожные издержки, разумеется.
– Я подготовил документы, – Джиун протянул папку, держа её двумя руками. – Нам будет проще продолжить нашу беседу, когда вы ознакомитесь с ними.
Юн-младший так же учтиво принял её и раскрыл на первой странице. Читал он быстро, но – и это было совершенно очевидно – въедливо, не пропуская мимо себя ни байта информации (особенно, написанной самым мелким шрифтом). И волноваться было, конечно, не о чем, Джиун всё предусмотрел, но внутри, отчего-то, потряхивало.
“И четыре чашки кофе тут совершенно не причём, да?” – съехидничал внутренний душнила.
Джиун откинулся на мягкую спинку кресла. В воздухе витал запах денег, а может – дорогой кожи и тонкий, едва различимый аромат пало санто.
– Я подпишу договор, – сказал Юн-младший, закончив чтение. – Но при одном условии, и это обсуждению не подлежит.
Он потянулся к стопке бумаги для заметок. По перу в его пальцах пробежали золотые волны.
– Предлагаю встретиться завтра в первой половине дня.
Он вложил записку в папку Джиуна и толкнул её по столешнице.
– Откроете дома, господин Ким. А завтра… во сколько вы сможете?
– До обеда – в любое время, после день расписан поминутно.
Не то, чтобы всё это нравилось Джиуну. Что там ещё за условие, и почему нельзя просто сказать его вслух, а?
Но и не то, чтобы у него был выбор. Здесь и сейчас он находился в более уязвимой позиции, как ни крути.
А следовательно, Юн мог позволить себе диктовать условия.