ㅤㅤㅤㅤ— Твоя красота – всего лишь форма твоего черепа, — он пожимает плечами, выдыхает и переставляет шахматную фигуру.
Е5:D6. Белая ладья атакована, чёрные грозят поставить ферзя. Ход другого, принятый импульсивно и нервно, с плотно сжатыми челюстями. Чёрные успешно атакуют, и пешечная вилка приговаривает неуклюже расположенные белые ладьи к гильотинированию. Белым не избежать потерь, и они вынуждены признать своё поражение. Скучная партия, фигуры возвращаются на свои места, точно солдаты, выстроенные ровно в ряд: если двинутся – падут и исчезнут под столом.
Тёмный запрокидывает голову и высказывает протест собственной усталости и скуке.
ㅤㅤㅤㅤ— Может, станцуем? — ни отрицания, ни согласия не слышит [услышать и не пытается, не может].
Череп, челюсть, ключица, рукоятка грудины, лопатка, грудина, двенадцать пар рёбер. Такие ровные, красивые: происхождение каждой трещинки он знает наизусть, пылью остаётся крошка [костная мука – испечь ничего не получится, но удобрением будет хорошим: вырастет лавровишня, с ягодами тёмными и приятным кисло-сладким, терпким вкусом]. Ведёт по руке – плечевая, локтевая и лучевая кости, – обводит запястье, касается фаланг, чтобы переплести пальцы между друг другом: чужие уже холодные, но такие же тонкие и прекрасные.
Странная песня, напеваемая под нос, смысла не имеет, как и вся ситуация в целом. Слова об обещанном самоубийстве, слабые угрозы и громкие обещания блекнут, их не слышат ни говорящий их, ни внимающий. Висят повешенным трупом. «Тёмный» – всерьёз – замечает его раз в пару недель, иногда касается, реже – дарит улыбку и слабый поцелуй в накрываемые ладонью губы [показывает, как любят покойники]. Но это хоть что-то, малая толика внимания, которую получали его друзья и любовницы; «светлый» встаёт в горле желанным комом, но есть пределы дозволенного – не для младшего, конечно, – границы стираются, когда «тёмный» проводит по позвоночнику снизу вверх. Табурет уходит из-под ног, тело остаётся болтаться в комнате.
Фигура шахматного короля [старшего] – тонкая, хрупкая, никогда не существовавшая – тщательно перепрятывается из одного укромного места в другое, чтобы обстоятельства не разбили, не выкинули, не забрали у «тёмного» последнее. Страшно, не хочется терять то красивое, слепленное из тайн душевных, информации организации и той рисовой водки, которой «светлый» буквально питался, чередуя с консервированными крабами.
Копчик, крестец, пять позвонков поясничного отдела, двенадцать грудного, семь шейного: конструктор из костей белых так не похож на человека более, но привлекает не меньше. Улыбается, шепчет, кажется, комплименты красоте: пожелтевшим от кариеса зубам и длинным нижним конечностям. Разлюбить не может, полюбить кого-то ещё – тем более. Всё несбывшееся, канувшее копилось не в сердце [у бессердечного пса, естественно, сердца не имеется], а в костных тканях, сформировалось в скелет в его руках.
ㅤㅤㅤㅤ— Ты и правда так красив, я, — взгляд «тёмного» безумием сверкает, изумление испытывает самое настоящее, чиркни спичкой – и всё появится вновь, что бы там ни было.
Он понимает, что нечто [желание быть ближе и сделать больно], изначально планировавшееся, никуда не делось и уже не денется. От младшего уже ничего не зависит, поэтому и танцует с скелетом своим-чужим, напевая о том, как было бы прекрасно умереть.
Он оставляет «светлого» сидеть за столом, оставляет в костлявых пальцах чёрного короля, целует на прощание и уходит. Завтра всё повторится: монолог, партия в шахматы, вопросы в никуда, танец под знакомую песню. Потому что теперь младший не оставит старшего в покое.