«Светлый» пальцами [оголёнными проводами] тянется к чужой шее.

ㅤㅤㅤㅤ— Знаешь, моя красавица, мы ведь с тобой над тёмной бездной, — распутывает узелок, распуская цветы белые, приникает новым поцелуем к израненным участкам шеи.

На вкус всё ещё солоно, будто запёкшаяся кровь, застывшая водой талой. Старший его дразнит, зная, что младший не меньше.

Улыбка старшего Дазая мягкая, будто он понимает серьёзность ситуации. На деле же ему всё равно: лишь интерес иногда мелькает в его глазах, когда «тёмный» очередной раз, согнувшись в три погибели, дрожал в приступе кашля.

Лепестки нежно-розовые краснеют и мокнут от крови, холодных и редких солёных слёз. Больно, но давит улыбку, тихим голосом – боится говорить громче: фарфором голос рухнет на пол, разбиваясь и прячась в тёмный тайный угол, в который сметают пыль при уборке, – просит о помощи. Встать, о большем просить не хочет.

Бокал с бархатным содержимым, мягким и щекочущим. Апрельский цветок прорывает кожу, показывается наружу и тянет лепестки к солнцу [так только одного человека звать хочется]. День набирает обороты, ночь становится короче. Прятаться становится труднее: наука говорит, что есть такая вещь, как фотосинтез. Лепестки приветливо машут прохожим и знакомым: смотрите, я задыхаюсь. Сердце обволакивают стебли, лёгкие наполняются цветами, как стакан – проточной водой.

ㅤㅤㅤㅤ— Персик? — спрашивает ненавязчиво, пытаясь вытянуть цветок над ключицами; знает, что делает больно, но продолжает: некий сувенир, подарок на долгую память, чтобы отпечатался на сетчатке.

Игральные карты выпадают из рукавов, осыпаются пеплом на стол: блеф не прошёл, а жульничать уже поздно. Не правда ли, что сегодня лучший день в твоей жизни, я? Сущность и существо скрылись за лепестками, исчезли под красотой нежных цветов. Исчез «тёмный». Осталась только оболочка, дарящая лживую улыбку и пустой взгляд. Она исчезнет скоро тоже: превратится в тёмное древо персика, будет цвести под окном, не забывай только срывать ветки для детей или новых дам на один вечер.

ㅤㅤㅤㅤ— Пленник и чарующий, — усмехается уголком губ [прямо над ним – малый цветок, едва распустившийся], прикрывает глаза и думает, надеется, что закроет глаза раз и навсегда. Скроется под чёрным балахоном Госпожи Смерти, сожмёт подол в кулачках и прижмётся к ноге: так ребёнок прячется за материнской юбкой. — Начнём новую игру, я?

На самом деле роли уже распределены и победа отдана в руки выигравшего. Он крутит цветок, рассматривает его и сжимает между пальцев: течёт жидкость вязкая и липнущая. Его цветок теперь навеки закупорен, чтобы не завял: хранится в деревянной вазе, под бетонной стяжкой, где никто не увидит, не притронется и не заберёт.

пленник слишком долго был рядом с чарующим.