«Бесит».
Раздражение осколками прорезает стенки гортани и она наполняется кровью. Хочется сплюнуть. Искупаться – ещё больше.
Его другое я притворяется хромым псом, громко скулит. Убить бы и забыть, жалость льётся через край, и рука почти что тянется к шее: придушить, наблюдать за закатанными глазами, пресекать попытки вырваться, чтобы вдохнуть, и за болезненным прищуром из-за ногтей, впившихся в кожу. Это же так просто: отпустить.
Но забыть и вычеркнуть не получается: «тёмный» каждый раз возвращается в снах или же наяву. Тёплый и живой. «Светлый» же боится, что однажды младший сделает что-то, затянет петлёй горло и поведёт за собой в темноту. Там трупы прошлого на угольках танцуют, смеются и просят возмездия: один требует кожи, второй – глаза, а третий уже тянет руки, принимаясь душить. Удавка из скользких рук и верёвки неприятным урчанием в животе отдаётся. Погибель от чужих рук принимать – ужасно, от своих – прекрасно. Старший псом не притворяется, он им как будто становится: рычит и лает, кусает за руки, мотая мордой из стороны в сторону. Тянет лапы к Луне, пытается поймать и выбраться, но она ускользает, скрываясь за облаками.
ㅤㅤㅤㅤ— Уходи, — «тёмный» появляется неожиданно, улыбается и делает вид, что должен быть здесь и сейчас, а такой злой «светлый» его прогоняет.
ㅤㅤㅤㅤ— Нет, — младший подходит практически бесшумно, разве что тихо шуршит плащ. — Не избегай меня. Я – это ты, а ты – это я.
Он говорит почти что ласково, будто бы объясняет маленькому ребёнку, что два плюс два равно четыре, а в ответ – выкрики, что в высшей математике всё не так и что умножение на ноль – огромное количество операций и доказательств, а не глупое правило.
Оба любят усложнять жизнь окружающим и отдельное удовольствие доставляет создание странных и ухищрённых планов, понятных только им. Слова, звуки, движения и даже те пять сантиметров в секунду, с которыми лист сакуры достигает земли, обязательно что-то значат.
Младший что-то говорит, но старший не слышит: его голос звучит глухо, как будто из-под деревянной крышки гроба. Свой-чужой голос принимает за электромагнитные помехи – так проще отпустить.
Дазай повторяет это, когда слышит упрёк в свою сторону, когда свои-чужие пальцы маячат перед глазами. Терпение лопается с громким звуком [жвачка тонкими ниточками облепила губы], когда своя-чужая рука касается плеча.
Он чувствует, как топорщатся на затылке волосы. Мягкие и приятные.
ㅤㅤㅤㅤ— Отвратительно.
Срываться – плохо, показывать эмоции – тоже. Старший же видит, как в глазах интерес пылает красным, переливается в лунном свете. Интерес и больное удовольствие. Это наслаждение страхом, новый вид извращений вроде шибари. «Тёмный» медленно плетёт паутинку, наполняет ядом, Вельзевул лапки мохнатые потирает. «Светлый» не отстаёт: правила игры переписывая, сжимая в ладонях незримые вожжи обладания и теперь выигрывая.
Непростительно хорошо. Признаться честно, давно не испытывал подобного.
Чужой судорожный вдох, слабая попытка сопротивления и тихий стон. Теперь улыбается старший, весело теперь ему.
ㅤㅤㅤㅤ— Больно… — младший шипит, когда волосы сжимают слишком сильно и тянут к лицу другого.
Забавная актёрская игра – старший, может, даже и поверил, если бы не знал себя.
Две кровавые дорожки тянутся вниз к губам, а капли падают и скатываются с подбородка на тело, потом на половицы, корками засохнут, останутся там навечно, воспоминаниями будут пахнуть. Кровь вкуснее дорогого виски, рисовой водки и крабов. Молит, тянется, кричит: выпей меня, дурочка-Алиса из Зазеркалья.
«Светлый» размазывает кровь по щеке, задевает пластырь и наконец отпускает. Слёзы от обиды [боли] исчезают ещё на периферии: успеется ещё, хотя младший так и не получил очевидной боязни. Очевидной для него, конечно.
ㅤㅤㅤㅤ— Жестоко, я, — говорит «тёмный», хватая пальцем каплю, — совсем меня не жаль?
ㅤㅤㅤㅤ— Тебе и не нужна жалость, — «светлый» накрывает чужую шею рукой, не сжимает, просто удерживает, — тебе же весело, нет?
ㅤㅤㅤㅤ— Весело, — старший тянет чужую руку к своим губам, касается подушечек пальцев на раз-два. Подростковый возраст пузырьками шампанского стреляет в виски.
ㅤㅤㅤㅤ— Весело, — тихо повторяет за ним, позволяя младшему обнять, касаться губами, нагло улыбаться и говорить что-то.
Старший усталость небывалую ощущает. Он действительно забыл, что с ним играют. Заводят ключом, словно балерину в шкатулке, затем отпускают – вертится, жужжит и поёт фигурка сломанная, на фоне что-то вроде похоронного марша играет. Заводи её заново, пока не заснёшь.
Один:ноль.