ㅤㅤㅤㅤ— Одасаку мёртв.

Лампочка загорается и трещит.

ㅤㅤㅤㅤ— Понятно.

ㅤㅤㅤㅤ— Ты в порядке?

ㅤㅤㅤㅤ— Да.

Младший Дазай доводит до идеала всё: приготовленную им еду, уборку в комнате общежития и свой внешний вид, проводя перед зеркалом по несколько часов. Он много пишет в закладках телефона, на обратной стороне отчётов и рисует мелко улыбающиеся лица на пальцах. И сам улыбается, ластясь к прикосновениям «светлого», чтобы после укусить, ударить или накричать, потому что захотелось. «Тёмный» часто смотрит на дверь, будто бы дожидается прихода кого-то важного, встаёт по ночам и следит за дорогой, освещаемой лишь мигающей лампочкой фонарного столба.

ㅤㅤㅤㅤ— Ты в порядке?

ㅤㅤㅤㅤ— Да!

Кричит, вскидывает руки и замахивается – Дазай в порядке.

Он сидит в горячем душе, подливает, если вода остывает, трёт кожу до красного-красного, сдирает заусенцы и жуёт щёки с внутренней стороны. Под ногтями черно от соли и крови, а он не умеет их мыть – он сам себе режет руки. И от воды все раны начинают кровоточить ещё больше. Ногти длинные и острые, но из-за жары не слушаются – надо выходить.

Ему кажется, что другой врёт. Врёт, конечно, врёт, чтобы не делиться личным счастьем – ощущением, что жив. Младший обязательно доберётся до правды, должен сделать это: поднимает над чужой головой пистолет, целится и стреляет. Он моргает – старший жив, смотрит как-то обеспокоенно и спрашивает что-то.

«Тёмный» слышит голос, видит колючую щетину и добрые глаза, хочется прижаться и не отпускать, радоваться и говорить, что не верил, знал – живой.

ㅤㅤㅤㅤ— Ты в порядке?

ㅤㅤㅤㅤ— Нет, — он плачет, обнимая себя за плечи и чувствуя холод пальцев на ногах, ведь образ расплывается и в самом деле не было никакого Оды в комнате, не было ни голоса, ни плаща, ни тёмных глаз. — Помоги мне.

ㅤㅤㅤㅤ— А если я не хочу? — старший смеётся, а младшему так холодно, так пусто рядом с ним, но он молчит и не двигается, продолжает держаться и дышать, и смотреть тоже невозможно, словно ничего нет.

Всё будто замерло, но на самом-то деле он должен встать и идти – ещё неизвестно куда, неизвестно зачем и неизвестно почему. Кажется, что Дазай не чувствует себя в себе, пытается обнять сильнее, будто бы это остановит тело от разрушения оболочки, обнажая душу сломленную и хрупкую.

ㅤㅤㅤㅤ— Я пошутил, — своя-чужая рука касается волос, а вторая обнимает прижимая. Кажется, он даже пахнет так же. — Я здесь.

Лампочка потухла, оставляя обнимающиеся фигуры освещаться только лунным светом.