После панической атаки потребовалось ещё несколько часов, чтобы восстановиться. Сказывались недосып, стресс от перелётов и тревога, прочно поселившаяся глубоко в груди. Как только парень успокоился, Арс мягко отвёл его в спальню и заботливо накрыл пледом, сказав, что тому нужно поспать. Шастун думал, что уснуть точно не сможет — слишком прочно мрачные мысли поселились у него в голове. Сейчас поездка к маме, попутка и домик глубоко в лесу казались далёкой мечтой, совсем не связанной с реальностью. Антон сам не заметил, как заснул. Оторвал голову от подушки он уже когда за окном было темно.
Подслеповато щурясь на время, он понимает, что уже шесть вечера. Прекрасно, он проспал половину дня. Потирая слипающиеся глаза, мужчина потягивается, зевнув. В квартире тихо, свет горит лишь на кухне. Пройдя туда, бесшумно ступая босыми ногами по холодному линолеуму, Антон опирается плечом о дверной косяк, наблюдая за интересной картиной. Кьяра, стоя на небольшом стульчике, потому что по-другому не дотягивается до плиты, деревянной лопаткой мешает что-то на сковороде. На неё надета жёлтая толстовка с принтом единорога, а сверху завязан синий фартук, больше неё раза в два. Арс рядом нарезает лук на доске. На нём бежевый фартук, а когда мужчина поворачивается, чтобы высыпать овощи на сковороду, получается разглядеть принт котёнка в поварском колпаке.
Антон невольно улыбается, глядя на это. Почему-то вся картина кажется ему очень атмосферной и домашней. Будто он вернулся в детство, когда точно также готовил с мамой. Мужчину замечают не сразу, а когда всё же обнаруживают, приглашают к столу, сообщив, что ужин будет скоро готов. Дочка Арсения, передав лопатку отцу, слезает со стульчика и, сняв фартук, устраивается рядом с ним.
— Ты выспался? Папа говорил, что тебе было плохо.
Антон мягко и даже умилённо улыбается:
— Да. Теперь мне гораздо лучше. Спасибо за беспокойство.
После ужина, на который они поели овощное рагу с картошкой и грибами, все трое устраиваются в спальне на большой кровати и включают телевизор, не без труда найдя канал, на котором идёт какой-то фильм на английском. Пока Кьяра с интересом смотрит, Арсений шёпотом, чтобы не мешать ей, переводит Шастуну всё, что говорят герои. Ближе к десяти девочка начинает зевать. Они ещё за ужином договорились, что Кьяра будет спать на раскладном кресле, Арс на диване, а Антон на кровати, потому что ни на диван, ни на кресло не помещается.
Отправив её спать, мужчина выключает телевизор и предлагает брюнету пойти покурить на балкон, который находится около кухни, так что девочке они не помешают. Оставив включённым свет в ближайшей комнате, мужчины выходят на балкон. Антон кутается в незастёгнутый пуховик, достав сигарету из предложенной пачки. На застеклённом балконе прохладно, хотя, через открытое окно ветер до них почти не доносится. Зажав сигарету губами, Арс поджигает кончик, берёт её двумя пальцами, затягиваясь, после чего передаёт зажигалку Шасту. Тот делает то же самое и возвращает зажигалку владельцу. Мужчина суёт её в карман куртки и облокачивается на оконную раму, глядя на расстилающийся под окнами двор.
На первый взгляд он ничем не отличается от обычного двора где-нибудь в центре Воронежа. Правда, вместо детской площадки посередине находится небольшой зелёный островок с несколькими деревьями, сейчас покрытый неглубокими сугробами. Дом напротив светится десятками окошек. На улице бурлит жизнь: кто-то общается, прогуливается с собакой или включает музыку в машине. Антон знает, что этот спальный район считается одним из самых густонаселённых и хорошо развитых. Всё находится в шаговой доступности, что им только на руку. В этот раз Арсений не такой задумчивый, скорее, просто уставший. Антон устраивается рядом с ним, подтянув поближе пепельницу, которой служит прихваченное с кухни блюдце.
— Теперь я понимаю, каково тебе.
Арс тихо усмехается, выдыхая серый дым в ночь.
— Я в первый раз тоже не понимал, что происходит. Относился ко всему этому, как к какой-то детской игре. Драка с тремя полицейскими очень отрезвляет.
Мужчина затягивается, а затем неожиданно даже для себя спрашивает:
— Тебе доводилось убивать людей?
Арс негромко и даже как-то истерично смеётся.
— Я кажусь тебе таким монстром? Тогда, на кухне, думаешь, я смог бы убить тебя, даже если бы ты в самом деле оказался шпионом? Это был чистой воды блеф. Я же нюня и сопля.
— Эй, не говори так. Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. Любой на твоём месте бы уже давно попался или сдался сам, — Антон повертел сигарету в руках. — А как ты вообще решил создать… ну, список этот?
— Мне просто было скучно. Штат айти-специалистов был достаточно большим, а работы мало, так что обычно в офисе я только и делал, что смотрел сериалы и играл в игры. А потом, как-то раз, случайно войдя в аккаунт одного из начальников, обнаружил достаточно компрометирующие фото. Вот тогда и возникла идея создать флешку. Я был молодым и глупым, ещё не знал, чем всё это обернётся… Сейчас бы я так делать не стал. Но тогда эта идея показалась очень забавной. Никто не знал о существовании флешки, а её содержимое, помимо меня, видели лишь два человека. Бывшая жена и тот, кто звонил мне позавчера. Но, не суть. И всё было бы хорошо, но однажды пошёл слух, что там есть строчка с именем… достаточно небезызвестного человека, который очень боялся потерять репутацию и которому было что скрывать. После этого и объявили охоту, но пока что только на территории Америки. Я, когда узнал об этом, схватил жену с на тот момент годовалой Кьярой и уехал, — Антон не перебивал, заинтересованно слушая его историю и продолжая курить. Арс грустно посмотрел перед собой, — мы обосновались в небольшом Европейском городке. Жена тяжело переносила всё это, она и так была очень замучена уходом за маленьким ребёнком, а тут ещё и побег из родной страны. Однажды с ней связался один человек, плотно сотрудничающий с тем самым политиком. Он запугал её и пообещал, что если она выдаст моё местоположение и расскажет, кто ещё записан на флешке, то она будет проходить по делу не как соучастница, а как ценный свидетель. И она, вместо того, чтобы сообщить обо всём мне, действительно рассказала всё, что знала и где мы находимся. В этот момент дело приобрело мировой масштаб и им плотно занялся Интерпол, а меня стали называть террористом. Я заметил, что жена ведёт себя странно, а во время ссоры она случайно проговорилась, что полиция всё знает. Я забрал Кьяру и сбежал.
— А как вы оказались в России?
— Два года мы постоянно переезжали из страны в страну, всё время были начеку. Это были самые ужасные два года в моей жизни. Охота поутихла, и однажды я увидел объявление о продаже старого двухэтажного дома лесника глубоко в лесу где-то в российской глубинке. Я хотел затаиться, а дети умершего лесника хотели продать дом побыстрее, поэтому мы быстро договорились о цене. Ремонт был долгим и сложным, поначалу мы с Кьярой жили в сарае, который единственный был пригодным для жизни и защищал от дождя. Спустя время нам удалось привести его в порядок и сделать уютным. Я очень надеюсь, что мы когда-нибудь вернёмся туда.
Последняя фраза прозвучала особенно тоскливо. Антон приободряюще положил руку ему на плечо и чуть сжал, грустно улыбнувшись взглянувшему на него брюнету. Шастуну нужно было время, чтобы переварить всё услышанное.
Утро он встречает очень рано, сидя на балконе с чашкой кофе в руках. Выспавшись ещё днём, за всю ночь он так и не сомкнул глаз, постоянно прокручивая в голове рассказ Арса. Ему было безумно жаль мужчину. Он не заслужил того, чтобы за ним охотился весь мир. Почему настоящие убийцы и насильники отделываются от наказания штрафом, а такие люди как он должны бегать по всему свету и бояться оступиться, потому что иначе их слепо сожрёт машина правосудия? А Кьяра? Что сделают с ней, если Арсения всё же поймают? Шаст мотнул головой, отгоняя неприятные мысли; сознание рисовало мрачные образы.
Город под ногами лениво просыпался. Какая-то женщина в смешной шапке тащила в школу ребёнка, из-за толстой куртки напоминающего пингвина. Мужчина лет шестидесяти курил рядом с греющейся машиной, пока его друг чистил окна от снега, выпавшего за ночь. Девочка–подросток на том самом островке выгуливала большого далматинца, безотрывно что-то печатая в телефоне. В доме напротив постепенно загоралось всё больше и больше маленьких окошек. А ведь в каждой квартире бурлит жизнь. Кто-то ругается, кто-то целуется, кто-то собирается в школу, кто-то ещё спит. Допив кофе, Антон возвращается на кухню. Ставит пустую кружку на стол, возвращает пуховик на крючок в коридоре. Тихо прокравшись к гостиной, заглядывает в приоткрытую дверь, Кьяра с Арсом мирно спят. Арсений почти с головой укрылся одеялом, поджав ноги из-за того, что диван слишком короткий (А говорил ещё: «Да не переживай, мне там будет удобно»). Кьяра развалилась в кресле, раскинувшись в виде звёздочки. Что-то от этой милой картины теплеет в груди. Шастун понимает, что многое бы отдал за то, чтобы видеть такое каждое утро.
Тихонько закрывает дверь, чтобы не мешать им, возвращается на кухню. Думая о том, что бы приготовить на завтрак, кидает взгляд на настенные часы. Стрелки показывают ровно 9:00.
Резкий грохот. Балконное окно разбивается вдребезги, заставляя осколки разлететься по всему полу, входная дверь срывается с петель. Кажется, будто весь дом содрогается от топота десятка пар ног в берцах. Антон, не успевая понять, что происходит, падает на пол, закрывая затылок руками. Слышится незнакомый голос, громко командующий что-то на польском. Грубые руки хватают его предплечья и скручивают за спиной. Подошва, мокрая от неторопливо тающего снега, давит на лопатки, не позволяя встать. Шастун поворачивает голову вбок, стараясь рассмотреть, что происходит в комнате.
Удаётся увидеть только три пары ног в берцах и чёрных штанах. Страх парализует, не давая выдавить из горла ни звука, холодный металл наручников опаляет кожу. Антона болезненно хватают, резко поднимают на ноги. За стеной слышится испуганный голос Кьяры, который срывается от истерики и криков: «Нет! Не надо! Не трогайте его!». Шастуна грубо вытаскивают из квартиры в коридор. Взгляд случайно пересекается с голубыми глазами, полными страха и боли, но блюстители порядка не дают им сказать ни слова, грубо толкая Антона за дверь. В машине холодно и душно одновременно. Едет он один, если не считать вооружённый до зубов конвой, состоящий из мужчин в чёрной форме с нашивкой бело-красного флага на плече, которые не смотрят на него, сидя почти неподвижно. Горячие дорожки слёз невольно текут по щекам, а в голове набатом бьёт лишь одна мысль: «Это конец».