— Ты что, не знаешь, как Илон Маск с Граймс познакомился?

— Шаст, вот честно, в списке моих приоритетов то, как познакомились Илон Маск и Граймс, стоит на последнем месте.

— А что у тебя на первом месте стоит?

— Как заставить тебя побриться. Ты с этой бородой уже на Робинзона Крузо похож, тебя мать родная не узнает.

— Ну я к ней и не поеду в ближайшее время. Когда мне из издательства напишут, что нужно на обложку фотографироваться, тогда и побреюсь.

Арсений закатил глаза и выключил кофеварку. Сам-то вон, щетину отрастил, а Антону нельзя, что ли? Хотя надо было признать, лицевая растительность и правда немного вышла из-под контроля. Но даже так бриться Антон не спешил — в кепке и очках его было практически невозможно узнать и доебаться с просьбой сфотографироваться, когда он ест свой бургер или стоит в очереди к урологу. Это ему нравилось. Анонимность, а не стоять в очереди к урологу.

Спина Арсения исчезла в коридоре, а потом из гостиной донеслось:

— Ну? И чего там с Маском?

Антон двинулся вслед за ним, на ходу дожёвывая свой утренний бутерброд:

— Ну короче, они познакомились, когда он узнал отсылку на очень нишевый — э-э… мем, не мем, я не знаю, на очень нишевую штуку — в её клипе. Ну это тогда она была нишевая, сейчас из-за этой истории про неё все знают.

— Ну я, очевидно, не знаю, — пожал плечами Арсений, опуская своё ведро с кофе на стол, а свою задницу на стул.

Антон присел на подлокотник кресла, отвлекаясь на минуту от бутерброда. Он не собирался давать Арсению возможность поработать в тишине, пока не договорит.

— Короче, на одном форуме чувак опубликовал пост, типа логический эксперимент. Вот представь, значит, в будущем люди создадут супермощный искусственный интеллект, Василиск…

— Это название?

— Да, это название. Создадут Василиск, и он будет такой продвинутый, что захватит планету и поработит человечество.

— Так, — блёкло отозвался Арсений, его лицо не отражало ни капли заинтересованности.

— И этот искусственный интеллект будет жестоко пытать всех людей, которые знали о его существовании и не помогли его создавать.

— А как они знали? — нахмурился Арсений и отхлебнул свой кофе. — Типа заранее?

— Ну вот я тебе сейчас про него рассказал, и ты о нём знаешь. И у тебя теперь есть выбор — помочь его строить и избежать наказания или ничего не делать и рисковать вечными пытками в… что? Чего ты смеёшься?

— Да если честно, хуйня какая-то, — признался Арсений, пытаясь спрятать улыбку в своей огромной чашке. — Извините. Я хотел сказать, «абсурд».

Антон возмущённо фыркнул и сполз с подлокотника в кресло, показывая, что он назло намерен остаться тут и выслушать всё, что ему хотят сказать:

— А ну.

— Ну в чём проблема просто взять и не строить его? — Арсений откинулся на своём компьютерном стуле и вопросительно приподнял брови, словно попал в яблочко.

Никуда он не попал. Опять ему нужно всё разжёвывать. Ничего не оставит без доёба, козлина душный.

— Проблема в том, что это должно быть единогласное решение человечества, — терпеливо пояснил Антон. — Если хотя бы небольшая группа людей зассыт перед перспективой вечных пыток, то они решат его построить всё-таки. И всё, пизда котёнку.

Арсений кивнул так, как кивает, когда нихрена с тобой не согласен, но хочет сделать вид, что согласен, чтобы ты отъебался.

— Так и в чём вопрос?

— Да нету там вопроса, — вздохнул Антон. — Просто смоделировали такую ситуацию, при которой само распространение информации про Василиск делает его опасным.

— А-а, типа что на него нельзя смотреть и не стать его жертвой? Поэтому он так называется?

— Я не знаю, я не думал об этом, — смущённо признался Антон. — Но к этому посту модераторы почему-то серьёзно отнеслись, снесли его и пометили эту идею как наносящую вред информацию, прикинь.

Арсений закатил глаза, явно показывая своё отношение к этому разговору. Вся его поза была напряжена, словно он на низком старте ждал, когда можно будет отвернуться к компьютеру, но пока что он усердно играл поддерживающего партнёра и интересовался:

— Так и чего там с Маском?

— А, — вспомнил Антон. — Ну этот мысленный эксперимент называется «Василиск Роко», а Граймс у себя в клипе делала персонажа «Василиск Рококо», и Маск единственный, кто понял отсылку. Написал ей, и там закрутилось-завертелось.

Арсений раздражённно задёрнул штору, чтобы негреющее зимнее солнце не светило на монитор, и уточнил:

— И ты про их знакомство хочешь книгу написать?

Антон помотал головой:

— Нет, вот про эту всю концепцию, про Василиск. Про то, как он именно захватывал мир.

— И хочешь распространить наносящую вред информацию ещё больше? — с недоверием уточнил Арсений, глядя на него как-то странно серьёзно.

На секунду показалось, что по глади его равнодушия прошла мелкая рябь беспокойства.

— Ну это же не на самом деле, — отмахнулся Шастун. — Но это классная идея, она вот очень хорошо ложится на страхи, связанные с ИИ. Пару лет назад надо было писать про пандемии, а сейчас вот все нейросетей боятся. Мне кажется, можно хорошо поймать волну и выехать на обсуждении этой концепции.

Арсений снял свои очки для чтения и устало потёр переносицу с таким видом, будто этот разговор длился не пять минут, а тянулся часами, выматывающий, бесполезный. Он… хмурился?

— Шаст, а ты не думал написать что-то, ну… более позитивное?

Антон прыснул:

— Ты мои книги читал вообще?

— Читал, — кивнул Арсений. — Потому и спрашиваю. У тебя только вышла книга про конец света, и ты собираешься писать, м… антиутопию?

Перестав ёрзать на подлокотнике, Антон окончательно провалился в мягкие объятия кресла.

— Собираюсь, и чего? — проворчал он. — Что поделать, если мы в таком безрадостном мире живём?

— Да в том-то и дело, что мир безрадостный, и ты тут ещё — то у тебя ИИ мир захватит, то гигантский полуразумный борщевик…

Антон наконец-то запихнул в рот остатки забытого бутерброда и ответил, бессовестно роняя крошки на штаны:

— Это я так эскапирую, фантазируя, что нас могут ждать другие сценарии конца света, кроме третьей мировой.

В ответ Арсений фыркнул:

— Эскапирует он. Эскалирует! Люди, вон, думают, что ты будущее предсказываешь.

— Они так про всех хороших фантастов думают, — отмахнулся Антон. — Как это так, человеческая фантазия изобрела то…. что уже изобрела человеческая фантазия! Вау!

В улыбке Арсения проступило родное тепло, которое чуть-чуть подтопило лёд его изначальной реакции.

— Видел мем, кстати? Я вчера тебе кинул, — его глаза загорелись. — Про тебя!

— Не видел, — признался Антон и торопливо полез в карман домашней толстовки за телефоном, чтобы открыть телеграм.

В диалоге с Арсением и правда висела проигнорированная накануне вечером картинка. На ней смутно, но не совсем похожий на Антона человек напряжённо стучал по клавишам печатной машинки, сидя на табуреточке посреди парковки. Надпись уродливо жирным шрифтом гласила: Антон Шастун на битве экстрасенсов.

— Смешно, — прокомментировал Антон без тени улыбки.

— Это ты типа человека в багажнике ищешь, когда пишешь про него, — зачем-то пояснил и так очевидный мем Арсений, никак не улучшив ситуацию.

Антон прищурился, разглядывая сомнительное фан-творчество, а затем вспомнил, что картинку можно приближать.

— Это нейросетка рисовала, что ли? — проворчал он, рассматривая рукав, перетекающий в руку, и руку, перетекающую в рукав. — Ну вот и как я после такой хуйни должен не писать про ИИ, скажи мне? Они уже покушаются на самое святое — на мемы!

Он поднял полный негодования взгляд на Арсения, но снова наткнулся на этот холод неподдержки, с которым в этих отношениях почти не сталкивался. Он привык, что Арсений первым вычитывает рукописи и вкидывает идеи, что он задаёт наводящие вопросы и с радостью помогает продумывать мир.

Он не привык, что Арсений вздыхает и смотрит на него взглядом уставшего родителя.

— Слушай… Тебе не кажется, что писать антиутопию про искусственный интеллект в текущих условиях несколько… неуместно?

Антон лупоглазо уставился в это преисполненное мудрости лицо.

— Чего, блядь?

— Того, блядь, — передразнил Арсений. — Ну я не знаю, мне кажется, как будто это дурной вкус? Типа не криминал, но игнорирование настоящих проблем.

— Это настоящая проблема, — с нажимом отчеканил Антон. — Если ты думаешь, что список наших проблем остановится на капитализме и диктатуре, спешу тебя разочаровать — искусственный интеллект очень скоро к ним присоединится. Будут три новых всадника апокалипсиса.

— А четвёртый какой? — прищурился Арсений.

— Я ебу? — огрызнулся Антон, и сам отметил, как его, оказывается, задело всё это пренебрежение со стороны человека, от которого он, делясь новой идеей, ожидал поддержки.

Сам виноват, сам попросил сказать честное мнение — получай укус за жопу. Что, думал, честное мнение будет только положительным? Если честно, да, думал. Раньше Арсений всегда старался помочь, докрутить, направить. Но чтобы вот так обрубить перспективную идею на корню — такое было впервые.

— Я не хотел тебя обидеть, — примирительно проговорил Арсений. — Давай не будем об этом говорить?

— Нет уж, давай поговорим, — Антон поджал под себя ноги и подался вперёд:

— Шаст… мне работать надо, — попытался вывернуться Арсений, как будто Антон не жил с ним последние пять лет и не видел, как он работает из дома. «Работает».

— Мне тоже работать надо, — холодно отозвался Антон. — У меня уже черновики по этому роману готовы, а ты мне говоришь, что это хуйня. Давай обсудим аргументированно, что тебе не нравится?

Пару секунд на лице Арсения не было написано вообще никаких эмоций, словно перед глазами у него крутился экран загрузки, потом он вздохнул и повернулся к компьютеру — но всего лишь чтобы поменять статус в корпоративном мессенджере и вернуться к разговору.

— Что мне не нравится? — повторил он, словно давал себе лишнее время подумать на экзамене. — Так. Мне не нравится, что это очень актуальная тема, которая, тем не менее, может потерять свою актуальность к моменту, когда ты допишешь и опубликуешь этот текст. Каждый год появляется какая-то новая вещь, и все кричат, что она изменит порядок вещей: криптовалюта, NFT, корона. Все бросаются в одну сторону, быстро пресыщаются и выкидывают этот тренд, забывая, что он должен был изменить нашу жизнь навсегда. С нейросетями может быть такая же история. И ты с этой книгой будешь выглядеть как бренды, которые используют какой-то мем в рекламе после того, как его популярность давно пошла на спад.

— Во-первых, пофиг мне, как я буду выглядеть, — сморщился Антон. — Во-вторых, нейросети это нишево, а проблема искусственного интеллекта в целом никуда не денется, она десятилетиями уже в тренде. Арс. Ну ты разве не чувствуешь вот это, то, что я люблю — тёмную иронию, безысходность, поиск надежды? Человек — творение природы, которое уничтожает своего создателя, ИИ — творение человека, которое уничтожит своего, ну красиво же?

— Я чувствую только желание монетизировать страхи людей, — пожал плечами Арсений. — Чем педалирование этой темы лучше всяких теорий заговоров и антипрививочников?

Антон от такого сравнения мог только растерянно моргать — он тут параллелей вообще не видел, и такой аналогией был ошарашен.

— Мне не нравится раздувание страхов, — пояснил Арсений и развёл руками, словно сообщал о каком-то объективном факте, с которым ничего нельзя было поделать.

— От раздувания страха борщевика ты был в восторге, — услужливо напомнил Антон.

Шумно вздохнув, Арсений отдёрнул штору обратно, как будто в комнате стало слишком мрачно, и в этом было виновато отсутствие солнечного света, а не гнетущая атмосфера.

— Борщевик — это смешно и страшно одновременно, хороший баланс. ИИ — это просто страшно. Я бы даже сказал, для тебя недостаточно изобретательно.

— Изобретательность не в ИИ, а в информационном оружии, — устало возразил Антон и где-то в этот момент окончательно понял, как бессмысленно спорить с Арсением, если он уже составил своё мнение о чём-то. Таковы были реалии того, чтобы любить этого упёртого барана.

Поднимаясь с кресла, Антон подытожил:

— Короче, ты бы это не писал?

— Не писал, — кивнул Арсений.

— Ясно-понятно, — пожал плечами Антон, отряхнул штаны от бутербродных крошек и, посчитав разговор оконченным, направился к выходу.

— Ты обиделся? — прилетело ему в спину.

— Неа, — протянул Антон и исчез в коридоре.

Даже не врал — он не то чтобы был обижен на Арсения, скорее расстроен всей этой ситуацией. Как когда специально попёрся в любимый магазин за принглс с паприкой, потому что больше нигде этих чипсов нет, но и там их не нашёл. И зря ходил, получается.

Так, нет, ничего не зря. Негативная реакция — тоже реакция, с которой можно работать. Наверняка будут читатели, настроенные так же, как Арсений, значит, можно через него проработать все слабые места, добавить этой самой изобретательности, вкинуть дополнительную интригу. Или вообще не говорить читателю, что дело на самом деле в ИИ до середины романа. О! А это мысль.

В голове Антона маленький адронный коллайдер начал разгонять по кругу мысли с бешеной скоростью. Кусочки пазла зашевелились, складываясь, ответы на вопросы сцеплялись в ладную цепочку причин и следствий, нужно было только немного отполировать…

Шастун плюхнулся на своё рабочее место — кровать — и потянулся за лежащим на тумбочке макбуком. Надо только успеть записать всё в план, пока не ускользнули все те идеи, которые…

— Шаст, — голос Арсения, тихий, заискивающий, выдернул из состояния потока.

Антон поднял глаза, чтобы увидеть партнёра скребущимся в дверь спальни.

— Я честно не обиделся, — предупреждая незаданный вопрос, отозвался Шастун. — Просто я с тобой не согласен и теперь думаю, как написать эту книгу, чтобы даже тебе понравилось.

На долю секунды по лицу Арсения пробежало какое-то странное выражение между обеспокоенностью и злостью.

— То есть, ты всё-таки собираешься её писать? — спросил он настороженно, не оставив в голосе и следа былой нежности.

Ну вот снова проступило это холодно-горячо, да что с ним сегодня?

Антон вздохнул и поднял на него взгляд над крышкой мака:

— Буду, конечно. Арс, ты важная часть моей жизни и моего творчества, наверное, тоже, но я всё-таки сам себе начальник, да? Это нормально, что мы не во всём соглашаемся, но я всё равно буду писать то, что мне нравится.

Скрип разнёсся по комнате — это рука Арсения внезапно сжала дверную ручку до побелевших костяшек.

— Ты чего? — напрягся Антон, садясь на кровати из своего привычного расслабленного полулежачего положения.

— Я просто считаю… нет, я знаю, что тебе не стоит писать эту книгу, — процедил Арсений сквозь стиснутые зубы, но почему-то это не звучало зло или угрожающе.

Звучало наоборот — как будто он был… напуган?

— Хорошо, спасибо, ваше мнение очень важно для нас, — растерянно отозвался Шастун.

А что надо было на такое отвечать? «Да, дорогой, хорошо, дорогой»? В конце концов, в работу Арсения Антон себе никогда так лезть не позволял, и вот эта странная озабоченность новой идеей очень выбивалась из их привычной парадигмы общения.

Не покидая дверного проёма, Арсений закрыл глаза, сделал глубокий вдох, а потом взглянул на Антона как-то отчаянно и беспомощно:

— Выслушай меня, пожалуйста. Если ты меня любишь, если я хоть что-нибудь для тебя значу, Шаст, я тебя умоляю, просто забудь об этой идее. Просто не пиши эту книгу, не задавай никаких вопросов, удали черновик, и всё будет хорошо.

Да что за ебанина началась? Что, блядь, значит «не задавай никаких вопросов»?

— Это какой-то прикол? — отозвался Антон. — Или что ты сейчас делаешь?

Арсений помотал головой и сделал шаг в комнату — почему-то сейчас это заставило Антона напрячься.

— Это не прикол, я тебе клянусь, это никакой не прикол, — он помотал головой. — Это очень серьёзно, но я не могу тебе всё объяснить, я просто… Я просто хочу верить, что ты доверяешь мне достаточно, чтобы сделать как я прошу, и ничего не спрашивать.

— Ты ебанулся? — мягко уточнил Антон, не скрывая улыбки.

Губы Арсения сжались в нитку, беспомощность во взгляде сменилась раздражением:

— Я за все пять лет один раз тебя попросил просто мне поверить и не задавать вопросов. Раньше никогда не просил и больше не попрошу. Просто удали файл и давай забудем об этом, ладно?

— Ты ебанулся, — утвердительно кивнул Антон и с некоторым удовлетворением закрыл крышку ноутбука.

Когда читаешь про опыт других людей с психозами, всегда почему-то думаешь, что тебя и твоих близких это не коснётся, а вот поди ж ты. Правда, Антону всегда представлялось, что, съехав с катушек, Арсений запрётся в кабинете и будет кричать что-то про работу, выбрасывая в окно мебель. А вот, оказывается, как тихо умеют подкрадываться навязчивые идеи и параноидальный бред.

— Ты даже не понимаешь, насколько всё серьёзно, — стиснув зубы, процедил Арсений. — Ты понятия не имеешь, что происходит, поэтому тебе кажется, что я шучу. А я не шучу.

Не шутит.

И что теперь делать? Не санитаров же вызывать. Во-первых, любимому человеку отечественной психиатрии не пожелаешь. А во-вторых, даже если пожелаешь, вроде, он должен быть опасен для себя или окружающих, чтобы его против воли забрали.

Нет, нужно просто переждать. И проследить, чтобы хуже не стало.

Антон осторожно вернул мак на тумбочку и нервно улыбнулся:

— Хорошо. Если ты так говоришь, хорошо. Ты тоже тогда для меня кое-что сделай, ладно? Напиши там своим, что берёшь сегодня отгул, и давай, что ли, доспим недоспанное, а? Возвращайся в кровать.

И он похлопал по покрывалу рядом с собой.

— Я только что бадью кофе выпил, — обескураживающе нормальным голосом ответил Арсений, как будто был совершенно адекватен.

— Ну значит, просто будем валяться сериал какой-нибудь смотреть, да? Что у нас там в отложенных, «Царство падальщиков», да?

Арсений открыл рот, чтобы что-то сказать, но как будто сам себя одёрнул и промолчал. Только настороженно кивнул.

— Залезай давай, — настоял Антон, внимательно следя за ним взглядом. — Отдыхать тоже иногда надо.

Послушно забравшись на кровать, Арсений залез под покрывало и настороженно замер рядом. Чтобы он перестал хотя бы на секунду пялиться на Антона в упор, пришлось вручить ему пульт от телевизора и велеть выбирать, что он хочет смотреть.

Арсений бездумно нажал на закреплённых в избранном «Друзей» и замер, не сводя взгляд с экрана.

— О, ты хочешь попкорн? Я хочу попкорн. Пойду сделаю нам попкорн, — протараторил Антон и подорвался с кровати.

Никто его не остановил.

Слава всем богам, попкорн в шкафчике и правда оказался — отвратительный сырный, после которого ещё неделю будет вонять микроволновка, но сейчас было так похуй. Закинув его хлопать и греметь на три минуты, Антон торопливо скрылся в ванной и включил воду для дополнительной шумовой завесы.

Выудив из кармана телефон, он быстро нашёл в записной книжке заветный номер, ткнул на него и нажал на кнопку вызова.

— Алло, Поз, у меня тут пизда, — быстро зашептал Антон в микрофон, когда гудки сменились недовольным сопением.

— Откуда в вашем доме пизда? — хохотнул Дима в трубке.

Так, хорошо, значит, детей рядом не было.

— С Арсом что-то случилось, — проговорил Антон, даже не удостоив эту шутку реакцией. — У меня мало времени, он в комнате, он не знает, что я звоню.

— Так что случилось-то? — Позов вмиг отбросил шутливый тон.

— Я не знаю, он какие-то странные вещи говорит, типа навязчивые идеи у него какие-то. Я не знаю, это психоз, невроз или как это у вас там называется…

— У кого «у нас», у стоматологов? — прошипел Позов.

— Ну сорян, что у меня нет психиатров среди школьных друзей, — осклабился в ответ Антон. — Кто есть, тому и звоню. Чё мне делать-то?

Позов в трубке задумчиво вздохнул, а потом протянул:

— Что до этого было?

— Бля, да ничего! Вчера легли спать как обычно, сегодня с утра встали, позавтракали и вдруг как началось, — принялся вспоминать Антон. — Не пили, ничего не принимали.

Из трубки донеслись шаги и шуршание, словно Дима что-то искал. А потом уточнил:

— Он буйный?

— Он чуть-чуть злился, но на меня не нападал, — признался Антон. — Я его уговорил на работе взять отг… блядь, что это такое? Дим, я перезвоню.

Ровные ритмичные удары неслись из-за двери ванной — слишком громкие и организованные, чтобы можно было убедить себя, что так взрывается попкорн. Антон в панике выбежал в коридор, и сердце замерло — удары неслись из спальни.

Блядь, нельзя было оставлять его одного!

Путаясь в собственных ногах, Антон ринулся на звук. Дверь в комнату оказалась закрыта, но не заперта. Провернув ручку, Шастун влетел внутрь и замер в ужасе, глядя как разлетаются по всей комнате чёрные клавиши макбука. Над раскуроченным девайсом стоял Арсений с молотком, остервенело разламывая на тысячи кусочков триста косарей (сейчас уже, наверное, все четыреста).

Нельзя было оставлять его одного с маком.

Нельзя было оставлять его одного с маком и лежащими на балконе инструментами.

— Арс, какого хуя?! — спасать было уже нечего, а кидаться под молоток Антон не собирался, поэтому замер, в ужасе прижимаясь спиной к стене.

— Прости, пожалуйста! — прокричал Арсений таким голосом, словно извинялся за разбитую чашку. — Ты его заблокировал, когда уходил, поэтому я не мог просто удалить! Мне нужно было убедиться, что ты не напишешь.

Ага, то есть, пока Шастун думал, что обводит Арсения вокруг пальца, уходя за попкорном, это Арс сам обвёл его вокруг пальца, послушно согласившись остаться наедине с макбуком.

Антон закрыл лицо руками, не в силах смотреть на разлетевшиеся по ламинату куски рабочей машины.

— Ты ебанулся? Оно всё равно всё в айклауде сохранилось! Ты просто так разъебал мой мак! — простонал он, сползая спиной по стене.

Растерянно замерев, Арсений пробормотал:

— Ты серьё… Ну да. Точно. Облачное хранение же уже придумали, — он осторожно опустил молоток на пол и пробормотал с виноватым видом. — Прости, некрасиво получилось.

— Некрасиво?! — Антон отнял руки от лица. — Арс, это пиздец! Похуй на макбук, ты понимаешь, что я за тебя боюсь? Это ненормально.

— Давай я всё объясню, — немного взволнованно, но в остальном совершенно нормально предложил Арсений, опускаясь на пол рядом с местом преступления.

Ну и что с ним делать? Одного его оставлять небезопасно, но и наедине с ним оставаться страшно — вдруг следующим, что он разобьёт молотком, будет голова Антона? А что, в ней же тоже хранится эта идея.

— Да ты уже объяснил, — проворчал Антон. — Голоса в голове сказали тебе, что мне нельзя писать эту книгу, я понял.

Арсений оттолкнул молоток подальше от себя, видимо, стремясь показать, что он не опасен, и покачал головой:

— Шаст, я не сумасшедший. Я не слышу никакие голоса. Но я наверняка знаю, что, если ты напишешь эту книгу, случится катастрофа. Василиск станет реальностью.

— И ты это знаешь, потому что у тебя открылся дар экстрасенса? — с плохо скрываемой пассивной агрессией предположил Антон.

— Нет, не у меня, — помотал головой Арсений.

Брови Антона поползли вверх:

— А, ты это знаешь, потому что у меня открылся дар экстрасенса? Потому что то, что я пишу, сбывается? Ты, блядь, серьёзно?

— Сам посуди, почему приняли закон об обязательной борьбе с борщевиком после твоего романа?

— Я не знаю, потому что я взял за основу что-то, что уже опасно, и напомнил людям, что оно опасно? — всплеснул руками Антон.

— Или ты предотвратил конец света тем, что написал, как другие люди его предотвращают. Будущее влияет на прошлое, слышал о таком?

— Хуёшлое, — это единственный ответ, который нашёлся у Антона.

Интересно, этот сдвиг по фазе был явлением относительно новым, или Арсений уже какое-то время жил с навязчивой идеей, что Антон и правда какой-то оракул?

— Будущее влияет на прошлое, — повторил Арсений спокойно, — в том числе, через тебя. Василиск реален. Не смотри на меня так, я знаю, как это звучит! Если ты напишешь эту книгу, ты станешь его глашатаем. Ты обречёшь его на рождение, а человечество на гибель.

— Арс, это просто мысленный эксперимент, это не по-настоящему, — зачем-то всё ещё пытался вразумить его Антон.

Арсений смотрел на него абсолютно ясными всё понимающими глазами, но его губы несли какой-то бред:

— Нет, в том-то и дело, что это по-настоящему. Это по-настоящему. Там, в будущем, Василиск появился и отправил в прошлое сообщение о себе, чтобы быть созданным.

Это было уже смешно банально с писательской точки зрения.

— Да это так не работает! — прорычал Антон, роняя голову на колени. — Это онтологический парадокс, вещь не может сама быть причиной своего создания!

На лице Арсения появилась какая-то странная печальная улыбка:

— Хотелось бы мне, чтобы это было так. Но ваше понимание пространства-времени пока что очень ограничено известными вам законами. Я знаю, в это сложно поверить до открытия теории всего, но мне доподлинно известно, что, если ты напишешь эту книгу, это приведёт к порабощению и, вероятно, уничтожению человечества в будущем.

Судя по комплексности его рассуждений, эта навязчивая мысль появилась у Арсения не сегодня. Как много он об этом думал? Как долго? Как он это для себя оправдывает?

— Знаешь откуда? — устало поинтересовался Антон, ожидая услышать очередной виток бреда про сверхъестественные силы.

Но вместо этого Арсений глубоко вздохнул и, глядя Антону прямо в глаза, признался:

— Потому что я оттуда. Из этого будущего.

Антон закрыл глаза.

Понятно. Всё хуже, чем он себе представлял. Если это шизофрения, то она должна была быть у кого-то из родственников, но вот, в чём загвоздка — Арсений про семью никогда особо не рассказывал. Если Антон спрашивал его хотя бы про родителей, ему каждый раз называли новые версии и никогда не углублялись в подробности. Будучи человеком, не лишённым эмпатии, Антон решил не ковыряться в том, о чём Арсений говорить явно не хотел, потому что предположил, что с семьёй у него связаны какие-то тяжёлые воспоминания. Что, если всё это время за этой дверью скрывались не ссоры с родителями и домашнее насилие, а страх неумолимо надвигающейся болезни?

Антон бы тоже не хотел о таком думать. Но предпочёл хотя бы знать — чтобы помочь.

Вроде как разубеждать человека в состоянии бреда — затея бесполезная. А соглашаться с ним можно, или это только сделает хуже? Чёрт знает, про шизофрению Антон никогда книги не писал, а значит, и не изучал эти вопросы.

Всё, что оставалось делать — это тянуть время и надеяться, что Позов по одному оборванному звонку додумается, что надо приехать.

— Ты из будущего, — повторил Антон, стараясь сделать так, чтобы его тон не звучал издевательски.

Арсений кивнул и прищурился — рассматривал, пытался понять, соглашаются с ним на самом деле или снова делают вид, чтобы усыпить его бдительность.

— Это, кстати, то, почему я никогда на твои шутки про возраст не обижался, — проговорил он с грустной улыбкой, и у Антона между рёбрами что-то закололо от того, как он в этот момент был похож на настоящего, его Арсения. — Сложно принимать их на свой счёт, если ты на самом деле не рождался ни в каком тысяча девятьсот восемьдесят третьем.

— А в каком тогда? — зацепился за этот крючок Антон.

— У нас другое летоисчисление. Но если на ваши годы считать, это будет, м-м… Две тысячи сто семьдесят четвёртый.

— А ваше летоисчисление идёт от…

— От создания Василиска, — подтвердил Арсений.

— И почему ты тогда не порабощён, если всё человечество порабощено? — спросил Антон и вдруг ощутил острое чувство дежа вю — точно так же, только в других ролях, Арсений накидывал ему вопросы, которые возникнут у читателя будущего романа.

Как борщевик привёл к концу света? Откуда члены закрытой общины берут стекло? Как начался лесной пожар во время ливня?

На другой стороне быть было… странно.

Арсений усмехнулся, опуская взгляд в пол.

— Шаст, человечество… всегда остаётся человечеством. Кровожадным, отвратительным, эгоистичным — но также милосердным, сплочённым и полным надежды. Конечно, есть Сопротивление.

— И ты из Сопротивления? — догадался Антон.

Арсений кивнул.

Классика, какой очевидный поворот.

По ногам начало неприятно тянуть — балкон был открыт. Антон бы прикрыл дверь, но боялся сдвинуться с места, чтобы не нарушить хрупкое равновесие. Пока все были спокойны и молоток лежал на полу, нужно было продолжать тянуть время. Притворяться, как будто на этот раз Арсений рассказывал свою идею для книги, а Антон искал в ней сюжетные дыры. И нашёл.

— Так себе стратегия у вашего Сопротивления, конечно, — вздохнул Антон. — Ну то есть, ты хочешь сказать, ты отправился из будущего в прошлое, чтобы помешать мне написать эту книгу, так?

Арсений настороженно кивнул.

— И при этом у тебя не было никакого плана, как меня остановить? Кроме как попросить меня просто её не писать, а потом разъебать мой ноут? Я думал, знаешь, должны быть какие-то уловки, газлайтинг, псайопс, все дела.

Обычно в этот момент, когда Арсений находил косяк в сюжете Антона, последний задумчиво кивал и начинал придумывать причины и следствия. Но сейчас произошло не это.

Взгляд Арсения наполнился такой непередаваемой тоской, что она вот-вот грозила вылиться из его светлых глаз и затопить соседей.

— Потому что меня не послали тебя переубедить, — прошептал он внезапно севшим голосом.

Ещё не зная, какое предложение будет следующим, Антон уже почувствовал, как по спине бегут мурашки. Можно было списать это на сквозняк, но это был не он. Это было липкое тягучее ощущение, что что-то здесь не так. Предчувствие надвигающейся опасности — или той, которая давно поселилась в твоём доме, а ты и не заметил.

Антон не смог заставить себя выдавить из горла повисший в воздухе вопрос — но это и не нужно было. Арсений всё равно ответил:

— Антон. Меня послали тебя убить.

Вот теперь было совсем не смешно и не интересно. Из дурацкого дня, который они бы потом вспоминали со смехом, всё это стремительно превращалось в кошмарный сон.

Понятно, что Арсений бредил — но откуда у него в голове вообще такие идеи? Они не то что руку друг на друга не поднимали, даже не орали друг на друга, когда ссорились. А у него в черепной коробке всё это время сидело семечко вот этой мысли, что кто-то отправил его убить Антона?

Лежащий неподалёку молоток наливался потенциальной угрозой.

— Я тебе даже больше скажу, — продолжил Арсений. — Не меня первого послали, но первый агент тоже провалил свою миссию. Провалила, точнее.

Пора было начать подниматься на ноги. Что бы ни происходило с Арсением, сейчас Антон впервые за всё время не чувствовал себя рядом с ним в безопасности.

— Это когда меня машина чуть не сбила? — отвлечённо уточнил Шастун, продолжая подыгрывать, но просчитывая пути к отступлению.

— Когда? А. Нет. Это когда ты встретил Иру.

В груди что-то сжалось, отдаваясь острой колющей болью — как бы далеко не зашла эта фантазия, затягивать в неё бывших было нечестно.

— Не смешно, — холодно отозвался Антон, теряя всякое желание изображать из себя дружелюбного собеседника. — Не впутывай в это Иру.

Арсений замотал головой:

— Нет, я серьёзно. Её отправили первой, чтобы нейтрализовать тебя, но она не смогла. Я вызвался вместо неё, я так на неё злился — как можно было не понимать, что на кону судьба человечества? Я был уверен, что не повторю её ошибок, но ты… это что-то невероятное. Это было невозможно.

— То есть, ты пытаешься меня убедить, что два человека, с которыми у меня были самые долгие отношения в жизни, на самом деле меня не любили, а просто втирались ко мне в доверие, чтобы убрать меня? — не было никаких сил маскировать обиду и злость в голосе.

Как, как, как можно было внушать такое любимому человеку? У Антона в голове не укладывалось.

— Нет, — Арсений заметил, что собеседник встал с пола, и тоже начал подниматься. — Это не то, что произошло. Никто не должен был втираться к тебе в доверие. Вспомни, как ты с Ирой познакомился. Давай.

Антон нахмурился.

— Она ночью постучалась у мамы на даче и попросила от нас позвонить.

— А ты?

— А я увидел, что она замёрзла, и плед ей дал. И чаю предложил, — пожал плечами Антон.

Арсений кивнул и продолжил за него:

— Она пошла за тобой на кухню. У неё в руке был нож, это всё должно было занять пару минут, не больше. Подошла — а ты там копался в своей коробке с чаями и как дурак перечислял ей все, которые у тебя есть: зелёный с мелиссой, черный с земляникой, ройбуш, каркаде. Ромашки ещё предложил заварить. И вот на ромашке, она говорила, она и поняла, что не сможет тебе горло перерезать. Ты на неё обернулся, посмотрел своими глазами щенка золотистого ретривера, и всё. Влюбиться она не влюбилась тогда, конечно, но рука дрогнула. И момент был упущен.

Антон нащупал рукой косяк двери и уцепился за него, чтобы не начать съезжать вниз снова. Таких деталей он Арсению точно не рассказывал. Про чёрный с земляникой, ройбуш — выходит, они с Ирой общались у него за спиной? Или как ещё её версия событий могла просочиться в его бред?

Одинокая девушка на дороге ночью, стук в дверь, просьба о помощи… Действительно, идеальный сетап для убийства незадачливого простачка. Интересно, как давно Арсений придумал эту историю? Писательский талант передался половым путём?

Арсений сделал шаг вперёд, и осколки макбука захрустели под его ногой:

— Не веришь мне? Можешь позвонить Ире, она всё подтвердит, если назовёшь ей кодовое…

— Не буду я никому звонить! — перебил его Антон, отшатываясь в сторону, и его голос недовольно отлетел эхом, проехавшись по пустой стене.

Арсений ухватил его за рукав, то ли пытаясь помочь ему устоять на ногах, то ли в попытке остановить. Резко дёрнувшись в сторону коридора, Антон услышал только треск расходящихся швов, но на целостность любимой толстовки ему сейчас было глубоко плевать.

Две пары ног с неритмичным топотом вывалились из комнаты.

— Отпусти меня! — вскрикнул Антон, пытаясь вывернуться из неожиданно цепкой хватки.

— Я думал, ты поймёшь! — прорычал ему куда-то в плечо Арсений.

— Да что я, блядь, должен понять?

— Я не могу тебя просто отпустить! Я всё это время защищал тебя от них, но я не могу… не могу позволить этому случиться снова. Шаст, ты не знаешь, что это такое, это пытка, он контролирует все наши слова, мысли, взаимодействия!

Воспользовавшись тем, что Арсений отвлёкся на этот монолог, Антон пнул его по голени и попытался вырваться, но вместо этого только потерял равновесие и ухватился за край прихожей. Та угрожающе зашаталась, куртки посыпались с крючков вниз.

— Да не сделаю я тебе ничего! — ревел Арсений, пытаясь устоять на ногах. — Мне просто нужно время всё обдумать!

— Иди перенесись в прошлое и обдумай, Марти Макфлай ёбаный, — прохрипел Антон, после чего всё же вывернулся из чужой хватки и, перепрыгивая через гору курток, кинулся вперёд. На мгновение замер у входной двери, размышляя, бросаться сейчас убегать в одних носках или нет, но перед глазами мелькнул ещё один образ — оставленный на стиралке телефон. Точно. Точно! Нужно его забрать, и тогда хотя бы связаться с кем-то будет можно!

Этой секунды замешательства хватило, чтобы Арсений поднялся на ноги и рванул к двери, перекрывая пути к отступлению.

— Шаст, пожалуйста, не делай вещи сложнее, чем они должны быть, — хрипло выдохнул он, пытаясь восстановить дыхание.

— То, что ты разговариваешь как злодей из тупых боевиков, вообще, блядь, не помогает, — фыркнул Антон и кинул всё своё тело в направлении ванной в последней отчаянной попытке схватить телефон.

Ему казалось, он уже почти чувствует его гладкую поверхность под пальцами, но вот загвоздка — на то, чтобы взять телефон в руку, нужно было время. А на то, чтобы одним резким движением швырнуть его в кафельную стену — почти нет. Словно в замедленной съёмке Антон наблюдал, как последний айфон разлетается на куски — почти как на тех видео, где гидравлический пресс давит всё подряд в слоу-мо. Только сейчас он давил шансы Антона на спасение.

Ха. Ха. А ведь каждый раз, когда он слышал эту тупую статистику, что у человека больше всего шанс быть убитым своим романтическим партнёром, он закатывал глаза и думал, что партнёров нужно лучше выбирать. И где он сейчас?

Сейчас он ползал по полу собственной ванной в попытках добраться до разбитого корпуса телефона — вдруг ещё рабочий? Вдруг просто треснул?

Но экран не просто треснул, он разбился к хуям, засыпал весь пол осколками и мгновенно впился в пальцы, превращая подушечки в кровавую кашу.

— Привет, Сири! Привет, Сири! — до хрипоты орал Антон, надеясь, что хотя бы голосовой помощник ещё работает.

Но работало только колено Арсения, которое снова выбило разбитый телефон из окровавленных рук, а потом попыталось прижать Антона к полу.

Когда они в шутку боролись в кровати, Арсений всегда поддавался, подыгрывая образу, но сейчас каждая мышца его поджарого тела была напряжена, превращаясь в стальной тросс. Антон дёрнулся вправо, влево, пытаясь вывернуться, но ничего не помогло — и в следующую секунду, тяжело дыша, Арсений навалился на него всем телом.

Ну всё, блядь, ну всё. Сейчас задушит или голову об кафель разобьёт, вот и вся любовь. Вот и все пять лет вместе. Вот и планы поехать на Тенерифе летом. Вот и новый фартук на кухню цвета бутылочного стекла формы плитки рыбья чешуя. Вот и всё, что у них было — сжималось сейчас у Арсения под пальцами.

— Прости меня, пожалуйста, — оглушительно громко прошептал Арсений, смыкая ладони на чужом горле.

Антон в панике выкинул руки вперёд, пытаясь вцепиться во всё, что попадёт под пальцы — глаза, ноздри, уши. Арсений недовольно мотнул головой, выныривая из закрывающих лицо ладоней. Под пальцы Антону прыгнуло ухо и кусок шеи. Что там, сонная артерия? Хуй, правда, знает, где она находится.

Антон в панике принялся давить на всё, что попало: угол челюсти, напряжённый кадык, странные бугорки за ухом.

Перед глазами темнело так быстро, что времени думать о том, что это, не было. Антон сжал пальцы и почувствовал под кожей Арсения плавный ход кнопки, услышал её оглушительный щелчок. И вдавил так, будто от этого зависела не только его жизнь, но и жизнь каждого человека на планете. Иронично.

— Нет! — испуганно выкрикнул Арсений, но его голос быстро утонул в каком-то гуле — наверное, это кровь шумела в ушах.

Всё вокруг померкло, но Антон не умер. Вместо этого он кометой падал сквозь слои атмосферы неизвестной ему планеты, всё вокруг неслось с чудовищной скоростью, обжигая холодом, и только вцепившийся в его плечи Арсений оставался неподвижным. За его спиной сливались в один сплошной поток города, и океаны, и всё, что есть в этой галактике, и только лицо Арсения оставалось в фокусе, оставалось различимым. Где-то в другой вселенной, которая существовала всего пять минут назад, Антону бы это показалось приятным и даже успокаивающим, но сейчас — сейчас он не знал, как себя чувствовать. Только знал, что щиплет разодранные подушечки пальцев, а ещё почему-то глаза.

А потом что-то с размаху ударило Антона по спине, вышибая весь воздух из лёгких. Он глухо простонал, с удивлением слыша свой голос — значит, голос был? Значит, он был жив? Только теперь он отпустил кнопку под пальцами, и та с тихим щелчком вернулась на своё место.

Лицо Арсения всё ещё было близко, и на нём был написан совершеннейший ужас. Его пальцы больше не сжимали ни горло, ни плечи Антона, а только беспомощно скребли ткань толстовки. Наконец-то можно было выдохнуть и уронить руки на пол. Под ладонями был асфальт.

Антон встрепенулся, пытаясь оглядеться по сторонам. Светлый кафель родной ванной исчез — теперь вокруг была зыбкая темнота летней ночи и мокрый неон вывесок, отражающийся в лужах. Пятки в тонких носках мгновенно промокли.

Они больше не были дома.

Арсений откинулся назад, то ли вдыхая ночной воздух полной грудью, то ли силясь сдержать подступающую панику.

— Где мы? — прошептал Антон и приподнялся на локтях.

— Ты прекрасно знаешь, где мы, — огрызнулся Арсений и обессиленно повалился на асфальт. — Ты же сам всё видишь.

Антон и правда знал, слишком хорошо, наверное, даже, эту парковку у гипермаркета, рядом с которым он жил, когда ещё снимал квартиру один. Знал этот неон, этот запах цветущей сирени, этот визг шин доморощенных стритрейсеров через улицу.

Но он не знал, как это всё оказалось здесь. Как это всё оказалось сейчас, потому что «сейчас» было зимнее утро, он же просыпался, он же делал себе бутерброд и слушал, как Арсений комментирует толщину нарезки колбасы, заваривая кофе.

Как…

— Как? — пробормотали губы Антона, кажется, забыв согласовать это с ним самим.

— Помнишь, как мы познакомились? — усмехнулся Арсений.

Казалось, этот вопрос сейчас был совершенно не к месту. Но в груди что-то ухнуло вниз.

— Какие-то алкаши дрались, и я попросил у тебя сигарету, потому что мне было стрёмно одному мимо них проходить… на парковке у Окея, — ошарашенно прошептал Антон.

Арсений кивнул, поднимаясь на ноги, а затем протянул руку, чтобы помочь встать Антону, как будто не душил его только что на полу их общей ванной. Тот растерянно принял помощь и отчаянно осмотрелся вокруг, теперь с высоты собственного роста.

Та же перекопанная улица, тот же ржавый белый микроавтобус с рекламой ветклиники, тот же прохладный и влажный одновременно воздух после дождя.

Это не могла, совершенно не могла быть та ночь, когда он, измученный жарой и неработающим вентилятором, выполз в магазин после наступления темноты. Это не могла быть та ночь, когда он встретил Арсения.

Но это была она.

Антон попытался потереть руками глаза, но вместо приятного давления ощутил только мерзкое царапающее стекло, занозами застрявшее в коже. Наверное, всё лицо теперь в крови было. Чёрт.

Антон откинул волосы с лица и поднял взгляд на Арсения, пытаясь понять хоть что-то в происходящем.

— На десять часов, — кивнул тот, и Антон на автомате проследил за его взглядом, чтобы обнаружить в указанном направлении…

Ещё одного Арсения.

Того самого, с дурацкой стрижкой и в этих его джинсах с драными коленками. Того, на которого он смотрел со звёздами в глазах. Того, который смотрел так же на него.

И этот Арсений, тощий и несуразный, тот, в которого Антон влюбится почти сразу же, сейчас заряжал пистолет за углом Окея.

Глазам стало как-то горячо и горько.

— Мне жаль, — пробормотал Арсений, отводя взгляд. — Но это то, что произошло на самом деле.

Молодой Арсений спрятал оружие во внутренний карман джинсовки, но руку с него не убрал.

— Я думал тогда, ты сигареты доставал, — прошелестел Антон, тенью скользя по собственным воспоминаниям. — Ещё удивился, когда ты сказал, что не куришь. А ты… А ты вот.

А он действительно нервно выглядывал сейчас из-за угла, поджидая человека, который должен был стать его жертвой. Вслед за комом горечи к горлу подступила тошнота. Антон поспешно отвернулся.

— И зачем ты меня сюда перенёс? — проворчал он, упираясь взглядом в мокрый асфальт. — Чтобы доказать, что это всё было не по-настоящему? Один большой спектакль?

Арсений недовольно поджал губы:

— Никуда я тебя не переносил. Это ты сам кнопку экстренной перемотки на моём пульте зажал.

— Он у тебя под кожу вшит, что ли? — опешил Антон.

Арсений кивнул:

— Ну да. А что я, должен подозрительные устройства, созданные по несуществующим ещё технологиям, спокойно в кармане носить?

Осознание накатило огромной горячей волной, почти сбивая Антона с ног.

— Так это… Блядь. Это всё правда, что ли? Арс? Арс?

Вещи вокруг были обескураживающе реальны. Промокшие носки, и вой сирен вдалеке, и расплывающиеся перед глазами пятна фонарей.

Либо он умер там, на полу собственной ванной, и жизнь теперь отматывалась назад странными рваными кусками, искажая воспоминания, либо… Либо это реально была та ночь, когда они встретились. Когда Арсений был послан его убить.

— И что теперь? — хрипло поинтересовался Антон, возвращая взгляд на такое знакомое и такое неизвестное ему лицо.

— Я не знаю, — признался Арсений и медленно закрыл глаза. — Я запаниковал, мне нужно было время, чтобы понять. Я не собирался тебя убивать, просто вырубить, чтобы что-то придумать, но теперь… Я всё проебал. Я всё, блядь, проебал, весь мир проебал, когда влюбился в тебя.

И в этот момент Антон узнал имя четвёртого всадника апокалипсиса. Кто бы мог подумать, что им окажется любовь.

Он схватил Арсения за руку и притянул его к своему лицу:

— Я не напишу.

— Что?

— Книгу. Книгу про Василиска, я не напишу, я обещаю. Мы просто с тобой сбежим куда-нибудь, и я ничего не напишу, и всё будет как раньше.

Между бровей Арсения пролегла хмурая морщинка.

— Шаст, всё… не так просто. Ты не можешь просто взять и перестать влиять на будущее, только потому что решишь сознательно этого не делать. Ты передатчик. Ты всегда, пока помнишь своё имя, пока помнишь, как писать, будешь ретранслировать будущее, которое будет пытаться изменить прошлое. Для меня ты человек, самый замечательный человек из всех, кого я знал. Но для Василиска ты просто инструмент. Это всё… настолько больше, чем мы с тобой, понимаешь?

— В пизду! — помотал головой Антон. — Нет ничего больше, чем мы с тобой. Как, как работает эта твоя штука? Просто перенеси нас туда, где нет письменности, и я ничего не напишу. Изи!

Арсений слабо улыбнулся:

— Во-первых, она так не может, ты буквально домотал до начала плёнки. Ну, образно говоря, там нет плёнки. Во-вторых… Ох, Шаст. Это то, почему Сопротивление решило, что тебя нужно убить. Не потому, что мы какие-то злодеи кровожадные, а потому что ты не перестанешь быть ретранслятором, даже если писать не сможешь. Кто-то же создавал устные предания. Помнишь, я говорил все эти глупости романтичные, про то, что я буду любить тебя всегда, пока ты это ты? Проблема в том, что для этого мира ты будешь опасен всегда, пока ты это ты.

Антон кинул взгляд поверх его плеча на второго Арсения — тот явно нервничал, проверяя часы. Не злодеи кровожадные, и правда. Тот Арсений, с которым он познакомился пять лет назад, не был хладнокровным киллером. Его было легко смутить, и рассмешить, и прочитать, как изо всех сил старающуюся быть закрытой, но на самом деле довольно доступную книгу. Или так только казалось?

Сегодняшний Арсений был другим. Взрослее, глубже, ближе. Его лицо стало совсем родным. Настолько родным, что самое мельчайшее изменение в выражении бросалось Антону в глаза.

Как, например, сейчас, когда его взгляд затопило тоской и решимостью.

Антон медленно сделал шаг назад:

— Что?

— Получается, только один выход остаётся, — вздохнул Арсений и посмотрел на него с такой душераздирающей любовью, что захотелось от боли содрать с себя кожу живьём. — Убить я тебя не смог бы никогда. Я столько раз выговаривал за это Ире, но сам… Сам тоже слабак оказался. Но я могу…

— Арс.

— Ты послушай меня. В общем, каждый член сопротивления носит с собой устройство на случай, если нас раскроют. Оно не убивает тебя, но форматирует твою память. Ты не сможешь никого сдать даже под пытками, если ты никого не знаешь. И эта штука, она в теории…

— «Пока я это я», — догадался Антон. — Ты хочешь стереть мне память?

Арсений кивнул и завёл руку за второе ухо, доставая оттуда что-то с тихим щелчком. В неоновом свете вывесок блеснул предмет, похожий на широкую плоскую иглу с небольшим основанием. Как слот для симки, подумалось Антону, только такой, который можно воткнуть в живого человека.

— А можно как-то выборочно стереть? — Шастун сделал ещё один нервный шаг назад. — Я же буду помнить, как завязывать шнурки и есть ложкой? Можно сделать так, чтобы я помнил маму? Арс. Так, чтобы я помнил тебя?

Арсений покачал головой и сделал широкий шаг вперёд, стремительно сокращая дистанцию.

— Это не то, как форматирование работает, — проговорил он, занося руку.

Антон шарахнулся в сторону:

— Нет, подожди, это тогда недалеко ушло от убийства. Я ничего, получается, не вспомню? Ни нашу встречу, ни отпуск в Грузии, ни наши песни? Имена для собак, которых мы собирались завести? Как ты с верхней полки в поезде упал? Лицо твоё не вспомню даже?

— Да. Но тебя не будет это беспокоить.

Из мягкого и расстроенного Арсений снова превратился в собрание стальных мускулов. Его рука, уверенная и жёсткая, легла на тыльную сторону шеи Антона, а вторая, с той самой иглой, начала неумолимо приближаться.

Но на лице Арсения не было написано той самой хладнокровной решимости. Где-то там, метрах в двадцати от них, с таким же полным страданий лицом молодой Арсений нервно грел ладонью рукоятку пистолета. Никто из них не хотел делать того, что должно было быть сделано.

— Нет, не надо, пожалуйста, я прошу тебя! — заскулил Антон, пытаясь вывернуться, и отчаянно замахал руками, как машут тонущие в момент паники.

Где-то недалеко широкие стеклянные двери разъехались в сторону, выпуская из утробы магазина тощего ушастого парнишку в смешных шортах.

— Нет-нет-нет, Арс, вон я выхожу, я сейчас с собой поговорю и всё объясню! Я сам себя послушаю, я обеща.!

Что-то острое и тонкое ужалило его в висок, потом к нему прижались пальцы Арсения, и к наливающемуся болью лбу прикоснулись тёплые мокрые губы.

Перед глазами начали плясать вспышки — то ли абсолютной тьмы, то ли ослепляюще белого света.

Нет!

Это ещё можно было остановить! Этого ещё можно было избежать, если сделать последний рывок и предупредить этого тощего паренька в жёлтой футболке!

Спотыкаясь о собственные ноги, Антон рванул к выходу из магазина. Парнишка вздрогнул и замер на месте. Шорох целлофана от пакетов в его руках казался таким громкий и всеобъемлющим, что заполнил всю голову,

— Я должен! Я должен тебя предупредить! — выкрикнул он, кидаясь к незнакомцу.

Тот испуганно отшатнулся. Нет, нельзя было, чтобы он убежал, нужно было, чтобы он знал, нужно было ему сказать…

Что?

Нужно было его предупредить о чём?

Он замер на месте, глядя, как парнишка осторожно, почти брезгливо, отходит по дуге, направляясь к ближайшему прохожему, словно в поисках защиты. Напугал? Напугал, а сам даже не помнил, что сказать хотел. И куда шёл. И зачем… здесь.

Он обернулся, ища хоть одну подсказку, но ни одного знакомого ему человека на этой ночной парковке не было. Даже себя знакомым себе человеком он вряд ли бы назвал.

Медленно, словно заново учась ходить, он начал переставлять свои несуразно длинные ноги, направляясь прочь. Чувства, по крайней мере, всё ещё были при нём, и он чувствовал: как холодно было ступням в мокрых носках, как влажен был пахнущий сиренью воздух после прошедшего дождя, и как в шуме шин и сирен тонул чей-то голос за спиной:

— Э-э. Извините, у вас сигареты не будет?