Пролог

Эта история начиналась ровно так же, как и миллионы других историй. Просто судьба одного человека сильно изменилась, и принятые им решения смогли изменить жизни кучи других людей. Просто, однажды проснувшись в объятиях женщины, чьего имени он даже не помнил, Фёдоров Мирон Янович решил, что что-то срочно нужно менять, пока его жизнь не укатилась коту под хвост. Просто было необходимо исправить всё, что он успел натворить за свои двадцать семь лет жизни. Конечно, он не был сказочно богат, но нечестный заработок вполне смог привести его к почти беззаботному существованию. И сейчас, выгоняя стройную барышню за свою дверь, мужчина твердо решил что- то изменить.

Он всегда считал, что нужно следовать своим порывам, пока они совершенно не исчезли, поэтому тут же поспешил в ванную, немедленно умываться и искать способ отойти от своих нечестных дел без ухода в монастырь, дабы замолить грешки. Почистив зубы и умывшись, Мирон решил вспомнить о своем высшем образовании, полученном ещё большим трудом. Благо, из-за любви к чтению, знания не успели совершенно исчезнуть.

Сделав себе чашку кофе, Фёдоров с огромным удовольствием открыл первый попавшийся сайт с вакансиями, рассматривая те варианты, куда нужно было уехать как можно дальше от Санкт-Петербурга, его родного города. Потому что начинать сначала нужно с чистого листа, а не пытаться стереть всё промокашками.

Один из вариантов ему очень даже понравился – учитель истории в самой обычной школе в Хабаровске. Далеко, соответствует его образованию, да и деньги предлагают хорошие. Из подвохов только маленькая пометка, что ему придется стать классным руководителем 11 «Б». Их прошлый «мучитель» удачно свалила в декрет (Фёдоров такую информацию смог выяснить с помощью звонка, чтоб договориться о собеседовании). Позже пришлось делать ещё много всего – искать жильё, покупать билеты на самолет, в конце концов объяснять друзьям, куда и зачем он свинтит! Да и тридцать раз уверить, что у него не возникло проблем с законом или прошлыми работодателями. Мирон в этой ситуации оставался белым и пушистым, только нимба не хватало.

— Ну что, Герасим, — вздохнул он, поворачиваясь к своему горшку с каладиумом (очень красивое растение), — у меня начинается новая жизнь. Но ты только не расстраивайся, Герасим, за тобой Ванька присмотрит, я договорился. Да и погодка сейчас прям для тебя, не унывай, братан!

Впрочем, цветок был единственным, с кем Мирон прощался в своей квартире. Еще паук Гена явно не обрадуется его отъезду. Ваня пауков не любил, точно его паутину в ванне порвет, а самого Гену смоет. А больше домочадцев у Фёдорова и не было. Поэтому, собрав все свои вещи, он гордо вышел в август.

А дальше всё так, как должно быть в любой истории — из пункта А в пункт Б вышел юноша бледный со взором горящим, по дороге на вокзал успел погрустить о том, что покидает родной и любимый город с его суетой, контрастами, яркими красками и богатой историей. И сам ползет в какой-то там Хабаровск, дабы стать учителем, искупая свои бесконечные грешки перед самим собой, как минимум. Сам меняться же захотел, никто не принуждал. Ну правда же, ещё одно утро в компании барышни, чьего имени он не знает, может закончиться чем-то плохим: например, венерическим заболеванием. Подумав об этом, Мирон ещё сильнее захотел уехать куда-нибудь подальше от Питера, прочь от тусовок и всего неправильного. Ему через пару лет уже тридцать! Надо же что-то менять.

И тогда, в такси, сложно было предположить, что из этого выйдет что-то путное, что это может изменить хоть чью-то жизнь, а не стать новой историей под пиво с друзьями. Мирон просто садится на самолет, надеясь, что летит всё- таки в новую жизнь, а не в новую локацию для старой. Было бы обидно, окажись оно так, верно? Но в любом случае, попробовать всегда стоит.

***

— Бля, Вань, ну, если честно, то тут не так уж и плохо, — задумчиво тянет Мирон, неспешно шагая на свою первую торжественную линейку в честь Дня Знаний в роли учителя. Правда, по видеосвязи болтать неудобно – бабки, кажется, думают, что он сумасшедший. — Квартира у меня бабушкин-шик, как будто в Совок вернулись, бля буду, — улыбается он, поправляя наушник, – соседи снизу шумные, там дебошир какой-то, бухает, кажется, по-черному, но я, если что, его шваброй отхуячу, если припрется, я приобрел специально на такие нужды... стоп, Вань, я потом напишу. Или ты, как проснешься, напиши.

Мирон отключается, пряча телефон в карман, а наушники-капельки вытаскивает из ушей, чтоб они спадали вниз через воротничок рубашки, не застегнутой на две верхние пуговицы. С Ваней связь поддерживать было неудобно, их разделяли гребанные часовые пояса. И, пока на часах у Мирона было двадцать минут восьмого утра, у Ваньки двадцать минут как новые сутки побежали. Но коммуникацию с лучшим другом сейчас было необходимо прервать — на спортивной площадке, которую от его нового места работы отделяет лишь забор, выкрашенный в противные цвета (едко желтый и такой же зеленый), очень некстати пиздились подростки, может быть, даже его новые ученики. Хотя, дракой это назвать нельзя было — трое каких-то долбаебов чет оскорбительное говорили парню, зажатому между ними, ещё и пихали.

— Эй вы, — Мирон старался максимально вежливо, лишь бы не подраться ещё в первый рабочий день с собственными учениками. Он сходит с дорожки к школе к этой самой спортивной площадке, раздвигая в стороны двух столбов и вытягивая из центра какого-то парнишку к себе поближе.

На препода он совершенно не похож. Весь в татуировках, с хитрым прищуром, бритый налысо, в косухе, хоть черные джинсы не порванные и кроссовки нормальные. Ещё и речь его явно не вызывала представления об учителе истории.

— Не стыдно втроём на одного, барсуки, а? — интересуется Мирон, очень умело так парнишку за свою спину оттягивая. — Крепкие ещё такие, а трусы, — Фёдоров старается оскорблять либо так, чтоб не поняли, либо максимально по делу и культурно, чтоб ни в чем не обвинили. Ещё ему не хватало начать жизнь в Хабаре с привода за драку с малолетками. А чувство справедливости так в жопе заиграло, так хотелось их на место поставить, ух! Но свою работу жалко, да и паренёк, которого он «спасает», выглядит слишком зажато и испуганно, чтоб его ещё в драку втягивать.

— А тебе-то чего, дядь? — спрашивает, видимо, «главарь» этой компашки. Мирон рад, что со словом он не ошибся. Этот самый «предводитель» обладал довольно странным внешним видом — ухоженный очень, а строит из себя какого- то типичного гопника, что выглядит весьма комично. И черты лица грубоватые, но губы, обиженно надутые, снова вызывают исключительно улыбку. Крупный такой парень, глаза каре-зеленые больше напоминали пожухлую траву, а у волос, странно уложенных, был противный масляный блеск. Двое других были совершенно никакими, одёжка ярче них выглядела, поэтому особых черт для себя Фёдоров так и не подметил, но вот паренёк, которого он спасал...

Высокий, уже Мирона перерос, а Янович перешагнул отметку сто семьдесят пять на целых три сантиметра. И вроде даже, стаптываться ещё не начал. А годы берут своё! Русый, неприметный такой мальчишка, только на волосах какое-то странное зеленое пятно. А глаза точно огонечек резко потеряли, совсем. Фёдоров мог различить, вот он, когда-то был, вот даже пепелище, но сейчас пусто. И это, если честно, так угнетало. Неужели эти трое балбесов испортили его радость от праздника? Или это ещё до них было? Курточка была совсем легкая, коричневая такая, видно, поношенная. А под ней выцветший красный худи с каким-то странным принтом. Джинсы синие широкие, кроссовки не новые, но, в принципе, милый такой парень. Особенно глаза его в память врезались — голубо-серые, но больше голубые. Только не такие голубые, как небо, а скорее вроде льда или инея. Эффектно, не быстро забудется.

— Я за справедливость, молодой человек. Если у парня креативная прическа, это не повод на него втроем кидаться. Меня услышали?

— Это не моя прическа, — немного неловко выдает парень, кивая на серый баллончик в руках одного из «неприметных». Фёдорову очень уж неприятно стало на это смотреть. — Ну я и полез за эту самую справедливость, у меня зеленое пятно на волосах, у них через пару дней под глазом.

— Э-гей, как всё запущено, — присвистнул Мирон, оглядывая всю толпу взглядом. — Сейчас вы втроем торжественно, пока без пендаля, — ну, пригрозить можно, никто не докажет, — маршируете на торжественную линейку. Вы ж из этой школы, верно? — получив утвердительный кивок, Фёдоров продолжает. — Ну так вперед! И чтоб только пятки и сверкали, поняли!

Группа действительно заторопилась к школьным воротам, а Мирон всё-таки на время глянул, прикидывая. Ну, пять минут у него ещё есть, причина уважительная.

— Тебя как зовут-то, юноша? — спрашивает Фёдоров. — Часто к тебе эти лезут? Или так, по праздникам и особым дням?

Паренек сначала взгляд в пол тупит, но потом свои глаза всё-таки поднимает на мужчину, проводя ладонью по своему плечу, а затем и вовсе скрещивая руки на груди. Не надо быть психологом, чтобы понять, что это исключительно защитная реакция. И вообще... парень-то явно стесняется.

— Слава меня зовут, — всё-таки отвечает он, когда Мирон добродушно улыбается, засверкав своими темно-синими глазами. — Они недавно начали... раньше всё хорошо было, а сейчас всё пошло наперекосяк, — вздыхает Слава разочарованно. — Сегодня ещё с новым классным знакомиться, а у меня на голове вот это. Ну и как я это объясню?

— Да люди ж все понимающие, Славк, — добродушно тянет Фёдоров, не собираясь пока открывать свою страшную тайну, что он и есть тот новый препод. — Ты не волнуйся. Это лучшая креативная прическа в моей жизни, — это не вранье ради поддержки парня. Правда лучшая, потому что единственная. Мирон легко треплет школьника по голове и желает всего хорошего, отправляясь на свою новую работу.

Ему не дали постоять на торжественной линейке. Пришлось наблюдать за «радостными» лицами учеников из окна своего кабинета на втором этаже. Прекрасный обзор — весь школьный двор и спортивная площадка рядом буквально на ладони, стоит только приглядеться. А уж зрение-то у Мирона отличное ещё со студенческих лет, чтоб умудриться списать только с таким и надо на зачеты приходить.

Кабинет у него был большой, но не уютный. Кафедра неудобная с качающимся стулом, пятна от снятых картин на стенах, лампы какие-то почти обвалившиеся, шкафы пустующие, так ещё и стёкла черными пакетами заклеили. Совсем не круто. Пришлось это шустро исправлять. Пустующие полки выглядели ещё хуже, и Мирон успел ещё взбеситься на руководство, что ему не показали заранее его кабинет. Он бы хоть что-то успел купить для того, чтобы это место выглядело более уютно. Хоть парты чистые и без жвачек, уже радует. Не очень сильно, правда, радует, но есть хоть какие-то плюсы в этом месте.

И вот ученики потянулись в класс.

Он решил не подниматься за неудобную кафедру, а стоял перед первой партой среднего ряда, улыбаясь и окидывая взглядом своих подопечных. Теперь он классный руководитель 11 «Б». Какой статус!

Славка явно такого не ожидал, когда зашёл в класс. Ладонь юноши соскочила с макушки, больше не пытаясь скрыть свою креативную прическу. Мирон дождался, пока дети займут все парты, не переставая широко улыбаться. — Меня зовут Фёдоров Мирон Янович, — улыбается он, окидывая взглядом класс, чтобы дети уделили ему хотя бы десять минут абсолютного внимания. — Я ваш новый классный руководитель и преподаватель истории и у профильного, и у базового класса. Считаю острой необходимостью вам всем подружиться. Как никак уже не в пятом классе, можете иначе проблемы решать. Ну и верю, что смогу и я подружиться с вами. Если вы будете нормально себя вести, конечно. Я подготовил бумажку, вот, — Мирон повертел в руках обычный листок бумаги, — напишите на нем своё имя, фамилию, свой телефон, а потом имя отчество и телефон любого родителя. Я создам родительский чат и наш с вами. Мой номер, — Мирон шустро пишет цифры на доске, поднимаясь за кафедру, — ещё раз фио, — повторяется он, выводя на доске, — и почта, — дописывает он. — Сейчас предлагаю провести перекличку, увижу кто есть кто, но запомню всех уже со временем, не обессудьте.

Фёдоров сверкает глазами, озвучивая список. Всего двадцать семь человек. В профильной группе всего одиннадцать, неплохо. Он постепенно проходится глазами по вытянутым рукам, которые то и дело поднимаются, когда озвучиваются фамилии.

— Вячеслав Карелин, — говорит преподаватель, уже сразу смотря на нужного юношу. Уж очень ему запомнились эти глаза красивые. Первая парта. И один сидит, грустно, а весёлым выглядит. В свои школьные годы Мирон бы с ним и тусил.

Имя за именем, и список подходит к концу, Фёдоров лишь взгляд туда-сюда ведёт, прокручивая в голове имена. Вот бы хоть кого-то, кроме Славы запомнить. Так, выходит — наехал на него Никита. «Серых» друзей того среди класса не было. Веселая девочка с русыми волосами — Маша. Юбка у Маши короткая, а ноги длинные. Запоминающиеся черты, конечно, Фёдоров, молоток.

— А у вас староста есть? Надо организовать, — предлагает Мирон, когда ему отвечают отрицательными покачиваниями. И старосту выбрали.

А оставшиеся время классного часа они проговорили. Фёдоров рассказывал откуда он, слушал истории своих учеников, кто чем увлекается и занимается. Даже договорились с ними в пятницу после уроков класс превратить в более уютное место. Придумывали и планировали. Даже задиру зацепило. А вот Слава молчал, смотрел в парту и молчал, кротко отвечая, когда спрашивают.

У Фёдорова даже галочка появилась — расспросить Карелина побольше. Но а пока, звенит звонок, его класс вытекает на перемену.