Поздняя весна - лучшее время в Приморске. Когда город еще не накрыло южной жарой, плавящей асфальт и загоняющей всех жителей под кондиционеры. Бурно и ярко расцветает зелень, и все пространство наполняется запахами: свежей выпечки, соленой морской свежести, цветущей вишни. После долгой сырой бесснежной зимы такая погода - настоящий подарок.
Но не для Ильи.
Он сидит под благоухающим кустом сирени, нервно постукивая краями кроссовок друг о друга, и ничего хорошего не чувствует. Раздается раздражающее “тук-тук-тук”, за которое кто-нибудь обязательно бы уже прикрикнул на него. Но вокруг слоняются лишь чрезмерно счастливые парочки, которые бы и авиаудар проигнорировали. Илья тяжело выдыхает через нос и смотрит на телефон. Нажимает на кнопку блокировки снова и снова. Загорается и гаснет экран, заставкой которого служит фото с Наташей и их питерскими друзьями. Илья смотреть не может на это дурацкое групповое селфи, сделанное на фоне Финского залива. Оно слишком… хорошее, чтобы оказаться правдой. Душу рвет в клочья от одной мысли о тех беззаботных неделях в Питере.
Илья надеялся, что не будет так тяжело. Но в последнее время все куда-то покатилось. На него давит мешанина из подготовки к экзаменам, повторяющееся “вы ничего не сдадите” в школе и… семья. Он должен бы радоваться, что теперь они не разбрасываются оскорблениями и не пытаются убить друг друга - тот день, когда папа схватил маму за горло и чуть не задушил, до сих пор стоит перед глазами. Но легче не стало от слова совсем. Стало как будто бы даже хуже. Теперь Илья вынужден смотреть, как родители медленно погружаются в бездну, из которой он не может их вытянуть.
А еще есть Рауль.
И это совершенно не делает ситуацию легче. Илья рвался навестить брата и совершенно не думал о его состоянии. А зря. Его аморфность и молчаливость так напугали парня, что он не мог нормально спать несколько дней после визита. В эти дни он остался у мамы, не поехал в новую квартиру отца, и, кажется, сделал только хуже. Лежать в собственной спальне, разглядывать висящие на стенах постеры классики кинематографа и не вспоминать обо всем оказалось невозможным. Он часами лежал в темноте, подтянув одеяло к подбородку, и пялился в потолок, задаваясь одним и тем же вопросом:
Как же так все получилось?
Илья проверяет время: половина четвертого. Домой совершенно не хочется, да и смотреть на поникшие плечи отца нет никаких сил. И это при том, что он вообще будет дома, а не придет после полуночи в невменяемом состоянии. Илье искренне жаль его. Наверное, он надеется, что сын его поздних приходов не замечает. А может ему плевать. Тут сложно судить: они о происходящем не говорят. Илья не способен найти в себе ни сил, ни храбрости, чтобы поговорить с отцом.
Он нервно выдыхает, блокируя экран, и с равнодушием окидывает снующих туда сюда людей.
- Илья? - зовет его знакомый голос.
Илья вскидывает голову и на секунду слепнет. Перед ним стоит Наташа в контуре света, заслоняющая собой навязчивое солнце. Ее легкая льняная кофта трепещется на ветру, светлые брюки раздуваются парусами. Она сжимает в руках руль старого велосипеда - покрасневшие костяшки ярко выделяются на бледной коже. Илья вскидывается, приходя в себя, и начинает бормотать, заикаясь:
- Н-наташ, пр-ри-ивет, - он резко захлопывает рот, сжимая кулаки, и медленно выдыхает.
Почему все время получается… вот так?
Но Наташа не подает виду, что заметила его заикания. Может, правда не заметила, а может, всего лишь держит лицо. Это не важно, Илья в любом случае благодарен ей за то, что она не комментирует это.
- Ты чего это? - спрашивает Наташа, плотнее перехватывая ручки руля.
Илья пожимает плечами. По нему так хорошо видно, что он “чего-то”? Или подруга просто напросто навострилась за столько времени с легкостью различать его состояния? У него нет ответов. Да и не уверен он, что хочет знать их. Илья прячет взгляд от девушки, сосредотачиваясь на собственных переплетенных пальцах. Конечно Наташа не верит, что ногтевые пластины интересуют Илью больше всего на свете. Со вздохом она ставит велосипед на ножку и присаживается рядом с парнем на скамью.
- Как папа? - тихо, непривычно тихо спрашивает Наташа слишком бережным тоном, как будто Илья рассыпется от одного ее неловкого слова.
- Все так же, - с трудом выдавливает из себя Илья, опуская голову еще ниже.
Она выдыхает, цепляясь пальцами за скамейку под ними. Он благодарен девушке, что она больше ничего не спрашивает. Наташа всегда была излишне понимающей - ей не нужно много объяснений, чтобы понять в чем дело. Наверное, этот навык вырабатывается у всех детей неблагополучных родителей.
- А твой как? - спрашивает Илья, подуставший от напряженного молчания, повисшего в воздухе.
- Все так же, - на манер парня отвечает Наташа, вот только ее голос все равно звучит легче, бодрее и веселее.
Да и с чего бы ему звучать иначе? В конце концов, ее отец держится хорошо. Бросил пить, нашел стабильную работу - насколько работу в “Коралле” можно считать стабильной. Илья радуется за нее - хоть у кого-то все стало лучше, чем было. Только все равно тяжелого вздоха сдержать не удается, и Наташа тут же поворачивается к нему - периферийным зрением он замечает, как при движении ее отросшая челка трепещется и все норовит вылететь из-за ушей. Его так и тянет поправить прядь ее волос, но это кажется каким-то неуместным.
- Совсем плохо, да? - уточняет Наташа, наклонившись к Илье и обдав того своим запахом.
Он не может его определить, но девушка определенно пахнет чем-то теплым, хорошо знакомым, домашним. Он прикрывает глаза на долю секунды, чтобы собраться с мыслями.
- Ну… вчера он был трезвым, так что да.
Парень пожимает плечами, вспоминая, как долго отец стоял на кухне, помешивая давно заварившийся кофе, и смотрел куда-то в пустоту. Илью такие картины всегда пугают, он торопливо одергивает мужчину, спрашивая о какой-нибудь нелепице. В эти моменты отец напоминает ему Рауля в больнице - невыносимое зрелище.
- Я про тебя, - Наташины руки так близко, что хочется накрыть их своими ладонями.
Илья не понимает, что именно его удерживает.
- Эм, я… - он нервно смеется, ерзая на месте, - Как тебе сказать. Да все нормально.
Он нагло врет и не знает для чего. Ведь Наташа прекрасно все понимает. В такую жалкую ложь никто бы не поверил, даже его мама - до чего легко она раньше велась на любые слова Рауля.
- Так, ладно, - Наташа поднимается, и Илья испуганно вскидывает голову.
Неужели она обиделась? Наверное, не стоило говорить, что все “нормально”. Надо было сказать что-то нейтральное, около правдивое.
Он дрожащим голосом зовет ее, в страхе, что она действительно уйдет и бросит его одного - Илье ужасно не хочется оставаться одному. Девушка убирает подножку велосипеда и поворачивается к парню. Взгляд у нее воинственный, как у самой настоящей амазонки, того и гляди рванет в бой.
- Садись, кое-что покажу тебе, - говорит она, кивая на багажник.
Илья таращит глаза и уже хочет потянуться к очкам, чтобы протереть стекла. Быть может в них дело. А может, все это в голове. Он качает головой, с сомнением глядя на ненадежную конструкцию. Наташа от раздражения встряхивает велосипедом, так что тот начинает дребезжать. Илья почти готов испуганно сжаться, сердце подскакивает в груди, рисуя кульбиты и пируэты.
- Садись, я тебе говорю, - твердо повторяет девушка, хмуря брови.
- Да ты меня не увезешь.
- Увезу, - упрямо повторяет Наташа, оправдывая собственную фамилию на все сто процентов.
Парень отводит взгляд в сторону, но не сдается - не поедет он никуда и уж тем более не позволит Наташе его везти. Это же нелепо. Ему и так стыдно за очень многие собственные слабости, еще одну он не переживет. Наташа в свою очередь видит, что Илья даже не собирается подниматься со своего места, и сдается.
- Хорошо, тогда пошли пешком.
Здесь уже у Ильи кончается и упрямство, и аргументы для спора, да и силы тоже. Он поднимается так резко, что в голову бьет, а больная нога подкашивается - старая травма нет-нет, да дает о себе знать. Честно, он почти и не помнит откуда она у него, все лишь с рассказов отца. Да и он не то чтобы любит эту историю вспоминать. Но вот Илья совершенно не помнит, как Рауль толкнул его, и он кубарем скатился по лестнице. Получается, он отделался легким ушибом, а мог бы и шею свернуть. Ему тогда всего лишь пять лет было.
- Куда пойдем? - спрашивает Илья, нагоняя шагающую впереди Наташу.
- Увидишь, - загадочно отвечает девушка, крепче сжимая руль велосипеда.
На этом все попытки вести диалог прекращаются. Илья слепо следует за Наташей, не понимая, откуда взялась эта брешь между ними. Они так сблизились за то время, что вместе скитались по Питеру. Он бросает на девушку короткие взгляды, смотрит на ее мягкую улыбку, сверкающие глаза.
А может и нет никакой бреши? Может, он все это выдумал?
Они идут вдоль проезжей части, покидая многолюдный центр Приморска, мимо плывут частные домики неровной, эклектичной застройкой. А вскоре и они заканчиваются, открывается вид на бескрайнюю степь, огороженную призраками гор где-то на линии горизонта. Тут Наташа резко сворачивает влево, ее велосипед вновь дребезжит, а сама она смело сминает подсохшую траву подошвами новеньких светлых кед. Илья движется за ней след в след, все время поглядывая под ноги, пока девушка резко не останавливается.
- Пришли, - коротко оповещает она, вынуждая парня вскинуть голову.
Он удивленно моргает, глядя на открывшийся пейзаж.
- Вау, - едва различимо выдыхает Илья, наблюдая за лазурным морем, сливающимся с небом.
Казалось бы ничего особенного: впереди только море и скалы. Но от этого менее эффектным вид не становится. Илья глубоко вдыхает морской воздух, слышит, как вдалеке гогочут чайки, и опускает взгляд вниз. Береговой линии там и нет - под скалой разбросаны валуны, скрывающиеся под буйными волнами. Ветер завывает, тянет капюшон толстовки, цепляется за брюки и ерошит волосы. На секунду Илью окутывает страх, и он отступает от края обрыва подальше.
- Я иногда прихожу сюда, - Наташа опускает взгляд, - Приходила. Когда надо было проветрить голову.
- Проветривает тут и правда хорошо, - хмыкает Илья, съеживаясь от очередного порыва ветра.
- А еще, когда я начинала кричать - этого никто не слышал, - добавляет Наташа и задирает голову, прикрыв глаза.
Ее волосы треплет ветер, раздувая в стороны светло-каштановые пряди. “Она такая красивая,” - мимолетно думает Илья. Наташа выглядит как героиня фильма, хоть сейчас включай камеру и снимай. В одном изгибе сведенных бровей столько эмоций, что не передать словами.
- Когда кричишь - сразу легче становится, - добавляет Наташа, подняв взгляд на Илью.
Он кивает, закусывая губу и прячет руки в карманы брюк, чтобы девушка не заметила, как они трясутся.
- Попробуй.
- Не-не-не-не, - Илья выдает нервную улыбку и трясет головой, - Даже не пытайся. Нет, я не буду.
- Просто попробуй, - Наташа цепляется пальцами за его запястье и смотрит горящим взглядом, - Здесь нет никого.
Илья вспыхивает щеками, чувствуя себя ужасно глупо. Стоит, наверное, прислушаться к подруге.
- Просто вспомни обо всем, что тебя бесит.
- Бесит?
- Или делает больно, или раздражает, или заставляет плакать… - тараторит Наташа, сжимая его ладонь все крепче и крепче, - В общем, обо всем!
Илья задумывается. Он вспоминает состояния Рауля, сидящего на диванчике в холле - тогда он даже не моргал. Думает о рядах пустых бутылок из-под вина, стыдливо спрятанных под раковиной. Слышит мертвый тон отца, убеждающего его, что он в порядке.
- Готов?
Илья зажмуривается и кивает, переплетая свои пальцы с Наташиными. Она считает до трех - это напоминает Илье о дуэлях. О кровавых пятнах на песке, о металлическом запахе в звенящем от напряжения воздухе, об ужасе сковывающем все тело, о бравадном крике “Я не серединный человек!”. И не замечает, как начинает кричать, крепко сжимая девичьи пальцы в своих. Ветер подхватывает их синхронные крики, унося далеко в море. Вместе с ним уносятся и переживания, захватывая собой узел боли.
Они останавливаются, делают паузу, чтобы глотнуть кислорода. Наташа смотрит на него с шальной улыбкой и озорным блеском в глазах. Илья тяжело дышит, а потом, снова поворачивается к обрыву и кричит. Вторая попытка оказывается совершенно опустошающей. Илья не замечает, как намокают глаза и дорожки горячих слез сбегают по щекам. Он понимает, что крик прерывается всхлипом - его всего сотрясает дрожь. Рыдания с хрипами вырываются из груди.
Наташа же рядом сорвано, нервно смеется, кидает на него короткий взгляд и прижимается ближе, укладывая голову на грудь Ильи. Она крепко обхватывает его за спину, держась за мягкую ткань толстовки, и закрывает глаза. Илья скорее интуитивно укладывает собственные ладони на ее макушку и плечи, ласково поглаживая. Сам же не может оторвать взгляда от бушующих волн.
Все же будет хорошо, да?