– Я тоже обожаю эту группу! – восклицает Марго, и её руки взлетают вверх. Кажется, что она дирижирует невидимым оркестром или пытается придумать движение для танца.
– Их солист просто потрясающий, и…
И она понятия не имеет, о ком я только что говорила. Но, конечно, ни за что в этом не сознается. Так бывает всегда – бесполезно ловить её на слове, даже если она завралась дальше некуда.
Когда я только переехала сюда, в обшарпанную однушку, здесь уже обосновались Инга-художница и Марго, которая… Просто Марго. Впрочем, когда она слишком задирает нос, та, кто первой устанет это терпеть, прибавляет к её имени титул «королева». И это правда работает: шума становится меньше.
Через пару дней я узнала, что с нами живёт и Алька – чисто теоретически. На практике получается так, что в квартире безвылазно сидит только Алькина Кошь, а вот её хозяйка может и пропасть на некоторое время.
Вообще у всех обитателей шестнадцатой квартиры есть свои странности, так что время от времени приходится с чем-то мириться. Инга рисует в то время, которое кажется удобным ей, а не нам, и половина нашего общего шкафа забита её походным снаряжением. Алька, кажется, лунатик, так что перевёрнутые стулья, рассыпанный по кухне сахар и бессвязная болтовня часа эдак в три ночи уже стали нормой. И её Кошь на самом деле не то чтобы кошка, а очень даже ящерица. Агама. Колючая такая.
А я... Я всё ещё не могу заставить себя выбросить ни лезвие от бритвы, ни канцелярский нож. Они так и лежат на дне моего рюкзака, завёрнутые в тёмно-красный свитер.
Ненавижу красный.
Рядом с моими причудами любовь Марго к обману как-то меркнет. И ведь я не могу сказать, что она просто врёт. Скорее, погружается в какой-то особый мир, начиная говорить о том, чего совершенно не знает. Это особый способ завирания, такой, когда сам веришь своим рассказам. Иногда этим и правда немного восхищаешься, как искусством. Иногда – бесит.
Сейчас, например.
– И как его зовут? – не выдерживаю я. – Этого потрясающего солиста?
Марго потрясённо моргает.
– Ты что, не знаешь?! – отчётливо произносит она шёпотом праведника, услышавшего вопрос типа «да кто вообще такой этот Иисус».
И я начинаю беззвучно смеяться. Что тут поделать, до Марго всё равно не достучишься. В конце концов, кто же виноват, что я рассказывала о композиторе, который мне нравится. И что для исполнения музыки без слов не нужен солист.
Скрежет ключа в замке оповещает нас о прибытии Инги. Да и сама Инга тоже не молчит.
– Одевайтесь! – командует она, не переступая порог.
Я высовываю нос в коридор, и одного взгляда на засыпанную снежными хлопьями подругу мне хватает, чтобы поинтересоваться:
– Чего для?
– В холодильник давно заглядывала? – отвечает вопросом на вопрос Вербицкая, стряхивая снег с куртки и снимая шапку. Тонкие светлые косички рассыпаются по плечам – не меньше сотни.
Едва услышав, что мы и правда собираемся на улицу, Марго начинает метаться между зеркалом, комодом и одежным шкафом, не переставая причитать, что весь день не выходила из дома и её лицом теперь можно отпугивать вурдалаков.
– Ты бы хоть раз новую страшилку рассказала, – советует Инга, снисходительно наблюдая за её душевными терзаниями. – Про вампиров там, про йети. Или про терроризм.
– Вампиров ей, наоборот, приманивать можно, – замечаю я, борясь с желанием объяснить, что вампир и вурдалак – почти одно и то же. – Чёрные шмотки, томный взгляд…
Тюбик блеска для губ ударяется о стену в опасной близости от моей головы.
В магазин мы обычно ходим вместе. Во-первых, у каждой могут быть свои пожелания, во-вторых, если ходить компанией, на покупки можно скинуться втроём или вчетвером. Мне, например, в одиночку закупить продукты для всех на неделю просто не по карману. Да и не дотащу столько всего сама, наверное.
В-третьих… Всегда приятно прогуляться поздним вечером. Даже всего минут двадцать. Даже до ближайшего супермаркета. Даже если улицы стремительно заметает леденеющим на лету снегом.
Я давно собираюсь подговорить кого-нибудь сделать нашу фотографию во время такой вылазки. Уж очень мы забавно смотримся. Инга с копной косичек, в берцах, в камуфляжных штанах и защитного цвета зимней куртке, Марго, ослепляющая прохожих ярко-розовыми волосами, в каком-то вычурном чёрном пальто и длинной многослойной юбке, и я, похожая, должно быть, на очкастого подростка, который ворует одежду в секонд-хэндах. Не хватает только Альки с её по- русалочьи длинными волосами.
Мы лениво болтаем – в основном ноем про учёбу, работу и недосып. Изредка отвлекаемся на то, чтобы проклясть то метель, то скользкий асфальт, то дворников, которые не посыпали асфальт нужными веществами. Такое уж настроение. А не дашь себе выругаться по пустякам – будет хуже. Сорвёшься на ком-нибудь всерьёз.
«Правило №1: никаких грёбаных правил. Совет №1: уважай соседей своих, как самого себя».
Всего две строчки написаны на маленькой жёлтой бумажке, которая приклеена к кухонному столу. По-моему, в них умещается вся жизненная философия шестнадцатой квартиры. Мне это нравится. Может, поэтому я случайно выучила их наизусть.
Когда мы выходим из магазина, нагруженные пакетами нужных и не очень, съедобных и не очень вещей, я замечаю, как Марго, воровато оглянувшись, прячет что-то в карман.
Почему-то я совсем не удивляюсь, застав её несколько часов спустя на кухне. Она торопливо затягивается сигаретой, высунув голову в форточку, ежится от ветра и тяжело дышит. Заметив моё отражение в оконном стекле, Марго оборачивается, и вид у неё делается виноватый, как у первоклассника, пойманного на списывании домашней работы… Или на том же курении. Вспоминаю, как она клятвенно заверяла Ингу в том, что бросила – пазл складывается.
– Слушай, раз тебе надо – кури.
Марго выбрасывает окурок в сугроб на козырьке подъезда и скрещивает руки на груди. Взгляд у неё всё ещё расстроенный.
– Мы что, били тебя плакатами «за здоровый образ жизни»? – я неловко усмехаюсь. – Никто из-за этого не станет хуже к тебе относиться. Да?
Марго пожимает плечами. А потом вдруг, смущаясь, начинает говорить, бессвязно, быстро, и я улавливаю одно «вы не курите» и много «я обещала».
– Не надо так сильно подстраиваться под кого-то, – говорю я и ухожу, не дожидаясь, пока она ответит. Такие ситуации меня нервируют: не умею успокаивать людей. Я и себя-то с трудом успокаиваю в случае чего.
А мысль о том, что Марго настолько хочет нравиться кому-либо, настолько хочет быть принятой в компанию, что снова и снова спотыкается о своё же враньё, ещё как может заставить нервничать.
И всё-таки я позволяю ей ненадолго себя обнять, когда она возвращается в комнату. Хм. Теперь я тоже буду пахнуть вишнёвым дымом.
Замечательно.