Глава 16. Путеводная астра

Астра — символ любви, изящества, утонченности, изысканности, а так же — воспоминаний. Татары же считают астру вечным источником жизни и даже разместили ее на своем гербе. Древние греки верили, что если посадить астры возле дома, то невзгоды обойдут его стороной, а с их языка ее название переводится как «звезда».

Маленький, покрытый светлой шерстью львенок, весело резвился в высокой траве. Во всяком случае, так казалось Женевьеве какое-то время. Но потом она поняла – он только притворялся, на самом деле стараясь незаметно уйти. Сбежать? Но куда? Вокруг на многие километры простиралось просторное поле, море из цветов и трав. На небе горели и мигали звезды-астры, словно подбадривая и подсказывая путь, а в воздухе витали тонкие цветочные запахи и аромат свежей молодой травы. Ветерок ласкал высокую тонкую зелень, принося свежесть. Женевьева оставалась сторонней наблюдательницей, не в силах произнести ни слова, и боясь испугать малыша.

Налетел сильный ветер. Рыжие буйные кудри больно хлестнули девушку по лицу и глазам, лезли в рот, липли, словно на губах был блеск. Женя не думала, что ей потребовалось много времени на то, чтобы освободиться из плена собственных волос, но дыхание перехватило от того, как сильно изменилась картина перед ней. Плодородная цветущая почва была выжжена до тла. Черная, иссушенная, бесплодная земля. Это была даже не земля. Пепел и графит. Пачкающий все, что к нему прикоснется. Она это прекрасно знала – сложно не знать, когда точишь карандаши резаком, чтобы скетчи были аккуратнее, а линии тоньше и изящнее.

Женевьева стала кружиться, быстро осматриваться в поисках львенка. Она даже отошла от места, где стояла, но тут же остановилась. Дым. Где-то пожар. Вокруг открытое небо и нет даже деревьев, но дышать становилось трудней. Словно она не в открытом поле, а в горящей комнате.

Зябко. Холодно. Ветер снова подул, поднимая подол сиреневого платья и рыжие волосы, но дышать легче не стало. Словно это был поток не воздуха, а углекислого газа.

Женевьева закашляла, но краем глаза чудом нашла чумазого, перепачканного графитом и пеплом львенка. Маленького. Хрупкого. Одинокого и беспомощного, но все еще борющегося за свою жизнь. Он был либо ранен, либо застрял.

Жалобный, душераздирающий рык, заставил сердце обливаться кровью и больно сжаться, на миг прекратив стучать. Хотелось зажать уши, потому что Женя знала – она ничем не может ему помочь. Она не в состоянии контролировать новый кошмар, даже если он происходил в ее голове. Тем не менее, она побежала к нему. На подкосившихся ногах, с щиплющими от соленых слез глазами. Не успела.

Лязг.

Писк.

Фонтан крови.

Чумазая голова львенка с почему-то теперь ставшими слишком большими ушами, откатилась к ее розовым балеткам.

Девушка на рефлексах сделала шаг назад, но ноги подкосились окончательно.

Женя рухнула на колени.

Чумазая, с мокрым лицом и красно-зелеными глазами. Она знала, что не успеет. Она знала, что всегда приносит лишь проблемы тем, кем до дрожи дорожит. Она знала, что ее дальние предки спокойно могли убивать. Она не знала, что на ее глазах, в ее сне кинжал перережет горло малышу со светлой шерстью. Она настолько бесполезна и опасна, что никакое место не будет безопасно, пока там есть она. Даже если это ее собственный разум.

Проснулась Женевьева разбитой и обессиленной. Живот тянуло так, что девушка закусила до боли губу. Она пролежала так еще некоторое время, пока не смогла собрать себя по кусочкам, а после раскрыла одеяло и едва не сползла с кровати. В комнате было светло, вероятно, уже настал день. Быстрый взгляд на ночнушку, заставил нахмуриться девушку, а после перевести взгляд на кровать. Кровь. Много крови. Чтож, это объясняло острую боль в животе. В голове пролетела мысль о том, что, лучше бы ее проткнуло тем кинжалом.

Девушка сняла постельное белье и взяла одежду, с которыми осторожно пошла в ванную комнату. Стиральная машина в такие моменты была настоящим спасением. Влажные волосы она отжала руками, а потом промокнула полотенцем, после чего собрала в пучок зеленым крабиком.

На кухне, на удивление, были и мама, и папа. Хотя, судя по тому, что мужчина не говорил безмятежно с Ариадной, а торопился допить кофе и писал в заметках список продуктов под диктовку жены, то все было в порядке вещей, и Евгений скоро должен был уехать по рабочим делам.

– Доброе утро милая, – произнес мужчина, первым заметив дочь в дверном проходе. Он ненадолго оторвал взгляд голубых глаз от заметок и улыбнулся дочери, прежде чем вернуться к пополнению списка пунктами «кофе» и «шоколад».

– Уже почти двенадцать, – с легким смешком поправила его Ариадна, улыбаясь. – Будешь чай или кофе?

– Обезбол и воду, – вздохнула Женя, придерживая рукой живот, и полезла открывать шкафчик с лекарствами, чаями и, в том числе, настойками мамы. Темноволосая женщина покачала головой, но включила чайник, чтобы разбавить настойку.

– Сильно болит?

– Пока нет, но я не хочу лезть на стенку где-то через час, – ответила девушка, достав нужную обезболивающую настойку и убирая все остальное назад. У нее был высокий болевой порог, но при этом на нее почти не действовали современные обезболивающие средства – ни в таблетках, ни в мазях, ни в свечах. Поэтому она или терпела, или спасалась настойкой матери.

– Просто переживи этот день, дорогая, – произнес отец, оказавшись неожиданно близко, и потрепал дочь по влажным волосам, а после поцеловал жену в щеку, прежде чем убежать, чтобы не заставлять такси ждать.

– О, – послышался мужской голос из коридора, и Евгений снова быстро заглянул на кухню, словив солнечный зайчик на своих светлых рыжих волосах. – Твой дедушка очень хотел, чтобы внучка вспомнила про него и позвонила.

Женя лишь закатила глаза, но улыбнулась и кивнула. Да, ей было больно, а спокойствие от нахождения дома не могло перекрыть какую-то внутреннюю тревогу или тоску. Женевьева резко покачала головой, а после занялась настойкой.

– Разве у папы нет сегодня вылета?

– Нет, – покачала головой женщина, держа в руках кружку чая. – он должен был заменять, но тот пилот все же смог выйти. А папе нужно просто завезти какие-то бумаги.

Женевьева кивнула, и села за стол, медленно потягивая не слишком приятный, но ставший привычным отвар.

– А ты?

– У меня два мастер-класса, так что я тоже скоро уже поеду. По идее, я должна вернуться раньше твоего отца, но если у тебя…

– Все хорошо, – обеспокоенно перебила ее Женевьева. Она не собиралась доставлять своим родителям еще больше проблем, чем уже доставила. – Я просто проведу день в кровати. Позвоню дедушке и, вероятно, пообщаюсь с Катей и Крисом. Может, порисую или продолжу ту вышивку.

Женщина поджала губы и не слишком довольно посмотрела своими зелеными, такими же, как у самой Женевьевы, глазами.

– Но если станет совсем плохо, позвони. Не терпи, хорошо?

Жене ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

Когда дверь закрылась во второй раз, Женевьева смогла облегченно выдохнуть и сжаться, обнимая колени руками. Холодным отвар был еще неприятнее, чем горячим, но девушка продолжала пить небольшими порциями, морщась. Она погрузилась в свои размышления, думая над причиной, почему ей стало сниться так много кошмаров в последнее время. Обычно они снились ей либо в качестве предупреждения, либо на фоне стресса и переживаний. Женя искренне хотела верить, что причина во втором, потому что на первое она никак не могла повлиять. Да, и сил расшифровывать сны не было вовсе. К моменту, когда кипящий чайник щелкнул и выключился, Женевьева убедила себя, что сегодняшний кошмар был просто реакцией ее организма на боль, вызванную месячными и попыткой разбудить девушку, дать понять, что в ее организме сейчас что-то не так. Не то, чтобы ежемесячный биологический процесс был чем-то «не тем», но, видимо, ее репродуктивной системе очень не нравилось, что ее не используют по назначению.

Оставив кружку с недопитой настойкой, девушка встала и заварила себе чай с ромашкой, медуницей, чабрецом и лавандой. Он пах медом и чем-то очень теплым, согревающим. Женевьева обожала этот купаж, хотя и пила его не так часто. Еще больше согревал тот факт, что его придумала ее покойная бабушка, которая так же очень любила этот чай.

Чай был слишком горячим, а отвар уже почти холодным. Женевьва села обратно, погружаясь в свои мысли. Она медленно допивала отвар и ждала пока чай чуть-чуть остынет.

За окном был теплый субботний день. Женя мысленно отметила, что у нее есть двое суток, чтобы ее организм восстановился. Обычно этого срока хватало, чтобы боль из невыносимой стала терпимой до конца этого периода цикла. С друзьями она тоже не собиралась видеться на этих выходных – Катя была в распоряжении матери и каких-то важных мероприятий, а у Криса появились свои планы еще в четверг. Он так искрился от счастья, что даже при учете того, что Катя так и не смогла у него ничего про эти планы выпытать, Женя все равно догадывалась, с чем они могут быть связаны, и была рада за друга.

Женя повернулась назад и выглянула в окно. В углу, за ее стулом была высокая подставка под цветы. На подоконнике росли пряные травы, а на гардине висели прозрачные короткие занавески из молочно-зеленого тюля. Из окна лился теплый солнечный свет, желтые сухие листья время от времени падали с веток деревьев и иногда кружились в танце, подхватываемые легким ветерком. На небе не было видно ни облачка, а значит, сегодня можно было не ждать дождя. Женя вздохнула. Это были идеальные выходные для того, чтобы сидеть в комнате, укутавшись в плед и заниматься рукоделием под шум грозы и удары капель воды.

Девушка помыла за собой одну кружку и взяла с собой в комнату вторую, с чаем и оставила ее на столе.

В ванной комнате она взяла лейку, наполнила ее дистиллированной водой и прошлась по квартире, проверяя землю в горшках на сухость и поливая некоторые растения. В гостиной их было меньше всего – несколько суккулентов, монстера и еще парочка крупных растений. На кухне их было больше, но все оказались либо уже политы, либо не требовали полива в силу их привередливости к сырости. Вернувшись в свою комнату, где растений было примерно как в двух предыдущих, девушка прошлась и по некоторым из них. Орхидеи она поливала не так давно, поэтому не стала их трогать, зато монстера, парочка фикусов, пушистый белый кактус и еще парочка растений не оказались обделены вниманием. В следующий раз девушка зашла в свою комнату уже с пульверизатором и опрыснула все лиановидные растения, включая фуксии. Прежде чем сделать это, ей пришлось убедиться, что все гирлянды, похожие на лианы с листьями и были смешаны со стеблями растений на голубой стене, были выключены от розеток или были без батареек. Только после этого девушка смогла завалиться на свежезаправленную кровать и закутаться в нежный плед.

Чай перекочевал со стола на тумбу еще во время полива растений. Телефон обнаружился там же. Обезболивающая настойка уже начала действовать, но девушка все еще чувствовала себя уставшей и сонной, поэтому решила пока отсидеться в кровати, в уютном уединении полупрозрачного бежевого балдахина. Брать в руки иголку в таком состоянии она не рискнула, да и вылезать из кровати снова уже не хотелось, поэтому взяла в руки телефон.

Крис не появлялся в сети уже достаточно долго, поэтому девушка не стала ему писать или тем более звонить. Парень не уточнял сколько времени займут его планы и точного дня не говорил, поэтому девушка не собиралась случайно испортить ему настроение. Катерина еще вчера написала, что всю субботу с утра до вечера будет занята с мамой. Женя знала, что это означает. Женя могла бы написать ей, но получить ответ могла спустя неизвестно сколько времени, когда Катя урвет пару минут на то, чтобы заметить сообщение и ответить. Не редко было так, что Катя видела сообщения, но не могла ответить и потом долго извинялась за это. Женя не хотела, чтобы подруга чувствовала себя неловко, поэтому просто посмотрела на свое вчерашнее пожелание удачи и решила, что этого пока будет достаточно. Иногда в такие загруженные матерью дни, Катя находила пару секунд чтоб написать Жене или в их чат с Кристианом, как ее все достало или какие у ее матери нудные партнеры. К счастью, руки пока никто не распускал, но обе девушки были уверены – даже если нечто такое и произойдет, Крис надерет им всем задницы, вне зависимости от статуса этого мудака. А его отец поможет им с юридической стороны, чтобы избежать серьезных последствий.

Женевьева покрутила в руках телефон, еще раз глянула на время и постаралась вспомнить, нет ли сейчас у дедушки каких-либо процедур. Время завтрака в доме престарелых уже давно прошло, до обеда было еще пара часов, если девушка правильно помнила. Поэтому она заправила рыжий локон за ухо и решилась позвонить. Пока шли гудки, она обвела взглядом свою такую родную и знакомую комнату. Темно-коричневый пол, вечно заваленный всем подряд огромный стол, несколько шкафов, два из которых использовались под ткани и прочие материалы для рукоделия. Выкройки, линейки и лекала, которые висели на стене рядом. Люстра в виде шести цветков. На шестом гудке Савелий Львович взял трубку и на другом конце послышался его радостный смех.

– Привет-привет, дорогая. Давно ты мне не звонила.

– Прости, дедушка. Я совсем забылась в учебе.

– Ох, точно, – мужчина слегка горестно вздохнул. – Сентябрь, начало учебного года.

Женевьева покачала головой, прикрывая глаза и представляя, как ее дедушка сейчас сидит на своей любимой террасе и прислоняет ладонь к лицу. Но надо отдать ему должное, как быстро мужчина взял себя в руки, вырывая из не самых приятных воспоминаний.

– Ну, как твоя учеба? Все хорошо?

– Все прекрасно, – с готовностью отзывается девушка. – Немного устаю, но скоро вольюсь в режим. Не стоит переживать. Сейчас сижу, пью чай с медуницей и чабрецом.

– Ох-хох-хох, – рассмеялся Савелий. – Добавь немного ромашки и лаванду и получишь любимый купаж своей бабушки. Ох, как она его любила… Особенно в последние свои годы.

Женя улыбнулась, но промолчала, притянув колени к груди. С возрастом его память становилась все хуже. Он забывал, что мог сказать минуту назад, но врачи и сиделки говорили, что мужчина держался молодцом. Правда, иногда мучался от тоски по покойной жене, даже говорил, что его Ангел ждет его, она обещала, и пока ждет, приглядывает за его седой башкой и семьей сына. Иногда он смотрел в даль и улыбался, когда тоскливо, когда слегка грустно, но так тепло, что сердце щемило. В первом случае он всегда отмахивался, говоря, что на него накатили воспоминания. Во втором – бредил, говоря, что видел силуэт любимой жены.

– Обязательно, дедушка.

– Она сегодня приходила. Навещала меня, старика.

– Снова видел ее силуэт в роще?

– Нет, что ты. Во сне. Я всегда говорил, что она ангел, а теперь она стала им на самом деле. Вы не ездили в лес? Нужно убрать все опавшие листья, подготовить к спячке все ее цветы.

На могиле ее бабушки была целая клумба. Там были посажены розмарин*, несколько кустовых роз, а меж ними небольшие бархатцы* – маленькие солнышки, красного, желтого, сочного оранжевого цвета. Они дольше всего цвели, порой, даже можно было заметить их сквозь первый недолгий снег. Были там и алые маки, которые, как утверждал дедушка, должны были успокоить его жену и дать ей возможность спать спокойно. Трава, которую сколько не пропалывай, а она все равно росла как на дрожжах. Чего там никогда не было – так это искусственных цветов и венков. Первое время носили букеты. Дедушка был романтиком, как и ее отец, а потому свежая могила буквально утопала в цветах, пока земля не стала пригодной для взращивания живых.

Женевьева не понимала этой романтики. Да, она была достаточно чуткой, ранимой, нежной девушкой. Мужчины в ее семье относились к своим дамам как принцессам и купали во внимании и любви, поэтому это было совершенно не удивительно. Женевьева была и сама романтичной натурой, но как можно дарить медленно погибающие растения, пытаться днями продлить им жизнь, их мучения еще хотя бы на пару часов ради собственного сомнительного удовольствия и считать это романтичным, жестом внимания и любви, девушка решительно отказывалась понимать.

Но в ситуации с ее бабушкой, Женя все же делала исключение из своих убеждений. Медленно умирающие растения для мертвого трупа. Женя считала эту традицию равносильно символичной и жестокой. Возможно, нимфы растений ее в этом поймут.

– На следующих выходных у папы нет работы, поэтому мы поедем туда.

– Обязательно пришлите мне фотоотчет, – несерьезно строгим голосом настаивал Савелий. А после расслабился, кашлянул – возможно, попытался посмеяться, да легкие уже не те. – и повеселел. – Я не смогу с вами поехать, ноги уж сильно болят. А убедиться, что дом моего Ангела находится в надлежащем состоянии и ухожен, нужно. В конце концов, это ее последний дом в этой жизни.

– Я знаю, дедушка, – мягко заверила его Женевьева. – Мы все сделаем, ты же знаешь. А потом приедем к тебе, навестим и покажем весь фотоотчет, обещаю.

– Ох-хох-хох… Жду с нетерпением. Ты, небось, выросла уже. Красавицей стала. Давно я тебя не видел.

– Я приезжала две недели назад, – осторожно напомнила ему Женевьева. – Не думаю, что сильно изменилась за это время.

– Две недели, такой долгий срок, – девушка интуитивно почувствовала, как он покачал головой.

– Ты сам просил не приезжать слишком часто. Помнишь?

– Да, помню я, помню. И Яринку свою помню. Тоже, оставили ее не на долго, а она…

Мужчина горько вздохнул, а девушка тяжело выдохнула, прикрывая глаза. Дедушка как-то рассказал ей про Ярину – ее тетю, которая умерла еще будучи ребенкой до рождения ее папы. Девушка сомневалась, что отец об этом знал, поэтому ничего никому не говорила и не спрашивала. Да, и дедушка в тот момент был в странном состоянии, словно в полутрансе. Иногда ей казалось, что она не должна была этого знать. Дедушка тогда сказал, что снова видел Ангелину. В роще, которая окружала дом престарелых. Она стояла там и наблюдала за ним, а когда заметила его взгляд, то слегка наклонила голову, но от березы не отошла ни к нему, ни от него. Он тогда сказал, что надеется, что они с Яринкой в посмертии встретятся.

– Со мной все в полном порядке, – поспешила его уверить Женевьева той же фразой, которой всегда успокаивала и родителей, и себя. С ней все в порядке. Все в полном порядке. Лучше и быть не могло.

Девушка выдохнула, чуть вздрагивая и успокаиваясь, а после продолжила как можно более спокойным голосом.

– Мы приедем через неделю, хорошо? Если хочешь, мы можем еще поговорить. У меня сегодня свободный день.

– Тебе лучше сесть за уроки. Вам много, наверное, задают, да?

– Все в порядке. Я стараюсь выполнять все уроки день в день, так что все, что мне задали вчера, я выполнила еще в пятницу вечером. До понедельника я совершенно свободна.

Разговор продлился почти час, пока одна из сиделок не пришла и не напомнила про обед. Женевьева пожелала дедушке приятного аппетита и позволила ему сбросить вызов самостоятельно. Они снова разговаривали о минувшем лете, говорили о ее родителях и о них самих. Обсуждали чайные купажи, которые девушка с мамой заготовила этим летом. Женя вспомнила, как мама рассказывала ей про странный пожар и то, что девушка сперва испугалась, что тот мог произойти недалеко от дома престарелых. Этот разговор был между родителями, и по их реакции Женевьева поняла, что этот разговор вообще не предназначался для ее ушей. Пожар был не там. Но осадок от разговора и от того, что она его невольно подслушала, остался тогда до конца вечера. Девушка чуть не ляпнула об этом при разговоре с дедушкой, но вовремя опомнилась – ему не стоило об этом говорить. В прочем, как и ей. Ей вообще не должно было быть дело до всего этого. Не теперь. Не тогда, когда она в детстве билась в истерике от одного только упоминания этого места и неконтролируемого страха от возвращения. Не тогда, когда ради ее безопасности родителям пришлось окончательно переехать сюда и никогда больше не возвращаться в прежний дом. Хотя, Женевьева и подозревала, что иногда мама могла его навещать, но знать об этом девушка не хотела. Груз вины перед родителями и собственный страх были слишком сильны.

Кирилл все еще был не в сети. Катя тоже. Женевьева вылезла из кровати и взяла со стола начатую вышивку гладью. Она начала вышивать цветы на кармане джинс еще две недели назад, но все никак не могла закончить. Мысли потекли своим чередом. Ее кошмары наложились на сон дедушки. Она попыталась поискать в них взаимосвязи, но не смогла найти ни одной. И тогда ее мысли утекли сначала в воспоминания о друзьях, а после об одноклассниках. Все-таки вышло достаточно забавно и необычно, что Николь знала их новенькую, но за все время их знакомства ничего не разболтала об их школе. Не то, чтобы Женя испытывала неприязнь к блондинке, просто та была очень разговорчивой и, в отличие от Кати, не имела никаких стоп-кранов и фильтров для разговоров. Да, и их новенькая, на удивление, казалась тем человеком, кого не ожидаешь увидеть в статусе лучшей подруги такой девушки, как Николь.

С другой стороны, Женя сама прекрасно знала, как выглядит со стороны ее дружба с Катей. В прочем, она-то в свою очередь сразу предупредила девушку о том, что с ней достаточно сложно дружить – Женя не любила сборища и шум, она предпочитала окружение растений, природные звуки, сидеть на одном месте часами и заниматься творчеством. Женевьева была искренне уверена, что у них с Катей ничего не получится. Но девушка сумела найти у них общие интересы, и их дружба стала достаточно крепкой. Женевьева сама не уследила за тем, когда успела так сильно привязаться к Кате. Настолько сильно, что иногда ей становилось страшно. Женя не знала, на сколько сильно привязаны они двое, но поймала себя на мысли, что была бы рада, если бы у Николь теперь была близкая подруга. Иногда Жене казалось, что той действительно не хватает внимания и постоянного человека рядом.

Мысль о том, что с появлением Мариэллы в их классе, Марк мог теперь спокойно выдохнуть, заставила девушку усмехнуться и чуть не уколоть себя. Николь теперь обращала очень много времени на Мариэллу, а оставшееся проводила с Максом или остальными по необходимости. Раньше она постоянно лезла к парню, подкалывая за необщительность. В прочем, к Жене она так же лезла в свое время. А потом появилась Катя. А после и Крис.

«Возможно, – Женевьева поймала себя на мысли, о которой уже рассуждала несколько раз в прошлом. – для Николь любой, кто не является открытым и общительным, кажется грустным. Возможно, Николь в прошлой школе могла видеть, что другие булят тех, кто не входит в какие-то компании». Женя считала это глупостью и стадным мышлением.

К тому же, Женя мало что знала о новенькой. Она была достаточно тихой и спокойной. Немного замкнутой и напуганной, что было не слишком удивительно при переходе в новую школу. Хотя, что Женю удивило даже больше, чем ее дружба с Николь, так это то, что помимо Николь, та в первую очередь почему-то решила подружиться именно с Марком. Не с Максом и Давидом, хотя Николь постоянно болтала с первым из-за их общей любви к плаванью, а сам Макс большую часть времени находился со своим лучшим другом. Не с Катей, которая на первый взгляд мало чем отличается от Николь. Не с яркой Жизель, от одного взгляда на которую сразу понятно кто могла стать главной умницей-красавицей в школе, если бы не все в ней были талантливы в чем-то своем. И даже не с Маргаритой, которая тоже, как и Мариэлла, таскала в школу свои книги и читала их время от времени на переменах, потому что мечтала стать писательницей. Да, Марк сидел буквально перед ней, но сами попытки подружиться с ним ее не удивляли. Что по-настоящему удивляло, так это то, что, кажется, у новенькой были вполне реальные шансы с ним подружиться. В разное время с ним пытались подружиться многие, но все терпели неудачу. Марк не был конфликтным или грубым. Он просто был достаточно закрытым человеком и все рано или поздно уставали постоянно стучаться в его дверь, чтобы поговорить. Он почти никогда не инициировал общение, сколько бы с ним не общались, а если и инициировал, то обычно только по делу. Женя предполагала, что у него могут быть строгие родители, которые его так воспитали. Они общались пару раз, но ни с его, ни с ее стороны ни разу не было намеков на что-то большее, чем нейтральные отношения одноклассников или хороших знакомых. Она, как и любой другой, могла подойти к нему с любым вопросом или просьбой помочь, зная, что он поможет, в силу своих возможностей. Но не более того. Недавно же Женевьева заметила как Мэри и Марк тихо переговаривались на перемене, и ей почему-то показалось, что этот разговор поддерживался обоюдно. Если они действительно подружатся, это явно станет какой-то сенсацией или новостью года. Уж Катя об этом позаботится.

«Возможно, – подумала Женевьева – они могли бы в итоге подружиться так же, как они с Катей и Крисом». И почему-то эта мысль показалась абсурдной до такой степени, что девушка расхохоталась в голос. Кажется, теперь она поняла, как выглядит со стороны их дружба втроем.

Женя потянулась за телефоном и включила пианино с шумом дождя, после чего на мгновение прикрыла глаза, вспоминая, как гуляла с Катей и Крисом под теплым дождем, как визжала Катя от грома и молний, как заливисто смеялась она сама, поддерживаемая смехом друзей. На самом деле, девушке не было большого дела до других, она просто привыкла к осторожности в том, кто ее окружает. Главное для нее было счастье тех, кто ей дорог.

В подтверждение ее слов, телефон завибрировал пришедшим сообщением. Девушка взяла его в телефон и разблокировала быстрым движением руки. У нее было три сообщения, два из которых она пропустила, проведя время в своих мыслях.

Мама спрашивала на счет овощного рагу и что в него лучше добавить: курицу, свинину или сердца.

От Криса в общем чате была фотка рассвета в зеркале какой-то машины. «Или мотоцикла» – весело пронеслось в голове.

Новое сообщение было от Кати.

«Мы идем в ресторан. Держи за меня кулачки, чтоб я не взбесилась и не вылила ни на кого бокал шампанского»

Женевьева закатила глаза и напечатала в ответ сообщение с поддержкой. Она знала, что Катя может грозиться и злиться, но не станет вредить матери и ее бизнесу. Мысленно девушка сделала себе пометку поговорить с родителями о том, что возможно она задержится в понедельник или же у них будут гости, а после вернулась к пяльцам и мулине.

Примечание

Розмарин – память, мудрость

Бархатцы – горе