Он увидел Геральта, когда осуществлял свой первый обход пациентов в должности заведующего отделением.

Доктор Терзиефф-Годфрой в сопровождении старшей медсестры вошёл в палату, держась чинно и достойно — новая должность и новое место работы вселили в него уверенность и гордость, — и осмотрел своих подопечных. Один был пристёгнут к койке и находился в бессознательном состоянии; поступил всего несколько дней назад с острым психозом, пытался навредить себе. Второй встретил доктора чересчур радостно и честно признался, что он сумасшедший и что за ним опять начали следить инопланетяне. Диагноз — параноидная шизофрения. Бывает он здесь регулярно через каждые два-три месяца. Третий пациент лежит с тревожным расстройством, которое развилось после череды неприятных событий в жизни. Регис дополнительно к антидепрессантам назначил ему бензодиазепин.

Он почти что физически ощущал на себе пристальный, тяжёлый взгляд четвёртого пациента всё то время, что беседовал с другими. Когда же подошла его очередь, он отложил книгу, которую держал перед собой, вальяжно разлёгшись на застеленной кровати, и поднялся на ноги. Он оказался чуть выше, а от его жёлтых глаз с вертикальными зрачками было трудно оторвать взгляд.

Во время дежурных вопросов о самочувствии он отвечал односложно и устало. История его болезни была начата почти два года назад 25 сентября. Геральт Ривский.

Старшая медсестра потом рассказала, что этот Геральт — местная диковинка. Ничего не помнит о прошлом, знает только своё имя и утверждает, что родом из другого мира. Регис с умным видом покивал, а после ушёл в свой кабинет, чтобы заварить крепкий кофе и осознать, что влип он по полной.

Геральт. Геральт.

На вид около сорока или больше, седовлас, хорошо сложен. С умным взглядом. С голосом, от звучания которого по загривку бегут мурашки. С короткой опрятной стрижкой. На щеках щетина. Красивый. Идеальный.

Идеальный мужчина. И с шизофренией.

Геральта не оказалось в числе подопечных, перешедших Регису по наследству от предшественника. Это одновременно расстроило и принесло облегчение. Их знакомство свелось к коротким беседам во время утреннего обхода два раза в неделю. Через месяц была стандартная врачебная комиссия, в результате которой Геральта признали нездоровым и продлили его лечение ещё на три месяца. Четверо психиатров, в том числе сам Регис, долго задавали ему вопросы о его мыслях, планах и воспоминаниях, но всё оставалось прежним: Геральт был уверен, что родом из другого мира, а здесь оказался после того, как его закололи вилами.

Из слухов и истории болезни Регис узнал о нём много и других любопытных вещей. Он собирался поподробнее побеседовать какой-то раз с этим Геральтом, но никак не удавалось найти случая.

Регис десять лет проработал в аналогичной психиатрической больнице рядовым врачом. Долго и старательно трудился над тем, чтобы занять место заведующего мужским отделением после ухода того на пенсию, но в самый последний момент должность увёл из-под самого носа более молодой специалист. И кумовство имело место, Регис точно знает. После этого он нашёл место в другой больнице, в городе поменьше, и переехал. Новая должность принесла ему море важных обязанностей, в которых он погряз с головой, пока сумел хоть немного приспособиться к новому ритму жизни. Так что тщательную беседу с Геральтом пришлось отложить на неопределённое время.

И Регис уж точно никак не ожидал, что душной июльской ночью, в которую он остался на ночное дежурство, к нему в ординаторскую тихонько придёт его больной шизофренией мужчина-идеал.

Изначально он собирался воспользоваться дежурством, чтобы в тишине и спокойствии поработать с бумагами — ночью редко что-то случается. А если и случается, то быстро устранимое, иногда только медсёстрами без его участия. Но уже через пару часов от хронической усталости буквы стали плыть перед глазами, и он принял решение присесть на диван и ненадолго прикрыть веки.

В ординаторской работает кондиционер, делая воздух пригодным для дыхания, в отличие от душного летнего воздуха на улице. Бедная его кошечка Бланка, наверняка ей тоже жарко в квартире. Она плохо спит в жару, только если специально не укладывается подремать на солнышке.

Он блуждает мыслями, но всё же готов поклясться, что не было хлопков других дверей из коридора, не было и шороха шагов. Только вдруг раздаётся скромный, короткий стук в дверь.

Приоткрыв глаза, он бросает взгляд на дверь. Там оказывается Геральт. В пижамных штанах в голубую полоску и белой майке без рукавов. От вида его мускулистых рук трепещет в животе, а пугающие шрамы на них ничуть не отталкивают.

— Сегодня вы дежурите, — отмечает Геральт после короткой заминки, в которую они смотрят друг на друга так, будто оба увидели что-то удивительное.

— Почему вы не в палате? Вас что-то беспокоит? — Регис быстро берёт себя в руки и подходит к пациенту, который так по-хозяйски зашёл в ординаторскую и прикрыл за собой дверь.

— Нет-нет, я в порядке, просто…

— Как вы вообще здесь оказались? На посту же сидит медсестра, — Регис хмурится и складывает руки на груди.

Геральт мнётся, словно не решаясь сказать, но всё же признаётся:

— Она задремала, я не стал будить. — А потом мягким голосом поясняет: — У меня бессонница. Обычно кто-нибудь даёт мне снотворное.

Медсестра, уснувшая на посту? Что за халатность?! Но с этим он разберётся попозже. Решает, что сейчас самое время, так сказать, воспользоваться оказией.

— Я дам вам снотворное, но только после того, как вы расскажете мне, что вас тревожит.

Он делает жест рукой, приглашая пациента присесть на диван. В ординаторской выключены основные потолочные светильники, горит только лампа на столе да из-под двери пробивается тусклый коридорный свет. Атмосфера почти что интимная. И сюрреалистичная.

Геральт садится на диван, Регис в кресло напротив. Он ощущает, как от Геральта пахнет мылом и немного потом. Даже от запаха сознание готово расплыться.

— Итак?

Геральт сидит, положив локти на колени и переплетя пальцы. Вздыхает.

— Меня тревожат мысли. В каком-то смысле, навязчивые.

Регис угукает и кивает, призывая продолжать.

— Поподробнее, пожалуйста.

— В последнее время часто думаю о том, что было, и том, что навсегда потеряно. О тех, кто потерян для меня навсегда. Или, вернее, для кого потерян я. Эти мысли приходят перед сном и постоянно вгоняют меня в тоску и панику. Холера, это всё ваши дурацкие лекарства, — бормочет с досадой он.

Регис наслышан. Что-то о девочке по имени Цири, которую Геральт должен защитить любой ценой. В истории болезни и записях бесед о ней мало информации, потому что Геральт отказался рассказывать больше. Обычно он отделывается общими фразами, без подробностей. Прямо как сейчас.

— Я понимаю, действительно неприятно, если навязчивые мысли не дают даже спать, — кивает Регис с сочувствием.

— Нихрена вы не понимаете, — Геральт усмехается и качает головой. — Считаете все меня сумасшедшим, вот и всё ваше понимание. Так вы дадите снотворное? Я спать хочу. Ещё и жара эта, зараза, замучила.

Регис и бровью не ведёт. Опрос ещё не окончен.

— Ваш лечащий врач знает о вашей бессоннице?

— Разумеется.

Появление бессонницы может быть симптомом обострения шизофрении. Кроме того, существует теория, согласно которой бессонница является сигналом к появлению суицидальных мыслей у больных шизофренией. Тревожная картина. Надо бы заглянуть завтра в назначения Геральта. Возможно, стоит подкорректировать лечение.

— Скажите, пожалуйста, эти мысли, которые стали посещать вас, бывали раньше?

Геральт тяжело вздыхает и откидывается на спинку дивана, понимая, что сегодня не отделается.

— Бывали. Поначалу сильно беспокоили, потом перестали. Точнее, они не перестали появляться совсем, просто перестали выбивать из колеи.

Регис кивает и задаёт свой следующий вопрос.

— Помимо этих мыслей, есть что-то ещё? Например, голоса в голове или, может, вы видите кого-то странного?

На лице пациента на краткий миг появляется сомнение. Этого достаточно, чтобы Регис окончательно убедился: с этим человеком что-то происходит, есть какие-то движения в течении болезни.

— Нет, ничего из этого нет. Только мысли и воспоминания, — отвечает тем не менее Геральт.

Не доверяет. Хотя с чего бы? Регис даже не его лечащий врач. Но ему уже давно любопытен этот человек. Не потому, что он привлекателен физически — об этом Регис старается думать по возможности реже, врачебную этику ещё никто не отменял, — а потому, что его случай довольно необычен.

Геральта Ривского, или же «Геральта из Ривии», нашли под одним из сёл недалеко от города. Одет был в кожаную куртку и штаны, безоружен. Был обессилен и дезориентирован. Нёс бред. Конечно, его госпитализировали в психиатрическую больницу. При госпитализации агрессивно сопротивлялся, покалечил двоих санитаров. Но позже принёс им свои извинения. При себе у него не было документов, никто не объявлял его в розыск. Личность установить не удалось. Для него изготовили временное удостоверение личности. В нём указали возраст сорок лет. В истории болезни, однако, сказано, что сам Геральт утверждает, что ему полных пятьдесят пять лет. О прошлом воспоминания отсутствуют, хотя Геральт неоднократно объяснял, что всё то, что врачи сочли шизофреническим бредом, является его настоящим прошлым.

Не говоря уж о том, что даже внешность его довольно необычна — у него глаза жёлтого цвета и зрачки вертикальные. Он был подопытным в экспериментах над людьми? Регис мельком просматривал заключение молекулярно-генетической экспертизы и остался в смешанных чувствах. Комплексная диагностика генома показала, что Геральт действительно имеет мутированные гены. Благодаря им он выносливее, быстрее и сильнее, чем обычный мужчина. Из-за этого дозы принимаемых Геральтом лекарств увеличены.

Регис сам не видел — кроме рук, благодаря этой ночной встрече, — но слышал, что всё тело Геральта усыпано множеством различных шрамов от когтей и зубов, однако точно никто не смог установить, что за звери их оставили. А ещё вилы, о которых он упоминал — колотых ран, которые могли бы оставить вилы, врачи не обнаружили.

Как можно не заинтересоваться таким необычным человеком?

У Региса так много вопросов к нему, что, наверное, не обойтись одной встречей. Понадобится несколько сеансов с беседами.

Но, что удивительно, глядя в глаза Геральта, Регис не может воспринимать его, как больного шизофренией. Да, у него наблюдаются заторможенность, апатия, явное равнодушие к окружающему миру, но это и неудивительно, учитывая его схему поддерживающей терапии. В остальном же его взгляд ясный и осмысленный.

Нужно дать Геральту снотворное, а затем проследить, что он вернулся в постель. Ах, и ещё отругать медсестру, которая уснула прямо на посту. Но вместо этого Регис прямо признаётся:

— По правде говоря, Геральт, мне бы очень хотелось побеседовать с вами. Раз уж мы столкнулись случайно, предлагаю вам задержаться ненадолго. Здесь работает кондиционер, охладитесь заодно немного. Сами же сказали, что жара вам надоела.

К тому же, разговор в такой, можно сказать, неформальной ситуации определённо должен дать любопытные плоды. Регис очень на это надеется. Одно дело беседовать с врачами в кабинетах, чувствуя себя подопытным кроликом, и совсем другое — поделиться тревогами, будучи расслабленным и в приятной, успокаивающей обстановке.

Геральт хмыкает с короткой улыбкой и бросает на Региса оценивающий взгляд.

— Это вы так деликатно говорите, что не отпустите меня, пока не узнаете всё, что вам нужно?

— Ну что вы, я не держу вас насильно, — возражает он, положив ногу на ногу. — Но надеюсь, что вы понимаете, что именно в ваших интересах делиться с врачом всем, что вас беспокоит. Любая информация может помочь нам поскорее вылечить вас.

Пациент скептически фыркает, даже не скрывая своей неприязни к словам Региса.

— Ладно уж, спрашивайте, что вы там хотели. Потешу вас своими бреднями, — Геральт соглашается с недовольным ворчанием, хотя поворчать ему надо как будто для проформы. — Но это всё только из-за снотворного и этого вашего, — он кивает подбородком в сторону тихо гудящего кондиционера, — охладителя.

Регис позволяет себе маленькую победную улыбку.

Он решает не мучить Геральта слишком долго, время тем более позднее, а ему нужно отдыхать, поэтому спрашивает его только о нескольких вещах. Узнаёт, почему тот называет себя Геральтом из Ривии и что это за Ривия такая, а ещё почему у него глаза неестественного жёлтого цвета, да ещё и с вертикальными зрачками. Геральт только тяжело вздыхает и спокойно объясняет Регису все эти вещи.

К слову, всё то, что касается так называемого ведьмачества, вызывает у Региса только ещё больше вопросов, но их приходится отложить на другой раз. Геральт, кажется, даже немного проникается к нему доверием. Регис в самом деле умеет быть хорошим слушателем — в конце концов, это часть его профессии.

— Ну что ж, благодарю вас за приятную беседу, Геральт, — говорит он с улыбкой, поднимаясь с кресла, и направляется к шкафчику, где лежит аптечка для врачей, — теперь моя очередь выполнить уговор. Сейчас дам вам таблетку снотворного и проведу вас в вашу палату.

Геральт угукает в ответ, оставаясь на своём месте. Покопавшись в контейнере с лекарствами, Регис находит снотворное. Затем наливает воду из кулера в стакан и возвращается к пациенту. Всё это время Геральт наблюдает за ним. Когда же Регис протягивает стакан и блистер, готовый выдавить из него таблетку, когда Геральт подставит руку, тот вдруг говорит:

— Подождите. — И, отведя взгляд, тихо признаётся: — Вообще-то, я солгал вам.

— Ох. Вот как, — издаёт Регис, подняв брови в удивлении.

Он возвращается в своё кресло, поставив стакан на кофейный столик, а таблетки убирает в карман своих брюк — ему следует быть в халате, но он снял его, пока находился один в ординаторской.

— В чём же вы солгали?

Пациент смотрит на него угрюмым взглядом, а потом всё-таки решается.

— Я сказал, что у меня нет голосов в голове и галлюцинаций. На самом деле мне кажется, что у меня начали появляться настоящие галлюцинации.

— Понятно. — Регис кивает в ответ. — Как давно появились первые галлюцинации?

— Чуть больше месяца назад.

— Лечащий врач знает?

— Нет, я не говорил ему об этом, — Геральт качает головой и тихо вздыхает. — Сначала подумал, что мне померещилось. Потом — что само пройдёт. Но сейчас понял, что не справляюсь. Наверное, я и правда схожу с ума.

Регис готовится выслушать и помочь по возможности.

— Скажите, эти галлюцинации как-то связаны с теми мыслями, которые не дают вам спать?

— Полагаю, что напрямую.

Так Регис и думал. Остаётся надеяться, что это хотя бы не суицидальные мысли. Хотя, насколько он знает, прежде Геральт за подобным замечен не был.

Он не успевает спросить что-то ещё, как Геральт поясняет:

— До этого моя память и моё восприятие окружающего мира были в полном порядке, несмотря на то, что последние два года меня пытаются убедить в обратном. Но сейчас у меня появились чёртовы сомнения. Я вижу то, чего быть не может. И хочу, чтобы вы помогли мне в этом разобраться. Сначала я вам не особенно доверял, но теперь просто хочу, чтобы вы помогли мне.

— Конечно, я помогу вам, Геральт. Я сделаю всё, что будет в моих силах, — говорит Регис доверительным тоном. — Для начала, не могли бы вы сказать, что в последнее время оказало на вас сильное впечатление? Может быть, вы что-то увидели, или прочитали, или услышали?

— Именно так. Это случилось в конце мая. Произошло нечто, удивившее меня.

Регис настораживается. Он и сам пришёл в эту больницу в конце мая, запросто мог упустить какое-то событие, так сильно повлиявшее на пациента.

— И что же это было? Что выбило вас из колеи?

Помолчав, словно в нерешительности, и постучав пальцами по коленке, Геральт тихо отвечает:

— Я увидел вас.

Регис теряется от неожиданности. Даже дар речи пропадает на несколько секунд. Он не ослышался?

— Что? — сипло переспрашивает он.

— В конце мая вы вошли в палату, где я живу. Тогда-то всё и началось.

— Простите? — Регис пытается отбросить всё личное в сторону и сконцентрироваться на том, что он вообще-то психиатр. — Не могли бы вы пояснить поподробнее, что это значит? Почему моё появление так впечатлило вас?

— Понимаете, — начинает неуверенно Геральт, — глядя на вас, я вижу совершенно другого… человека. Вижу его лицо так чётко и ясно, словно он и впрямь передо мной. — А после короткой паузы добавляет: — Ещё мне показалось, что вы назвались его именем. И голос у вас такой же.

— Так, так, это очень любопытно. Какое же имя вам послышалось? — Регис складывает руки на груди и прикладывает палец к губам.

— Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой. — чётко выговаривает тот.

Что ж, Регис удивлён. Пациентам он представляется только как доктор Терзиефф-Годфрой. Имя Геральт мог легко узнать или услышать от кого-то в здании больницы. Но как же два его других имени? Их знает только главврач, а в быту он ими никогда не пользуется. Откуда случайный пациент мог узнать их?

Тем не менее, он кивает.

— Вам не показалось, Геральт. Именно так меня и зовут. Это моё полное имя. Разрешите узнать, откуда оно вам известно?

Регис заглядывает в глаза собеседника, и в них, кажется, появляется живое волнение.

— Когда-то этим именем назвался один очень близкий мне… человек.

Регис моргает.

— Хорошо. Понимаю. А теперь не могли бы вы описать мою внешность, Геральт? Такой, как вы её видите.

Тот кивает и, прочистив горло, начинает описывать.

— Вы с меня ростом, но ещё более худощавы, у вас тёмные волосы, которые уже начали седеть на висках. Тёмные глаза. Как… антрацит. Бледная и тонкая кожа. Лицо узкое, с острыми скулами. Тонкие губы. И нос… Он с горбинкой. Благородной, — уточняет Геральт с едва заметной улыбкой и умолкает.

Регис моргает снова.

— Именно так я и выгляжу, Геральт. Ваши глаза и уши не подводят вас.

— Холера, тогда это всё очень странно, — заключает пациент задумчиво и, сжав губы, отворачивается к окну.

Оба ненадолго замолкают.

— Я слышу, как колотится ваше сердце, — тихо, почти шёпотом, говорит Геральт чуть погодя.

Сердце у Региса действительно взволнованно бьётся, а от этого замечания даже пересыхает в горле.

— У вас… очень чуткий слух.

— А ещё очень острое зрение и рефлексы быстрее, чем у любого человека. Не удивляйтесь. Это нормально для таких, как я.

— Вы можете рассказать мне побольше об этом человеке, которого я вам напоминаю? — находит в себе силы спросить Регис.

Геральт снова вздыхает. Затем кивает.

— Раз уж у нас вечер откровений, то придётся рассказать. Вы очень на него похожи. Очень. Как близнец, я бы даже сказал. Внешностью и, думается мне, характером тоже.

Он замолкает, опустив взгляд на свои руки, лежащие на коленях, и Регис слегка подталкивает его к дальнейшему рассказу:

— Хорошо, продолжайте. Кто он, этот ваш друг?

— Он… Ну, видите ли… Он доктор, как и вы. Но ещё он… вампир. — Регис изумлённо поднимает брови. А Геральт как-то устало вздыхает. — Регис… То есть, он, мой… Мой Регис — он вампир, но крови не пьёт. Он необыкновенный.

— Что же он тогда за вампир, если крови не пьёт? — спрашивает мягко Регис, вдруг ощущая себя так, будто говорит с маленьким ребёнком.

— Он высший вампир. Ему необязательно пить кровь. Она для таких, как он, не еда, а скорее как алкоголь.

Ну конечно, вампир, который не пьёт крови. Это уж совсем бессмыслица, даже для выдумки шизофреника.

— Вижу скепсис на вашем лице. Но примите это, как данность — вампир, не пьющий кровь. Где-то бывает и такое. Я же принял ваш странный мир.

— Хорошо, — Регис кивает, — давайте допустим, что ваш… друг действительно вампир, но кровью не питается. Что тогда для него еда?

Геральт хмурится и осуждающе цокает языком.

— Дело вообще не в еде, просто он вампир и всё. Так же, как бывают люди, драконы, эльфы и другие существа. А он вампир.

Регис даже немного удивляется, не готовый к тому, как так быстро и резко этот человек перешёл от разумного, адекватного поведения к бредовым фантазиям. Впрочем, ничего как будто в нём самом ничуть не изменилось — ни взгляд, ни интонации, ни жесты. Какая же тонкая грань между разумом и безумием.

— Так вы говорите, в вашем мире существуют эльфы и драконы, помимо вампиров? — спрашивает Регис, когда видит, что его пациент снова о чём-то глубоко задумался, глядя в одну точку перед собой.

Геральт медленно переводит на него глаза и смотрит изучающе, почти что ощутимо касаясь взглядом его лица. Регису становится немного не по себе. За Геральтом не было замечено странного или агрессивного поведения после госпитализации, но разве это панацея в этих стенах? Однако вскоре Геральт опускает взгляд обратно на свои руки и вздыхает.

— Иногда по ночам я так сильно скучаю по нему, — тихо признаётся он, игнорируя заданный вопрос, и его надломившийся голос трогает Региса. — Вспоминаю, как он улыбался, как вечно умничал, как мы с ним, бывало, спорили и препирались. — Геральт делает паузу, а Регис даже затаивает дыхание, боясь спугнуть этот хрупкий момент. — Но чаще всего я вспоминаю, как он обнимал меня, и все проблемы на время словно бы испарялись. Хоть приснился бы разок, что ли, но не снится почему-то.

Регис не уверен, что им движет больше — профессиональный интерес или праздное любопытство, когда мягко спрашивает:

— Это ведь был не просто друг, а кто-то больший, правда?

Геральт кивает и угукает в ответ, продолжая смотреть на сложенные в замок руки.

— Регис стал для меня всем: другом, товарищем, любовником, личным доктором, даже голосом разума. Мы были так мало вместе, но и этого оказалось достаточно, чтобы сейчас я чувствовал себя разбитым из-за его отсутствия.

Регис с сочувствием смотрит на пациента, пытаясь понять, что происходит в голове этого человека. Что из сказанного им правда, а что — иллюзия?

Геральт вдруг бросает на него хмурый взгляд.

— Вы считаете, что я сумасшедший, — обвинительным тоном говорит он, — но я твёрдо уверен в своём здравомыслии. Я помню, как обнимал его этими самыми руками. Помню, как пахли его волосы и как он звал меня по имени. Я даже до сих пор помню каждую родинку на его теле. Не могут фантазии быть настолько осязаемыми и подробными.

Отнюдь. Иногда фантазии могут быть гораздо более осязаемыми, чем прикосновения, запахи и звуки в реальности. Человеческий мозг способен проворачивать удивительные фокусы с восприятием окружающего мира.

Но всё же Регис старается успокаивающе улыбнуться своему пациенту и перевести разговор в безопасное русло. Незачем его злить и волновать.

— В самом деле, каждую родинку? Я и на своём-то теле не все родинки знаю, а вы помните их на чужом?

Геральт хмыкает и складывает руки на груди. Подтверждает:

— В самом деле, каждую родинку. У него их, наверное, больше полусотни. Есть на правой щеке, на лбу. Прямо как у вас, кстати. — Регис рефлекторно касается пальцами щеки, где у него действительно есть две родинки. А Геральт, слабо улыбнувшись, продолжает тихо и с нежностью. — И на руках, на бёдрах, даже под коленкой. Но чаще всего я вспоминаю чёртову дюжину — это мои любимые тринадцать родинок. Они словно путеводные звёзды на теле моего Региса. Они указывают, где его нужно целовать. Всё начинается с родинки на шее, справа. — Регис хмурится и неосознанно тянется рукой к шее, как раз к тому месту, где под воротником прячется родинка. Совпадение? — Затем нужно спуститься к груди, вот сюда, — Геральт указывает на местечко справа под своей ключицей, — здесь вторая родинка. Третья находится на животе, пониже пупка, тоже с правой стороны. Четвёртая… она… — Геральт запинается, пытаясь подобрать правильное слово. — Ну, по правде говоря, она на лобке, припрятана. Ещё семь родинок — на спине, почти как созвездие Семи Коз, хотя на вашем небе такое не наблюдается, как я уже понял… В общем, есть одна родинка на правом плече, на позвоночнике две и ещё четыре на спине слева. Одна из них, та, что самая яркая в созвездии, на пояснице. Двенадцатая на левой ягодице. И тринадцатая… Она… Она на правой ягодице, но её видно, только если ягодицы раздвинуть. Эта родинка как награда за пройденный путь.

Геральт снова умолкает, как-то тяжко вздохнув, а Регис сидит напротив, словно в оцепенении.

На его собственном теле вспыхивает зудом кожа вокруг родинок так, словно кто-то надумал пощекотать его. Лицо горит, а горло пересохло. Как такое может быть? Регис сомневается, что хоть кто-то из его немногочисленных любовных партнёров придавал значение родинкам на его теле, не говоря уж о том, чтобы запоминать их. Видеть видели, целовать целовали, но запоминать — это вряд ли. И тем более вряд ли их расположению находили такие поэтичные и романтические сравнения. А посторонний человек каким-то образом попал в самое яблочко.

По коже пробегают мурашки, а к Геральту — пациенту — внезапно возникает не призрачный и недосягаемый, а гораздо более настоящий, физический, волнующий интерес.

Без единой ошибки Геральт перечислил родинки на теле Региса. Повсюду. Даже в самых интимных местах.

— Нет, и всё-таки это очень-очень странная хрень, — хмыкнув, говорит Геральт, привлекая внимание Региса.

Он не уверен, что понимает, о чём именно говорит его пациент. И сам не замечает, как высказывает мысль, настойчиво вьющуюся в голове.

— Это и правда очень странно, ведь вы угадали расположение моих родинок.

Геральт бросает на него взгляд, а затем хмыкает.

— Не угадал, — многозначительно произносит он, глянув на Региса, и складывает руки на груди. — Мне стоило бы удивиться, но я не особенно-то удивлён. Я подозревал это. Вы верите во множественность вселенных?

— Множественность вселенных? Извините, не задумывался об этом. Всё, что касается космоса, не входит в сферу моих интересов.

— Напрасно. Ведь только что мы с вами стали свидетелями подтверждения теории о существовании параллельных миров.

Пациент говорит это так буднично, словно у них разговор о погоде.

— Вы так считаете, Геральт?

— Конечно. Вы мне не мерещитесь, но всё же вы точная копия моего друга из моего мира. Двух вариантов здесь быть не может. Теперь мне всё ясно.

Спорно, ведь второй вариант — это обострение шизофрении. Регис взрослый и уверенный в своём здравомыслии человек. Невозможно, чтобы Геральт каким-то образом попал в параллельный мир. Этого попросту не может быть. Перемещений во времени и пространстве физически не может быть. Геральт просто очередной душевнобольной, с которым Регису предстоит много работы. Да, он здраво рассуждает, ведёт себя обыкновенно, не галлюцинирует — вроде бы, — полностью осознаёт своё пребывание в больнице, но всё это не опровергает того, что он несёт полный бред. Не бывает магии, чудовищ, эльфов, драконов и прочей чуши. И уж точно не бывает не пьющих кровь вампиров. Да и вообще никаких не бывает.

Но что, если всё-таки…

Откуда же он узнал полное имя Региса и тем более про родинки?

— Могу я теперь получить снотворное? — Регис выныривает из задумчивости, когда пациент задаёт вопрос невпопад.

— Мм? Ах, да. Да, конечно. Вот, пожалуйста.

Он протягивает блистер и выдавливает из него таблетку в подставленную Геральтом руку. Тот кладёт её в рот и запивает.

— Покажите, — просит Регис, и пациент послушно открывает рот, чтобы показать, что он действительно проглотил таблетку. — Хорошо. Возвращайтесь в палату.

Геральт поднимается на ноги, и Регис рефлекторно поднимается следом за ним, пытаясь спрятать похолодевшие от волнения руки в карманы докторского халата, но халата на нём не оказывается.

— Спасибо вам… доктор. — Геральт кивает, выпрямившись и расправив плечи.

Регис скользит взглядом по его плечам и груди, плотно обтянутой майкой. На его плечах, шее и руках там и тут разнообразные шрамы. Регису интересно узнать о каждом из них. Он мог бы выучить их так же, как Геральт знает его родинки.

— Пожалуйста, — кивает он.

— Не только за таблетку, — произносит Геральт мягко. — Я здесь два года, и уже начал опасаться, что все кругом правы, а я нет. Что я правда шизофреник. Но появились вы, и теперь всё встало на свои места. Теперь я твёрдо уверен в том, что не сошёл с ума.

Геральт дарит ему маленькую искреннюю улыбку, и Регис, пытаясь растянуть губы в ответной улыбке, кивает ему. Хотя должен бы покачать головой и посетовать на то, что бедный человек всё глубже тонет в своём бреду. А ещё всерьёз следует подумать о том, чтобы переговорить с его лечащим врачом.

Прежде чем уйти, Геральт оборачивается к нему с ещё одной мягкой улыбкой.

— Вы сказали, что не помните все свои родинки. Знаете, вам и не нужно. Это ваш партнёр должен знать наизусть каждую вашу родинку. В этом же вся суть.

Регис удивлённо приподнимает брови и хмыкает. Вот, значит, как?

Ну, в целом, Регис тоже так считает.

Хоть в чём-то их мировоззрения сходятся.