Даби дергает ручку двери и цокает языком, когда понимает, что она закрыта. Не то чтобы он сильно надеялся, что Шигараки будет его ждать с открытой дверью и распростертыми объятиями… В конце концов, это банально правила безопасности теперь для них двоих. Но какая-то глупая романтическая часть все равно остается разочарованной.

Он ставит пакеты на пол и роется в рюкзаке. Ключ находится на самом дне. С нажимом провернув его в скважине, Даби подхватывает пакеты и входит. Его встречает темнота прихожей и абсолютная тишина. От этого как-то не по себе.

— Томура, — негромко зовет Даби, закрывая за собой дверь. Ему не отзываются.

Вещи Шигараки все еще в прихожей, значит, он, скорее всего, в комнате. Либо спит, либо слишком погружен в игры.

Какая-то абсолютная нелепая обида колко ударяется о ребра.

Даби дергает головой, отгоняя неуместные претензии подсознания «а вот она…». Только этого не хватало. Сравнивать нынешнего парня с бывшей девушкой. Это ни к чему хорошему точно не приведет. Шигараки не хуже и не лучше. Он просто другой. И с этим нужно просто смириться.

Даби закидывает пакеты на кухню и оставляет на стуле рюкзак. Достав телефон, выключает музыку. Только после этого зудящее беспокойство растворяется. Переключив пару песен и оставив телефон на столе, он заходит в комнату.

Шигараки действительно лежит на диване, завернувшись в одеяло, и спит. Даби подходит ближе и треплет его по волосам, зная, что Томура даже во сне реагирует очень чутко и не особо радостно на прикосновения.

Ожидаемо, Шигараки недовольно ворчит и отодвигается, с трудом открывая глаза.

— Ты что, весь день проспал? — улыбается Даби, присаживаясь на край. Томура натягивает на голову одеяло и бормочет что-то, означающее согласие. Даби тянет одеяло на себя. Шигараки ворчит усиленнее, но в этом сражении сонным ему точно не победить.

— Нет, так не пойдет, — качает головой Даби. — Тебе нужно менять режим дня, а то мы так и не согласуемся с моим рабочим графиком. Спать нужно ночью, а не весь день, залипая потом в игры.

— Ну мааам, — протягивает Шигараки, утыкаясь лицом в подушку. — Что ты начинаешь.

— Мамой Курогири можешь звать, — смеется Даби, вставая. — А для тебя я могу быть папочкой, если хочешь.

— Согласуй это с моим Отцом, — вздыхает Шигараки, переворачиваясь на спину. Даби закатывает глаза.

— Я не буду обсуждать это с мертвой рукой. Ты что-нибудь готовил?

— Ты что, ждал, что я буду встречать тебя с работы ужином? — скептически хмыкает Шигараки, все-таки садясь и потирая глаза.

— Нет. Поэтому я купил пиццу. Но я скорее о том, ел ли ты сегодня что-нибудь.

— Ты не папочка, — зевнув, сообщает Шигараки. — Ты какой-то занудливый дед.

— Слышишь…

— Или даже бабушка.

— Я сейчас обижусь.

Шигараки усмехается, щуря глаза, и растирает лицо. Кажется, со сном он действительно переборщил.

Даби резко плюхается рядом на диван, обхватывая Шигараки за плечи и поваливая его обратно на подушку. Прижавшись губами в его виску, он насмешливо шепчет:

— Мне тебе прямо сейчас доказать, на что я способен?

— Ой нет, — лениво протягивает Шигараки, отталкивая от себя смеющегося Даби, который пытается поцеловать его в шею. — Блин, я только заставил себя принять вертикальное положение. Что ты начинаешь. Отвали. От тебя воняет машинным маслом. И я есть хочу. Пицца с курицей?

— Тебе с курицей и грибами, — отзывается Даби, приподнимаясь на локтях и нависая над Томурой. — Мне с ананасами и креветками.

— Фу, ты извращенец, — вздыхает Шигараки, все-таки сталкивая с себя смеющегося Даби и поднимаясь с дивана. — Спасибо, что хоть беспокоишься о моих вкусовых пристрастиях.

Даби откидывается на подушку и потягивается, наблюдая, как Шигараки уходит в ванную, не закрывая за собой дверь. Включается вода. Немного помедлив, Даби встает и останавливается в проеме, наблюдая, как Шигараки умывает лицо, чтобы хоть как-то взбодриться.

— У тебя все нормально? — тихо спрашивает Даби. Как-то слишком серьезно.

— Да, — кивает Шигараки, закручивая кран. — Я правда проспал целый день. Кажется, мой мозг остался под подушкой.

— Я купил тебе персиковый йогурт.

— Мило.

Томура разворачивается и утыкается лбом Даби в грудь, прикрывая глаза и упиваясь тем, что он тут же чутко чешет его затылок. Размеренное дыхание и стук сердца успокаивают.

— Ты такой нежный, когда сонный, — шепчет Даби, касаясь губами вьющихся волос. Сентиментальная часть, которую никак не удавалось задушить в себе, ворковала, что Шигараки идеально сложен, чтобы его целовать при первом удобном случае.

Только вот ему это озвучивать не стоило. Потому что…

— Я тебя сейчас очень нежно приложу носом о раковину.

Потому что.

Насилие для Шигараки куда более понятный язык.

Но Даби все равно кладет ладони ему на щеки, заставляя поднять голову, и мягко целует в губы. Томура позволяет это всего на миг, едва уловимо целуя в ответ, а потом сразу же начинает отталкиваться, бурча:

— Отстань. Есть хочу.

— Ладно, — протягивает Даби. — Как скажешь, босс.

Усмехнувшись, он легко подхватывает Шигараки на руки, чуть ли не взваливая его на плечо, и выходит из ванной, направляясь на кухню.

— Ты что творишь?! — возмущается Томура, брыкаясь. — А ну поставь, где взял! Даби, мать твою! Я серьезно. Не носи меня.

Поняв, что сопротивляющегося Шигараки удержать будет сложно, Даби, смеясь ставит его на пол в прихожей, уворачиваясь от попытки ударить его в плечо. Развернувшись, он скрывается на кухне. Шигараки недовольно фыркает, потирая глаза, и тащится за ним. От сонливости трудно придерживаться траектории движения, поэтому Томуру чуть ведет вбок, и он врезается плечом в дверной косяк. Даби отвлекается от пакетов, прищуривая глаза.

— Ты что, врезался в дверь?

— Отвали.

— И после этого я, конечно, самый неуклюжий человек на свете.

— Заткнись, — вздыхает Томура, подходя к коробкам с пиццей. — Ты ничего не видел, поэтому не сможешь доказать. Какая из них моя?

— Полагаю, та, на которой написано, что она с курицей, — пожимает плечами Даби, закидывая другие продукты в холодильник. Шигараки, медленно моргая, смотрит на коробки, все еще не понимая, где именно написано заветное слово. Вздохнув, он говорит:

— Смелое предположение, что после сна я в состоянии что-либо читать.

— Вообще, честно говоря, когда я тебя впервый раз увидел, — усмехается Даби, тыкая пальцем в надпись на боку, — я вообще не был уверен, что ты умеешь читать.

Шигараки рыкает, снова пытаясь стукнуть Даби, но тот уворачивается уже рефлекторно. Перехватывает Томуру за запястье и притягивает к себе, не позволяя ему открыть коробку с пиццей. Шигараки издает недовольный стон, делая еще пару движений рукой в сторону еды, и сдается, позволяя поцеловать себя в макушку и прижать сильнее.

— You're so cute, sweety.

— Ничего не понял, что ты мне сказал, но, на всякий случай, иди нахер.

— Какой же ты злобный.

— Ну, я же лидер Лиги злодеев, — пожимает плечами Томура, запрокидывая назад голову.

— О, да, ужасающая Лига злодеев, — тут же расширяет глаза Даби, делая нарочито пугающее лицо. — Особенно Твайс. Самый страшный из нас. Ты видел его пугающие дружественные объятия? Ух. Все. Попадешь в них, и дорога одна — на тот свет от удушья его любовью. Страх какой. Врагу не пожелаешь. А Тога и ее шоколадные кексы? А Спиннер и его марафоны старых фильмов и сериалов про супергероев? А Компресс и его цирковые фокусы с картами и цилиндром? Вся страна в ужасе от нас. А еще у тебя есть я, который умудряется запутаться в проводах телевизора и разбить себе нос о дверной косяк. Самое грозное оружие, так сказать.

— Так, все, прекрати, — смеясь, говорит Томура, вырываясь из объятий. — А то я сейчас снова впаду в экзистенциальный кризис, что у меня не преступная организация, а цирк какой-то.

— Вот поэтому на все переговоры ходит Курогири, — кивает Даби, возвращаясь в комнату и включая ноутбук. — Он способен произвести хоть какое-то впечатление адекватности.

— Потому что он скорее из организации Учителя, чем моей, — громко отзывается Шигараки, наконец открывая пиццу и беря себе кусочек. — А я собрал себе какой-то сраный кружок по интересам из больных на голову подростков с романтизацией революции. И Компресса. Который, видимо, в четырнадцать не прошел свой пубертатный кризис, поэтому решил сделать это в тридцать. Блин, вкусно.

Кинув надкусанный кусок обратно в коробку, Шигараки подхватывает ее и заходит в комнату. Даби сидит на диване, внимательно что-то изучая в ноутбуке и улыбаясь. Подняв глаза, он говорит:

— Все равно ты любишь этот сраный кружок по интересам. И тридцатилетнего Компресса в подростковом кризисе.

— Компресса вообще обожаю, — кивает Шигараки, ставя коробку на столик и снова беря начатый кусок. — У него есть мозговые клетки, в отличие от всех остальных.

— Целая одна, занятая фокусами.

— Ты свою вообще о дверной косяк отбил, споткнувшись о порог.

— Заткнись, — сморщив нос, улыбается Даби. — Я, может, и тупица, но ты все равно со мной встречаешься. И, кстати, мог принести уже и мою коробку. Что мы будем смотреть?

— Угх, сейчас принесу, — вздыхает Шигараки, который только пристроился на диване. — Откуда мне знать. Я не разбираюсь в кино. Просвяти меня.

— Как насчет Тарантино? Думаю, «Убить Билла» должно тебе понравится.

— Потрясающе, — кричит с кухни Томура. — Отличная идея. Без понятия, кто такой Тарантино и Билл.

Даби опускает голову и тихо смеется, вбивая в поисковик название фильма. Шигараки возвращается с коробкой, ставит ее на столик и снова берется за свой начатый кусок, который ему никак не удается доесть.

— Там много кровищи и расчлененки.

— Ов, как романтично.

— Не, я могу и романтичное что-нибудь включить, если хочешь, — тут же воодушевляется Даби, оборачиваясь.

— Не, фу, давай лучше расчлененку.

Включив фильм, Даби отползает на другую часть дивана, усаживаясь рядом с Шигараки, и тянется через него за своей коробкой.

— Аккуратнее, — ворчит Томура. — Я и так безобразно ем.

Даби ерзает на месте и открывает коробку. Подхватив кусочек ананаса, отправляет его в рот. Шигараки прослеживает это взглядом и кривится. Заметив это, Даби протягивает коробку, насмешливо говоря:

— Могу поделиться.

— Отвали от меня со своими стремными вкусовыми пристрастиями, — ворчит Шигараки, отталкивая коробку от себя. — То ананасы в пицце, то мясо с черносливом и карамелью, то тушеные острые перцы, то твой ужасный кари.

— Нормальный был кари, — улыбается Даби, выбирая из пиццы креветок.

— Ага, нормальный, — кивает Шигараки. — Тебе и Спиннеру нормальный, потому что у вас нет вкусовых рецепторов. А у остальных, включая меня, кажется, был ожог ротовой полости.

— А еще Курогири было нормально, — смеется Даби.

— Он просто его не ел. Конечно, ему было нормально. В этом нет твоей заслуги.

— Ну, он, вероятно, не ел, потому что я ему не нравлюсь, так что, возможно, немного моей заслуги все-таки есть.

— Твоим кари можно пытать людей. Это оружие массового поражения. Зачем нам пытаться захватить мир, если мы можем просто открыть какое-нибудь кафе, в котором будем продавать твой кари. И половину людей убьем, и денег, наконец, заработаем. Надо предложить Курогири эту идею для нового бара.

Даби откидывается на подушки и смеется, закрыв ладонью лицо. Томура косит на него взгляд, слабо улыбаясь, и качает головой.

— Ладно, возможно, он действительно был немного островат, — отдышавшись, соглашается Даби.

— Немного? Я два дня язык не чувствовал.

— Я чуть-чуть переборщил с чили.

— Уверен, если его кинуть в здание, оно загорится, как от коктейля Молотова.

Даби морщит нос и пинает Шигараки по колену. Тот тихо, пофыркивая, смеется, немного отодвигаясь. Из-за невнимательности происходящее на экране ноутбука кажется теперь едва уловимым по смыслу, но, видимо, это не так уж важно.

Томура тянется за еще одним куском, стараясь хотя бы запоздало уловить, в чем суть фильма. Они с Даби нечасто проводили так время, но было в этом что-то удивительно естественное. В штабе такого было бы тяжело добиться.

Даби аккуратно ставит свою коробку на подголовник, не особо заботясь, что положение крайне неустойчивое, и устраивает подбородок на плече Шигараки, лениво следя за фильмом. Он его видел уже в седьмой раз.

— Вкусно? — улыбается Даби, пытаясь поцеловать Томуру в щеку.

— Конечно, это же не твой кари, — ворчит Шигараки, наклоняясь вбок и не позволяя себя коснуться.

— Да что ты прицепился к моему кари. Мне было вкусно. А ты язва. Но какой же красивый, сволочь.

Даби прижимает Томуру сильнее, не оставляя шанса для уклонения, и все-таки целует его в щеку. Шигараки издает какие-то нечленораздельные звуки, похожие на недовольство. Вообще-то, он физически сильнее Даби, и вырваться было бы просто, но он почему-то всегда позволяет себе проиграть.

Когда горячие губы осторожно касаются шеи, Шигараки ворчит:

— Не флиртуй со мной, когда я с набитым ртом.

Даби цокает языком, резко отодвигаясь, и смотрит максимально осуждающе, как будто это может возыметь эффект на кого-то вроде Шигараки. Томура даже голову не поворачивает, чуть с прищуром глядя на экран и сосредоточенно жуя.

— Да что ж такое, — взмахивает руками Даби, поднимаясь на ноги и, подхватив коробку, переступает Шигараки, чтобы встать на пол. — Не флиртуй с тобой, когда ты ешь. Не флиртуй с тобой, когда ты спишь. Не флиртуй с тобой, когда ты злишься. Не флиртуй с тобой, когда ты пачками убиваешь людей. А когда можно? Сообщи мне этот чудесный момент.

— Ага, — улыбается Шигараки. — Подойду, встану перед тобой и скажу: «Ну все, флиртуй».

— Идеально, — кивает Даби, направляясь к выходу из комнаты. — Так и сделай. Или ты думаешь, что я плох в импровизации?

— Нет. Я думаю, ты хорош в импровизации. И это пугает меня больше всего. Ты куда пошел?

Даби ничего не отвечает. Слышно, как он роется в шкафах на кухне. Томура ждет его около минуты, а потом, плюнув, откидывается на спину, сосредоточенно жуя, и снова переключает свое внимание на фильм, в котором, видимо, начиналась та самая расчлененка.

Даби, перерыв все шкафы, возвращается минут через пять. В руках он бодро потряхивает пластиковую пол-литровую бутылку без этикетки крайне подозрительного вида. Внутри у нее плещется какая-то темная жидкость. Даби при этом выглядит весьма воодушевленным своей находкой. Шигараки смотрит на него крайне скептически, медленно пережевывая пиццу.

Плюхнувшись на край дивана, Даби откручивает пробку. Бутылка издает шипение, будто там газировка, и становится в глазах Томуры еще более подозрительной. От нее пахнет спиртом и чем-то еще.

— У меня кое-что есть, — сообщает Даби, принюхиваясь. — Это домашнее вино. Будешь?

— Оно выглядит как что-то из-за чего я отравлюсь, — качает головой Шигараки, отодвигаясь чуть в сторону, будто бутылка представляет опасность.

— Да ладно, оно вкусное, — хмыкает Даби, делая глоток. — С вишней. Попробуй, тебе понравится.

— Очень сомневаюсь, — опасливо протягивает Шигараки. — Помнится, ты точно так же говорил про ту паленую текилу, из-за которой я два дня не мог функционировать.

— Это другое.

— Даже не знаю, что было хуже: та текила или твой кари. Хорошо, что это были разные дни. И даже разные недели. Иначе я бы не пережил.

— Не драматизируй. Это мне подруга дала.

— Та же, что и дала тебе ту текилу?

— Даааа, — замявшись, отвечает Даби. — Но это другое! Текилу ей привез друг из Америки. Там произошла осечка. А это она сама готовила.

— Ты же понимаешь, что так звучит еще хуже?

Даби протягивает бутылку, скорчив максимально хитрое выражение лица. Пока Шигараки возмущался, он уже успел сделать три глотка. И выглядел вполне нормально.

Впрочем, аргумент был так себе, потому что от той текилы он тоже выглядел нормально. Единственный в Лиге.

Шигараки смотрит на него почти осуждающе. И очень устало. Но под хитрым блеском голубых глаз и из-за едва уловимой улыбки все равно сдается и берет бутылку.

— Трезвость или тяжелое алкогольное отравление, — бормочет Томура, все еще неуверенно глядя на содержимое. — Какой сложный выбор, а.

Помедлив, Шигараки все-таки делает небольшой глоток, на пробу. Домашнее вино кажется приторно сладким, но не таким уж плохим.

Даби по-кошачьи щурит глаза, выуживая из остывшей пиццы креветок. Напиться вряд ли удастся таким количеством, но зато Шигараки, возможно, прекратит дергаться и напрягаться от каждого движения, будто ему нужно защищать себя. Это совсем-совсем не манипуляция и не попытка воспользоваться. Просто ему самому так будет проще.

Выпившим, Томура становился куда более легким на подъем для всяких идиотских поступков, спонтанной нежности и интимных разговоров. Но тут большую сложность составляло проследить, чтобы это его легкое и расслабленное состояние под действием алкоголя не превратилось в невроз самообвинения, а после, в особо тяжелых случаях, психоз ненависти ко всем вокруг и самому себе.

— Не знаю, зачем она убивает всех вокруг, но она мне определенно нравится, — бормочет Шигараки, возвращая Даби вино.

— Она мстит, — отзывается он, отставляя на столик бутылку и полупустые коробки.

— Я же говорю, что нравится.

Шигараки сползает чуть ниже, стараясь натянуть на себя кусочек одеяла, и прислоняется виском к плечу Даби. Всего-то три глотка вина, а внутри уже растекается глупая жажда чужого тепла. Он когда-нибудь научится принимать эту свою часть без стимуляции какими-то посторонними веществами и измененными состояниями?

Тихо цыкнув, Шигараки кусает себя за губу, не разрешая увязать в грустных размышлениях.

Все хорошо.

Даби запрокидывает руку чуть вверх и мягко гладит его по голове, чуть почесывая. Наклонившись, касается губами макушки.

Убийства на экране выглядят как-то не особо вдохновляюще, и закрадывается мысль, что стоило, наверное, все же включить что-то с романтической линией.

— Не спи, — усмехается Даби и щипает Шигараки за бок, когда замечает, что тот закрыл глаза и умостился почти по-кошачьи под плечом. Томура недовольно ворчит, но открывает глаза, запрокидывая голову.

Даби целует его сначала в лоб, потом касается губ, проводя языком по пересекающему их шраму. Помедлив, Томура все-таки отвечает. Потому что Даби до одури теплый.

Шигараки цепляет зубами обожженную губу. Все его поцелуи в большей мере похожи на попытку укусить. Разница только в степени осторожности.

Даби обнимает его за ребра и подтягивает чуть вверх, чтобы они были на одном уровне. Шигараки тут же пытается вырваться, недовольно бормоча:

— Не таскай меня.

— А ты не бубни.

Даби улыбается, сильнее прижимая к себе Шигараки, пока он не прекращает сопротивляться. Из-за того, какой он худой, кажется, что он чертовски хрупкий, хотя Даби не раз на себе испытал, что это вовсе не так.

Томура чуть нервно ерзает, когда его гладят по бедру, а объятия становятся крепче. Даби мелко целует его по линии подбородка, пока не кусает мягко за мочку уха.

Мышцы под горячими руками все еще напряженные, будто, если отпустить Шигараки, он тут же сбежит. В целом, это недалеко от правды. Он всегда нервный и злой, недоверчивый. Ожидающий, что ему сделают больно.

— Я тебя целую, а ты смотришь фильм, — насмешливо осуждающе шепчет Даби ему на ухо. От его голоса внутри как будто что-то замирает.

Томура растерянно моргает, действительно ловя себя на том, что как-то слишком внимательно пялится в монитор.

— Прости, я…

Даби быстро целует его в лоб, отодвигаясь. Поставив кино на паузу, он включает музыку и перемещает ноутбук на столик.

Томура тянется к Даби и утыкается лбом ему между лопаток, обнимая его за талию. Как-то само собой. Даби тихо смеется, откидываясь назад и заваливаясь на Шигараки. Перевернувшись на бок, он тут же целует Томуру, пока тот не начал бубнить, что ему тяжело. Погладив Шигараки по бедру, Даби притягивает его ближе, ненавязчиво заставляя закинуть ногу себе на пояс.

Горячие губы мягко касаются израненной шеи, а язык обводит едва затянувшиеся от пальцев шрамы. Шигараки медленно выдыхает, чувствуя, как кожа покрывается мурашками, и кусает себя за щеки.

Даби с какой-то невообразимой осторожностью выцеловывает чувствительную израненную кожу, буквально заставляя плавится в его руках от переполняющих ощущений.

Даби, саркастичный, с равнодушными холодными глазами, искрящейся злостью и абсолютным отсутствием такта. В первый раз Шигараки ждал от него чего угодно, начиная от каких-то извращений и заканчивая желанием унизить и сделать больно, но никак не того, что он окажется чертовски осторожным, с тупыми вопросами про ощущения и боль и реальной заботой не только о себе, но и о чужом кайфе.

Томура медлит и обнимает его за плечи, перетягивая его на себя и осторожно путая пальцы в черных волосах. Тревожно. В каждом движении нужно сохранять контроль. Железные скобы на подбородке неприятно царапают свежие раны на шее, но Шигараки молчит, только чуть морщась. Все-таки в этом больше удовольствия.

Даби опускается ниже, оттягивая ворот кофты Шигараки, и проводит языком по болезненно выпирающим ключицам. Несимметричным, потому что мало кто заботился, чтобы переломы Томуры срастались нормально. Здесь кожа тоже вся в царапинах. Как и на плечах. Везде, куда могут дотянуться нервные пальцы в желании себе навредить.

Сердце гулко сокращается в грудной клетке. Становится жарко.

И тревожно. Всегда чертовски тревожно.

Даби подхватывает край черной кофты Томуры и тянет наверх, но Шигараки тут же шипит, вырываясь и не позволяя этого сделать.

Осечка. Его перемыкает.

Томура тут же старается выбраться из-под Даби, отталкивая его. Он садится, давая Шигараки пространство, но тут же перехватывает его за предплечья, не давая встать и сбежать.

— Не смей меня раздевать, — шипит Томура, понимая, что не сможет уйти. — Я думал, мы договорились.

— Ты серьезно? — чуть раздраженно отзывается Даби. — Мы трахаемся уже несколько месяцев. Да ладно тебе. Здесь же никого нет, кроме нас.

— Причем тут это? — хмурится Шигараки. Даби вопросительно приподнимает брови.

— Ну, я думал, что ты не раздеваешься, потому что переживаешь, что двери не закрываются толком, и кто-то может зайти. Или что материализуется нравоучительный Курогири, который скажет, что ты еще слишком маленький, чтобы заниматься такими вещами. Но адрес этой квартиры он не знает, поэтому появиться не сможет.

— Он скорее скажет, что я думаю не о том, о чем должен, — бормочет Шигараки, нервно царапая шею. — И проблема не в этом… Вернее, не только в этом. Мне некомфортно. Потому что ты… м…

— Что? — насмешливо хмыкает Даби. — Не доверяешь мне?

— С чего бы мне тебе доверять? — тут же выпаливает Шигараки, кидая на него какой-то почти затравленный, злой взгляд.

Даби молчит, вздернув брови. На его лице сначала отражается удивление, а потом холодное раздражение. Томура напряженно смотрит в его глаза, пытаясь уловить, какой дальнейшей реакции ждать, но он всегда был плох в этом.

Наверняка он тебя ударит.

Или выкинет на улицу.

Почему бы тебе не заткнуться и не делать то, что он скажет, пока он добр к тебе?

Почему бы вам всем не заткнуться?

— Вот, значит, как? — наконец выдыхает Даби, и через его голос сочится яд. — Славно. Знаешь, нахер это. Я не собираюсь каждый раз играть в твоего психотерапевта. Я курить.

Подхватив со столика пачку и зажигалку, Даби стремительно выходит из комнаты.

Шигараки отползает к спинке дивана, притягивая к себе колени и упираясь в них лбом. Согретое чужим теплом тело начинает мелко колотить.

На кухне включается свет. Слышны звуки открываемого окна.

Ты такой жалкий. Он злится на тебя.

Он ничего не понимает. Он не имеет права так говорить. Убей его.

Ты навсегда останешься один, никому не нужный.

Если сжать его сердце в пальцах, он почувствует, как тебе больно.

Ты привык быть один. Так зачем ты сейчас притворяешься? Это все равно превратиться в пыль.

Позволь ему убить тебя.

Шигараки зажимает голову руками, чувствуя пульсацию в висках. Громче. Громче. Громче. Они перекрикивают друг друга.Слова переплетаются. Становится непонятно, где начало одной фразы, и конец другой.

— Тихо вы, — шепчет Шигараки, сильнее сжимая ладони на висках. — Заткнитесь уже, наконец!

Получается слишком громко. Даби наверняка это слышал.

Он решит, что ты чокнутый, и не захочет тебя видеть.

— Тоже мне сюрприз, — бормочет в ответ Шигараки. — Я бы и сам себя не хотел видеть. Он и так знает, что я чокнутый.

Он тебя не выгнал, и он сможет тебя простить. Поговори с ним.

Голос мягкий и совсем тихий. Такой нежный. Его легко потерять за общим гулом. Единственная крупица сознания, которая остается на стороне Шигараки.

Он прислушивается к шуму в голове, стараясь выловить еще хоть одну фразу. Но если он и говорит еще что-то, то это тонет в общем гомоне.

Шигараки вздыхает и спускает ноги на пол, поднимаясь.

Он тебя убьет.

Поэтому ты должен убить его.

Зачем ты ему нужен, такой убогий?

Он не будет тебя слушать.

Просто сделай все, что он скажет. Ты ведь привык унижаться. Просто еще один раз.

— Заткнитесь уже, умники, — ворчит Шигараки, тихо заходя на кухню.

Даби сидит на подоконнике, перекинув ноги на крышу. В окне видна только его спина и непослушные волосы. Хочется уткнуться лбом ему между лопаток и просто надеяться на немое понимание.

Но человеческие отношения так не работают. Если Шигараки и вынес что-то из своего общения с людьми, так это то, что нужно быть честным, если не хочешь внезапного удара в спину.

Если уж получать удары, то лицом к лицу.

— Даби…

— М?

— Что мне делать? — Просто подчинись ему, ты же по-другому не умеешь. — Тихо.

Даби оборачивается, вопросительно приподнимая брови. Томура чуть дергает головой и замирает, поймав его взгляд.

— Не обращай внимания. Они мешают сосредоточиться.

— Знаешь, до того, как ты сказал про голоса, я был уверен, что все эти просьбы быть потише направлены на нас. Типа не думайте слишком громко в моем жизненном пространстве.

Даби улыбается, выдыхая дым, и от этого становится гораздо легче. Шигараки подходит ближе, все еще пытаясь придумать, что ему стоит говорить. Но Даби начинает первый:

— Ты действительно мне не доверяешь?

— Не пойми неправильно, но почему я должен это делать? — тихо бормочет Шигараки, крутя на столе одну из брошенных зажигалок. — Правда, какие у тебя есть аргументы? Ну, кроме «потому что мы встречаемся» и «ну пожалуйста, мне хотелось бы».

Даби делает вдох, будто собирается что-то сказать, но так и не произносит ни слова. Мозг старается ухватиться хоть за какой-нибудь смутный аргумент, но получается плохо.

— Я… — наконец неуверенно произносит Даби. — Я стараюсь как-то… заботиться о тебе. Не причинять тебе вреда. Не знаю. Все в таком духе.

— И я это очень ценю, — дергает плечами Шигараки. — Я не говорю, что у меня к тебе вообще никакого доверия нет. Просто… Ты постоянно все сводишь к какой-то злой шутке. Язвишь тогда, когда я пытаюсь с тобой серьезно поговорить. Все время скатываешься к банальному хамству, попытке задеть побольнее. То есть… буквально первое, что я от тебя услышал — это было оскорбление про то, как стремно я выгляжу. Сейчас этого меньше, но ты все равно иногда говоришь что-то такое. Что мной можно детей пугать. Что я выгляжу, как труп не первой свежести. Это… не всегда смешно. Ты постоянно где-то пропадаешь без всякого объяснения. Возвращаешься с видом, будто так и надо. Я чувствую себя навязчивым кретином, когда через твои тупые шутки пытаюсь понять, что происходит, почему ты вечно от меня уходишь. Ты прямым текстом говоришь, что тебе, в принципе, на все плевать. Я несколько раз из-за тебя глотал кровь из разбитого носа и губ, а Тога замазывала мне синяки на лице тональником, чтобы Курогири не ругался, что я снова вляпался в какие-то насильственные отношения. У меня как минимум четыре твоих ожога. Два из них на запястьях, и Курогири всегда старается это припомнить.

— В тот момент ты меня чуть не убил, превратив в пыль.

— Да, но ты меня тоже. Асфиксия — это прикольно, но не тогда, когда от человека исходит явное желание задушить. Я понимаю, что я тоже не подарок, но… я пойму, если ты не будешь мне доверять. Если будешь бояться. Если… не знаю. Что угодно еще другое. Это твое право.

— Выходит, я хуевый?

— Я этого не говорил.

— А что тогда?

— Просто мне сложно.

Зажигалка падает на пол. Томура закрывает глаза, чувствуя, как голова снова начинает пульсировать. Внутри все кричит и шумит. Хочется снова услышать этот мягкий голос, который мог бы сказать, что все нормально, но на это не остается никакого шанса.

Даби перекидывает ноги обратно на кухню и встает, вдавливая окурок в пепельницу. Томура наклоняется подобрать зажигалку и, когда встает, едва не врезается ему в грудь. Даби обнимает его, укладывая голову на макушку.

— Я задаю интимную атмосферу еще хуже, чем ты, — вздыхает Шигараки, — со своими фильмами про расчлененку, паленым алкоголем и ужасным кари.

— Уверен, больше всего ты мне не доверяешь именно из-за кари.

— Определенно.

— Ну ладно, можешь не раздеваться, если тебе настолько не хочется.

— Мне… хочется. Наверное, это… приятно. Ты ведь такой теплый. Просто мне сложно. Я… пару раз представлял, как бы это могло быть. И если ты сейчас ляпнешь что-нибудь про мои эротические фантазии, я приложу тебя головой об стол, и на этом романтический вечер точно будет закончен.

Даби кусает себя за кончик языка и смеется. Шигараки смотрит из-под отросшей челки хмуро и недовольно. Ему уже хватает навыка, чтобы предсказывать идиотские поступки Даби до того, как он их совершит. Только вот в контексте озвученного получается, что Даби действительно слишком часто ведет себя мерзко по отношению к нему, раз он научился это просчитывать.

— Я каждый раз спотыкаюсь об твою реакцию на меня, — продолжает Шигараки. — Я не могу точно решить, какая она была бы. Вариантов получилось достаточно много, но ни один из них не был хорошим. Десяток глупых и обидных шуток, язвительные злые комментарии, немного садистских наклонностей. Омерзение? Как в первую нашу встречу. Но в основном, конечно, вербальное.

— О, ну хочешь, я заткнусь? — насмешливо спрашивает Даби, и Шигараки поднимает на него максимально скептический взгляд. — Нет, правда. Я могу. Нужно будет очень постараться, но я могу.

— Вот знаешь, хочу. Из сорока семи плохих вариантов сразу отметутся тридцать четыре, если ты будешь молчать.

— Подожди… сорок семь и тридцать четыре? Ты их еще и подсчитал?

Шигараки разводит руками и, усмехнувшись, выскальзывает из объятий.

— Как хорошо, что у моего парня такое богатое воображение, — кричит ему Даби, когда Шигараки выскакивает из кухни, и тише добавляет: — Как плохо, что оно направлено на то, чтобы придумать, какой я мудак.

Пощелкав зажигалкой и кинув ее на стол, Даби возвращается обратно в комнату. Шигараки сидит, нахохлившись, на диване, что-то сосредоточенно печатая на телефоне. Судя по мимолетно замеченному обилия смайликов — переписывается с Тогой.

Подняв на Даби взгляд, Шигараки выключает телефон и прячет его под подушку. Выглядит нервно. Даби садится рядом и гладит его по колену. Томура чуть поворачивается и тянется, целуя его.

Извинения.

Даби обнимает его за плечи, запутывая пальцы в волосах. Томура цепляется зубами за скобу под нижней губой и усмехается. Его взгляд становится мягче. Он утыкается лбом Даби в плечо, сосредоточившись на горячих руках, которые гладят его по спине, пересчитывая пальцами выпирающие позвонки и ребра.

Тонкие пальцы ненавязчиво забираются под край кофты, касаясь прохладной сухой кожи. Шигараки нервно ерзает, напрягаясь еще больше, хотя казалось бы — куда?

— Можно? — шепотом спрашивает Даби.

— Только пообещай, что никак не будешь комментировать увиденное, — тут же выпаливает Шигараки, отодвигаясь. — Ни единым словом, ни единым взглядом. Никак.

— Даже нельзя сказать, какой ты красивый?

— Да.

— Угх, какой ты строгий. Ну ладно. Обещаю.

— Смотри мне. Серьезно. Я сделаю так, что ты вообще никогда больше не сможешь говорить и смотреть. И, если совсем выбесишь, заниматься сексом.

Даби кисло улыбается, понимая, что это вовсе не пустая угроза. Но у него и нет цели зацепить Шигараки.

Он наклоняется, целуя Томуру в шею. Это просто проявление нежности было самым располагающим, хотя и тоже отвоеванным с боем у недоверия Шигараки.

Томура жмется сильнее, и это отдает каким-то горьким отчаянием и жаждой тепла. Хорошо, что чего-чего, а тепла в Даби достаточно.

Он аккуратно приподнимает края кофты. Томура нервно ведет плечами, но все-таки поднимает руки, помогая снять ее с себя.

Холодно.

Сознание перемыкает, а пальцы сцарапывают кожу с шеи и плеч. Незащищенность.

Даби действительно молчит, но смотрит слишком долго, хоть и спокойно.

Сероватая тонкая кожа покрыта, ожидаемо, шрамами и, неожиданно трогательно, созвездиями родинок. Каждая косточка точно очерчена. Царапины есть не только на шее, плечах и ключицах, но и на ребрах, предплечьях. Некоторые шрамы выглядят странно. Точно не боевые. Будто после операций. Кое-где приклеен широкий медицинский пластырь. Ребра, как и ключицы, несимметричные, кое-где выпирающие. Неправильно сросшиеся переломы.

От взгляда на руки становится не по себе. Внутри скручивается смутная тревога. Томура определенно улавливает это на лице Даби и тут же заводит их за спину, пряча расчерченную беспорядочными шрамами кожу.

— Ты пялишься, — бормочет Шигараки, и его голос выводит Даби из сомнительного транса. Он тут же слабо улыбается, без замедлений стягивая с себя футболку, и обнимает растерявшегося Томуру.

Кожа к коже. Он слишком давно этого хотел.

Шигараки напряженно замирает, будто ожидает какого-то страшного продолжения. Но Даби только утыкается носом ему между шеей и плечом, крепко сжимая объятия, чувствуя под ладонями вдоль всего позвоночника еще один шрам. Постепенно напряжение спадает, и в голове остается одна мысль: «Тепло». Томура неуверенно кладет ладони Даби на спину, поднимая пальцы. Всю его спину занимает ожог, и Шигараки очень надеется, что прикосновения к нему не отзываются болью.

Даби мелко целует его в шею и плечи, насмешливо кусает за мочку уха. Шигараки шипит и мстительно сжимает зубы у него на ключице.

— Животное, — фыркает Даби, заваливая Томуру на подушку и улыбаясь. — Я ж нежно, а ты мне гематому оставил.

Шигараки щелкает зубами, усмехаясь, и тянет Даби на себя, заставляя навалиться сверху и целовать в шею. Влажные прикосновения языком вызывают поток мурашек. Внутри стягивается щекотное ноющее чувство, расползаясь теплом в животе и ниже.

Шигараки кусает губы, стараясь дышать ровно. Но когда Даби проводит языком от ключицы до уха, хочется позорно всхлипнуть. Раненная кожа ноет, но сдавливающее грудь удовольствие сильнее. Слишком много чувств.

От чужой осторожности так сладко.

Даби аккуратно гладит его по груди, бокам, животу, усмехаясь, когда замечает, как легко кожа покрывается мурашками. Пальцы обводят темные родинки. Даби хочется взять маркер и нарисовать по их контуру что-нибудь красивое.

Даби расстегивает ему джинсы, попутно целуя чуть впалый живот. Шигараки напрягается еще больше, царапая свою кожу, но не сопротивляется.

Раньше хоть можно было обтянуть кофту, а сейчас он чувствует себя абсолютно беззащитным. Но во взгляде Даби нет ничего злого или насмешливого. Нет страха и отвращения.

Он целует Томуру по внутренней стороне бедра, покрытой все теми же царапинами и шрамами. Гладит по коленям и лодыжкам. На одной из них ожог и, нащупав его, Даби кусает себя за кончик языка. Какой же он дурак.

Шигараки прав со своим недоверием.

Даби снова подается вперед и целует его в щеки. Мелко и часто. Шигараки пофыркивает, стараясь отвернуться, но это больше похоже на игру, чем на реальное недовольство. Он проводит ладонью по обожженным плечам, скрещивая ноги у Даби на поясе. Движение скорее интуитивное, бесконтрольное, потому что он тут же цокает языком и ложится ровнее.

Контроль.

Проявлять чувства — стыдно. Проявлять сексуальное желание — еще хуже. Это жалко. Это слабость. Это…

Такое поведение недостойно лидера.

Шигараки раздраженно дергает головой. Хоть бы сейчас не вмешивались.

— Все нормально? — тут же реагирует Даби, приподнимаясь.

— Да. Холодно.

Даби насмешливо фыркает, тут же прижимаясь назад. От его кожи исходит невероятный жар. Он проводит языком по губам Шигараки, и тот сразу же по привычке пытается его укусить, но в пустую щелкает зубами. Только после этого позволяет спокойно себя поцеловать, касаясь языком языка.

Даби приподнимается на локоть и опускает свободную руку вниз, через ткань сжимая пальцы на возбужденном члене Шигараки. Услышав самодовольный смешок, Томура тут же раздраженно шипит и старается закрыть вспыхнувшее лицо ладонью. Хочется сбежать от самого себя. Вторая рука непроизвольно тянется одернуть вниз кофту, но и этой защиты его лишили.

— Все хорошо, расслабься, — шепчет Даби, целуя его в костяшки пальцев и садясь.

Легко сказать — расслабься.

Горячие прикосновения исчезают, но Шигараки не убирает рук от лица. Прислушивается. Даби, вероятно, возится со своими джинсами и ищет что-то в рюкзаке, валяющемся на полу.

Он садится Томуре на бедра и едва ощутимо проводит пальцами по ребрам и животу. Кожа тут же покрывается мурашками, а сам Шигараки недовольно ерзает, потому что слишком боится щекотки. Из-за вечного отсутствия тактильного контакта в своей жизни он чутко реагирует на каждое прикосновение. Это завораживает, но об этом стоит помалкивать.

— Выглядишь таким недовольным. Кошмар. Тебе не нравится?

— Я тебе что сказал про комментарии? — пытается раздраженно отозваться Шигараки, но тяжело вздыхает, когда Даби нарочно медленно двигает тазом.

— У тебя так мило краснеют щеки, — насмешливо шепчет он, делая еще несколько плавных движений. Горячее дыхание опаляет.

— Будь добр — заткнись, — сглотнув, просит Шигараки, снова закрывая лицо рукой.

Слишком жарко. Невзирая на все желание контроля, тело непроизвольно выгибается навстречу чужим движениям, а дыхание сбивается.

Даби двигается медленно, словно издеваясь. Но от каждого его движения внутри все ноет. Пальцы невольно цепляются за плечи.

Шигараки зажмуривает глаза. Смотреть не хочется. Хочется только чувствовать, потому что зрение возвращает рациональность, а рациональность Томуры плохо сказывается на происходящем. Потому что его рациональность — это постоянное самобичевание и ограничение себя во всем, что приносит удовольствие.

Даби стягивает с него остатки одежды и целует. Целует. Целует. Бесконечно много. Кажется, что-то шепчет, но Шигараки старается только сжать зубы на его коже. Его возбуждение доходит до той стадии, которая граничит с маниакальным желанием уничтожать. Даби приходится занять одну руку тем, чтобы сжать запястья Шигараки над его головой. Это не очень-то честно, потому что он старается закрыться, спрятать свое лицо. Но это техника безопасности секса с Шигараки Томурой.

Следи за пальцами.

Свободной рукой Даби проводит по его члену, чувствуя, как чужое тело тут же чутко подается навстречу.

Взгляд скользит по худому телу. Шигараки тяжело назвать красивым, но в нем есть что-то, заставляющее сердце болезненно пульсировать. Хочется коснуться губами каждого его шрама, пересчитать их и знать историю каждого. Хочется сделать так, чтобы их больше не появлялось. Хочется спросить про очевидно изрезанные руки.

Он не слабый, конечно, нет. Его внутренней силой можно сдвигать горы. Но цена этой силы в повседневной жизни — это замкнутость, недоверие к себе и людям, приглушенная самоненависть. Это банально психическое нездоровье. Хочется сделать хоть что-то, чтобы избавить Шигараки от его ломкости и болезненности.

Интересно, он поэтому столько времени не хотел раздеваться? Требовал каждый раз никак не комментировать его. На бедрах у него тоже отчетливые порезы. И это знание ноет внутри застрявшей занозой, гниет. Напоминает о себе в самый неподходящий момент.

Даби ложится на бок, притягивая к себе Шигараки, чтобы им обоим было более-менее удобно. Потому что знает, что если сядет, Томура будет нервничать и вырываться из-за слишком откровенного взгляда на него.

Шигараки сразу утыкается ему лбом в грудь, тяжело дыша. Руки ложатся на обожженные лопатки. Опасно. В семи из десяти случаев это заканчивается ранами в форме красивых трещин, которые долго заживают.

Даби затягивает его ногу себе на пояс, сталкиваясь с едва уловимым сопротивлением.

— Все хорошо, не волнуйся. Тебе нравится?

— Да, — едва слышно выдыхает Шигараки, царапая пальцами ожоги. Весь мир распадается на смутные ощущения. Холод по спине, запах машинного масла и какого-то черта чего-то ягодно-сладкого, частый стук чужого сердца, охрипшее дыхание, тяжело различить свое или чужое, соленый вкус на искусанных губах. Жар. Горячо. Тающее тепло в груди, имеющее уже совсем другую природу.

Курогири бы точно злился и говорил, что все это нездорово, на грани зависимости, но какая разница, если Томуре здесь и сейчас хорошо. До этого плохо, после плохо, но к черту.

Даби шипит, чувствуя, как Шигараки мелко, но больно его покусывает, но молчит. Пальцами в смазке он обхватывает оба их члена, крепко сжимая, и мягко проводит вверх-вниз, сначала медленно, но постепенно ускоряясь. Длины пальцев не хватает, чтобы сделать плотное кольцо, но и так пойдет.

Чужое дыхание на шее обжигает. Это почти неприятно. Но влажные прикосновения языком это компенсируют. Мышцы постепенно расслабляются, позволяя телу сосредоточиться на чувстве удовольствия.

Шигараки чуть откидывается на спину, пытаясь затянуть Даби на себя, но тот удерживает его за плечи, шепча:

— Нет, мне так будет неудобно. Только если сам будешь все делать.

— Ты действительно хочешь, чтобы мои руки оказались где-то там?

— Ну вот и лежи тогда, как мне удобно, — тихо смеется Даби. — Но вообще ничего не имею против твоих рук. Они такие контрастно холодные всегда.

— Самоубийца. М… ты разве не собираешься…

— Нет. Просто расслабься. И не выгрызай мне скобы.

Шигараки недовольно мычит, но размыкает укус, пришедшийся на стыки кожи, и проводит языком по груди Даби. Скорее смешно и щекотно, чем эротично. Как кот, который зализывает своему хозяину укусы.

От близости чужого тела одновременно стыдно и куда приятнее, чем просто от рук. Кажется, что мир тает, опаляет легкие. Дышать тяжело. Томуре хочется отодвинуться, постараться вернуть себе контроль над сознанием, но Даби прижимает его сильнее к себе.

— Не уходи. Тебе не нравится?

Томура молчит, тяжело сглатывая, и отрицательно качает головой. Слишком жарко и влажно, чтобы хоть что-то определить в происходящем.

Вульгарно.

Плевать.

Шигараки шумно вздыхает, перехватывая Даби за запястье, заставляя остановиться. Мир замирает в полурасплавленном состоянии.

— Что? — шепчет Даби, но тут же усмехается, понимая в чем дело из-за судорожного вздоха, и продолжает медленно двигать рукой дальше, невзирая на хватку. — Ну уж нет, малыш, не останавливай себя.

— Будешь так меня называть, буду тебе скобы каждый раз за это вырывать, — хрипло отзывается Томура. — Это нечестно. Я почти всегда первый.

— И это круто, — усмехается Даби, ускоряясь, когда Шигараки убирает руку. — И очень балует мою самооценку.

Шигараки раздраженно рычит, но вскоре привычная злость растворяется в теплом чувстве удовольствия. Он задерживает дыхание, больно закусывая щеку с внутренней стороны, но даже это не помогает.

Даби… Чертов Даби. Что он вообще делает?

Шигараки сдавленно рычит, резко убирая руки с его лопаток, одной сжимая простынь, а вторую заводя себе за спину. Когда-нибудь Шигараки точно убьет его за то, что он делает с его телом и сознанием, но не сегодня.

Оргазм разливается горячим чувством внизу живота. На какое-то время не остается ничего, кроме этого чувства. Томура стискивает зубы, чтобы подавить все вздохи и всхлипы. Но несколько все равно предательски вырываются, когда горячие пальцы быстро проводят по слишком чувствительной коже. Но Шигараки не сопротивляется, позволяя себе снова обнять Даби одной рукой.

Он дышит часто и рвано и тяжело понять, насколько он близок. Пальцы свободной руки сжимают плечо Томуры, грозясь оставить то ли синяки, то ли ожоги.

Шигараки запрокидывает чуть голову, проводя языком по кадыку, гладит холодной ладонью по груди, чуть царапая кожу. Хочется опустить руки ниже и помочь, но он тут же одергивает себя. С его причудой лучше держать их подальше.

Даби стонет чуть хрипло и достаточно откровенно. Шигараки даже завидует тому, что он способен так честно наслаждаться происходящим, не навешивая на все вокруг лишние вопросы и кризисы.

— Ты такой крутой, — шепчет Томура, чуть потянув Даби за волосы. — Мне чертовски повезло.

Даби вырывается с тихим рыком, прижимаясь носом Шигараки к ключице. Хаотичные движения обрываются, и он ощутимо царапает Томуру по бедру. Шигараки чувствует под руками его мелкую дрожь.

Занудливая часть с гиперконтролем шевелится в подкорке и говорит, что все, он кончил, значит, можно забрать свою одежду и уйти, но Шигараки мысленно цыкает на нее и гладит Даби по спине. Скобы на его лице и запястьях обжигающе горячие. Но можно потерпеть. Он чертовски тактильный, ему это нужно.

Иначе он от тебя уйдет, фригидного такого.

Обязательно все портить сейчас?

Даби выравнивает дыхание и чуть откидывается на спину, тихо смеясь.

— Чертовски неудобная поза, — сообщает он, дотягиваясь до бумажных салфеток и кое-как вытирая руки. — Одна рука затекла, потому что ты на ней лежал, а вторая, потому что… ну ты, в общем, понял. Мне надо было сидеть на тебе, но ты бы мне глаза вырвал за то, что я смотрю на тебя.

Даби кидает салфетки в пепельницу и заваливается на Шигараки, который уже пытается встать и найти свою одежду. Он недовольно ворчит и вырывается, но Даби расцеловывает его щеки, и сопротивления приходится отставить.

— Тебе так… нормально? Это не совсем секс.

— М, да, — кивает Даби, зарываясь носом в копну светлых волос. — Нормальный секс. Не обязательно что-то в кого-то пихать. Главное, чтобы обоим было хорошо. Просто я подумал, что, если я еще ко всему прочему вторгнусь на территорию твоего тела, ты окончательно себя издергаешь и замкнешься. Поэтому… такая легкая версия секса. Чтобы ты привык. Ты ведь вроде говорил, что тебе так больше нравится.

Шигараки молчит, сжимая пальцы на плече Даби. Чуткость. Кого вообще из его любовников хоть раз волновал его комфорт? Вероятно, поэтому они все мертвы, а Даби…

А Даби вот, лежит рядом, гладит горячей ладонью по спине. Шигараки понимает, что он обводит пальцами шрам на позвоночнике, но никак его не останавливает. Он молчит, и этого уже достаточно.

— Я хочу в душ и одеться, — бормочет Томура, пытаясь встать, но Даби валит его обратно, прижимая к себе со всех сил и просит:

— Дай мне еще две минуты поприжиматься к твоей коже. Пожалуйста.

Шигараки замирает, позволяя Даби уткнуться ему в шею. Мышцы напряжены до предела. Пальцы невольно царапают кожу на бедре. Чувство незащищенности доходит до степени, когда превращается в мелкую нервную дрожь.

— Пусти меня. Мне нужна моя кофта.

— Ладно, ладно, — сдается Даби, размыкая руки, понимая, что если продолжить держать Шигараки, он начнет вырываться, царапаясь и кусаясь, как дикий перепуганный кот.

Томура тут же быстро перелазит через него, хватая с пола свои вещи и пулей вылетает в ванную.

Даби вздыхает, потягиваясь и нашаривая рукой на полу джинсы с сигаретами, слушая, как шумит вода. Обычно Шигараки не особо-то заботится о гигиене с таким фанатизмом, но после секса, чтобы вернуть себе контроль, ему нужно смыть с кожи чужие прикосновения.

Даби щелкает зажигалкой и закуривает. Интересно, он когда-нибудь сможет научить Шигараки адекватно воспринимать самого себя и свои желания, будь это секс, объятия или питьевые йогурты?

Его доверие такое хрупкое. Одно неосторожное движение — и разлетается на осколки, превращаясь в психоз разочарования. Но, вероятно, сегодня Даби удалось его оправдать.

Он привык получать все и сразу. Привык к легким отношениям. Отношения с Шигараки — это чертова война, где нужно старательно завоевывать территорию. Но есть в этом что-то захватывающее. И куда более ценное, чем то, что дается сразу по умолчанию. Стоит еще немного постараться.