НЗ

Стекло казалось экраном старого выключенного телевизора: такой же однородный серый тон. Коснешься — ударит током.

Позади застонали пружины, горячая рука легла поперек живота, и Алину потащило назад, словно она была тряпичной игрушкой. Спину обволокло уютным, надежным теплом. По мертвому оконному экрану протянулся пунктир журавлиной стаи.

Минута до будильника — а он выключен. Прежде чем внутри зажглось возмущение, с кухни донеслась приглушенная мелодия будильника Артема. Алина зарылась в одеяло, свернувшись клубком — пусть-ка выковыривает, как моллюска из раковины.

— Тост с болтуньей остывает!

Моллюск поспешно выкрутился из домика и пошлепал умываться.

Артем, насвистывая, стоял у стола, насыпал из пачки чай в ситечко. И как ему не холодно в такое промозглое утро разгуливать по дому полуголым? Горячая кровь. Еще и волосы подобрал — Алининой любимой заколкой, между прочим. Воришка. Алина подошла, чмокнула в ухо с массивной серьгой-солнцем и подула на шею, где игриво вихрились русые кудряшки. Артем умолк и замер. Кашлянул.

— Когда ты так делаешь, у меня этот, как его…

— Ути-пути, какие мы с утра стеснительные, — ухмыльнулась Алина.

— Вообще-то я имел в виду фриссон, — Артем развернулся и прижался всем телом. — Но…

— Не-не-не! — Алина решительно отстранилась, для верности зажмурившись. — Не трогай меня и оденься, иначе я никуда не пойду.

Алина чавкала тостом, прихлебывая не особо наварный бульон от вчерашней курицы. Яйца были последними, а на ужин теперь только чай. Стипендия вся ушла в первые дни, а зарплату Артему обещали дать только в конце октября. И тут наконец-то после бесконечных рассылок резюме Алине пришло приглашение на собеседование!

— Диплом, — Артем протянул папку, пока Алина шнуровала кеды, — и статьи свои не забудь.

— Ой, — она выпрямилась, стукнувшись макушкой о плотный картон. — Благодарю, господин архивариус.

Навигатор показывал карту отдаленного района с пометкой "Низкая точность геолокации". Но это ерунда — весь город "неточный", если верить всяким там электронным умникам.

Автобус уехал, попыхивая темным дымом. Алина поплотнее замотала шарф, чтобы не лезла за шиворот противная осенняя сырость, и огляделась. Так себе видок: растворяющаяся в полях роща, дорога и ржаво-жестяные заборы. Алина поежилась. В таком захолустье ей бывать еще не доводилось.

— Хватит ныть, — решительно прошипела Алина.

Навигатор явно издевался. Полтора часа пешком?! Какого хрена? "Неточность" навигатора теперь насчитывает не сотни метров, а тысячи? Тут не то что ныть — рыдать пора в голосину!

Алина представила, как звонит Артему, тот со вздохом засовывает свою гордость в задницу и занимает у матери на такси; нервно шмыгнула носом. Посмотрела на карту еще раз. Вроде через эту рощу, клином вдававшуюся в промзону, можно срезать. И даже не опоздать на собеседование. Алина посмотрела на свои чистенькие белые кеды и решительно зашагала в глубь зеленого треугольника. Потому что она не нюня, а боец! Потому что ничья гордость не заслуживает того, чтобы оказаться в заднице по такому дурацкому поводу!

Где-то глубоко внизу под листьями чавкала грязь, воздух ощутимо похолодел. Но Алина уговаривала себя не трястись: ведь не глухая ночь! Хотя солнце едва пробивалось сквозь серую массу, заменившую небо. Казалось, свет не имеет определенного источника.

Зеленый на экране все длился, не спеша обрываться серым. По прикидкам, Алина уже должна была добраться до другой стороны.

"Сигнал спутника потерян".

Отставить панику, это не тайга: если идти прямо, то рано или поздно куда-то да выйдешь.

Под листьями хлюпало все громче, заболело слева в спине. Алина поправила рюкзак, посмотрела на экран телефона. Прекрасно. Батарейка села. Зато под ноги пестрой змеей скользнула оградительная лента, впереди показались крыши каких-то деревенских домов. Алина припустила рысцой, спеша оставить позади мутную от тумана рощу.

То, что Алина приняла за крыши, оказалось остроконечными горами песка и земли. Желтые и голубые пятна стройтехники и — ни души. Лишь где-то загавкала собака. Первый пес выбежал из-за бульдозера, не размениваясь на церемонии, злобно залаял. За первым прибежал второй, третий…

Сердце колошматило об ребра, грозя их выломать к едрене фене, кеды погрузнели от налипшей земли. Алина бежала, не разбирая дороги, пока не запнулась о какой-то сохлый вьюн и не рухнула плашмя прямо в жидкую грязь — не только руками и грудью, но и лицом!

Кругом было удивительно тихо, лишь шуршали от легкого ветра кроны где-то наверху да чавкала хлябь под ладонями. Алина медленно села на пятки и разревелась, попутно пытаясь отплеваться от мерзкой, холодной и какой-то даже жгучей земли во рту. Если выберется, закажет благодарственный молебен! Хотя молебен — это наверняка дорого, но уж свечку — точно поставит!

Алина попыталась успокоиться, хотя всхлипывания то и дело рвались из груди. Может, просто вернуться назад? Там хотя бы маршрутки ходят. Только вот где теперь это самое "назад"? Вокруг — те же деревья, кое-где — пни. Впереди как попало были свалены стволы, и в них упиралась свежая, раскисшая колея, оставшаяся за машиной с большой острой штукой. Наверное, "рубилкой" какой-то. Штука висела прямо у Алины над головой. А между ней и пнем был притиснут какой-то комок. И он шевелился.

Алина поднялась на дрожащие ноги, на всякий случай отошла подальше — и от жутковатой машины, и от того, что та прижала. Однако на бродячую собаку это нечто похоже не было. Какой-то другой зверь?

Зверь попискивал, скользил в руках, словно обливался кровью, вот только крови не было видно — лишь коричнево-черная корка листьев, земли, а внутри — прохладное, живое. Оно отчаянно вцепилось в запястья Алины, выворачиваясь из-под угла "рубилки", и со всхлипом упало на землю; словно бы потекло, впитываясь в грязь, и внезапно запрокинуло лицо — бледное, с огромными глазами водянисто-блеклого цвета и крохотным зернышком зрачка.

— Отнеси… Помоги! — голос походил на шелест кустарника. — Отнеси дальше… от язвы.

Алина отшатнулась, едва снова не упав, нерожденный крик задушил спазм в горле. Это что… Не может же быть человек?..

Но не глядя, на одном адреналине, вцепилась в склизкую мякоть и поволокла куда-то вглубь рощи, за наваленные деревья. Раздался громкий, явно облегченный вздох. Алина выпустила ношу и оглянулась, дрожа. Нечто выпрямилось, пошевелило слишком длинными конечностями.

— Зачем спасла? Крови моей взяла…

— Вы… кто? — пискнула Алина, попятившись.

— Ваши болотницей кличут, — существо тряхнуло головой, шею и костлявую грудь, торчавшие из вороха листьев, облепили потеки грязных волос.

Алина ущипнула себя за руку, но существо не превратилась в куст, а вдруг оказалось совсем рядом, заглянуло в лицо, обдавая запахом тины:

— Пойдешь со мной! К брату отведу.

Холодные пальцы сомкнулись на руке. Алина прошла шагов двадцать, прежде чем очнулась, вырвала ладонь. Болотница оглянулась, прошипела:

— Надо же… Кровь не водица! — и сипло засмеялась. — Ну, идем же, не бойся теперь, — тварь таращилась, выжидающе подняв безволосую бровь.

Лицо было странным — то ли молодая, то ли старая — вон какие морщины у рта… И тело сутулое, на богомола похоже. Первый ужас прошел, и теперь внутри против всякого разумения разгорелось любопытство.

Алина шла вслед за болотницей. Кеды, из белых ставшие черными, не проваливались в клеклое месиво травы с землей, хотя вокруг стояла вода.

Алина не любила русские сказки — в своих "родных" монстров почему-то верилось меньше, чем в "заграничных". Ведь сколько раз бывала на природе — и ни разу никакой водяной за ногу не хватал! Но нет, видно, дыма без огня. Вот подковалась бы заранее в фольклоре — теперь бы знала, что делать.

Теперь повсюду был лишь туман. И сизая вода с редкими черными кочками. Пахло сладко — осенью, мхом, гнилушками. Начал накрапывать дождик.

— Не бойся, — повторила болотница и издала странный переливчатый звук, похожий на трель жаворонка… которого топят.

Одна из кочек пошевелилась. Как это у них получается? Р-раз — и уже заглядывает в лицо… А рожа у братика пострашнее будет, чем у сестрички. Глаза уже, зубы острее, хоть такие же мелкие. А тело — совсем истощенное, прямо Кощей.

— Зачем привела? — чужой сиплый голос осадком шершавил горло, захотелось откашляться.

— Я ей помогла, — тихо сказала Алина, глядя в бездонную, кажется, зелень с семечком на дне. — Ее "рубилкой" прижало.

Болотник отвел взгляд, бесшумно опустился в воду, только голова и плечи остались над непотревоженной гладью.

— Зря, — он взглянул на сестру. — Тут есть нечего, — в Алину прилетела порция холодной воды. — Только мучения длить.

Алина лишь моргнула — а болотница уже обнимала брата, четырехпалыми руками гладила ребристую грудь, а потом выпустила длинный язык... Алина отвела глаза: как-то это совсем не по-сестрински. Потом все же решилась взглянуть: два жалких комка посреди безжизненной, подмерзшей по краям, лужи. У болотника будто сил не осталось ни прижать свою родственницу, ни оттолкнуть — только глаза закрыл. Это получается, они тут… умирают?

— А что случилось? — спросила Алина.

Болотник резко обернулся, только похожий на мох ком волос черкнул по воде:

— Вы оржавиниковы земли осушаете, язвой землю отравили. Еще спрашиваешь? — он оказался рядом — на сей раз даже моргнуть не успела. — Съесть не съем, но убью — сил хватит…

— Она моей крови взяла, — донеслось из-за спины. — С землей и кровью слилась.

Болотник отшатнулся, без того огромные глаза расширились пуще, явив желтоватое окружье.

— Я не… — Алина заткнулась прежде, чем ляпнуть глупость. Болотница ее, дуру, спасает, и надо молчать. — Я не из той строительной бригады. Просто в лесу заблудилась!

— Видишь? — прошептала сестра. — Сам Глубинный Оржавиник нам ее послал.

Широкий рот болотника исказила усмешка.

— Спохватился.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила Алина. — Я журналист вообще-то, и если статью про вас напишу, то… — она вынула телефон и потыкала в кнопку включения. — Это же сенсация выйдет! Только телефон не работает. Я заряжу и вернусь.

Брат медленно покачал головой:

— Уходи. Наша роща — все что осталось. И нас скоро не будет. Оржавиником мне уж не стать. Молодым помру.

Болотница тихонько завыла, звук был такой, словно по гигантскому стеклянному бокалу возят мокрым пальцем.

— Родители у вас есть?

— Род… ители? — болотник хихикнул. — Болотниками иначе становятся.

— Как?

Они переглянулись.

— А тебе зачем? — хитро прищурилась сестра, и высунула свой язычище.

Алина смущенно уставилась на носки кед.

— Может, вас можно перевезти куда-то? Другое болото найти?

— Найди себе другое сердце, сможешь? — так вот зачем эта странная складка у губ! Широкая челюсть прятала другую — поменьше, но с клыками куда длинней. — Не оторвешь меня от земли, в которой я рожден! Не отпустит просто так. Да ты, дохлая, даже сестру поднять не смогла бы.

— Я уже поднимала! — от воспоминания о склизко-костлявом комке захотелось вытереть ладони.

Алина подспудно изумлялась — отчего ей совсем не страшно? Укусит — точно ведь ядовитый… Или так, без яда загрызет. Но с каждым мигом в этих существах она видела все меньше чуждого, тревожного. Ну и что, что страшные? Люди тоже бывают страшные, не снаружи, так внутри.

— Я парня попрошу помочь, он сильный. Спортом занимается.

— Сильный, говоришь? — болотник задумчиво прищурился. Зеленые глаза словно загорелись изнутри. — Хочешь увидеть мир, каков он был когда-то? Могу показать. В благодарность, что ее от язвы спасла, — кивнул на сестру, и протянул Алине ладонь — сизую, когтистую.

— Хочу. Но вдруг ты все-таки меня съешь.

— Не обижу, — он склонил голову к плечу. — Есть не стану. Вот, возьми. За сестру подарок, — протянул на ладони горсть каких-то монет. — Золото, старое, со дна. Знаю: ваши любят золото больше жизни.

Алина сглотнула. Ладонь у болотника оказалась на удивление сухой, почти теплой.

А потом и вокруг стало очень тепло. Ветер, пускавший рябь, утих, и даже мокрые штаны и кеды перестали холодить ноги. Солнце перекинулось вниз, на небо выскочил острый месяц, рассыпались звездочки. Обдав душным запахом пера, пролетела птица, села на ветку. Посмотрела человечьими глазами поверх совиного клюва, зазвенела самоцветным кокошником. Плеснул русалий хвост, а в воде играли болотники, большие и маленькие, а посреди — брат с сестрой. Только выглядели иначе: на телах блестящие одежды, словно водяная пленка, растянутая вынырнувшим телом. Хитро сплетенные косы, светящиеся глаза. Сначала болотники брызгались, гонялись с гортанными возгласами и щебетом. Потом потянулись друг ко другу, сплелись... А говорили, размножаются не так! Жар бросился к щекам, но отвернуться не было мочи: уж слишком красиво.

Морок схлынул, оставив ее моргать от яркого света серого октябрьского неба, с которого по-прежнему капало. Одежда тяжело облепила тело, ног не ощущалось — так закоченели.

— Понравилось?

— Очень.

— В старые времена раздолье было, — болотник вздохнул. — Приведи ко мне своего мужа. Ему покажу еще большие чудеса.

***

— Как все прошло? Я тебе полдня дозвониться не мог! — Артем выскочил из комнаты и замер, оглядывая Алину вытаращенными глазами. — Ты цела? Что случилось?!

В коридоре качались мутные волны, плескали на стены.

— Ничего такого… Просто я случайно пошла не туда и заблудилась. Упала там в лужу, вот дура, прикинь? Обратно меня дачница подвезла. Смотри что я нашла в лесу — золото. Ходила-ходила, упала и вот… Жаль, не помню, где именно — испугалась что вообще из леса не выйду. Работу просрала…

— Но все равно с добычей, — улыбнулся Артем, перебирая тяжелые монетки. — Иди, обниму.

— Ты что! Сначала я в ванну. Принесешь чаю? Очень замерзла.

В подоконник мерно барабанил дождь, рядом Артем уютно шелестел книгой.

— Пал Палыч конечно классный спец, но лютует: задал "Судостроение" Нарусбаева прочитать! До декабря!

Алина глотнула из кружки, по-прежнему глядя на то, как по стеклу ползут капли. Как будто слегка слизистые… как яд на клыках. Она вздрогнула, и Артем прижал к себе крепче, поцеловал в макушку. Может, все это было сном? Заснула в маршрутке, увидела всякий бред… Только почему не получается пересилить себя и рассказать?

Утром наконец-то вышло солнышко, из форточки подуло приятно-морозным. Алина, потягиваясь, вышла из спальни и заметила за окном странный силуэт с раздутой головой. Выглянула на балкон и увидела свой рюкзак, который Артем, очевидно, отмыл и повесил сушиться над тазом. Алина осторожно принюхалась, ожидая почуять гниль и мох. Но там была лишь приторная порошковая вода.

В кухне на столе лежала линейка. Забыл, наверное, с вечера убрать? — а завтра чертить будет нечем! Алина взяла линейку в руку и тут же, охнув, выронила. Раздался громкий лязг, на руке осталась розовая полоса.

— Ой! — раздалось восклицание Артема. — Я думал, ты спишь! Еще горячая? — он поднял линейку, обернув краем рукава. — Прости. У сковороды ручка отпала, я чем под руку попалось ее с конфорки столкнул. Обожглась?

— Ничего, — Алина сунула ладонь под холодную струю из крана.

— Гренки будешь? С беконом — я из ломбарда сразу в магаз.

— Сам ешь, я пока не голодная. Много получилось?

— До зимы хватит.

***

Как давно она ничего не писала для себя… Лишь по учебе, а потом — по работе, одной, другой. На третьей толком писать даже не давали — только компилировать и переписывать чужое. Теперь накатило вдохновение, хотя тема непопулярная — о том, как жадные застройщики уничтожают леса и болота. Болота никто не любит, даже те, кто любит леса. Особенно это конкретное болото — загаженное промзоной, на окраине шумного и еще более грязного города. Комментарии под свежеопубликованной статьей язвили, мол — какая еще уникальная фауна? Солевые?

Алина сидела, положив голову на колени, и смотрела на то, как появляются чужие мнения, множатся, сливаются в синие потеки на темном фоне.

— Ты идешь в душ?

Алина стояла под теплыми струйками, наблюдая, как те змеятся по коже рук. Пять пальцев, не четыре. Она зажмурилась, стиснула кулаки. А когда открыла глаза, увидела на поддоне душа ярко-зеленый листик ряски. Прежде, чем она наклонилась, листик подхватил крошечный водоворот и утянул в сток.

Длинные языки размазывали по зеленоватым бледным телам густую прозрачную слизь. Утробное бульканье знаменовало наслаждение. Плыли к поверхности донные пузыри. Артем был нежен — нежнее обычного, и эту нежность хотелось разодрать, чтобы из-под нее показалось темное, низкое, зверье — общая суть всех порождений жестокой природы. Движения замедлялись, словно два тела погружались в густую зыбь. Живая сила этого мужчины восхищала как никогда, сама горячая жизнь извивалась в ее руках, билась в экстазе внутри ее тела.

Туман словно вырывался с дыханием, окутывая, мешая различать границу реальности. А может их и нет — границ. Рука схватила за бедро, приподняла, перекатились, напряглись под кожей мышцы. Так много силы. Захотелось поглотить ее всю, или хотя бы оторвать кусочек. Откусить, ощущая как чужая мощь становится собственной, а после утекает к корням земли, питая нечто иное… Древнее, как Вселенная. Шлепки тел как мягкое шлепанье воды по гнилому дереву, и тягучий стон.

Алина смотрела на след, оставленный ее зубами, где смешались пот, слюна и кровь. Морок расползался студенистыми нитями, Алина всхлипнула и подняла руки, замирая, не решаясь упереться в его грудь ходившую ходуном, как трясина — вдруг рука провалится внутрь, в густой ил, где на самом дне трепещет живое, горячее сердце…

Его взгляд был темным, как глубокие воды. Не испуганным, скорее обеспокоенным.

— Перекисью смажу.

— Прости, прости, Темушка, я не знаю что на меня нашло!

— Ничего страшного, — его рука дрогнула, пока он салфеткой промокал кровь, дыхание никак не успокаивалось. — Просто я не… Не знаю. Ты какая-то странная. Точно все нормально?

Алина слезла с него, улеглась рядом, свернувшись в комок. Потолок был червивым от теней, в углах тикали, прорастая, грибы.

— Да. Наверное, мне нужно кое-что тебе рассказать. Вернее, показать. Завтра утром у тебя же нет пар?

***

Лес молчал, лишь под ногами сухо потрескивало. Алина не брала навигатор: он ей не понадобится, если все, что она пережила в тот день — сон, и если все же правда — тоже. Артем шел следом, и ни о чем не спрашивал, но Алина все равно ощущала его тревогу, почти страх. За нее.

Воздух стал более тяжелым, влажным. Наконец заблестела кромка прибрежного хрусткого льда, из которого торчала рыжая осока и обломанные трубки рогоза. Алина услышала сдавленный мат позади и обернулась. Болотник возвышался над Артемом на добрых полторы головы, склонялся, как отяжелевший от дождя гриб, готовый упасть. Погрести под собой, позволить топкой земле вобрать обоих.

— Сильный, — прошипело откуда-то из камышей слева. — Подойдет.

Алина замерла на месте, не в силах ни двинуться, ни закричать. Артем не убегал, он смотрел прямо в глаза болотнику, лицо было бледным. Алина не могла понять, отчего все внутри сжимается в каком-то ледяном, тягучем напряжении: оттого ли, что эта тварь вот-вот сожрет на ее глазах Артема… или оттого, что все еще не начала жрать. Болоту нужна сила. Жертва. Плоть и душа. Его так долго мучили, так долго убивали. Оно имеет право. Она ощущала, что по лицу течет — то ли слезы, то ли слюна. Земля под ногами забурлила, выстрелили длинные темные плети, поползли к свежему мясу… Когтистая клешня распорола плотную куртку, и болотник отшатнулся:

— Язва! — На шее Артема тускло поблескивала цепочка, в ухе — серьга-солнце. — Сними! — потребовал болотник. — Сними железо, — из пасти с выдвинутой парой челюстей капало длинными густыми нитями.

Алина видела, как Артем медленно-медленно поднимает руки, заводит их назад, нащупывает карабин… И тут она вскрикнула, наконец очнувшись от оцепенения. Болотник рухнул костлявой кучей, захрипел, когти глубоко взбороздили подмерзший ил. Плети упали, обратившись простой гнилой травой. Артем бросился к Алине и, схватив за руку, рванул к лесу.

— Нет!

Он взглянул непонимающе, но Алина обернулась к твари.

— Поздно, — выдохнул болотник, и лицо его в этот момент смягчилось, почти улыбаясь. — Сила была, да вышла вся.

Над болотом протянулся протяжный вой.

***

Со дна потолка смотрели белесые глаза рыб, текла по углам влага. Артем проснулся к полудню. Алина сидела на коврике у кровати, держала за теплую-теплую руку. Артем открыл глаза и прошептал:

— Такой бэд трип навсегда отобьет желание баловаться грибами. И тебе… не советую.

— Хорошо.

Больше они об этом не говорили.

Алина смотрела на себя в зеркало. В волосах появился сизый блеск, словно линий бок под водой. И морщины у губ. Надо бы купить себе хороший крем.

Горячие руки гладили бедра, заигрывали с завязками штанов. Алина выскользнула из объятий.

— Я не могу, Тем. Прости.

— Да я не злюсь на тебя! Правда, — он был искренне огорчен. — Просто я… люблю тебя. И хочу тебя. Как раньше.

— Я не могу, — Алина резко дернула завязки, пояс треников впился в кожу. — Дай мне время.

— Хорошо.

Двигаться на нем, ощущая как внутри раскрываются лепестки, а изнутри готово ринуться нечто иное. Жаждущее вгрызться в свежую плоть и, дрожа от восторга, пить жизнь, становясь каналом энергии — губительной для одного и живительной для другого. Что важнее? Кто?

— Я видел твои посты, то есть… статьи, — Артем сидел у батареи, вытянув ноги на пуф, и листал учебники. — На экологию потянуло?

— Ты против?

— Нет. Но шутить буду, я предупредил.

— Шути, — Алина улыбнулась.

— Все гитары к 2030-му году должны стать электрическими.

— Так про стулья обычно шутят.

— И стулья тоже, одно другому не мешает. Радуйся, у тебя парень самый экологичный на свете: будущий судовой электрик. — Он дотянулся и поцеловал ее в щеку.

Когда она отстранилась, посмотрел несчастно. Но свернувшиеся кивсяки в ванной знали: все верно. Еще рано. Такую силу стоит приберечь на потом.

Алина выходила гулять чаще обычного. Но следовало строго контролировать маршрут: ее постоянно тянуло туда. Она чуяла, где лежит болото. Она, которая всегда в трех соснах была способна заблудиться, и понятия не имела, как найти север! С каждым днем все громче дышала вода, бурлила сонно, предзимне. Алина чувствовала боль от глубоких ран, что наносили, вонзая в беззащитную береговую плоть арматуру, распирая свежие раны бетоном.

Город, шумный город постоянно рос в стороны, захватывал территорию, словно болезнь. И вода по его трубам текла мертвая, от нее кожа сохла еще больше — как будто моешься пылью. Алина не выдержала — заплакала в душе, Артем долго утешал, тяжело вздыхая.

Когда включили отопление, жить в квартире стало совершенно невозможно: пересушенный воздух царапал легкие изнутри. Даже слез не осталось, чтобы плакать. Артем все чаще просто сидел рядом, держа за руку, и молчал. С каждым новым увечьем наносимым там, далеко, в лесу, терпеть присутствие Артема было все труднее. Болото звало, умоляло, требовало.

Под статьями появились полуофициальные комментарии. Предложили пойти корреспондентом в журнал "Эколюбовь". Тогда Алине будет чем заняться кроме привлечения внимания к текущим городским застройкам.

"А болото ваше сохранить нельзя, да и что там хранить? Двадцать лет туда грязь сливали, там ничего не осталось!"

"Все бумаги в порядке, продано под застройку. Зато вон посмотрите — в центре города расширили парковую зону, почему бы не написать о хорошем?"

Алина ощущала как Артем ходит по квартире, как нагревается от его тепла диван, листки конспекта, ручки гантелей. Она слышала его запах, просыпалась ночью от его дыхания. Касалась спящего пальцами, ощущая контраст ледяного с горячим. Живым.

***

Водитель экскаватора выругался, увидев Алину. Высунул голову из окна и прокричал:

— Девушка, вы что! Тут опасно! Стройка идет, вы что, не видите?!

Тут не только тело заплыло пивным жиром, но и душа. Его будет мало.

— Мне нужно вам кое-что показать.

— Чево еще? Вот я сейчас охрану позову!

— Зовите. Я журналист, мне чем больше — тем лучше.

Трое здоровых мужиков смотрели недоверчиво. Эти получше, крайний вообще пышет здоровьем, вон какие щеки румяные. Под ногами довольно чавкнуло, мужик брезгливо отряхнул сапог.

— Да это дело полиции… Мы-то что?

— Только не менты, — сплюнул бородач в красной каске. — Хворобышев меня придушит.

— Пойдите и все сами увидите, — тихо сказала Алина. — В болоте правда живут. Я покажу.

— Да кто там жить может?

— Может, и жили, да утопли.

— Только трупов бичей не хватало. Надо проверить, чего тут — дел на полчаса.

***

В газетах писали недели две, потом забыли. Пропали строители. Болото вышло из берегов, затопило стройплощадку. А в роще еще и ключ забил — весной почва станет еще более зыбкой — куда смотрели геологи?! Там же вообще ничего строить нельзя!

Стройплощадку обмотали километрами рябых лент. Хорошо одетый седой мужчина перед камерой горячо убеждал журналистов в том, что заинтересованные лица ни за что не потеряют свои вложения.

— Весной мы что-нибудь придумаем!

— Да, — сыто улыбнулась Алина себе под нос. — Весной мы еще что-нибудь придумаем…