Когда мир рухнул, очевидно, что любые военные конфликты были прекращены, а солдаты отозваны. Со временем остатки людей нашли свое спасение в городах за стенами, ограждающими от толп мертвецов. Вражда была позабыта перед необходимостью объединиться, но Джейсон, несмотря на это, никак не мог смириться с присутствием в своем отряде зачистки одного иракского военного.

Ханне двенадцать. Она уже не верит безотчетно в Пасхального Кролика, скептично хмыкает, когда младшая сестра оставляет у елки печенье с молоком. Засунув последний зуб под подушку, ждет монетку не от мифической феи, а от отца. Через пару лет Ханна поверит во что-то другое — в таро, гороскопы, криптидов, НЛО или одну любовь на всю жизнь. Но пока Ханне двенадцать. У нее тот самый возраст, когда щеки горят, в голову лезут странные мысли, а в мультиках влюбляешься в красивых и прилизанных мальчиков…

Человек — то же животное, кто бы что ни говорил. Когда сталкивается с тем, что не может объяснить, к нему приходит страх. Ужас. Инстинкт, требующий выжить. Бей, замри, беги. Ведь он не неуязвим. Притом животное он непростое, достаточно умное для изучения самого себя, достаточно жестокое, чтобы искать знания порой лишь из стремления иметь тысячу и один способ убить себе подобных.

И именно поэтому его стах хуже. Его страх — рукотворен.

Джейсон думал, ад остался за спиной, но на базе его ждал новый, личный ад, сотворенный собственными руками и — чуть-чуть — руками Салима. Руками, по протоколу ЦЕНТКОМа скованными наручниками чуть ли не двадцать четыре на семь, с натертыми следами, которые бы — просунуть пальцы под железки, провести мозолями на кончиках по саднящей линии, чтоб до легкой боли, а уж после… В такие моменты он думал, что лучше бы Салим после затмения правда ушел и затерялся навсегда, чем испытывал его выдержку.