Принц легко поднимается, почти взлетая с трона, на котором он сидел всего мгновение назад. Он двигается ловко, грациозно, напоминая дикую кошку, что обходит свои владения.
На такого лишь смотреть и сглатывать резко накопившуюся во рту слюну. Таким хочется обладать. Во всех смыслах.
Хочется трогать, ласкать и подчинять, чтобы слышать переливы чужого голоса. Но за принцем можно лишь наблюдать. Особенно сейчас, когда его собственные руки скованы цепью, а ошейник впивается в кожу. Он лишь подарок для принца, от такого же богатого и влиятельного глупца, чью талию в моменте хочется сжать. Альфа уверен, что мог бы обхватить талию того богача руками так, чтобы пальцы на руках соприкасались. Правда врядли бы это понравилось тому альфе, что стоял тогда чуть в стороне.
Чан выдыхает, прикрывая глаза, пытаясь оставаться спокойным, пока Принц подходит ближе. Он чувствует его запах, чувствует нежность чужой кожи и то, как близко тот стоит, даже не видя этого. Он вдыхает, пытаясь не дышать слишком глубоко, когда чувствует как его волос касается рука.
Принц кот стоит близко, запустив руку в его волосы и трогает, проверяет, как хорошо закреплен намордник, который не дает даже открыть слишком широко рот.
— Ох уж эта гениальная хорячья идея подарить мне альфу в гоне…
Чан моргает, смотря внимательно, цепляясь за то, как подергивается чужой кадык, стоит Принцу сглотнуть. Он хочет облизнуться на вид того, как перекатываются чужие мышцы под кожей, когда он двигается. Он чувствует, как на корне языка оседает горечь и прохлада от чужого запаха. Лёгкого, почти неслышимого сейчас, но чертовски вкусного.
Он облизывается, не отводя взгляда, пока Принц опускается, присаживаясь на корточки, устремляя на него свой взгляд.
Смотрит глаза в глаза, прежде чем протянуть руку. Ткнуть пальцами между бровей, провести ими по носу, а после величественно вздернуть собственный подбородок.
— Я Ли Минхо. И с этого дня ты – моя собственность. Кивни, если понял меня.
Чан моргает, рассматривая лицо перед собой, а после кивает, медленно, чуть наклоняя голову, не отводя взгляда от своего нового хозяина. Ещё недавно абсолютно свободный, теперь он обязан подчиняться, словно какое-то животное. Пусть сейчас он действительно не так и сильно ушел от животного. Инстинкты и низменные желания кричат, воют и трубят, что сохранять остатки разума. Сложно, почти невыносимо.
Хочется порвать цепь, хочется подмять и обладать, хочется пометить и наполнить собой, хочется чтобы на его рык отвечали послушным скулежом и никак иначе.
— Как тебя зовут?
— Кр-р-р-ристофер-р-р, — отвечает он с рычанием, глубоким, грудным, показывающим каким сильным он может быть, пусть даже сейчас и скован, как самая слабая шавка.
— Хороший мальчик, — Минхо улыбается, по-кошачьи, крайне нежно и очаровательно, что к его ногам хочется тут же бросить добычу, почти ритуальную. Как вариант, его же собственное сердце, звучит вполне похоже. — Будешь и дальше для меня хорошим мальчиком?
Крис хмурится, не совсем понимая, что от него хотят, но кивает. Он будет хорошим.
Он будет замечательным, чтобы после слизывать с чужой кожи пот, чтобы чужой запах отпечатывался на языке, чтобы слушать как под ним задыхаются в удовольствии, пока он сам лишь пьёт, наслаждаясь чужими соками. Член ноет на эту мысль, но на лице альфы не дрожит ни один мускул. Он держится, сколько может. Концентрируется на привкусе цедры на корне языка, на том, как давят ремни от намордника, на том, что он должен быть хорошим, чтобы получить награду куда больше.
В том, что он может, даже не смотря на положение, в котором он оказался, Чан даже не сомневается.
Минхо тихо смеется, почти урчаще, а после отходит. Чан хочет дёрнуться, хочет задержать, но сидит, не смея сдвинуться с места. Минхо доволен.
Доволен тем, как его слушаются, как этот альфа держится и даже его запах, забивающий рецепторы, кажется не самым плохим вариантом.
Дверь открывается, а Чан даже не поворачивает головы, пока в нос бьёт запах. Нежный, цветочный, чуть сладковатый, но чистый, что рот сам по себе наполняется слюной.
— Спасибо, золотце, здесь все, что я просил?
— Да. Я же могу его увидеть? Джинни сказал, что ты покажешь мне его!
— Обязательно, но, чуть позже. Хорошо, золотце? И передай Джинни, что в следующий раз я надеру ему его красивые уши.
Чан слышит смех, а после дверь закрывается, отрезая от внешнего мира вновь. Во рту все еще чувствуется сладость и свежесть, что альфа старается дышать через раз, а Минхо подходит лишь ближе.
— Если ты навредишь ему, — говорит Ли, опускаясь на колени рядом с Чаном, рассматривая его. Во взгляде принца видна сталь, железо и смерть, если Бан посмеет ослушаться, — Если ты посмеешь навредить ему, моему золотому маленькому брату, я прирежу тебя как последнюю скотину. И, очень надеюсь, что тебе это понятно, Крисси~
Бан чуть кивает, медленно, чтобы показать свою покорность, которая заставляет принца улыбнуться, окрасив воздух своим запахом. Сладость цитрусовых приятная, кружа голову, но Чан держится.
— Давай преобразим тебя, а после… А после дадим тебе отдохнуть, пока не кончится твой гон.
Чан хмурится, а Ли пользуется мгновением и тянет руку, щелкая застежками чужого намордника, позволяя ему упасть. Чан сглатывает, невольно облизываясь, пока Минхо рассматривает его. Он чувствует чужой взгляд, как Принц всматривается в черты его лица, слышит как тот дышит и как бьется чужое сердце. Чан сглатывает, когда чужая рука касается его шеи, а после, он чувствует, как на нем застегивают ошейник.
Он не видит его, но чувствует, чувствует металл и камни, чувствует его вес и то, как это его клеймит. Он больше не Кристофер Бан, каким был. Теперь он принадлежит Ли Минхо и его семье во всех смыслах.
И не сказать, что Чан особо сильно против этого исхода.