Сергей улыбается свободнее, когда журналист уходит. Против съемок в детском доме выступает и руководство, и сам Сергей, но кого из журналистов останавливает недовольство?
— Так и будешь со своим пакетом ходить? — Екатерина Евгеньевна прикрывает дверь за журналистом и шагает к шкафу, чтобы достать оттуда свой излюбленный чайник (подарок Сергея на какой-то пустяковый праздник) и конфеты, купленные самостоятельно или подаренные кем-то из выросших воспитанников. Екатерина Евгеньевна — чарующая женщина, нет ни одного ребенка, жившего под ее крылом и не пришедшего к ней после выпуска.
Кроме Олега.
— Я тут... Печенье ваше любимое принес, не хотел при журналисте просто отдавать, и детям сладости немного, — Сергей позволяет ручке шоппера соскользнуть с плеча и на ходу пытается достать все припасы. «Любятово», вафли, купленные где-то на рынке, карамель для детей, которые слишком хорошо себя ведут, и трубочки «Яшкино» выкладываются на стол под тяжёлый вздох Екатерины Евгеньевны, и Сережа замирает, когда в шоппере остаются только телефон да очки.
— Ты бы лучше меня порадовал тем, что про девушку рассказал, а не сладостям задаривал, Сережа.
Сергей закатывает глаза и берет свою чашку. Чашка эта старше некоторых воспитанников, они пили из нее ещё с Олегом, и Сергею кажется, что все хорошо и он всё-таки жив. Здесь, дома, по-другому казаться не может, даже если майор Гром и сказал, что друга нет.
— Какую девушку, Екатерина Евгеньевна? У меня вон Вместе.., — Сережа машет рукой неопределенно.
Вместе, и этим все сказано. Управлять таким гигантом стоит колоссальных трудов, а ни одна девушка не будет жить с тем, кто работает всегда, едва вырывая время на то, чтобы навестить родной детский дом. Особенно сейчас, когда они несколько недель работали над ведением дела против директора одного из отделов: Сергей даже в пентхаусе не всегда появлялся, то разъезжая по судам, то проводя ночи среди рабочих кабинетов.
Да и какая девушка у того, кто лишь раз взглянул на противоположный пол с такими мыслями. Взглянул, ужаснулся от того, как это противно, и зарёкся больше так не смотреть.
— А глаза у тебя просто так блестят, — Екатерина Евгеньевна открывает упаковку Любятово, протягивает ее Сергею и не прекращает улыбаться ни на миг. Мужчина мотает головой, он скорее отдаст свое детище, чем съест это, — чего головой машешь, ты печенье бери и рассказывай.
— Да я поел уже... Шаурмы, пока к вам ехал, — Сережа виновато втягивает голову в плечи. И как только этой женщине удается стыдить его и всех остальных воспитанников одним только взглядом, даже если после выпуска прошло много лет.
Он отводит глаза, рассматривая фотографии в кабинете воспитательницы. Замечает свою с какой-то олимпиады (по математике, возможно) и зацепляется глазами за неё. Здесь Олег, но сердце замирает не от него и не от очередного напоминания о друге детства, а от другого вихрастого парня. Игорь Гром стоит где-то на фоне, небрежно размахивает грамотой и улыбается, а Сергей сравнивает этого парня с майором Громом и думает о том, как же он похорошел. Думает, ловит себя на этой мысли и заставляет вернуться к разговору с воспитательницей. Во-первых, не хорошо уходить от разговора в свои мысли, а во-вторых, зачем терзать сердце ещё больше.
— Ясно все с тобой, едок, ладно, не хочешь — не рассказывай. На свадьбу главное не забудь позвать, — Екатерина Евгеньевна смотрит на него все так же нежно, но в её глазах видна печаль, и Сергею плохо.
Плохо от того, что не договаривает, плохо от того, что он взрослый мужчина, а не может разобраться в своих чуаствах, плохо, что и помощи у женщины, заменившей мать, не может попросить. Плохо от того, что будет, если признается: Екатерина Евгеньевна не расскажет, конечно, журналистам и прочим, да и если расскажет, не первый раз его назовут геем, но все равно так тошно станет жить, если даже в этом кабинете ему станут не рады. Сергей прикрывает глаза на пару секунд, а потом вновь смотрит на воспитательницу.
— Я... Позову, правда. И познакомлю вас, когда найду девушку.
— Сережа, Сережа, ты б сейчас уже с ней поговорил, — Екатерина Евгеньевна выходит из-за стола и прижимает его к себе. Он снова дышит ей в грудь, как маленький мальчик когда-то дышал после очередной драки, и снова на глазах слезы, и снова хочется сжаться. Раньше после разговоров с Екатериной Евгеньевной становилось легче, Сергей надеется, что и сейчас полегчает. — Ну-ну тише, родной, тише.