Бэзил раздраженно фыркнул и, собравшись с силами, зашагал в сторону мрачного Роул-парка. Альберт (Бэзил уже привык называть отца по имени), в стельку пьяный и оттого внезапно добрый, отпустил его погостить к дяде и тетке, пока мама лежала в больнице. Хотя «погостить» — смешное слово, это скорее дома он гостил.

И «дом» тоже смешное слово.

С заснеженной еловой лапы сорвались снегири — один крупный, второй чуть меньше, но не настолько, чтобы быть птенцом. Да и какие птенцы в декабре…

Бэзил стряхнул с носа осыпавшиеся снежинки, и вдруг подумал, что снегирь помельче — сестричка того, большого.

У него вот тоже могла быть — слышал, как мама, перед тем, как уехать в Мунго, шепталась с мисс Флауэрс, своей подругой. Встречались они, когда Альберта не было дома — он мисс Флауэрс страшно ненавидел.

Мама забыла поставить заглушку, и Бэзил слышал, как она плачет о какой-то «бедной девочке». Сначала он не понял, конечно...

Мисс Флауэрс утешала ее, гладила по рукам, и сказала, что поможет, но лучше бы «в самом деле уходить налегке, без ребенка, Аллс». Мама на это почти закричала: «А как же мой сын?!», и подружка, раздраженно зашипев, достала палочку и подошла к дверям — проверить, нет ли кого. После чего наконец-то поставила Заглушающее.

Но Бэзил успел услышать, что-то про свою наследственность, и про то, что лучше бы «парню остаться с папашей».

Мама в итоге не ушла. И сестричка не родилась.