Описывать своё детство мне довольно тяжело. В подавляющем большинстве это тяжёлые, гнетущие воспоминания. Впрочем, есть одно хорошее – первая встреча с мелкими. После уроков нас привели в игровую знакомиться. За то время, что мы были на занятиях, она изменилась до неузнаваемости. Всё было переделано для безопасности второго поколения, но мы даже внимания на это не обратили. Все взгляды были прикованы к малышам. Нас обуял восторг, доселе неведомый никому из детей лаборатории. Они будто всколыхнули в нас что-то, пробудили сущности, дремавшие все предыдущие годы и ожидавшие своего часа. Счастье затопило с головой. Мы как заворожённые вполуха слушали учёных и смотрели на мелких во все глаза, поражаясь тому, насколько они были очаровательными.

Нерешительно войдя в игровую, мы разбрелись по ней и стали знакомиться с новичками. Некоторое время спустя меня и Ди Джи окружили Су Вон, Мин Су и Мин Хо. Мы сидели на ковре, а они ползали по нам, заглядывали в глаза, прижимались доверчиво и нежно. Невозможно передать всю гамму чувств, что я тогда испытал. Словно добрался до оазиса, едва не зачахнув в бескрайней пустыне. Вероятно, их привлекла наша внешность. Серые глаза, тёмные волосы, рост и телосложение. Не думаю, что сходство с их альфами – это случайное совпадение. К тому же и по силам Чон Хо, Хэ Сон и Чже Хван оказались близки к нам впоследствии.

Я тогда очень привязался к Су Вону, возможно потому, что в его глазах я видел глаза Кён Су, а может быть, из-за его характера. Он стал невероятно сильным физически, когда подрос, и очень стойким духовно. Мы не видели его печали и слёз до той ночи, когда старшим исполнилось пятнадцать. Это была поистине чудовищная ночь. Я проснулся тогда от того, что не мог дышать, тело ужасно раскалилось. Казалось, что голова пылает, и мысли в ней плавятся, сжигая рассудок. Омеги вокруг были в таком же состоянии. Я попытался встать с кровати, добраться до двери, чтобы позвать учёных, или хотя бы до графина с водой, чтобы облегчить спазмы в горле, но рухнул на пол, не чувствуя рук и ног.

Несколько томительных мгновений спустя в комнату ворвались учёные, вспыхнул ослепительно свет, меня вернули на постель и сделали инъекцию в бедро. Жар моментально начал спадать, и я, понемногу приходя в себя, изучал обстановку в спальне. Медики спешно ставили уколы другим омегам, в какой-то момент на носилках внесли Кён Су без сознания, чуть погодя принесли Ма Хёна. Шумно работала вентиляция в усиленном режиме, очищая комнату от сгустившихся феромонов. Четверть часа спустя кутерьма улеглась, состояние омег стабилизировалось, учёные велели нам спать и покинули комнату, выключив свет и закрыв за собой дверь, будто ничего и не было.

Я дождался, пока в гулком коридоре стихнут их шаги, приподнялся на локтях и позвал Кён Су. Тот не ответил, и я понял, что все действительно уснули. Вероятно, инъекция, которую нам вкололи, содержала транквилизатор или снотворное, но дозировка оказалась мала для моего тела. Тогда уже в габаритах я уступал разве что Ди Джи, но он находился в другой спальне. Дверь бесшумно приоткрылась, в щель проскользнул тонкий силуэт. Это Су Вон пробрался к нам в комнату, рискуя быть замеченным и наказанным, но совершенно не страшившийся этого. Он подошёл сначала к постели Ма Хёна, потрогал его лоб и легонько потряс за руку, но тот не проснулся. Тогда Су Вон забрался тихонько по лестнице на верхний ярус к Кён Су и потрепал его за плечо. Лидер тоже не отвечал, но и состояние его опасения не вызывало.

Су Вон спустился и подошёл к моей кровати. Заметил, что я не сплю, и кинулся радостно ко мне, обнимая и едва сдерживая рыдания. – Тише, всё хорошо, – шептал я, гладил его по голове и сам едва сдерживал слёзы. Су Вон поднял на меня заплаканное лицо: – Что случилось? Ма Хён упал и ему было так плохо, потом пришли учёные и унесли его, а нам ничего не сказали. Я постарался сделать беззаботное лицо, улыбнулся и подмигнул ему: – Ничего страшного не произошло, но нам учёные тоже ничего не сказали. Может быть, мы простудились? В любом случае не стоит переживать, нам всем сделали укол, и теперь всё в порядке. Все уже спят, никто не болеет.

Су Вон всхлипнул и недоверчиво спросил: – Значит, никто на нас не нападёт? – Почему ты спрашиваешь? – удивился я. – Конечно же нет. Кто может на нас напасть? – Не знаю, я почувствовал, что кто-то очень сильно злится. И хочет прийти к нам. Но я не понял, кто это. – Учёные? – изумился я. – Нет… Не знаю… Но Со Джун очень сильно плакал и звал кого-то. Я не разобрал, что он говорил. Кажется, он хотел, чтобы кто-то пришёл к нам. Он не боялся. А другие плакали и боялись. Я обнял его растерянно и прижал к себе: – Ну ничего, уже всё хорошо. Никто к нам не придёт, учёные не позволят и не пустят сюда никого, ты же знаешь. Говоря это, я вдруг почувствовал, что собственные слова ранят меня сильнее, чем боль, которую я испытал немногим ранее. И понять, в чём причина, я смог лишь долгие годы спустя, однако сам же отверг всё, что получил.

***

Если копнуть чуть глубже, то я могу припомнить нас совсем маленькими. Так вышло, что до распределения я и Кён Су совершенно никогда не расставались. Наши постели были рядом, зубные щётки стояли в одном стакане, в учебных спаррингах нас частенько ставили вместе, как сильнейших соперников. В игровой мы были неразлучны, привлекая как можно больше ребят в совместные игры. Неизменно рядом с нами всегда находились Ма Хён, Хье Ри, Джин Ву, ходивший за мной всюду хвостом, Ди Джи, Хи Дэ, Ёнг Мин, Нам Иль, Рё Хэй, Тэ Ун, Ки Рин и многие другие. Будучи маленьким, я и не задумывался о такой вещи, как соперничество.

Всё изменилось в одночасье, когда я стал неизменно проигрывать Кён Су во всём. А сзади подпирали Ма Хён и Джин Ву, причём для них-то как раз соперничество, как таковое, не играло никакой роли. Ма Хён лишь стремился во всём подражать Кён Су, а Джин Ву – мне. Масла в огонь подливали учёные, даже не пытавшиеся скрыть тот факт, что бесконечно оценивают и сравнивают нас. Они в открытую называли меня вторым номером, а Кён Су лидером. Я любил его и ненавидел, разрывая самому себе сердце этим противоречием. Но усмирить собственное эго мне было уже не под силу. Мы в миг стали непримиримыми врагами, по крайней мере, я так считал. Кён Су очень страдал, видя, как я отдаляюсь от него, но я лишь испытывал горькое злорадное удовольствие от этого. Джин Ву тоже мучался, метался меж нами, приняв в конечном итоге мою сторону.

После распределения, когда мелкие своим появлением наполнили нашу жизнь новым смыслом, я сумел немного измениться в лучшую сторону. Наладил контакт с лидером и другими старшими, стал относиться к лучшим уже не как к соперникам, а как к товарищам. Джин Ву тоже повеселел. Наш обожаемый преемник, сильный и бескомпромиссный, уверенный, надёжный, очаровательный, Су Вон прочно занимал теперь все мои мысли. И главное – он тоже был вторым. Ничто не грело мне душу больше этого факта. Как ни старался, он не мог одолеть На Гёма ни в бою, ни в учёбе, хотя сходство между ними было поразительным.

Возможно, я недолюбливал лидера мелких из-за того, что Су Вон неизменно ему проигрывал. А может, из-за того, что он был теперь к Кён Су ближе всех, ведь лидер старших души в нём не чаял, как и подавляющее большинство учёных и омег. При всём при этом На Гём искренне любил и Су Вона, и всех лучших. Но, обладая острым умом, не лез на рожон и ластился лишь к тем, кто отвечал ему взаимностью, не забывая перманентно выводить из себя и учёных, и старших своими взбалмошными выходками. Удивительным для меня было то, что и Су Вон очень любил На Гёма. Он вообще был олицетворением любви к ближним, обожая всех старших и мелких без исключения. Сильнее нас он любил только боевые искусства.

На Гём был силён, хитёр, ловок, быстр и свиреп, а Су Вон отставал от него лишь на йоту. Он знал все приёмы, хитрости и особенности, поражая тренеров своим талантом. За это я любил его ещё больше, разделяя сие увлечение. Потому вдвойне иронично и нелепо, что именно шуточный бой стал в итоге поворотным моментом, уничтожив нашу ментальную связь, отвернув Су Вона ото всех, сломав его и превратив в бледную тень себя прежнего. Он перестал контактировать с кем-либо, кроме Ли Хо, по никому неизвестной причине, избегал меня и Джин Ву, равно как и других лучших, забросил тренировки и учёбу, зациклившись на жертвенном самокопании.

Эти события очень меня подкосили. Я вновь озлобился, оттолкнул Джин Ву, который не преминул остервенеть вслед за мной, с головой ушёл в учёбу, а всё свободное время проводил в тренировочном зале. Для меня сделали исключение в виде допуска туда вне тренировок, вероятно, надеясь, что я смогу таким образом вымещать свой гнев не на других омегах, а на спортивных снарядах. Но учёные просчитались. Драки стали для меня обычным делом, особенно с Ди Джи. Сдаётся мне, что он переключал моё внимание на себя, надеясь уберечь других, когда я лютовал, почти впадая в беспамятство, чувствуя бессильную злобу от неспособности что-то изменить для Су Вона. В его действиях была определённая логика, ведь кроме него достойным соперником мне могли стать разве что Кён Су, никогда не позволявший себе драться в полную силу, опасаясь кого-то покалечить, и Джин Ву, которому всё-таки не хватало сил, чтобы вымотать меня и охладить пыл, в отличие от Ди Джи.

Не исключено, что моя неконтролируемая агрессия и стала причиной проведения эксперимента вне стен лаборатории. Выставить за дверь меня одного было бы слишком опасно, но оставлять среди омег тоже было довольно рискованно. Во время подготовки к предстоящему заданию я мгновенно проникся идеей, внушаемой нам учёными, искренне желая кого-нибудь уничтожить. Пугающие мысли, но тогда они стали для меня глотком свежего воздуха в унылом однообразии лабораторных дней. Заняв без всяких усилий место главаря банды, я мгновенно втянулся, будто только этим и занимался всю жизнь. Вскоре всё моё тело украсили татуировки, к лицу намертво прилипло хищное выражение, а жизнь в лаборатории словно осталась очень далеко в прошлом. О ней напоминали только собрания, проводимые лидером.

Я погрузился с головой в эту новую жизнь, порой совершенно забывая, кто я и откуда, но вскоре произошёл инцидент, заставивший меня отчётливо вспомнить, кем являюсь и кем создан. Во время празднования дня рождения, едва скользнув взглядом по цифровому снимку, запечатлевшему незнакомого человека, пугающего сокрытой под приветливым лицом и аккуратной одеждой неизмеримой мощью, я почувствовал, что земля ушла у меня из-под ног. Буквально. Жизнь безвозвратно раскололась на «до» и «после», смешав меня в то мгновение с грязью и указав моё место – подле него, в безропотном подчинении и служении сильнейшему. Конечно же я решил, что у меня помутился рассудок, и постарался побыстрее стереть сей бесславный эпизод из своей памяти. Вернулся к привычным обязанностям и задачам, посвятив все мысли только им.

А потом в спокойное течение нашей вольной жизни вмешался никто иной, как Ди Джи, перевернув всё с ног на голову. В тот вечер, когда фальшивый аноним прислал нам письмо, оказавшись возле станции метро, я почувствовал каким-то шестым чувством, что мне грозит чудовищная опасность. Всё тело покрылось мурашками и липким холодным потом, словно меня окатили из ведра. Резко обернувшись, я увидел человека с фотографии, застывшего в десятке метров от меня. В груди словно разорвалась бомба, распространив по всему телу удушающий жар и физически ощутимый ужас, парализовавший меня на несколько томительных мгновений. Но я справился с собой и набросился на противника, заглушая любые сигналы, посылаемые мне собственным телом.

Он оторопел было, а потом ответил яростной атакой, совершенно не уступая мне в силе и искусстве ведения боя. Впервые в жизни я не мог победить кого-то, кроме лидера. Время растянулось бесконечно, я начал уставать и периодами почти терял сознание, понимая всё отчётливее, что мне не победить его. Уже забрезжил рассвет, а мы всё ещё метались на небольшом пятачке, превратившемся для меня в клетку, прутьями которой служили моя собственная слабость, гордыня и страх проиграть. Было помимо этого ещё кое-что. Незнакомое чувство, жуткое и невероятно сильное. Словно требовательный голос в моей голове шептал, подобно змею-искусителю: – «Не нужно сопротивляться, просто сдайся. Ведь ты этого хочешь. Ты так устал, хочешь отдохнуть, хочешь, чтобы он тебя обнял, чтобы защитил, чтобы поцеловал. Просто сдайся, уступи его воле, ты же видишь, он сильнее. Ты никто без него. Ты должен подчиниться. Сдавайся».

Этот голос сводил меня с ума, приводил в бешенство, мешал сосредоточиться, и в какой-то момент я снова провалился в забытье, а вынырнув из него, обнаружил себя прижатыми к земле. Отчаянно сопротивляясь, я клацал впустую зубами, пытаясь сбросить соперника и вскочить, но тщетно. Ужас от происходящего достиг апогея. От самоконтроля, сожжённого в пылу битвы, остались жалкие угли. Я провалился в беспамятство и, кажется, рыдал, словно дитя. Спустя время, приходя понемногу в себя, я обнаружил, что соперник, едва не угробивший меня совсем недавно, бережно хранит теперь меня в своих объятьях, качая, словно драгоценного ребёнка, бормочет что-то невнятное, очевидно, ласковое, будто помешательство завладело им даже больше, чем мной.

В ужасе я вскочил и хотел броситься бежать куда глаза глядят, но он схватил меня за руку и удержал, заговорил пылко, втирая какую-то несусветную чушь, и сколько бы я ни сопротивлялся, он не отставал. Каким-то чудом ему удалось убедить меня последовать за ним, но пожалеть об этом решении мне не пришлось. Почти. Он притащил меня в какой-то жуткого вида заброшенный ангар, и, если бы я не уловил феромоны Кён Су и Ма Хёна, ему не удалось бы затащить меня внутрь. Зрелище, представшее моим глазам, поразило меня, словно молния, пригвоздив к месту. Я увидел лучших и Ди Джи, а с ними главарей банд правого берега... В обнимку! Застыв на пороге и раскрыв от удивления рот, я стоял в проёме, как истукан.

Кён Су, мило ворковавший с сильнейшим из них, бросил на меня недовольный взгляд, повелевая не мозолить глаза. Я не посмел бы перечить ему в любом состоянии, не говоря о текущем. Там были какие-то паллеты, на которых сидели лучшие. Я скромно примостился рядом с Ди Джи и попытался изучить обстановку, но моментально вырубился от усталости. Проснувшись, обнаружил возле себя своего недавнего соперника и испытал настоящий шок. Вот только дальше меня ждал ещё больший кошмар.

Узнав правду о лаборатории, я больше не чувствовал покоя ни одного дня своей жизни. И внезапно меня стали частенько посещать воспоминания о беззаботном детстве. Вот мы идём утром к умывальнику, шушукаемся и смеёмся с Кён Су, брызгаемся водой, вызывая на себя гнев воспитателей, в столовой меняемся под столом едой, в учебном классе смеёмся над учителем, а потом стоим, наказанные, у доски. Перед учебным спаррингом уговариваемся, кто какой приём использует, кто победит, на какой минуте. Ночью прокрадываемся в комнату второй группы, пугаем всех, а устроив кипиш, пытаемся спрятаться под кроватями, но нас находят и наказывают обоих, ставят в противоположные углы на полночи, а нам всё равно, мы смеёмся и переговариваемся, стоит воспитателям покинуть спальню. После уроков в свободное время подкрадываемся вдвоём к Хье Ри, с упоением читающему интересную книгу, щекочем его, заставляя смеяться, как сумасшедшего, а после убегаем, когда за него вступаются Ма Хён и Рё Хэй.

Вот я вместе с Джин Ву учу Су Вона новому секретному приёму, который выдумал сам, а Кён Су, наблюдая со стороны, улыбается лучезарно, словно гордится мной. А через неделю я почти проигрываю мелкому, усвоившему урок и вознамерившемуся превзойти учителя. Су Вон счастливо смеётся, наслаждаясь успехом, а я совсем не злюсь, преисполнившись гордостью за воспитанника. Эти навязчивые воспоминания одолели меня уже после НОМ. А в тот день было, конечно, не до ностальгии и сублимаций.

***

С самого утра я был, как в тумане. Бессонная ночь, изматывающая битва, открывшаяся чудовищная правда, постоянное присутствие рядом гадкого альфы, всё это выводило меня из равновесия. Вот только у меня не было права подвести детей лаборатории. К ночи все приготовления были закончены, подчинённые собраны, группы сформированы, и мы двинулись грандиозной организованной толпой в сторону породившей нас матери и тюрьмы, которой вскоре предстояло погибнуть. Я не испытывал по этому поводу ни сожаления, ни разочарования, припомнив разом всё безразличие учёных, надменность и холодность, пронизывающие годы нашего существования в лаборатории.

Закрывая глаза, я и сейчас отчётливо вижу мириады звёзд, усыпавших идеально-чистое небо. Яркий, ослепительно белый, огромный диск луны взирает на детей лаборатории и их подчинённых, словно заботливое око большого брата, освещая путь и нашёптывая предстоящую удачу. Будто сама судьба благоволит нам. Омеги собираются у входа в левое крыло, без труда проникают внутрь, рассыпаются на мелкие группы, продвигаются вглубь, разнося кабинеты и сокрушая червей-учёных, в ужасе расползающихся в разные стороны, за исключением самых отчаянных и смелых. Когда нам удаётся наконец добраться до спален мелких, я обнаруживаю, что Су Вона там нет. Вместе с Хье Ри я устремляюсь на шум в сторону правого крыла, вижу Су Вона, который в бешенстве кидается без разбора на учёных и на альф с их подчинёнными, рвусь помочь, но Ко Джа оглушительно рычит, пригибая меня к земле, вынуждая вернуться в левое крыло и спасать омег.

Хье Ри в это время бросается в медкабинет, набивает рюкзак медицинскими препаратами, подавителями и транквилизаторами, находит пневматический инъектор, несётся обратно в правое крыло, не встречая сопротивления от учёных, которым вообще не до него. Добравшись в холл, где мечется разбуянившийся «берсерк», кричит Ко Джа, чтобы он уводил людей и оставил омегу на него, демонстрируя уже заряженное ружьё. Прицельно стреляет в мелкого спасительными дротами, и как только Су Вон падает под действием лекарства, хватает его в охапку, устремляясь к выходу из лаборатории.

Все омеги под предводительством лучших уже дожидаются его снаружи. Ди Джи бережно подхватывает Су Вона из рук Хье Ри, я каменею лицом, но омега торопится успокоить всех: – «Этот мелкий просто спит, я вырубил его, как учёные в тот день. Проснётся и будет как новенький». Кён Су озирается в поисках группы Ко Джа. Альф ещё не видно, но прежде, чем бросаться им на выручку, необходимо доставить детей в безопасное место, и омеги устремляются к ангару. По пути мне приходится закинуть на плечи отстающих Га Ина и Ли Сона, мгновенно выбившихся из сил. Кён Су, Ма Хён, Джин Ву и другие старшие омеги тоже хватают самых мелких, торопясь довести группу в безопасное место как можно скорее. Далеко позади слышатся голоса Ко Джа, Тэ Джуна, Дон Гу. Альфы выбрались из лаборатории и догоняют их, теперь всё в порядке.

Всей толпой омеги ввалились в тускло освещённый ангар и замерли на месте с бешено колотящимися сердцами. Огромными глазами растерянно смотрели друг на друга, обратив наконец взоры к тем, кто мог дать ответы – к лучшим. Кён Су и Хье Ри наперебой начали пытаться что-то сбивчиво объяснить, но их прервал шум снаружи, и в ангар ворвались отставшие альфы. Тишина повисла такая, что, казалось, можно услышать, как ускользают в небытие тяжёлые, тягучие секунды. Воздух накалился, будто наполнившись статическим электричеством. Завеса феромонов мгновенно стала почти осязаемой. А потом звенящую тишину нарушили первые возгласы, стоны и плач. Это истинные, сбросив оцепенение, кинулись наконец в объятья друг друга, впервые сумев заполнить дыру в сердце, зиявшую все эти годы, заглушить тоску, съедавшую разум день за днём.

Лучшие тоже бросились обнимать друг друга, ликуя и рыдая от счастья. Таэ Ву замер напротив меня, сделал было шаг, но я резво отпрыгнул от него, всем видом показывая, что не собираюсь мириться с тем, что уготовили для меня эти жалкие отбросы, учёные. Альфа понуро опустил голову и отошёл подальше, как я и хотел. Вот только тело совершенно не было согласно с рассудком, тряслось и холодело, а в груди разливалась липкая ледяная дрянь, доставляя чудовищную боль, с которой мне пришлось существовать теперь постоянно, бросая вызов своей природе и отталкивая истинную пару.

На другой день прямо с утра началась суматоха, именуемая с тех пор бытовыми задачами. Лишь двенадцать человек из двух сотен успели чему-то научиться на свободе, остальные же не имели даже базового представления о том, как готовить еду, стирать бельё, собирать мебель, и т.д, и т.п. Лучшим пришлось учить всему с нуля не только младших, но и старших. К счастью, долго обучать их не было необходимости, информация усваивалась мгновенно и прочно.

К вечеру первого дня в ангаре был свет, мебель, горячая еда. К вечеру второго весь ангар был поделён на помещения, каждое из которых было обустроено для комфортного проживания. К вечеру третьего был оборудован медицинский кабинет, оснащён учебный класс, столовая, созданы прочие удобства. До конца недели мы обзавелись огородом, машиной, многие даже работой. Приспосабливание к новой жизни шло семимильными шагами. Что, в целом, неудивительно. Такими нас создали, такими воспитывали, вот только с целями просчитались, и поделом.

В целом это было очень счастливое время, если бы оно не омрачалось перманентным молчаливым присутствием у меня над душой Таэ Ву. Нет, он не совершал поползновений в мою сторону, за что ему честь и хвала. Даже отказывался спать со мной в одной комнате, ночуя то в машине, то в медкабинете, то в классе. Такое его жертвенное поведение не вызывало у меня жалости, но давало зыбкое ощущение безопасности. Хотя от болезненного чувства сосущей пустоты в груди, вызванного отвержением собственной сути и потребностей, избавиться было невозможно. Тем не менее я не мог допустить и мысли о том, чтобы проиграть каким-то там инстинктам. Яростно сопротивлялся навешанным извне ярлыкам и отказывался смиряться с предрешённой за меня кем-то другим собственной судьбой.

При всём при этом в отношении других меня не удивляла их готовность подчиняться инстинктам. Я искренне был рад любоваться счастьем близких мне людей. Но и тут не обошлось без ложки дёгтя в бочке мёда. Со Джун, казавшийся на первый взгляд счастливым и жизнерадостным, как и всегда, ночами рыдал в подушку, когда засыпал Тэ Хан. Джин Ву тоже внешне выглядел счастливым, и всё равно во взгляде его сквозила неуёмная, невесть откуда взявшаяся тоска, сколько бы Тэ Сон ни старался её развеять. Но больше всех страдал Су Вон. Он по-прежнему избегал говорить со мной, и я терзался, лишь наблюдая издалека за его мучениями и не находя способа помочь. Никто в ангаре не понимал, как примирить его с Чон Хо, в том числе и сам альфа, очень быстро похудевший и осунувшийся, словно его поразила неведомая болезнь.

***

Есть одно воспоминание, оно о событии, слегка изменившим напряженную обстановку среди лучших мелких, повернувшем дальнейшее развитие ситуации в правильное русло. Всё началось в тот день, когда лидеры узнали о своей беременности. Поздно ночью, закончив все работы и отдыхая на улице в мягкой высокой траве на лугу возле ангара, освещённом лишь нежным светом луны и звёзд, многие омеги собрались вокруг лидера и поочерёдно с замиранием сердца касались маленького бугорка на его животе, округляя глаза от восторга, впервые ощутив феномен «связи». На Гём смог затащить к нам и Су Вона, неведомым образом уговорив тоже прикоснуться. Хотя здесь, вероятно, большая заслуга лидера, который рискнул выпустить едва ощутимый феромон подчинения, надеясь всё-таки не спровоцировать у мелкого «состояние берсерка», и не заставлять Хье Ри вновь бежать за ружьём.

Су Вон присел на колени возле Ко Джа, лежавшего в траве на спине, подложив руки под голову, и улыбавшегося, как довольный сытый кот. Робко коснулся пальцами живота, дёрнулся, как от разряда тока, ощутив «связь», но руку не убрал, положил теперь уверенно, накрыв бугорок целиком. Прикрыл глаза и сидел так очень долго. Все вокруг замерли, не шевелясь и не издавая ни единого звука, не желая спугнуть идиллию момента. Спустя время Су Вон открыл глаза, улыбнулся лидеру, обвёл остальных счастливым взглядом, выцепил из толпы Со Джуна, указующе ткнул ему пальцем в грудь и тоном, не терпящим возражений, потребовал: – Теперь ты. Со Джун, опережавший в росте На Гёма и Су Вона почти на две головы, вдвое шире их в плечах, тем не менее не посмел бы противостоять их воле, воспринимая с детства их обоих как полноправных лидеров.

Кён Су подскочил, вдохновлённый происходящим, схватил Чон Хо, неизменно обретавшегося перманентно неподалёку от своего омеги, и закричал: – Ты тоже обязан это почувствовать! – после чего утащил мелкого в сторону ангара, а за ними повалила толпа альф, страждущих наблюдать это представление. Су Вон немного смутился, но от слов своих отказываться не стал и притянул Со Джуна за руку, заставив сесть рядом с собой. Ко Джа сквозь полуприкрытые веки наблюдал за ними, чувствуя, как грудь распирает возрастающая надежда. Он не ошибся. Я почувствовал нутром, как что-то в Су Воне переворачивается, возвращается на круги своя, хоть и лишь в далёкой перспективе, и всё же я был бесконечно счастлив.

Со Джун опустился на колени, осторожно дотронулся до живота Ко Джа, а секунду спустя разрыдался, не сдержав переполнивших его разум эмоций. Су Вон обнял его, успокаивая, а Ко Джа накрыл его ладонь своей и удержал, не позволяя разорвать «связь». Из ангара вернулся Кён Су, недовольный, что его плану помешали, не дав Чон Хо больше времени. С ним были остальные альфы, в том числе Тэ Хан и Чон Хо, выглядевшие просветлёнными. Увидев рыдающего Со Джуна, Тэ Хан бросился к нему, но остановился в шаге, помня их уговор, и стал утешать ласковыми речами. Чон Хо замер, ошарашенный, увидев впервые, как Су Вон проявляет к кому-то чувства. Омега смутился и поспешил ретироваться, одарив лидера благодарным взглядом.

Ко Джа вздохнул и выжидательно посмотрел на меня. Понимая, что мне не отвертеться, я сел рядом и замешкался, испытывая странное смущение. Лидер выпустил вновь феромон подчинения, взял мою руку и сам положил себе на живот. Я не знаю, какими словами можно описать «связь». Возможно, её вообще нереально выразить каким-то способом. Но с той секунды и поныне это чувство стало моей поддержкой и опорой. Я словно оказался в раннем детстве, счастливый, беззаботный, окружённый лаской и заботой лидера, подпитываемый нашей неразрывной в то время дружбой, увидел смеющегося Кён Су прямо перед собой, облачился в свои счастливые воспоминания, как в пуховое одеяло. Я не желал отнять руки, и это не осталось незамеченным. Глава неотрывно наблюдал за мной, внимательно и испытующе, как будто искал ключик и почти его нашёл. Я испуганно вскочил и постыдно убежал тогда, а на следующий день на собрании лучших лидер объявил, что часть старших и младших будет постоянно работать в городе парами. Истинными парами.

Сопротивление было бесполезно, и так мы с Таэ Ву, Гюн Тэ, Ге Оном, Хо Джуном, Хён Бином, Ли Ханом и их омегами оказались в ночном клубе в качестве вышибал. Пригодились старые связи. Работали посменно, но обязательно в составе истинных пар, не имея возможности поменяться. Я готов был землю зубами грызть от того, что Таэ Ву находился теперь всё время возле меня как приклеенный. Однако вскоре, к моему огромному удивлению, я привык и стал относиться к этому проще. Он не нарушал моё личное пространство, хоть и регулярно бесил меня и выводил из себя, и несколько раз мы даже подрались, но Таэ Ву всегда по собственной воле сдавал позиции первым. Так мы и жили дальше, находясь вместе не только на работе, но и выполняя бытовые обязанности в ангаре, тоже обязательно парой. Лидеры ревностно следили за соблюдением этого правила. Уже тогда, вероятно, они сговорились, вознамерившись свести нас.

Мелким тоже приходилось несладко. Три пары «лучших» из них Ко Джа пристроил официантами в кафе, поручив Кан Мину и На Гёму следить за вторыми и третьими. С этой их работой было немало хлопот, и лидеру пришлось в итоге отказаться от своей затеи касательно них. Но он не сдался и вынудил их по крайней мере выполнять бытовые задачи в таком составе, чему На Гём был очень рад, а Су Вон, вернувшийся к прежнему интровертному состоянию, не очень.

Уже после переезда в Тани я бесчисленное количество раз думал о том, что поступаю по отношению к Таэ Ву жестоко. И всё равно страх проиграть, смириться, сдаться в борьбе с инстинктами, заставлял продолжать отталкивать его, сопротивляться давлению других лучших, подавлять собственные чувства. Его отношение, тёплое, ласковое, заботливое, уважительное, льстило и понемногу заставляло взглянуть на него другими глазами. И всё же я не готов предать себя и свои идеалы. Возможно, пока не готов. Надеюсь, это никто не будет читать. Стыд-то какой. Дальше Тэ Джун будет писать эту бодягу сам, к чёрту его со своими архивами.