Кан Мин пишет:

У Чон Хо возникли некоторые сложности с изложением текста, и Тэ Джун велел нам писать о себе вместе. Мне кажется, так даже интереснее. Всё равно почти все воспоминания у нас общие. Пожалуй, я буду записывать со слов Чон Хо, дополняя своими впечатлениями и замечаниями каждое событие.

От лица Чон Хо:

Не уверен, что вспомню что-то из совсем раннего детства, но кое-что до распределения отпечаталось в памяти довольно чётко – мне всегда было скучно. Я был очарован Ко Джа, не меньше восхищался Джи Ха, боготворил Дон Гу, трепетал перед Тэ Соном, но выбирая старшего, кто мог бы дать мне самые яркие эмоции, я не сомневаясь остановился на Таэ Ву. С лидером было тепло, уютно, спокойно, с Джи Ха и Тэ Соном, наверное, даже опасно, с Дон Гу и Джин Соном интересно, но второй давал мне именно то, чего я жаждал больше всего – яркие тренировочные бои.

Мало кто из старших хотел участвовать в спаррингах с мелкими, тем более попутно обучая. Наука, искусство, конкуренция интересовали меня лишь периодами. Да, шалить с Джи Ха, Тэ Соном, Тэ Мином, Ю Чаном, Кан Дэ, Ха Мином, Иль Ханом, Цянь Фанем и другими дебоширами было весело. Но такого морального удовлетворения, как спарринги с Таэ Ву, Го Раном и Хэ Соном, эти выходки мне дать не могли.

До распределения Кан Мину не удавалось одолеть меня в спаррингах, как и Тэ Хану, однако это не делало наши отношения менее тёплыми, и я никогда не сомневался в первом, всегда слушался и поддавался его очарованию. Перед самым распределением Кан Мин научился пользоваться во время боя феромонами, и с тех пор я не смог выиграть поединок ни разу. Тэ Хан же не сумел в дальнейшем одолеть меня как раз благодаря уроку лидера – я тоже стал изучать влияние феромонов и освоил его в совершенстве. Вот только феромон Кан Мина для меня был недостижим, его сила неизмерима и абсолютно невероятна. Не уверен, сумел бы Ко Джа сейчас его одолеть. Но проверять это никто не собирается, разумеется.

Комментарий Кан Мина:

Насчёт Ко Джа, уверен, это совершенно невозможно. Глава слишком силён, его величие неоспоримо. А касательно феромона, верно, он очень сильно влияет на исход поединка. Однако уступают ли мне Чон Хо, Тэ Хан, Го Ран, Хэ Сон, Чже Хван и Чже Ин в силе физической – это большой вопрос. Тем не менее, имеем, что имеем – я всеми руковожу. И порой это ужасно выматывает. Откровенно говоря, я вздохнул с облегчением, когда мы уехали из Тани. Плюс ещё и в том, что амбициозный Чже Ин получил возможность проявить себя. Уповаю на то, что это поможет ему немного успокоиться, поумерить пыл.

В общаге мне порой очень хотелось вернуться в детство. В то спокойное время до распределения, когда никто ничего от нас не требовал. По крайней мере, мы сами к себе относились более снисходительно. Я мечтал о том, как было бы волшебно, расти мы с омегами вместе, отдыхая в одних комнатах, обучаясь в одних классах, обедая в одной столовой, имея возможность выходить на улицу, не участвовать в конкурентной борьбе, просто жить и взрослеть без этого жуткого, тотального контроля, без чудовищного итога, к которому нас вели.

Будучи совсем малышами, мы с Чон Хо, Тэ Ханом, Го Раном, Хэ Соном, Дже Соном и Ю Чаном практически не расставались. Старшие могли проводить с нами всего несколько часов в день, всё остальное время мы были предоставлены сами себе и развлекали себя нехитрыми играми, о которых старшие читали нам в книгах. Тэ Хан и Го Ран вечно что-то строили, катали машинки, разыгрывали сценки, изображали военные баталии или космические приключения. Хэ Сон с Дже Соном носились, играя в догонялки, гоняя мяч, болтались на спортивных снарядах и вообще демонстрировали неуёмную энергию. Чон Хо и Ю Чан скакали, как заведённые, донимали остальных, рушили постройки из кубиков и деталей, дрались, когда в шутку, когда и всерьёз, но, выпустив экспрессию, всегда присоединялись к спокойным играм. Конечно же, мы играли не одни, к нам всегда присоединялись кучками другие дети, за исключением, разве что, Чже Ина, и я не в силах был этого изменить. Моего влияния оказалось недостаточно.

Вечерами, распрощавшись со старшими, мы расходились по спальням. Умываться ходили всегда по пять человек, и так получалось, что в первой пятёрке всегда был я, Чон Хо, Тэ Хан, Го Ран и Хэ Сон. В постели мы укладывались, соответственно, первыми, поэтому наш блок раздвижных кроватей располагался дальше всего от входа в спальню, чтобы нам никто не мешал, пробираясь через нас к двери. Пока остальные заканчивали приготовления ко сну, Хэ Сон перебирался к Го Рану на верхний ярус, и они шушукались, смеялись и донимали соседей на другом блоке, Тэ Хан мгновенно засыпал, а я с Чон Хо мог болтать до полночи. Нам никогда не бывало скучно, он мог поддержать любую тему и так же сам предлагать неиссякаемые идеи для обсуждения. Нам не было страшно и одиноко даже в те ночи, когда Ко Джа, Таэ Ву или Джи Ха не могли прийти к нам, чтобы почитать книгу или рассказать истории, когда смешные, когда страшные, тоже из книг.

От лица Чон Хо:

После распределения я чувствовал себя потерянным. Нет, конечно же я не могу сказать, что что-то сильно изменилось в моей жизни, однако общая атмосфера в лаборатории стала угнетающе тяжелее. Мне сложно было понять, что тревожит других, хоть мы и говорили об этом много раз со всеми младшими альфами, и даже пытались со старшими. Мне и прежде нередко бывало неспокойно, но с каждым днём это чувство усиливалось. Я стал тревожнее, раздражительнее, сначала схватился за учёбу, глотал знания в огромном количестве, но это занятие не могло заглушить ощущение пустоты и суеверного ужаса.

Я подался было в музыку, увлекая с собой и Кан Мина с Тэ Ханом. Но и это занятие быстро мне наскучило. Чего только я ни перепробовал, стараясь занять себя, но в результате только рядом с Таэ Ву я чувствовал себя относительно спокойно. Ко Джа и Таэ Ву были дружны практически неразрывно, и потому большинство мелких постоянно вилось в одном месте рядом с сильнейшими. Чувство единства с одной стороны и непонятное одиночество с другой приводили меня в замешательство. Исчезновение Джи Ха и Тэ Сона в один момент, после того как они получили публичное наказание за очередную масштабную свою выходку, к которой, к счастью, не привлекли никого из младших, шокировало и напугало меня ещё больше. Вернее, оно испугало всех нас. Но кое-что пострашнее было только впереди.

Комментарий Кан Мина:

Я помню, как сейчас, эту сцену. Тэ Сон, весь красный, как рак, стоит в коридоре, мокрый с ног до головы, сжимает кулаки до хруста в костях, его феромоны душат, чуть не валят с ног, он словно пылает от ярости и обиды. Ему двенадцать, по людским меркам он совсем ещё мальчишка. Вот только мы – не люди. Учёные задели в нём совсем недетские чувства. Хотя нам, малышам, тогда было ничего не понятно о ситуации и очень страшно. Джи Ха тоже взбешён. Он ведь один из лучших, сильнейших, а его так гадко наказали, заставив убирать беспорядок. Ему было всё равно, что он же сам этот беспорядок и устроил.

А время спустя эти двое пропали. Старшие и сами не могли ответить на вопрос, куда подевались Джи Ха и Тэ Сон, изнывая от беспокойства за них, и не зря. Долго ещё второй завывал по ночам, в каждом своём сне возвращаясь туда, в невообразимый кошмар, в котором их с пятым держали учёные всё время отсутствия в комнатах, пока его рассудок не нашёл выход и не запечатал эти воспоминания. Тэ Сон же и сейчас, как я знаю, иногда мучается в кошмарах. Благо, Джин Ву теперь рядом с ним и ему больше ничего не угрожает.

Как и сказал Чон Хо, всё самое страшное было впереди. В одну из ночей, когда нам было девять, а старшим исполнилось пятнадцать, мы ощутили чудовищное давление феромонов. Ярость старших будто наполнила комнаты, словно густой кисель. Мы проснулись уже дрожа всем телом от страха, многие принялись рыдать, но мне и Чон Хо было не до этого. Мы растолкали Тэ Хана и вместе с теми, кто был посильнее и поспокойнее, принялись утешать остальных, наполняя комнату собственными феромонами спокойствия, хоть это и давало слабый эффект. К счастью, именно в эту ночь никто из старших не остался в наших спальнях, потому как им самим предстоял сложнейший тест на следующий день, и следовало хорошенько отоспаться. Разумеется, ни о каком «отоспаться», и тестировании тоже, речи после произошедшего уже не шло.

Учёным в ту ночь было не до нас, поэтому пришлось справляться своими силами. Общими стараниями мне, Чон Хо, Тэ Хану, Го Рану, Хэ Сону, У Джину, Хо Чжину, Кан Дэ, Ха Мину, Сон Хо и Уй Сону с трудом удалось успокоить остальных, после чего мы пробрались в другую спальню и утешали мелких альф уже там. На другой день мы попытались что-то выяснить у старших, но у них самих не было ответа на наши вопросы, учёные тоже не удостоили нас разъяснениями. Ко Джа только рассказал, что была драка, и довольно серьёзная. Но почему она началась, и почему в лазарет попали лучшие друзья, Хён Бин и Хо Джун – этого лидер тогда объяснить не смог. Ни себе, ни другим старшим, ни нам, мелким.

От лица Чон Хо:

Мне особенно запомнилось в ту ночь выражение лица Чже Ина. Он полностью погрузился в прострацию и не реагировал ни на что. Почему именно восьмой впал тогда в ступор, мне не ясно до сих пор, но смотреть на него было жутко. Его глаза словно остекленели, а сам он походил на зомби, утратившего способность ясно мыслить. Не было времени разбираться в его состоянии тогда, повсюду царил хаос, нужно было принять срочные меры и всех успокоить, поэтому состояние Чже Ина так и осталось тогда без должного внимания. Он и прежде избегал чьего-либо общества, интересуясь исключительно только Рэн Ганом, а после этого инцидента стал ещё холоднее, отстранённее и задиристее, филигранно умея ввинтить острое словцо, чтобы разжечь конфликт в считанные секунды.

Наверное, поэтому я не смог забыть свой первый и последний в лаборатории разговор с Чже Ином, состоявшийся в возрасте трёх или четырёх лет. У нас тогда уже началось обучение боевым дисциплинам и проводились спарринги. После одного из проигрышей Чже Ина, он тихонько плакал в углу, и мы с Кан Мином очень хотели его утешить. Попытка не увенчалась успехом, Чже Ин вскинул на нас пронзительные глаза и прокричал сквозь слёзы: – Не вы мне нужны! Отстаньте! Уходите! И разрыдался вновь. – А кто тогда? – спросил я в изумлении, не понимая, кто может быть нужнее Кан Мина, однако где-то в глубине души ощутил странный укол. Чже Ин ничего не ответил. Кан Мин сжал мою руку и утянул меня в сторону.

– Не будем его трогать, – зашептал он горячо мне на ухо, – пусть Чже Ин сам захочет с нами поговорить, и мы тогда сможем ему помочь. Но Чже Ин не пожелал начать разговор ни вскоре, ни годы спустя, и только лишь в ангаре и позже, в общаге, преодолевая порой собственную выученную спесь, высокомерие и наглость, Чже Ин подпускал к себе других альф и омег. В виде исключения. Но касалось это лишь обыденных ситуаций. Когда кому-то требовалась помощь, что в лаборатории, что за её пределами, Чже Ин всегда приходил одним из первых. Помогал молча, быстро, неизменно исчезая сразу же из поля зрения, не дожидаясь благодарности и всякого излишнего внимания к своей добродетели.

Комментарий Кан Мина:

Не раз я говорил с Ко Джа о том, почему же так получается, что некоторые из нас так отчаянно избегают контакта с другими. Что Рэн Ган, что Ли Хан, что Тэ Джун, что Чже Ин, все они вели себя отчуждённо, закрыто, очень странно. Невооружённым глазом было видно их одиночество, их боль, но никто из них не желал менять ситуацию. Ко Джа не знал правильного ответа на мой вопрос, но он сказал мне слова, которые помогли хотя бы на время примириться со сложившейся ситуацией: – «Постарайся понять, ты не сможешь помочь и спасти кого-то насильно. Пока сам человек не желает протянуть руку и ухватиться за верёвку, тебе никак не вытянуть его из омута. Потому что этот омут он создаёт для себя сам. Остаётся только ждать, или искать кого-то, кто сможет помочь тебе, и вместе у вас получится взрастить в нём тягу к спасению, и таким образом вытащить этого человека».

Тогда, будучи совсем мелким, мне тяжело было разглядеть суть, уловить, о чём пытается сказать мне лидер, но во время НОМ многое встало на свои места. Я не замечал никого вокруг, оказавшись в ангаре, но всё увидел на следующий день. Никого из этих четверых невозможно было узнать, словно в мгновение ока они перестали быть собой, печальными и покинутыми, и стали совершенно другими, новыми людьми, уверенными в завтрашнем дне, непоколебимыми и спокойными. Я наблюдал за всеми, и осознание волнами топило мой разум.

Узнав всю правду, я очень долго приходил в себя. К такому сложно быстро адаптироваться, хотя многим удалось сделать это молниеносно, словно и не было предыдущих пятнадцати лет. К примеру, Го Ран и Ли Тэ, Ю Чан и Сэ Хо, Уй Сон и Ён Ги, Сон Хо и Га Ин, У Джин и Ли Сон, Кан Дэ и Вон Хо. В целом, подавляющее большинство альф и омег ни секунды не удивлялись, не размышляли, не терзались, приняв избавление от оков лаборатории как наивысшее благо.

Хуже всех пришлось, очевидно, Чон Хо. То, что произошло между ним и Су Воном шокировало всех, но из Чон Хо это событие буквально выпило всю жизнь. Он увядал на глазах, и мне невыносимо больно было видеть, как радость жизни угасает в его глазах день за днём. Как полный надежды вначале, месяц за месяцем его взгляд неуклонно пустел. Я сунулся-было помочь, по привычке используя феромоны, но лишь усугубил ситуацию. На мой феромон подчинения, равно как и на успокоительный, из-за его мощи, вероятно, Су Вон подсознательно реагировал так же, как на феромоны Чон Хо и других сильнейших альф и омег – он мгновенно становился «берсерком». Неконтролируемо, разумеется, но последствия в большинстве случаев грозили стать серьёзными, если бы не своевременное вмешательство Хье Ри с его неизменным пневматическим инъектором и «волшебными» дротами.

Я отчаялся совершенно, ведь после того, как я попытался подчинить Су Вона своей воле, отхватил не только от него, но и в большей степени от На Гёма и Чон Хо. Благое желание оказалось во зло. Последней каплей стало происшествие на работе, вскоре после НОМ, когда Су Вон разъярился на Чон Хо, взбесился, едва не обратившись «берсерком», и только чудом На Гём успел подкрасться к омеге со спины и всадить в бедро второму шприц с транквилизатором, которым предусмотрительно снабдил его заранее Хье Ри. Нам повезло, что ситуация произошла после рабочей смены в раздевалке, некому было стать свидетелем жуткой сцены. Но пойди что-то иначе, могли пострадать и мы, и здание, и случайные прохожие. Я убедил главу разделить смены и не выводить Су Вона работать одновременно с Чон Хо, На Гёмом или мной. Так и поступили.

От лица Чон Хо:

Я очень хорошо запомнил НОМ. Крепкий, спокойный сон был разрушен в мгновение ока, когда со всех сторон лабораторию заполнил гвалт сотен голосов, громогласными раскатами ударов наводнил каждое помещение. Невообразимый шум выдернул меня из эфемерных видений, швырнув об реальность, словно о ледяную стену лицом. Я вскочил, озираясь по сторонам. Кан Мина в спальне уже не было. Тэ Хан сонно моргал, он всегда долго приходил в себя спросонья, Чже Ин, как в прошлый раз, словно впал в прострацию, но я не успел отреагировать, заметавшись, кого тормошить первым, и не нужно ли вообще бежать за лидером, на подмогу.

В комнату влетел Ко Джа и завопил на нас, чтобы мы поторапливались и выметались в коридор. Его появление так шокировало меня, что я замер и не мог двинуться с места. Глава выскочил из спальни и ринулся в другую комнату, а следом за ним в дверном проёме возник Тэ Джун. Он так рассвирепел, волнуясь о том, что мы копаемся и рискуем распрощаться тут с жизнью, что обратился «берсерком» и рыком вывел всех тормозивших из оцепенения, вынуждая бежать за собой немедля, забыв про обувь и одежду. В коридоре он столкнулся с тринадцатым, вяло пытавшимся остановить нас, но учёный был мгновенно сметён единственным мощным ударом Тэ Джуна ногами в прыжке, равного которому в великолепном исполнении мне не довелось видеть более ни разу в жизни.

Совершенно неожиданно мы очутились на улице, столкнувшись нос к носу с лучшими старшими, которых не видели три месяца, но времени на удивление и восторги не было. Ко Джа крикнул: – «Омеги уже ушли, отступаем в ангар!», и старшие ринулись в чащу вслед за лидером, а за ними неслись, не жалея босых ног, мы. Никто из детей лаборатории, разумеется, в тот миг не понимал, о чём говорит Ко Джа, но мы всё поняли, едва, запыхавшиеся, переступили порог ангара.

Первым, что я почувствовал, ввалившись в ангар вслед за старшими альфами, был страх, нахлынувший со всех сторон, вытесняя шоковое состояние. Но всё исчезло, мысли улетучились, едва я ощутил нечто невероятное – феромон Су Вона. Я жадно искал его глазами, скользя невидящим взглядом по лицам, и внезапно зацепился за монументальную фигуру Ди Джи, и тут же увидел истинного. Он лежал у него на руках, словно в колыбели, такой хрупкий, такой невинный, беззащитный, слабый, нежный, желанный…

Ди Джи опустил Су Вона на спальник, укрыл заботливо верхней его частью и потопал к «лучшим», а я, не разбирая дороги, заскользил сквозь ликующую толпу к единственному якорю, удерживающему мой рассудок в огромной пыльной коробке ангара. Никто меня не остановил, более того, никто даже не заметил, что я подобрался к нему так близко. Лучшие перехватили и задержали бы меня, осознавая опасность, но их едва не разобрали на сувениры в ожидании ответов, лидерам было не до спящего Су Вона и страждущего меня.

Очень тихо и осторожно, словно подбираясь к готовой атаковать кобре, я опустился на краешек спальника и едва ощутимо коснулся пряди волос омеги. Если бы я только знал, что у меня не будет возможности сделать это снова больше года, то я бы не выпустил эту прядь так скоро. Я вдыхал бы этот аромат снова и снова, желая им насытиться, напитаться целиком, чтобы возрождать в воспоминаниях день за днём все эти долгие месяцы. Но я не знал ничего. Не думал ни о чём. Не запомнил, как нежно и сладко пахла его макушка, хотя так старательно прижимался к нему, спящему, словно в наркотическом бреду.

В какой-то момент усталость от переизбытка впечатлений сморила меня. Я спал, но видел только его во сне, продолжая обнимать наяву. Никогда прежде я не испытывал такого всеобъемлющего счастья. Нега рухнула так же неожиданно, как и низверглась на меня прежде, словно из рога изобилия. Су Вон проснулся, ничего не понимая: ни где он, ни как оказался здесь, ни кто его лапает, ни почему вокруг такая толпища, задыхаясь от коктейля из практически двух сотен феромонов, за исключением тех, кто отправился патрулировать территорию, изнемогая от оглушающих, сливающихся в унисон звуков, доносящихся отовсюду.

Немудрено, что он оттолкнул меня, а вот я знатно опростоволосился, пытаясь его подчинить. Мой феромон мгновенно обратил его, а дальше, сразу после немыслимого ужаса, что отразился в его чёрных глазах, моего собственного ужаса, я провалился в темноту. Меня вытянул из неё Ко Джа. Убедился, что я в порядке, отругал слегка, для проформы, но сразу же приободрил, выпустив немного успокаивающего феромона, опасаясь вновь потревожить Су Вона, и отправил в патруль, от греха подальше.

Я дождаться не мог, когда же наконец всё закончится, и я снова увижу его. Что именно должно закончиться, я и сам не понимал ещё. Но по наивности был тогда преисполнен надежды, что вышло недоразумение, и мы легко помиримся. Ведь все вокруг вместе, а значит, иначе просто быть не может. Про Со Джуна и Джу До я тогда ещё не знал, потому так горько ошибался. Заблуждения стоили мне дорого. Едва Кён Су дал команду возвращаться, я полетел туда, окрылённый верой в собственную правоту, и, едва переступив порог, наткнулся на затравленный взгляд Су Вона. Он споткнулся взором о многочисленные синяки и кровоподтёки на моём лице и теле, о разорванную на груди рубаху пижамы, о сквозившую в моём взгляде всепрощающую любовь, и будто надломился, рухнув на стол грудью и лицом, зарывшись в копну сияющих светлыми пшеничными волнами кудрей, беззвучно сотрясаясь и не реагируя на кинувшихся его утешать лучших, тоже украшенных парочкой синяков.

Очевидно, Су Вон уже знал, откуда взялись эти раны. Или же догадался. Или, что более вероятно, он и не допускал других вариантов. Он ненавидел и презирал себя тогда, и потому всякую проблему, ошибку, злодеяние приписывал себе, а не тому, кто был повинен подлинно. Меня отогнали, Су Вона пытались успокоить Кён Су, Ма Хён, Джу До, Хье Ри, На Гём, Со Джун, Ли Тэ, и ещё целая толпа, но он вскочил, зарычал яростно, вынуждая всех отпрянуть, выкрикнул: – «Отойдите, если не хотите, чтобы я вновь обратился!» И, развернувшись, выбежал на улицу, помчавшись в сторону реки. За ним, конечно же, ломанулись На Гём и Со Джун, игнорируя угрозу, и потом, вероятно, наблюдали за ним издали, опасаясь, как бы он всё-таки не обратился ненароком. Моё сердце ухнуло в пятки. Я осознал, что того, что я себе нафантазировал, не будет. Мир моментально утратил краски. Я ослаб, с трудом доковылял до стола, обрушился кучей тряпья на паллет и замер, бессмысленно тараща глаза в проём двери.

На плечо легла тяжёлая ладонь. Это был Таэ Ву. Тот, кто являлся моим спасением и утешением все эти годы, даже не подозревая о своей роли. Он сжал моё плечо, выпуская успокоительные феромоны, улыбнулся уголком рта, печально и понимающе, сел рядом и без прелюдий рассказал мне всё, что произошло у них с Джу До. С того момента мы стали не просто друзьями, чья дружба была длинною в целую жизнь для меня, но союзниками. И я должен признать, что его помощь была куда полезнее моей.

Комментарий Кан Мина:

НОМ осталась в моей памяти, как самая противоречивая ночь в моей жизни. Столько страха и столько счастья одновременно сложно даже представить. Но для Чон Хо она оказалась наполнена одним лишь ужасом от начала до конца. Когда штурм начался, я не спал. Не скажу, что это было какое-то предчувствие, но мне было неспокойно, и сон не шёл. Услышав дикие вопли и шум, я мгновенно выскочил в коридор и ринулся на звук. В конце холла была распахнута всегда запертая прежде на магнитный ключ дверь. Я вскочил в пятно света и столкнулся с Ко Джа, остолбенев на миг и утратив дар речи. И сразу кинулся ему на шею, не веря своему счастью, не осознавая, что всё ещё бодрствую.

Ко Джа обнял меня крепко, стиснув со всей силы, и тут же отстранил, заглянул в глаза и выпалил, не тратя времени на объяснения, используя в полную силу феромон подчинения: – «Беги в спальню Б, поднимай всех и выводи по правому коридору в сторону улицы, Чон Хо вели выводить А-шек, я буду там совсем скоро». Я кивнул, краем глаза отметив, что здесь творится что-то невообразимое: в одиночку мой ровесник, совершенно мне не знакомый, крушит всё и расшвыривает всех, кто подвернётся. Не имея ни желания, ни возможности ослушаться, я рванул обратно, сделал, что велено, соединившись вместе с Б-шками в коридоре с Тэ Джуном и остальными. Тратить время на то, чтобы тормошить Чон Хо и других я не стал, уверенный, что лучшие догадаются, что делать, самостоятельно, и не ошибся, в целом.

Собравшись на улице, альфы бросились бежать в сторону ангара, о котором я не имел тогда ни малейшего представления, и осознал на бегу, что волнения как не бывало. В сердце разливалось живительное тепло. Мне чудилось, что я приближаюсь к цели, к которой стремился всю свою жизнь. И я не ошибся.

От лица Чон Хо:

С того дня, как Су Вон увидел собственные отметины на моём лице, началась поистине самая тяжёлая полоса моей жизни. Он не подпускал к себе практически никого, разве что Ли Хо, который, вероятно, имел какое-то влияние на Су Вона, а может быть, феромоны Ли Хо просто не могли спровоцировать его «режим берсерка». В любом случае, всё, что я видел, это его спину или же напряжённый предостерегающий взгляд. Су Вон не разговаривал и не сближался ни с кем, и даже когда мы оставались случайно вдвоём в комнате, если Тэ Хан и Со Джун уходили пройтись, на работу или по другим делам, он просто будто меня не замечал, а на любые попытки начать разговор просто грубил или ярился, от чего его глаза опасно краснели, вынуждая меня умолкнуть.

Постепенно я нащупал линию поведения, которой нужно было придерживаться, чтобы не тревожить и не злить его – не мешать, не лезть не в своё дело, не пытаться контролировать, в общем, не отсвечивать. Я продержался в этом режиме до самого конца, и должен сказать, что это было чертовски трудно. Теперь я понимаю, что всё делал правильно и заслужил похвалу. Тогда же я терзался, сгорая от ужаса, что ошибусь, сделаю ему больно, оттолкну, заставлю возненавидеть. Не было ничего страшнее, чем вызвать в Су Воне большую неприязнь и недоверие, чем были уже.

И потому я не нарушал его личные границы, не вмешивался, где не просят, и лишь украдкой наблюдал, изучая его досконально. Каждую чёрточку лица, каждый непослушный локон, каждый жест, движение, реакцию. Как он ест, как спит, как стирает бельё, как скандалит с названным братом, с лидером мелких, с другими омегами и альфами, как общается в классе, как играет в баскетбол на физкультуре. Ловил каждое его слово, внимал всему, что казалось ему важным, что заботило, раздражало, веселило. Я должен был понять, как мне защитить его, как помочь, как уберечь от терзания самого себя, от одиночества и пустоты.

В какой-то момент, как мне показалось, что-то слегка переменилось. Су Вон начал изредка задумчиво наблюдать за мной. Я покрывался мурашками под его взглядом и опасливо прятал глаза, остерегаясь выдать собственное волнение. А потом Ко Джа и Кён Су узнали о своей беременности. Это событие стало очередной ступенью из собственного погреба Су Вона. На краткие мгновения мне удалось увидеть его таким, каким он был до трагедии, произошедшей с ним в четырнадцать: ярким, сияющим, лукавым, озорным. Живым, одним словом. С каждым этим новым крохотным изменением я преисполнялся надежды. Иногда говорил с Таэ Ву. Мы были чудовищно далеки от цели, но тот факт, что дороги наши были немного схожи, помогал легче шагать по ним. Двигаться всё дальше вперёд вопреки неудачам, зная, что где-то рядом есть тот, кто понимает, было намного легче.

Во время НУЛ, когда в медкабинете Ко Джа невольно пригибал всех оставшихся в ангаре детей лаборатории к земле своими рыками, обладающими неизмеримой силой, Су Вон сделал ещё один крошечный шаг навстречу. Тэ Хан и Со Джун тогда сидели на полу возле постели, не имея возможности прикоснуться друг к другу, и потому держали за два конца шёлковую ленту, ставшую для них своеобразным талисманом. Когда желание коснуться переставало быть контролируемым, они брались за эту ленту, представляя, что она – продолжение их рук. Я узнал это от Тэ Хана совсем недавно. Он рассказал, что лента стала таким важным атрибутом, что начала сама по себе превращаться в триггер, повышая их притяжение, и пришлось спрятать её подальше.

Но тогда, полгода назад, лента была их спасением и обозначала, что Тэ Хан держит Со Джуна за руку, успокаивая и приободряя его. Никаких феромонов. Никаких касаний. Немудрено, что именно они всегда были нашими с Су Воном соседями по комнате. В ту страшную ночь в том числе. Су Вон, забившийся в угол своей кровати на нижнем ярусе, после очередного особо мощного рыка лидера с остервенением пнул верхний ярус и процедил сквозь зубы: – Спускайся. Мне не нужно было повторять дважды, я был рядом доли секунды спустя, с бешено колотящимся сердцем, не только от давления мощи Ко Джа, но и от напряжённого ожидания дальнейших слов истинного.

Су Вон недобро сверкнул глазами, помешкал ещё немного, взвешивая, очевидно, правильность своего решения, а после протянул мне руку. Я взял его сухую, тёплую, невыносимо гладкую и нежную, тонкую и изящную ладонь, неловко сжал длинные, сильные пальцы, которыми при желании Су Вон легко сломал бы мне шею, как курёнку, настолько я был измотан и слаб сейчас. Он смотрел на меня испытующе, сверкая изумрудными кошачьими глазами в темноте, но руку не убирал, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Раздался новый сокрушительный рык лидера, и Су Вон рефлекторно сжал мою руку со всей силы, закрыв глаза и тяжело дыша. Я будто физически ощущал, как ему тяжело, плохо, больно и страшно. На миг поддавшись инстинкту защищать, я едва уловимо подался вперёд, но Су Вон уловил это движение и отдёрнул ладонь. Сверкнул яростно глазами, кутаясь в одеяло с головой. Я упустил этот шанс. Но теперь я был уверен, что получу ещё один.

Комментарий Кан Мина:

Время, проведённое в ангаре, стало для меня невероятным, наполненным счастьем, любовью, надеждой. Но и это время, и месяцы в общаге омрачались страданиями тех, кто был мне бесконечно дорог. Плюс к этому, нести ответственность за полсотни мелких альф было для меня привычно, но, когда число подопечных увеличилось до сотни, до кучи прибавив головной боли в виде характера моего истинного, я начал маленько сдавать позиции. Ко Джа и Кён Су, а после Таэ Ву и Джу До, Рэн Ган и Ли Хо, конечно же, сами выполняли роли лидеров на все сто, и мало кто посмел бы ослушаться напрямую. Но мы все на то и являлись детьми, да и остаёмся сейчас, что пытаемся изыскать возможности набедокурить тайно, не гневя старших. Вот только спрос в этой ситуации с меня. По крайне мере, я сам в этом абсолютно убеждён. И потому, да – я устал.

На Гёму сейчас, вероятно, тоже нелегко. Су Вон примирился со всеми, кроме него, и, откровенно говоря, никто не понимает, в чём заключается конфликт между ними, что такого могло произойти, что второй до сих пор его не простил. Мы втроём с Чон Хо голову сломали, но альфу к этой теме Су Вон до сих пор не допускает. Пытались выведать через Джу До, и тоже глухо, он и подавно не знает об их конфликте. Одна надежда, что На Гём утихомирит свой буйный нрав, прекратит выкидывать фортеля и бесить названного брата, что поможет-таки наладить их отношения и прольёт свет на великую тайну давней ссоры.

Сейчас, когда общага позади, отношения в классе и в школе мне удалось относительно устаканить, не без помощи других альф и омег, разумеется, вторые идут «на поправку» в отношениях, всё в Мори, на первый взгляд, складывается наилучшим образом, мне почему-то опять неспокойно. А так хотелось бы пожить хоть пару месяцев без происшествий. Но так, очевидно, не бывает.