Так как Су Вон наотрез отказался писать о прошлом, его наказали и заставили делать это вместе со мной. Наказание тяжкое, не спорю, но всё равно обидно. Что ж, я кратко изложу свою историю, а после внимательно прослежу за тем, как это сделает мой названный братец, который больно тыкает мне в бок прямо сейчас. Никакой братской любви не осталось, как же это больно. А ведь в раннем детстве мы всегда спали в одной кровати, словно близнецы. Очень жаль, что это время давно прошло.

Я не помню момента выемки, ибо этим талантом лаборатория меня обделила, но очень хорошо помню время, когда нас переселили в бывшую спальню старших омег. Там были кровати гораздо больше наших прежних колыбелей, и потому я смог беспрепятственно забираться на верхнюю полку, где спал Су Вон, и обнимать его во сне, как любимую куклу. Я не пытаюсь сказать, что воспринимал его за игрушку, весь бок мне отбил сейчас, негодующая бука… Нет, я пытаюсь донести, каким великолепным я видел его, как ощущал. Все малыши-омеги вызывали у меня благоговейный восторг своей красотой, разумеется. Но к Су Вону я всегда относился по-особенному. Возможно, причиной было наше невероятное сходство. Если бы у нас были детские фотографии, то все решили бы, что мы близнецы.

Я не отлипал от Су Вона ни на мгновение, и не только я. Со Джун вообще не отходил от нас ни на минуту, и тоже нередко спал с нами, пока кровать ещё нас вмещала. Он словно боялся остаться один, следуя за Су Воном неотступно, куда бы мы ни пошли. А ещё, Со Джун очень много плакал. Проще сказать, сколько раз я видел его не зарёванным до распределения. Су Вон всегда старался его успокоить, но я никогда не ревновал, потому что обожал их обоих, равно как и остальных мелких. Другие дети тоже очень любили Су Вона, и он отвечал им взаимностью. Не то, что бы меня любили меньше, но Су Вон всегда сиял намного ярче, и я видел его сильнейшим, великолепнейшим, самым лучшим. Вот только когда началось обучение боевым искусствам, Су Вон ни разу не сумел меня одолеть. Он воспринимал это как должное, потому что считал лучшим меня. Но я пытался ему поддаваться, испытывая гнев от того, что сильнее не он, а я.

Су Вон страшно злился из-за моей нечестной игры, и мне пришлось прекратить. Но тут я придумал новый способ возвысить его: я стал шалить. Старшие омеги этого не одобряли, учёные и подавно. Но меня всё равно все обожали из-за природного умения манипулировать и очаровывать, и даже когда я пытался эту способность подавлять, она всё равно подсознательно лезла наружу. Я воровал сладости из кладовой в столовой и прятал под кроватью, чтобы потом угостить других омег. Рисовал карикатуры на учёных в классе на интерактивной доске и на партах, заставляя смеяться и других детей, и самих учителей, вопреки моему желанию их взбесить. Топил в унитазе тетради. Обливал чернилами белоснежное постельное бельё. Стравливал до драк собственных друзей и сам же разгонял их по углам при помощи феромонов.

Ничего не помогало. Учёные продолжали сравнивать нас. В особенности уделяли внимание мне, Су Вону и Со Джуну. Даже не скрывались, обсуждая нас прямо там, в учебном классе, в спортивном зале, в музыкальной комнате, везде. Пока мы старались научиться чему-то ради одной цели, они преследовали совсем другую. А меня ставили выше всех. Мне было омерзительно само это сравнение, но тот факт, что не Су Вон был лучшим в их глазах, приводил меня в бешенство. Они что, ослепли и не видят, что мне до него не допрыгнуть, не сравниться? Ай, ну вот, опять дерётся. Отстань, дай записать, как есть, твоя очередь после.

Надвигалось распределение, и я предпринял новую отчаянную попытку сместить себя с первой позиции – инсценировал побег. В одной из книг я вычитал о том, что можно было через вентиляцию пробраться на улицу. «Ага, не ожидали, что кто-то, столь преданный наставникам, выкинет такое?» – злорадно думал я, смывшись после обеда с сон часа, бросив в комнате друзей, не осмеливаясь даже думать о том, каким может стать моё наказание. Используя недюжинную ловкость, я взобрался по перегородке кабинки под потолок, украденным из кладовой гвоздиком раскрутил саморезы, удерживающие вентиляционную решётку, цепко ухватился за край проёма, подтянулся и наполовину уже заполз в дыру, когда в коридоре послышался шум.

В следующий миг сильные руки выхватили меня из дыры, вёрткого, неистового, извивающегося, силящегося укусить руки, удерживающие меня за узкую талию. Но тут некто, втянувший меня обратно в плен опостылевших стен, внезапно прижал меня к себе, вздрагивая и сотрясаясь, и я понял, наконец, что этот человек рыдает. Он, как и все вокруг, напуган и взволнован. На лицах учёных отражается ужас, смешанный с облегчением, что меня успели найти. Я, конечно, не собирался далеко заходить в лабиринте вентиляционных коридоров, но по словам кого-то из учёных повсюду внутри были установлены мощные винты, которые могли мгновенно перемолоть любого, кто сунулся бы лезть через них, и мне тоже стало не по себе. Той же ночью крепления решёток заменили, я специально убедился в этом утром, чтобы не волноваться о том, что кому-то ещё в голову придёт мысль влезть туда.

Меня наказали прямо там, не желая выносить ситуацию на всеобщее обозрение. Учёный, первый, буквально выпорол меня, как наставляли капризных и непослушных детей в книгах. Почему-то это действо, образно равняющее меня с теми другими детьми, которые были где-то не здесь, в другом месте и при других обстоятельствах, условно делающее меня в тот миг обычным ребёнком, которым, как я уже тогда предполагал, на деле я не являюсь, осчастливило меня на краткий миг. О побеге так никто и не узнал – ни старшие омеги, ни младшие. Меня просто не было пятнадцать минут в спальне, я набрехал, что уснул в туалете. И хоть никто не поверил, выпытывать не стали.

[– Ты чего ревёшь? – удивлённо воскликнул На Гём, оборачиваясь на звук. Су Вон отвернулся и вскинул руку, призывая лидера замолчать. Он не сумел сдержать нахлынувшую лавину чувств и подступившие к горлу рыдания. Конечно же он не знал об этом. Он не знал о многом, как и На Гём мало что знал о том, что творили в лаборатории с Су Воном, а он посмел его винить. Гадко.

На Гём вскочил, хотел было обнять второго, но не решился. Не время. Разговор ещё не окончен. Он даже ещё не начат. Но скоро он начнётся.]

В ночь пятнадцатилетия первого поколения ничего не предвещало беды. Вечер прошёл как обычно, после отбоя в нашу спальню тихонько проник Ма Хён, помогал по очереди с домашним заданием Мин Су, Хи Су, Ли Сону, Ци Мину и Чхэ Ли, которые не испытывали сложности в обучении, но и большой любви к урокам не питали, филонили и потому просили помощи старших регулярно. Я сидел на нижнем ярусе кровати с Со Джуном, мы о чём-то болтали в полголоса, чтобы не мешать Ма Хёну, Су Вон расположился рядом с Ли Соном и подсказывал иногда, вызывая у старшего довольную улыбку.

В какой-то момент я почувствовал, что атмосфера в спальне переменилась. Что-то витало в воздухе, какой-то незнакомый, слабый феромон, и я не мог его идентифицировать, едва ощущая и гадая, что это могло быть. Но Со Джун, чувствовавший всё иначе, мгновенно покрылся мурашками, его начал бить озноб, и он вот-вот готов был разрыдаться. На мои вопросы он никак не реагировал, только сжимал испуганно руки возле лица, тщетно пытаясь прикрыть нос. Он будто впал в транс, покачиваясь и сотрясаясь, не производя ни звука. В следующий миг я почувствовал ещё один феромон, намного сильнее, совершенно незнакомый и пугающий. Горло сдавило ужасом, в груди медленно разрастался колючий ледяной ком, и я понял, что Со Джун уже начал синеть от попыток не дышать, не вдыхать этот новый аромат.

Ещё мгновение спустя Ма Хён резко начал заваливаться вбок и рухнул под стол, окончательно разрушив тишину ночи. Ли Сон завизжал испуганно и, разрыдавшись, забился в угол комнаты у двери. Вероятно, наводнившие спальню чужие феромоны слишком сильно его испугали. И не только его. Большинство мелких ревели навзрыд, но Су Вон не поддался панике, не сдерживая слёз, но и не давая воли эмоциям, он попытался привести Ма Хёна в чувства, и ему это удалось. Рядом с ним сгрудились Ли Тэ, Мин Хо, Мин У, Сэ Хо, ещё несколько ребят, кто не так ужасно отреагировал на проникновение феромонов. Старший выглядел ужасно, его всего колошматило, как и нас, тело его совершенно не слушалось, пот стекал ручьями, казалось, он пышет жаром, словно огромная печь из сказаний. Су Вон пытался как-то помочь, вытереть пот, выпустить успокоительные феромоны, но на старшего в этом состоянии они явно не действовали.

Мин Су и Хи Су первыми опомнились и бросились в коридор звать учёных. В соседней спальне тоже, очевидно, царила паника. Казалось, что вообще всё здание ходит ходуном. Привычный мир расслоился, распался на фрагменты. Я чувствовал, что тону в бреду, что неотвратимо надвигается что-то немыслимое, жуткое, опасное. Со Джун при этом ревел навзрыд, но вовсе не от страха. Он звал, бесконечно звал кого-то, кого ни он, ни я, ни другие омеги не видели и не знали, но Со Джун продолжал кричать сквозь истерику, умоляя неизвестного забрать его отсюда. Я пытался успокоить его, утешить, помочь, выпустить успокоительные феромоны, но и сам едва мог подчинить себе своё тело. Моё бессилие сковало меня, оно пугало, терзало, ранило тысячей осколков разбитого самолюбия. В спальню ворвались наконец учёные, уволокли едва живого Ма Хёна на носилках, а на нас прикрикнули, веля ложиться спать.

Су Вон сразу же ринулся утешать остальных, кто так и не смог успокоиться и прийти в себя, и тут его феромон сработал идеально, очень быстро ему удалось привести в порядок обстановку в комнате, он бросился ко мне и Со Джуну, но я ободряюще улыбнулся, давая понять, что мы в порядке, и подбородком указал ему на дверь, отправляя в соседнюю спальню. Без раздумий Су Вон кивнул и убежал к другим мелким альфам. Как он рассказал после, успокоив Б-шек, он проник в комнаты первого поколения и убедился, что теперь с ними уже всё хорошо. Лишь после этого он, вымотанный не меньше остальных, позволил себе лечь в постель рядом с Со Джуном и мной, не в силах лезть к себе наверх, и моментально вырубился. А я в очередной раз для себя убедился, что лидером для нас должен быть вовсе не я, а именно Су Вон.

Помню свой разговор с Кён Су сразу после нашего распределения. Я пытался узнать у него, почему они с Джу До поссорились, как это связано с их собственным распределением, и что в этой ситуации можно было бы сделать. Кён Су стал тогда мрачен, печален и задумчив, и я понял, что затронул довольно мучительную для него тему. Но лидер всё же нашёлся, что мне ответить, а после обнял ласково, утешая феромонами и расчёсывая ловкими пальцами мои тогда ещё длинные волосы.

«Каждый из нас испытывает порой тревоги, противоречия, другие сложности. Но если попытаться решить за человека его проблемы, он ничему не научится. Хуже того, он найдёт их снова. Создаст так же, как сотворил прежние дилеммы в своей голове. Можно дать лишь ту помощь, о которой человек просит сам. Просит искренне, желая принять эту помощь по-настоящему. Только тогда от неё будет польза. В противном случае же ты рискуешь навредить. Я на том же и прокололся. Был навязчив, не желал отпускать Джу До, когда он захотел отдалиться, подумать, найти гармонию. Я был настырен, жаден, требовал впустить меня обратно в его мир. И тогда он оттолкнул меня. Даже сейчас продолжает отталкивать. Не совершай моих ошибок, не забирай у Су Вона право выбора, его возможность решать самостоятельно, что будет лучше для него».

Мне бы стоило внять тогда словам лидера, однако я был ослеплён собственной гордыней, привычным уже сумасбродством и безнаказанностью. Мне было невдомёк, что, пытаясь повлиять на учёных, я лишь ношу воду в решете. Они всё решили уже давно, возможно, ещё до самой выемки. Изменить что-то было не в моих силах. В ничьих силах, как теперь известно. Но я не мог угомониться. Всё больше входил в раж, бедокурил, дичился, отлынивал от обязанностей, слонялся по коридорам, срывал исследования, которые проводились регулярно, отказывался посещать бесчисленные процедурные кабинеты. Эта вакханалия растянулась на годы, и вот в районе 11-12 лет, когда я усердствовал над подрывом собственного имиджа в глазах учёных с особым рвением, где-то я всё-таки переборщил.

В какой-то момент Су Вон начал частенько пропадать в кабинетах учёных, и никто не знал, где именно, и что он там делал. Рассказывать он не спешил, а потом и вовсе стал более закрытым, меньше дурачился со мной, Со Джуном и другими мелкими, больше времени проводил со старшими: Джу До, Джин Ву, Ди Джи, Хи Дэ; с лидером, Ма Хёном, иногда Рё Хэем и Хье Ри, иногда с Нам Илем, Ёнг Мином, Мин Чоном и Ки Рином. Не сказать, что он охладел к нам, перестал уделять внимание. Я чувствовал его привязанность, он всё ещё называл меня и Со Джуна «братишка», и всё же что-то неуловимо изменилось в его всегда жизнерадостном сияющем образе, в сильном характере, непоколебимой воле. Как будто что-то зловещее нависло над ним, и как ни старался, я не мог выпытать, что же на самом деле происходит.

[Су Вон отшатнулся от ноутбука, где на экране, внимательно следя за тем, как На Гём молниеносно набирает символы, прочёл последние строчки. Упёрся спиной в стену и соскользнул по ней на пол, вжав голову в колени и накрыв её руками. На Гём титаническим усилием воли удержался от того, чтобы ринуться к нему сейчас же и начать тискать, гладить, утешать, глубоко вдохнул и вернулся к составлению текста для Тэ Джуна.]

В день четырнадцатилетия все мы, старшие и младшие, по обыкновению проводили свободное время в игровой. На учебной половине Рё Хэй вдохновенно цитировал свои стихи, некоторые восторженно слушали, как и я, другие, кто хорошо разбирался в музыке, наскоро подбирали ноты, чтобы после попробовать переложить стихи на музыку. Это была своеобразная игра. Кён Су задумчиво изучал взглядом Ли Хо, примостившегося на корточках на спарринговой половине неподалёку от Джу До и Су Вона, между которыми шёл в тот момент шуточный бой. Джин Ву подначивал Су Вона, наскакивая с противоположной стороны, а тот лишь смеялся, не теряя при том ни йоты концентрации.

В какой-то момент Кён Су, смотревший в ту сторону из-за Ли Хо, вскрикнул и вскочил со своего места, кинувшись к Су Вону, распростёршемуся на полу, и Джу До, склонившемуся над ним. Но добежать он не успел. Я словно окостенел, когда понял, что происходит что-то невообразимое. Су Вон швырнул Джу До в стену, раскидал всех, кто был рядом, накинулся на других омег. Когда он мельком посмотрел в мою сторону, я увидел чёрные, налитые кровью глаза и понял – это уже не Су Вон. Не та его часть, к которой мы все привыкли. Нечто тёмное, жуткое, словно древняя магия из книг, необузданное и непобедимое. Ужас сковал меня, я не мог пошевелить и пальцем, оставалось только наблюдать, как мой любимый братик неотвратимо приближается ко мне, надвигается, словно тайфун, с неимоверной жестокостью расправляясь с теми, кто пытался усмирить его, вырвать из лап помешательства.

Учёные мельтешили у дверей, но я не обращал на них внимания, зачарованный опутывающим меня, словно стальные тросы, неосмысленным и в то же время пылающим яростью взглядом Су Вона. Что-то глухо щёлкнуло, блеснуло неуловимо, и вот братишка уже сопит на полу, будто ничего и не было. Мелькают носилки, умиротворяюще-белоснежные, но вот они в миг покрываются багряными отметинами, распускающимися тут и там, словно ликорисы, не только на сияющей чистотой ткани, но и на полу, стенах, тетрадях, вазах, люстрах, бархатной коже близких мне людей. Кажется, что бурыми пятнами покрылась вся моя память, мысли, чувства, что мои глаза сами источают алые реки, кровоточат раскалённым пламенем, но это были всего лишь неконтролируемые слёзы. Душащие, тяжёлые, бесконечные минуты я сидел так, пока учёные всё выносили и выносили раненных.

[На Гём боится даже смотреть на Су Вона. Он чувствует спиной, как взгляд второго прожигает и его, и монитор, и повисшее в воздухе звенящее от неловкости молчание. На Гём не знает, что тут сказать. Су Вон не хотел, чтобы об этом писали. Но от былого не убежать. Нужно один раз встретиться с ним, посмотреть, погладить, как хромую дворнягу, и отпустить восвояси. На руинах прошлого не построить будущего. Прежде необходимо разобрать завалы.]

Неделю спустя Су Вон появился в спальне А класса. Его невозможно было узнать, на нём словно лица не было, лишь бледная тень. Ни одной эмоции, ничего не выражал этот прекрасный лик, а ясные изумрудные очи будто потонули в туманной поволоке. Он ничего не говорил, никого не замечал. Опустив глаза в пол, прошёл к своей постели, рухнул на неё и впервые укутался с головой в одеяло. Су Вон, который никогда не мёрз, и потому своим одеялом всегда делился с Га Ином или Джон Ханом, главными мерзляками класса.

Я, Со Джун, Ли Тэ, Мин Су и другие омеги попытались поговорить с ним, успокоить, но Су Вон вскочил с постели, отпрыгнул от нас, не позволяя никому себя касаться, словно мы могли вымараться в нечистотах, и прорычал голосом, едва похожим на человеческий, больше напоминающим звериный рык: – Не подходите, если не хотите спровоцировать снова! Больше никогда! Слышите?! Никому не сметь приближаться! Забудьте об этом! Не трогайте меня! Его глаза стали наливаться кровью, и мы шарахнулись в ужасе, а Су Вон с болезненным удовлетворением горько ухмыльнулся, вернулся на кровать и, вновь завернувшись в одеяло, уткнулся лицом в стену.

[ – Я не хотел навредить, – надломленным болью голосом произнёс Су Вон, –старался уберечь. Прости, что делал ещё больнее. На Гём понял, что время подходящее. Он оторвался от клавиатуры, протянул руку и осторожно сжал ладонь Су Вона, всё ещё стоявшего рядом, слегка склонившись к ноутбуку, чтобы лучше видеть монитор, который На Гём неловко пытался загородить плечами. – Я знаю, – сказал первый тихо, – сейчас всё это уже давно извинено и позабыто, тебе тоже стоит простить меня. Су Вон ухмыльнулся уголком рта: – Посмотрим на твоё поведение. На Гём покраснел до кончиков ушей. Эту версию братика он мечтал увидеть долгие годы, и теперь не мог поверить собственному счастью.]

Расскажу о том, как мне жилось после того, как Су Вон отвернулся ото всех, расширив зияющую в моей груди ментальную дыру вдвое. Если последние два-три года мы ещё продолжали общаться, хоть и не так откровенно, как прежде, то теперь я оказался окончательно покинут тем, кем дорожил более всего. Сказать, что я сходил с ума – ничего не сказать. Было ощущение, что от меня отрезали половину, и рана во всё тело размером, беспрестанно кровоточит. Я любитель утрировать, конечно, но иными словами это чувство не описать. Видеть его страдания и не иметь возможности помочь было невыносимо.

Со Джун, тем не менее, оставался рядом, не прекращая вместе со мной бесплотных попыток достучаться до Су Вона. Уже после происшествия в ночь пятнадцатилетия первого поколения он стал меньше плакать при всех, выучившись постепенно сохранять хладнокровие днями и выпускать эмоции по ночам, когда он думал, что все спят и никто не слышит его приглушенных подушкой отчаянных рыданий. Теперь же, после случая с Су Воном, Со Джун и вовсе обратился неприступной, непоколебимой скалой, никому не показывая своих чувств, даже мне. Но я по наитию ощущал, какие немыслимые страдания он испытывает. И не он один. Мы очень часто говорили с другими омегами в отсутствие Су Вона, пытаясь изыскать способ помочь второму вернуться к нам, сбросить оковы чувства вины.

Со Джун настаивал на том, что нужно продолжать убеждать Су Вона в его непричастности, невиновности в произошедшем, и я был полностью солидарен. Ли Тэ и Мин Хо спорили, доказывая, что учёные добивались всегда именно этого – стравить нашу троицу, и достигли желаемого результата в итоге. Не нам теперь лезть к Су Вону и пытаться влиять на него. Это должны сделать старшие. Сэ Хо и Ки Ён были с ними не согласны, утверждая, что первое поколение ничем не поможет. Им и досталось более всех, перед ними Су Вон чувствует себя повинным сильнее всего. Чи Мин робко пытался заявить, что Су Вону нужно время, и лучше его пока не трогать вовсе.

Джон Хан и Га Ин с ним были совершенно согласны, но Мин Су, Хи Су, Ли Сон, Ци Мин, Ги Ю, Ки Тэ, Янг Хо, Чхэ Ли, И Сыль и ещё многие единодушно протестовали, считая, что потерянное время скажется разрушительнее на психике второго. Мин У, Вон Хо, Ён Ги, Сяо Лун, Дон Хэ, Ха Ныль, Цзи Вон, Ким Хо и другие от комментариев воздерживались, затрудняясь сказать, что вообще может быть правильным в этой ситуации. Любыми действиями, равно как и бездействием, мы рисковали нанести непоправимый вред, потому что хоть Су Вон и велел никому не вмешиваться, его муки были столь явны, как если бы он водрузил на голову терновый венец и шёл босыми ногами по битому стеклу в желании искупить вину, которой на нём, по сути, не было вовсе.

Кён Су тоже страдал и метался, а потом пятерых лучших и вовсе выдернули из нашей жизни, и у них совершенно не осталось времени и сил проводить с нами вечера. Вся учёба, свободное время, боевая подготовка проходили у них в закрытых, отдельных помещениях. Однажды мне удалось пробраться к ним в спальню первого поколения, и состоялся такой разговор: – Почему мы вас больше не видим, что происходит? – шептал я, прижимаясь затравленно к Кён Су, только в объятьях лидера позволяя себе дать слабину перед кем-то. Он долго молчал, подбирая слова, утешающе поглаживая мою дрожащую спину, перекидываясь вопросительными взглядами с Ма Хёном, Хье Ри, Джин Ву, выглядевшими так же подавленно, как и первый. Джу До демонстративно меня игнорировал.

После затянувшегося молчания Кён Су произнёс наконец: – Нас готовят к чему-то особенному, но мы и сами не знаем, к чему. Я не могу рассказать детали, это не та информация, которой я хотел бы поделиться. В его голосе сквозила такая безграничная тоска, что я окаменел от ужаса, боясь даже представить, с чем лучшим старшим пришлось столкнуться в эти месяцы. – Возможно, вскоре нас здесь не будет. Нам придётся ненадолго уйти наружу. Присмотри за мелкими, очень тебя прошу. Позаботься о них, не позволяй унынию поглотить твоё сердце. Хоть ты и не веришь мне, но я знаю, что это под силу только тебе. Ты – сильнейший, лучший, и ты справишься. Я помогу, буду мысленно всегда с тобой. Не забывай об этом. И не раскисай. Кён Су ласково сжал меня, целуя в макушку. Я же тем временем словно провалился в глубочайший склизкий колодец и не мог взобраться по стенкам обратно, вновь и вновь соскальзывая в омут отчаянья. Мой феромон страха затопил спальню старших, заставив Джу До раздражённо завозиться.

– Э-э-э-й, не поддавайся меланхолии, слышишь? – попытался приободрить меня Ма Хён, – мы вернёмся, клянусь тебе. Узнаем, что там, и найдём способ помочь Су Вону. Так ведь, Хье Ри? Четвёртый натянуто улыбнулся и неуверенно кивнул. Ма Хён и сам не верил в то, о чём говорил, это легко читалось в его взгляде. Но то, как лучшие были единодушны в своём стремлении поддержать меня, в итоге всё-таки придало мне надежды. Если они, сильнейшие, так напуганы, и всё равно не теряют надежды, то какое право имею я подвести их, не оправдать ожиданий, не исполнить возложенных на меня задач? – И всё-таки, – проронил я трясущимся голосом, – как быть с Су Воном? Что я могу сделать? Как помочь?

Неожиданно после этих моих слов Джу До подскочил на кровати, гневно уставился на меня и процедил полушёпотом: – Оставь его уже в покое! Он приходит в ярость, когда, кто-то лезет к нему, будь то Кён Су, я, Хье Ри, ты, Со Джун, кто угодно! Не нужно! Дай ему время, вот и всё! И бросив в меня этот яростный монолог, он плюхнулся обратно на постель, вновь отвернувшись и с трудом подавляя разошедшиеся от гнева феромоны. Я изумлённо уставился на Кён Су. Даже слёзы вмиг осушил свирепый выпад второго в мою сторону, на деле ставший искренним и самым важным сегодняшним советом от старших. Первый кивнул: – Я тоже так считаю, Джу До прав. Дай ему передышку, сосредоточься на задачах, которые встанут перед тобой безотлагательно. Вот увидишь, он оттает. Я уверен. Мне оставалось лишь утвердительно кивнуть в ответ.

В августе лучшие действительно пропали. Не могу сказать, что начался хаос, стенания и проклятья в сторону учёных. Они собрали нас в кинозале, втюхали нам нелепую версию о том, что лучшие будут временно обучаться в другом месте, и на том всё закончилось. Вернувшись в игровую, старшие растерянно уставились на Ли Хо, который теперь был среди них сильнейшим, младшие же обратили свои взоры на меня. Однако же план был давно готов, продуманный мной до мелочей долгими бессонными ночами. Я умоляюще глянул на Су Вона, выкрикнул: – Что-то захотелось шоколада, сбегаю до кладовой, вдруг получится украсть! И быстро выскочил в коридор, действительно направившись в сторону столовой. Вот только вместо кладовой я забился под один из столов и, обнимая колени и покачиваясь, ждал.

Я не ошибся. К обеду мелких в столовую действительно привёл Су Вон. Старших же вёл Ли Хо. Я давно отметил, что эти двое иногда общаются, и довольно откровенно, вот только услышать их разговоры было не дано никому, ибо они сохраняли дистанцию ото всех. Расспросить Ли Хо об этих беседах тоже ни младшим, ни страшим не удалось ни разу. Ли Хо никогда не отличался болтливостью, предпочитая всем остальными детям лаборатории своё собственное общество. Что, впрочем, не мешало ему быть активным участником любых тренировочных и шуточных боёв – подраться он любил, даже очень, но строго в рамках правил. И силищи ему было не занимать, поэтому он прочно удерживался на шестой позиции у учёных, несмотря на замкнутость и отстранённость, и они даже прочили ему место пятого, вот только одолеть Джин Ву Ли Хо было не под силу. Он побеждал лишь в редких исключениях, и то благодаря хитрости и ловкости, но «лучшие» всё же были сильнее.

Я внимательно наблюдал за тем, как Ли Хо стремительными темпами открывается для всех детей лаборатории с новой стороны, как на глазах меняется не только его поведение, но и весь его образ, выражение лица, тон речи, осанка, как исчезает дёрганость и скованность жестов, скупость действий в отношении других, как старшие и младшие омеги всё больше полагаются на него, а Ли Хо словно этому рад, и оттаивает всё быстрее, становясь до щемящего чувства в груди похожим на Кён Су. Возможно, сказалось отсутствие Джин Ву, с которым учёные неустанно пытались стравить Ли Хо, вынуждая их конкурировать за пятое место, хотя не могу сказать, что они оба так уж стремились к соперничеству. Во всяком случае, открытой вражды между ними не было, но учёных это как будто не устраивало.

Теперь же не только Ли Хо выглядел счастливее и оживлённее. Его изменения в малой степени передались и Су Вону. Он по-прежнему не подпускал никого близко, но по крайней мере больше не дичился, участвуя в дискуссиях, организационных вопросах, оказывая помощь с уроками и другими просьбами. Это был великолепный прогресс, восхитительное чувство удовлетворения, о котором я мечтал мучительно долго. Чтобы закрепить успех, я ни на йоту не ослаблял градус собственного показного безрассудства и рьяного, осатанелого сумасбродства, день за днём доказывая учёным, что они во мне ошиблись, и Су Вон теперь на своём месте. Однако учёные как будто махнули на нас рукой. Словно кто-то невидимый перевернул огромную страницу, и всё, что было прежде, стало в миг неважно. Это и радовало, и пугало до зубной боли. Надвигалось что-то жуткое, неотвратимое, решающее. И в ту ночь, когда нам исполнилось пятнадцать, я сумел в этом убедиться.

Меня, как и всех остальных, разбудил жутких грохот, истошные вопли и звуки свирепых ударов невообразимой мощи кулаков о хилую плоть. Я вскочил, озираясь по сторонам и пытаясь собрать мысли в кучу, и тут споткнулся взглядом о Су Вона, сидевшего на краю верхнего яруса своей кровати. Он, вероятно, вообще ничего не успел понять прежде, чем обратился «берсерком». В воздухе уже рябила чудовищная смесь феромонов, неподдающаяся по мощи никаким описаниям. Не удивительно, что тело Су Вона не выдержало такой нагрузки, и «режим берсерка» активировался молниеносно.

Я опасливо замер, внимательно следя глазами за его смоляным невидящим взором, опасаясь, как бы он ненароком не набросился на других мелких омег, но в следующую секунду совсем рядом за дверью спальни что-то прогрохотало, и Су Вон, одним неуловимым движением соскочив с кровати, рывком сдёрнул дверь с петель, словно она была из бумаги, отшвырнул в сторону, никого, к счастью, не задев, и будто растворился в воздухе, исчезнув из поля зрения со скоростью метеора. Я хотел было сунуться за ним, но в это же мгновение в проёме двери показался Джу До, всклокоченный, пышущий яростью, источающий густые и жуткие феромоны подчинения и гнева, с таким свирепым и осатанелым выражением лица, что я невольно отшатнулся и упал на кровать рядом с Со Джуном, тоже напуганным до меловой бледности и трясущихся, посиневших губ. А может быть, на него так влияла истошная какофония феромонов.

За спиной Джу До маячило взволнованное лицо Хье Ри. – Су Вона нет! – прорычал ему Джу До, и тут из противоположного конца коридора, где должен был начинаться просторный холл, донёсся такой гвалт, что Хье Ри сразу смекнул, где может быть Су Вон и крикнул: – За мной! Заберём его! И прежде, чем скрыться в направлении шума, четвёртый успел крикнуть мне: – На Гём, уводи всех, оба класса, в противоположную от холла сторону! Не мешкайте! Там встретитесь с Кён Су, Ма Хёном, Джин Ву и Ди Джи, они вас выведут! Быстрее! Мне не нужно было повторять дважды, я прежде всего привёл в сознание успокоительным феромоном Со Джуна, поручив ему А-шек, врубил феромон подчинения на полную, помогая третьему выгнать мешкающих в коридор, и ломанулся в спальню Б-шек.

Уже когда я замыкающим нёсся по коридору вместе с омегами из второй спальни в направлении левого запасного выхода навстречу лидеру омег и другим лучшим, а также мелким, выбравшимся под эгидой Со Джуна, нас нагнал Джу До. Его ярость уже не клокотала так нещадно, в большей степени его окутывал феромон беспокойства. Очевидно, что он тревожился о Су Воне, ведь его не было вместе с ним. Но главной задачей теперь было вывести всех мелких омег, что мы и сделали, не обмолвившись ни словом. Я поостерегся задавать Джу До вопросы, видя его состояния и испытывая щемящую жалость по отношению и к нему, и к Су Вону, и к самому себе.

Слившись на улице возле лаборатории с толпой уже ждавших нас освободившихся из плена старших и младших омег, мы все заворожённо уставились на небо и обстановку вокруг, жадно, будто впервые, дыша полной грудью, рьяно вдыхая свежий ночной воздух, словно пытаясь насытиться им на годы вперёд, и совершенно позабыли о том, что происходило вокруг. Из восторженного забытья нас вырвал Хье Ри, выскользнувший спустя некоторое время из дверей, которые мы сами проскочили недавно, даже этого не заметив. На руках у него был Су Вон, без сознания. Ди Джи вырвался из ступора от этого зрелища первым и перехватил Су Вона из рук запыхавшегося Хье Ри. Всё-таки они были уже тогда почти одной комплекции. Лучшие оторопели в ужасе, но четвёртый успокоил всех, уверив, что Су Вон просто спит, как в тот день, когда впервые напал на нас, и учёные вырубили его снотворным.

А потом был лес. Лёгкой, но быстрой поступью омеги преодолевали километр за километром, петляя между раскидистыми кустами, монументальными деревьями-старцами, юными побегами, островками открытых лужаек, избегая их, как и протоптанных тропинок, спеша добраться как можно скорее в безопасное место. Су Вон всё ещё спал на руках у Ди Джи. Первыми начали уставать самые мелкие из омег, и старшим пришлось подхватить их на плечо, чтобы не снижать темп. Кён Су ужасно волновался, что альф всё ещё не видно, однако вскоре далеко позади послышались приглушённые голоса Ко Джа, Тэ Джуна, Дон Гу и других альф, и лидер успокоился, убедившись, что с ними всё в порядке, они тоже выбрались и вскоре нас догонят.

Помню, едва выскочив из чащобы и увидев ангар, я оторопел, таким монументальным и величественным показалось мне это хлипкое сооружение, поражающее, меж тем, своими габаритами. В отдалении виднелись ещё ангары, но по запустению вокруг них было ясно, что и они бесхозны. Кён Су с Джон Ханом и Чи Мином на плечах, Ди Джи с Сувоном на руках, Хье Ри с ветеринарным ружьём наперевес и другие старшие первыми ввалились в распахнутые ворота ангара, следом вбежали мелкие и остановились как вкопанные, не понимая, что же дальше. Напряжение в воздухе едва начало нарастать, из-за обрушившейся лавиной на всех нас разом тревоги от недосказанности лучших, как шум преследования альфами, наступавшими ещё в лесу нам на пятки, вихрем ворвался в ангар, и молниеносно помещение погрузилось в звенящую тишину.

Признаюсь, я моментально забыл о Су Воне, лаборатории, лучших, обо всём на свете. Вселенная сузилась до одной крошечной точки, соединившейся со мной невидимым, но ослепительным лучом. Я увидел в первых рядах вбежавших в ангар альф Кан Мина. Моё сердце напрочь забыло, что нужно делать, я не сумел вдохнуть и покачнулся, намереваясь упасть, а лидер мелких альф, доли секунды назад ещё находившийся в добрых десяти шагах от меня, мгновенно оказался рядом, подхватил, заключил в объятья, прижал так сильно, что у меня, кажется, затрещали кости, зашептал какие-то глупые слова, значение которых ускользало от моего растаявшего в неге рассудка, а потом я с изумлением осознал, что рыдаю, как дитя.

Я вцепился в него как клещ, не чая возможным разорвать близость и на миллиметр, чувствуя себя при этом шариком мороженного, растекающимся в этих сильных, но до боли нежных руках, о чём-то силился сказать, но производил на свет только стоны, стыдные и жалкие, однако в тот момент я утратил себя полностью, позабыв, кто я и откуда, не зная, зачем я здесь, что меня ждёт, каким будет завтрашний день. Казалось, всё это не важно теперь. Но я ошибся. Несколько часов спустя наполненный ужасом, болью и отчаяньем вопль вырвал меня из мягких лап удовольствия, окунув в реальность, словно в ледяную прорубь.

Кричал Су Вон. Это я понял сразу. Вскочив и бросив Кан Мина одного, я сунулся было в ту сторону, откуда слышал крик, но там уже творилась такая вакханалия, что подойти я не решился и насилу удержал Кан Мина, порывавшегося вмешаться, едва разобравшись, что Су Вон избивает его дорогого Чон Хо. Всех нас спас в этой ситуации, как обычно, Хье Ри, не расстававшийся с пневматическим инъектором ни на минуту в то время. Су Вон моментально уснул, его уложили обратно в спальник, Чон Хо выпроводили на улицу, в патруль к Кён Су и другим омегам, а нам осталось зализывать раны и пытаться восстановить сбивчивый поток мыслей – впереди маячил наш первый день на свободе. День без готовой еды, чистых постелей, горячей воды, уютных тренировочных костюмов, тотального контроля и неотступного влияния мёртвых нынче наставников.

Потянулись мгновения, наполненные новым смыслом. Альфы и омеги, старшие и младшие, трудились не покладая рук для общего блага, и насыщенные работой дни, сменявшие один другой стремительно, словно узоры в калейдоскопе, не оставляли времени на уныние. Позже старшие узнали о скором пополнении, и работа в ангаре помножилась на работу вне его. В ту ночь, когда альфы и омеги собрались на поляне возле ангара, я смог осознать, для чего живу. Как мне тогда показалось, Су Вон и многие другие омеги тоже ощутили это. Если бы существовало слово, которым можно описать восторг от феномена «связи», я бы описал её этим словом. Но такого не существует ни в одном языке мира. Это что-то не имеющее аналогов, не поддающееся осмыслению, не нуждающееся в представлении. «Связь» – это наивысшее благо, какое даровала нам наша пропащая мать – лаборатория. И лишь за это я могу сказать ей спасибо.

Чудом мне удалось тогда уговорить Су Вона тоже испытать это чувство, и тот факт, что он сначала накостылял мне, но потом всё же поддался любопытству, того стоил. И для него, и для Со Джуна, которого Су Вон вынудил присоединиться, и для Чон Хо, увидевшего на краткий миг истинного прежним, тем ослепительно-ярким солнцем, каким он и являлся на самом деле, это было очень важно. Я осознал с кристальной ясностью, что не всё потеряно. Что Су Вон к нам вернётся, но нужно выжидать. И по возможности не бесить его. Это оказалось для меня самым сложным. Что ты ухмыляешься, я серьёзно! Ты как будто сам напрашивался на то, чтобы я тебя позлил, особенно когда рядом был Чон Хо! Но я отвлёкся.

Буквально за несколько дней до этого знаменательного события Чон Хо в очередной раз перегнул палку и получил от Су Вона нагоняй за то, что сунулся помогать на кухне, хотя его дежурство было в теплице. Я, конечно, могу его понять. Для себя я и помыслить не мог хоть на миг отойти от Кан Мина. Не вспомню ни одной минуты, что мы провели бы порознь в ангаре. Но вернёмся к сути. Кан Мин рассвирепел, не сдержав гнев за мучения, претерпеваемые вторым альфой, за его пугающий, болезненный, истощённый вид, за одинокие ночи, которые Чон Хо проводил на лугу, задумчиво обгрызая стебелёк травинки или рисуя на берегу по влажной земле веточкой любимый профиль. Лидер мелких альф попытался подчинить омегу феромоном, вынудить его прекратить истязать дорогого ему человека, отринуть собственные предрассудки, но жестоко ошибся в своём праведном стремлении.

Су Вон невольно вновь обратился «берсерком», отметелил Кан Мина, пока мы в ужасе искали по ангару Хье Ри и его «волшебное» ружьё. Зато больше у моего истинного не возникало идеи лезть в их отношения. Тем более, что я разъярился не меньше Су Вона, как и Чон Хо, и вместо благодарности на потрёпанного лидера альф обрушился поток нашего праведного гнева. Зато меня Хье Ри снабдил футляром с готовыми к применению шприцами с транквилизатором, наказав по возможности держаться поближе к братишке и постараться его успокоить в случае чего. Это было весьма проницательно с его стороны, особенно с учётом распоряжения главы сразу после той ночи на лугу, когда он непоколебимо вознамерился вынудить вторых, что младших, что старших, проводить абсолютно всё время вместе.

Наша новая работа в городе однозначно мне очень нравилась. И не только мне. Я видел, что Су Вону тоже по душе разносить диковинные для него блюда и напитки, ловить благодарные улыбки гостей, похвалу старших сотрудников и поваров. С каждым днём он как будто всё сильнее раскрывался, улыбался чаще, порой даже Кан Мину, мне, и (о, боги) своему альфе. Мимолётно, сразу смущаясь и скрываясь из виду, но всё же. Однако тот вечер, как водится, вновь всё испортил, внеся коррективы в размеренную рабочую жизнь. Смена немного затянулась из-за последних гостей, мы остались в зале вчетвером, как самые младшие, и убирали помещение, протирали столы, поднимали стулья, мыли пол. Ключ менеджер оставил мне, чтобы утром я передал его ему обратно.

Су Вон закончил первым, махнул нам, мол, я – переодеваться, и ушёл в раздевалку. Следом вышел Чон Хо. Мы с Кан Мином закончили работу и отправились туда же несколько минут спустя. Уже на пороге комнаты я понял, что что-то не так. Феромон ярости вырывался в коридор и клубился там, словно невидимый плотный туман. Я кивнул Кан Мину, отправляя его вперёд на разведку, а сам выудил футляр, с которым не расставался ни днём, ни ночью, из кармана широких рабочих брюк. Вопли из раздевалки доносились всё более нечеловеческие, похожие на рычание разъярённых хищников. Сглотнув, я зажал шприц в руке и медленно вошёл внутрь.

– Сколько раз просил меня не трогать, что в этом непонятного??? – рычал Су Вон, а глаза его уже наполовину налились багряным. – Что сложного в том, чтобы следить за руками??? Ты что, животное??? Речи людской не понимаешь???

– Да сколько раз я должен это повторять??? – громыхал Чон Хо, непонятно как взъярившийся на того, перед кем неизменно лишь млел и преклонялся всегда. Что-то новое чувствовалось в его феромоне гнева, смешавшемся с феромонами ярости и подчинения Су Вона. – Я не собирался тебя лапать!!! Ты сам стал падать, я тебя не заставлял!!! Хотел помочь, чтоб ты голову себе не расколотил о лавку, и такова твоя благодарность???

– Из-за кого я, интересно, падаю, долбоебень??? Держи свои блядские феромоны при себе, иначе останешься без своей фонючки, уясни наконец!!! – рокотал Су Вон, действительно с трудом удерживающий вертикальное положение.

– Остынь, – велел Кан Мин Чон Хо, тяжело опустив ему на плечо руку. Лидер первым почувствовал в этой ситуации какой-то подвох, и понял, как следует действовать. Он придавил второго своим феромоном подчинения и повлёк того к выходу, заставляя подавить собственные феромоны и отвернуться от распалявшегося Су Вона. Во время этого действа я, словно уж, прокрался, прижимаясь к ряду шкафчиков и пытаясь максимально слиться с ними, за спину Су Вона, и выжидал, пока альфы отойдут на безопасное расстояние. Кан Мин и Чон Хо были уже у самой двери, когда Су Вон таки утратил контроль, не выдержав давления феромона первого, хоть он и был направлен на его альфу, и окончательно обратился, изготовившись в прыжке настигнуть своих жертв, но я оказался быстрее и одним резким движением прижавшись к нему со спины успел воткнуть шприц в ногу чуть выше колена, как учил Хье Ри. Су Вон сразу обмяк в моих руках и сполз на пол, как по мановению волшебной палочки обретая ангельский вид.

Гон Чон Хо, не успев начаться, был успешно подавлен Кан Мином. На неделю его всё же пришлось изолировать в медкабинете. В дальнейшем же второй научился распознавать на начальных этапах его проявления и сразу же временно отдаляться от Су Вона как можно надёжнее. Омеге же в этот период приходилось увеличивать дозу подавителей. Ко Джа после этого происшествия, разумеется, позволил нам разделить смены. Так Су Вон оказался в паре с Со Джуном, которому был передан заветный футляр, а Чон Хо с Тэ Ханом, я же так и остался с Кан Мином.

Подготовка к переезду шла семимильными шагами. После поездки старших в Японию у нас только и разговоров было о том, кто где хочет жить. Мы все, конечно же, осознавали, что решать это будут Ко Джа, Таэ Ву, Хён Бин и Хо Джун – будущие главы поселений. Но мечталось нам, тем не менее, очень легко.

– В общаге будет веселее всего, однозначно, поэтому мы – в общагу, – заявлял Ю Чан. – Тебя в общагу не возьмут уж точно, – смеялся Сэ Хо, но альфа был с ним не согласен, и тут же старался повалить его на траву и закрыть рот поцелуем, но в разговор вклинивался Ши Вон или Чже Ин, язвя и подначивая, тем самым спасая заливающегося хохотом Сэ Хо. Вон Хо и Ки Ён твёрдо были намерены перебраться в Цую, чтобы не торчать в отдалённых поселениях и не добираться домой после школы подолгу. Да и подавляющее большинство мелких рвалось именно в Цую. Я же с первого мгновения, как увидел снимки, был влюблён в Мори. Меня очаровала не только мысль быть ближе к лидерам, но и неповторимая всеобъемлющая природная гармония, царившая на огромной равнине возле леса и возвышающейся над ним стеной вулканов.

НУЛ для всех нас стала тяжёлым испытанием. Страдания Ко Джа передавались с его невыносимым давлением каждому, кто оставался в эту ночь в ангаре, и мы с Кан Мином не стали исключением. Собрав самых слабых альф и омег в столовой, мы вместе из последних сил наполняли помещение успокоительным феромоном, попутно утешая и приободряя их. На утро что он, что я были вымотаны настолько, что даже не попытались принять участие во всеобщем ликовании, связанном одновременно с безоговорочной победой над лабораторией и рождением первых детей свободы. Эти несколько часов перед погрузкой в автобусы мы посвятили тому единственному, чего желали сильнее всего – сну.

Когда старшие рассадили нас по автобусам, Су Вон сам предоставил мне прекрасную возможность поболтать с ним, наотрез отказавшись сесть рядом со своим альфой. Грешно было ей не воспользоваться. Кан Мин подсел к Чон Хо, и, как я знаю, тоже прекрасно провёл время за беседой с ним. Не зря они были с детства прекрасными друзьями, и мало что изменилось с тех пор, в отличие от нас с Су Воном. Меж нами разговор не клеился, разумеется, но я не жестил, не желая спровоцировать его, однако восполнить нехватку общения с братишкой мне всё же удалось.

– Как тебе НУЛ? Прекрасное название, не находишь? – невинно поинтересовался я у Су Вона. – А может быть, ты отвалишь нахрен? – процедил он в ответ и отвернулся к окну. – Ну нет, братишка, так не пойдёт. Я ужасно соскучился по нашим разговорам, а тут выдался такой превосходный шанс. Кстати, спасибо тебе за него. Я мило улыбнулся отражению Су Вона напротив в тонировочной плёнке. – На кой ляд тебя вообще посадили со мной в один автобус, а? Ко Джа не думает, что ты меня спровоцируешь? Голос Су Вона сочился ядом, а глаза едва не метали молнии, но всё же оставались белоснежными. Я выудил из кармана футляр с дротами и продемонстрировал второму: – Глава слишком умён, чтобы ошибаться, поэтому Хье Ри снова дал мне это. У Джу До второй, так что не волнуйся, всё под контролем. Кён Су с инъектором тоже здесь, можешь помахать ему ручкой, а он помашет тебе ружьём. Братишка, меж тем, начал закипать: – Сходи-ка ты, всё-таки, покормить червей на дне озера, задрал язвить.

Я почувствовал укол совести и предпочёл на время заткнуться. Однако надолго меня не хватило. – Расскажи мне что-нибудь, братик, мне скучно, – заныл я, предусмотрительно не касаясь Су Вона и пальцем. – Щас я тебе расскажу, как надеть пакет на голову и завязать потуже, – хмуро ответил второй даже не поворачивая головы в мою сторону. Джу До, сидевший рядом и невольно ставший свидетелем нашей пикировки, хмыкнул и отвернулся к своему окну, не желая выдавать улыбки. – Ну вот, даже старшие над тобой потешаются, что ты такой бука. Растопи немного лёд, а то будешь как Йети по лесам бродить, всех японцев на Кюсю распугаешь.

– Ты с огнём играешь, кукла крашеная, – вышел из себя окончательно Су Вон, ибо когда он начинал цепляться к тому, что я покрасил волосы, дело действительно пахло жареным. Кан Мин тоже почувствовал, что наша перепалка выходит за грань допустимого, и швырнул в меня скомканной бумажкой, а когда я обернулся, показал кулак. Этот внушительный жест не мог напугать, лишь порадовать, ведь я знал, какие наказания предпочитает для меня лидер на самом деле. Но продолжать, разумеется, не стал. Решил, что десять минут отдыха с барского плеча любимому братишке не помешают.

[Сзади раздаётся безудержный хохот. – Я и забыл об этом разговоре, – стонет, задыхаясь от смеха, Су Вон, – остановись, достаточно и этого, иначе мне не о чём будет рассказать. На Гём смотрит на второго заворожённо, кивает осторожно, опасаясь спугнуть наваждение: – Не волнуйся, напишу о других.]

Первая ночь в общаге выдалась довольно спокойной. Переезд и уборка так нас измотали, что практически все вырубились моментально. Но вот следующая ночь готовила нам множество открытий чудных. Например, что Таэ Ву не запирает свою машину. Что если закрыться в учебном классе, можно не выбраться потом из него самостоятельно, а забытые в комнате телефоны вынудят орать и звать подмогу. Что трава на лугу очень мягкая, а ледяной природный ключ в маленьком озерце неподалёку приятно холодит разгорячённую кожу.

Кажется, Таэ Ву и Джу До тем же утром пожалели, что вообще поехали в Тани. И в Кагосиму в целом. Но и это было только начало. Мы с Кан Мином не жили в одной комнате с Чже Ином и Ши Воном, нас разместили с вторыми и третьими в комнате глав Тани. Но меня не покидало ощущение, что Кан Мин поднимается на их этаж чаще, чем бывает у себя. И я от всей души радовался, что Ю Чан и Иль Хан в итоге были распределены в другие дома. У Рэн Гана и других старших, к слову, как мне кажется, тоже проскальзывало похожее чувство. Эти бестолочи прекрасные альфы постоянно что-то делили, но не между собой, а со всей, казалось мне, диаспорой. И как ни стремился я стать главной головной болью усладой для глаз Кан Мину, его всё равно тянули во все стороны перманентно.

Верхняя левая комната была отведена четвёртым, пятым, шестым и седьмым. И если Чже Хван и Дже Сон старались всё-таки в основном сдерживать буйство своих омег, Мин Су и Хи Су, главных мелких пакостников и сумасбродов, то Го Ран и Хэ Сон не властвовали над собой в вопросах потакания истинным. Ну, в целом, равно как и Кан Мин. И Рэн Ган с Ли Ханом, к слову, тоже. С той лишь разницей, что старшие омеги, за исключением Хи Дэ, вели себя адекватно, а не как буйствующие подростки. В этом плане я бы мог посочувствовать Тэ Мину, но, как я знаю от своего альфы, тринадцатый из старших альф паинькой в лаборатории далеко не являлся, поэтому немудрено, что и Хи Дэ в любом возрасте остаётся очаровательной занозой в заднице оторвой. Моя школа.

Ли Тэ, Мин Су и Хи Су постоянно старались извернуться и отлынить от работы по хозяйству и учёбы, Мин Хо же это жутко бесило, и потому в комнате регулярно вспыхивали потасовки. Не серьёзные, но очень шумные, со спецэффектами в виде выбрасываемых в окно учебников и летевших за ними следом стульев, воплями бродячего цирка, непривитого зверинца, а иногда и палаты в психбольнице, населённой Мидасами, Геростратами, Наполеонами, Диогенами и прочими харизматичными личностями. Ситуация усугублялась тем, что, поддаваясь общему раздолбайскому влиянию омег, и сами альфы порой не прочь были немного пофилонить. И тут уже приходилось вмешиваться, конечно же, Кан Мину, который не хотел огребать от глав. А ведь и он живой человек, и ему тоже хочется порой своевольничать и расхолаживаться. Вот только такой роскоши лидер себе позволить не может, к сожалению. Приходится иногда ему в этом помогать.

Верхнюю правую комнату оккупировали восьмые, девятые, десятые и одиннадцатые. Чи Мин был настоящим ангелочком, во всех отношениях, и если бы не робость, с которой он едва начинал успешно бороться лишь во время нашего переезда в Мори, то вполне мог бы стать противовесом дурости альф. По крайней мере, своего. Мин У был слишком занят своими научными изысканиями, погружаясь в них с головой и отключаясь от реальности. По большому счёту, ему было всё равно. Но иногда попытки усмирить Ши Вона он всё же предпринимал. Иногда даже успешно.

Ли Сон и Джон Хан на первый взгляд нисколько не отличались темпераментом от Чи Мина. Вот только на деле Ли Сон больше соответствовал натуре Хи Су, эдакого тихого, но очень хитрого стратега, становившегося заводилой, едва внимание отвлекалось с него на кого-то другого. На кого-то вроде прямолинейных и шумных оторв – Джон Хана и Мин Су. У Джин и Хо Чжин искренне старались справиться с наводнившими комнату бесами, но им всё же нередко приходилось прибегать к помощи лидера и старших. Не каждый альфа может насильно подавлять своего истинного, такого любимого и важного, нежного и хрупкого, тяжёлым феромоном повиновения. И хитрые омеги не упускают шанса этим воспользоваться. Я уже говорил, что моя школа? На Чже Ина и Ши Вона же даже Ко Джа и Таэ Ву не нашли управы, кроме слепого подчинения, в котором не много проку.

Чже Ин мог прямо во время урока, который вёл Тэ Мин, начать спорить с ним о какой-то научной теории, на что Тэ Мин быстро махал рукой, брал книгу или ноутбук, выгонял Чже Ина с его места за партой, занимал его сам, а Чже Ину предоставлял возможность вещать у доски в своё удовольствие, что тот и делал. Ши Вон же моментально принимался собачиться уже с Чже Ином о том, что тот неправ, и единственный правый тут Ши Вон. Кан Мин качал головой, спрашивал учителя, как быть, но тот отмахивался, мол, пусть буянят, и лидер предпочитал уронить голову на плечи и лишний час поспать. Выматывали его – будь здоров. Омеги подхватывали знамя анархии и либо сматывались с урока, либо принимались играть в карты, либо судачили о чём-то, не имеющем отношения к сегодняшней теме. Не буду врать, я и сам с удовольствием участвовал в балагане, являясь, зачастую, зачинщиком. Но мне стыдно теперь, правда! Ладно, нет. Но немного некомфортно.

В общем, относительно спокойными были только комнаты первого этажа, где жили старшие и первая тройка младших. Здесь сложности создавали разве что Хи Дэ и я, но в пределах разумного и под неусыпным контролем собственных альф. Это не всегда помогало, и всё же. Рэн Ган, Ли Хо, Ли Хан и Тэ Ун пропадали на работе, а по выходным в теплице, как и Хи Дэ. Тэ Мин, Рё Хэй и Джин Сон вели уроки у мелких. Таэ Ву и Джу До занимались делами поселения и тоже работали вместе с главами Кава – Хо Джуном и Ёнг Мином. Мелкие в свободное от уроков время иногда ходили пешком в гости в ближайшие дома Тани, некоторые хаживали и до самых крайних, ибо выносливости нам не занимать. К тому же мы работали на полях и в теплицах наравне со взрослыми, собирали новую мебель, учились готовить, дежурили по стирке, уборке, столовой. В общем, скучать не приходилось.

А потом нас зачислили в школу. В первую встречу с одноклассниками на альф и омег смотрели настороженно, однако феромоны сделали своё дело – мы очень быстро влились в коллектив, при чём все мы, во всех четырёх классах. Конечно, не всё было идеально, случались и ссоры, и даже драки, но вскоре все уяснили, что никто из поселенцев никогда не задирает другого первым. Достаточно вести себя адекватно и не пытаться провоцировать кого-то из нас для того, чтобы в школе царили мир и гармония. Сейчас не возникает проблем ни с одноклассниками, ни со старшими детьми, ни с учителями, а если кто-то бедокурит, то на нашу сторону всегда встают Ко Джа, Кён Су, Таэ Ву, Джу До, Рэн Ган, Ли Хо, Хён Бин, Нам Иль, Хо Джун и Ёнг Мин.

[ – О помаде написать не хочешь? – Су Вон задорно тычет На Гёма в бок. У того мурашки бегут по спине от восторга: – Нет, о помаде напишешь ты. А я лучше расскажу о кровати, отбросившей ножки. Идёт? Су Вон в шутку ударяет кулаком в плечо На Гёма, оба смеются, как ни в чём не бывало. Чон Хо, подслушивающий за дверью, шикает на Кан Мина, который едва сдерживает то ли смех, то ли рыдания. Подслушивать нехорошо, и альфы это знают. Но тут особый случай.]

Переехав в Мори, я долго пытался осознать, что моя мечта сбылась. Всё, что мне нужно было для счастья, оказалось рядом: Кан Мин, Су Вон, Со Джун, Ко Джа, Кён Су, Чон Хо, Тэ Хан, Таэ Ву и Джу До, остальные старшие, все, к кому я бесконечно привязался за свою жизнь, самые-самые. А ещё крохи, любимые, замечательные, родные, и этот лес, источники, горы… Неиссякаемый восторг. На моих глазах здесь менялись в лучшую сторону отношения вторых старших и младших. Вскоре, уверен, должны измениться и отношения Со Джуна с Тэ Ханом. Здесь прямо сейчас растут при мне первые дети свободы. Я чувствую, как с каждым днём стирается пелена, укрывавшая нас долгие годы, неотвратимо рушится влияние, которое оказала на нас лаборатория.

[Лицо Су Вона становится серьёзным. – Лаборатория… Там было… Кое-что. Никто не знает. Точнее, знают только те, кто сам видел. Я хочу рассказать. Чувствую, что теперь готов. Но это будет нелегко. Очень. Он сжимает на груди руку, тянет себя за ворот, и костяшки пальцев белеют, лучше слов говоря На Гёму, что чувствует Су Вон. Первый покрывается мурашками, болезненными, словно ледяная крошка, и замирает, выжидая, что будет дальше.

– Сделай мне одолжение. Выйди из комнаты. Я обещаю, ты сразу же зайдёшь после и прочтёшь всё, что я напишу. Но не сейчас. Я не смогу писать о таком, если ты будешь рядом. Просто согласись. Я очень прошу. На Гём бледнеет, кивает, как сомнамбула движется к двери. Его ранят слова о том, что Су Вон пережил в лаборатории нечто такое, о чём ему настолько больно и страшно писать. – Скажи Чон Хо… Су Вон словно спотыкается об это имя. – Скажи ему, что о нём тоже пойдёт речь. Ему тоже можно прочитать. Он имеет право знать.

На Гём кивает, не оборачиваясь. Распахивает дверь – там никого уже нет. Прикрывает её осторожно, словно опасаясь поколебать решимость Су Вона. Зовёт грозно, отойдя чуть дальше вглубь коридора: – Выходите. Из-за угла вываливаются раскрасневшиеся Кан Мин и Чон Хо. Замирают, видя, что на омеге лица нет. – Идёмте вниз. Су Вон будет писать. Не нужно его тревожить. Чон Хо, после пойдёшь со мной. Он позволил тебе прочесть. А сейчас не мешай ему. Уходим. Альфы идут за На Гёмом, заворожённые. Такого себя он им не показывал. Никому не показывал. Даже самому себе.]