Мир за шаткими стенами гостиницы постепенно рушился: Валера чувствовал, как опустевшие улицы снова наполняются пустоголовыми марионетками, как они подбираются ближе, как шевелятся - но не отдельно каждая, а будто бы по единому куску плоти проходят сокращения.

Они с Константином разговаривали: лежали на кровати, смотря в старый с желтоватыми потеками потолок, лихорадочно смеялись и разговаривали обо всем на свете: о том, как Константин попал в контору, как Валера решил, вопреки всему, пойти учиться на врача, как его, ботаника из деревни, встретил огромный город, полный светящихся вывесок. Они уже поняли, что никакая помощь прийти не успеет, и потому разговаривали жадно, будто в последний раз, и бархатистый, мягкий, напоминающий о горячем шоколаде голос Константина успокаивал, согревал до самого позвоночника, заставлял боль утихнуть.

Валера его разглядывал, старался запомнить каждое пигментное пятнышко на коже, каждую родинку и непослушную прядь, упавшую на лоб. Пытался запомнить запах.

После случившегося страх и недоверие растаяли, как снег в теплой прихожей, и они снова стали одним целым - и было жаль, что это продлится так недолго.

В какой-то момент Валера осознал, что они держатся за руки - Господи, после всего, что было, просто держатся за руки, холодная худая кисть Валеры в горячей шершавой Константина.

Всё должно было рухнуть.

За всё приходится платить.

Константин повернулся, так, что они почти что соприкоснулись носами - и посмотрели друг другу в глаза.

А потом густую ватную тишину распорол стук в окно.

Константин схватился за пистолет, напряженный, как натянутая струна - но больше шума не было.

Валера был к окну спиной, а вот Константин сразу увидел, что там, и прижал к себе Валеру, сказал: не смотри.

-- Мы не причиним вам вреда, -- знакомым голосом донеслось из-за стекла, и хотя Валера не смотрел, сразу отчетливо представил себе и вырванные с плотью вьющиеся, как у него, волосы, и собственную грязную одежду на чужом худом теле. -- Мы лишь предлагаем слиться с роем.

-- А если мы откажемся? -- Резко спросил у марионетки Константин.

-- Ты нам и не нужен, -- отмахнулась копия Валеры. -- Мы тебя отпустим, если тот, другой, согласится.

В груди у Валеры нехорошо, тревожно что-то заворошилось - захотелось согласиться, лишь бы Константин выбрался из этого проклятого места, но потом возник вопрос: зачем он нужен рою и почему именно он?

И от единственного возможного ответа стало страшно.

-- Константин, -- прошептал Валера, уткнувшись тому в свитер, -- я не могу, нельзя этого делать. Я... они поняли, на что я способен.

-- Захотели игрушку понавороченнее? -- Константин прижал его к себе еще сильнее, так, что дышать стало тяжело.

-- Вы же представляете, что будет, если... -- Договорить Валера не успел, Константин перебил его, крикнул:

-- Он тоже против, убирайся отсюда!

И всё заполнила песня разбитого, разлетевшегося осколками стекла.

Существо оказалось внутри гостиничного номера.

Валера вырвался из хватки Константина, и существо дернуло его на себя, подальше, в сторону...

Отчетливо стало видно и край скальпа с запекшейся кровью, и оплывшие глаза, и Валера почувствовал запах, от которого к горлу привычно поднялась тошнота.

-- Вы оба не понимаете. Рой приносит в жизнь систему - существа бродят вокруг неприкаянные, не понимают друг друга, они разрознены, не скоординированы, но Рой - Рой позволяет стать системой, единым организмом, и ты - ты со своей силой сможешь стать одним из главных его органов...

Что-то чарующее было в этих странных речах, и Валера понимал, что вредить ему это существо ни за что не станет - а потому спросил:

-- Единый организм и система под твоим контролем, так?

-- Ты не понимаешь, -- твердило оно мантрой, как любые сектанты, анонимные алкоголики и любые люди, которые пытались продать ему какой-то бред, -- мы нашли их такими, потерянными, расхлябанными, и взяли под свой контроль, мы знаем, как лучше. Мы - Рой.

Казалось, под кожей у этой твари что-то шевелится.

-- А беря во власть тела мертвых людей - кому ты делаешь лучше?

Существо захихикало.

-- Они интересные. Податливые. Понравились.

-- Зачем же они нападают на людей? -- Валера не знал, чем закончится этот диалог, надеялся лишь на Константина - тот внимательно следил и за Валерой, и за тварью, пока не решаясь вмешаться.

-- Голодны. Молоды. Имаго, только выбравшиеся из кокона.

Вот они, два движущих мотива: "нравится" и "голодно", а всё остальное бред лихорадочного коллективного аномального создания - или его матки...

Тварь покачнулась: казалось, ей всё сложнее было держать себя в руках, что-то принципиально отличало ее от пассивной сонной Эли и спасенного ими мальчика (как же она назвала его... Илия?) - возможно, именно поэтому создание оглашало коллективную волю Роя.

-- С тобой мы сможем гораздо большее. Единый организм размером не с город, а с целую область... От букашек до мелких зверей и сложных интересных людей. Слейся с роем. Рой - это любовь. Давай я тебя поцелую...

И Валера замер. Он мог бы распороть эту тварь, но в его состоянии, нестабильном и шатком, это спровоцировало бы инферно, а он не хотел Константину такой смерти. Он был готов сам "избавиться от страданий и груза бренности жизни", как говорила когда-то Хозяйка, распороть себя самого, выжечь изнутри страшным пламенем, на этот раз - до конца.

И в этот момент Константин выстрелил.

И еще раз.

Голову твари размозжило по зеленоватым обоям в цветочек, лицо забрызгало горячим.

-- Извини, -- поморщился Константин.

-- Теперь нам точно пиздец, -- Валера стер часть крови и мозгов с собственного лица ладонью и посмотрел на Константина.

Отчаяние в его взгляде перетекало в пламенную решительность.

***

Валера умылся, хотя помогло это не сильно - он думал: доведется ли ему еще хоть раз в жизни довольствоваться холодной проточной водой или дальше только ужас и чернота?

О том, что дальше может не быть Константина с янтарными проблесками в темных глазах, или Макса, еще толком не способного защитить самого себя, или даже чертового Ивана с его четками и монастырями, настоебенившими Валере еще в юношестве - может не быть ничего, даже горечи черного кофе - от этого было не просто страшно, а почти что горестно и тягостно.

Но времени пиздострадать особо не осталось.

Валера подобрал с пола кофту Константина, которую бросил туда несколько часов назад, отряхнул её, зябко закутался в мягкую, несмотря на грязь и пятна крови, изнаночную ткань. Подошел к окну.

Уже видно было, как улицы наполняет волна марионеток - самых разных, переломанных и нормальных, одичавших и цивилизованных, закутавшихся в маски, простыни, чужие кожи - и с открытыми телами и лицами.

И если раньше они просто не хотели его отпускать, то сейчас, разъяренные убийством посланника жеста доброй воли, были готовы мстить.

-- Валера, -- хрипло позвал Константин, и Валера подумал, что он скажет что-то пошлое и банальное, вроде: "прости меня" или "люблю тебя", но профессионализм - или, может, тяга к жизни, оказались выше этого. Константин спросил: -- Ты можешь обрушить на них инферно?

И Валера понял: либо он объяснит всё сейчас, либо уже никогда этого не сделает.

-- Нет. -- Рвано выдохнул он. -- Тогда, в конторе, это был не я. Я не способен на инферно такого класса. Я не причиняю вред живым существам. -- С каждым сказанным словом голос его становился все более тихим и забитым, как если бы он оправдывался перед старшеклассником, который его сейчас изобьет.

Но Константин лишь мягко взял его за плечо.

-- А кто?

-- Макс, -- выдохнул Валера и посмотрел Константину в глаза. -- Я же обещал, что расскажу, когда сочту это безопасным.

У Константина, судя по всему, рухнул весь мир, но он лишь коротко попросил:

-- Объясни.

-- Пока вас держали в конторе... у Макса заметили ряд странных способностей, я честно не знаю, Иван это был или Наталия... его направили на несколько тестов, а там... ну, вы не хуже меня знаете, как контора ломает людей. Он сорвался. Он был напуган, он не хотел, и... не знаю, всё его существо... просто вопило от ужаса. И я не смог не прийти и не помочь.

-- Валера... -- Сорвалось с губ Константина. -- Ты серьезно просто взял на себя его вину?

-- Мне нечего терять, а его бы оттуда вообще не выпустили. -- Валера виновато спрятал взгляд, но неожиданно почувствовал на спине теплую тяжесть константиновой руки.

-- Спасибо, -- сипло выдохнул он. -- И ты не стал мне говорить, чтобы я не начал хуже относиться к сыну?

-- Мы с Иваном решили, что так будет лучше. -- Признал Валера.

-- Пиздец, конечно, полный.

Тем временем, марионеток на улице стало больше, и Валера понял, что уже может разглядеть их лица - и решение пришло само собой. Мясорубки не будет, он не станет инферно - но он может сделать кое-что другое - не навредив этим существам, не навредив вообще никому - и всех же при этом обезопасить.

Кроме себя - но это уже правда не было важно.

Валера вскочил на подоконник, посмотрел на Константина и сказал:

-- Передай Максу, что он молодец и обязательно всему научится. И да, прости, кажется, кофту уже не верну.

И спрыгнул вниз, к марионеткам.

С ними происходило что-то ужасное, но, видимо, для этого они и были созданы - вцепляясь друг в друга, забираясь на спины и плечи, они превращались в огромное единое существо, и оно утробно ревело... Сколько среди них голодных имаго, сколько мертвых "интересных" тел, сколько стабильных работников, как Элечка? Ничего не понимающих, поедающих рис руками, как Илия, которого они выцарапали из лап мертвецов? Тварей-подражателей, как тот, чья кровь, еще, кажется, была у Валеры на лице?

Сейчас это всё было неважно. Они стали единой шевелящейся массой, сносящей всё на своем пути, отращивающей новые конечности из тел и конечностей этих тел.

Система. Упорядоченный единый организм.

Любовь.

Константин кричал и звал его, Константин стрелял, и по получившемуся монстру начинала течь кровь, но он даже не замечал этого, двигался к Валере.

Валера сделал вдох.

Легкие наполнил холодный весенний воздух и запах Константина, который еще можно было почувствовать от кофты. Он вновь нащупал брешь в самом себе - но на этот раз ему нужно было не разворошить там все, не поменять местами, а аккуратно вывернуть самого себя наизнанку.

Одним резким движением...

Выдоха не последовало.

***

Константин честно не понял что произошло.

Только что перед ним была огромная кровожадная тварь, на которой лопалась кожа и мышцы, текла кровь, тварь, ростом с трехэтажный дом, слепленная чуть ли не из всех обитателей этого чертового города, видимо, с самой этой проклятой маткой внутри - вот всё это было, в этом утопали его патроны, а вот он стоял перед окном, а за окном была опустевшая весенняя серая улица.

Если бы не взрыхленный телом твари асфальт, не было бы видно, что здесь действительно что-то произошло.

И не было ни следа существования Валеры.

Первым желанием было взвыть и заскулить. Он смутно понимал, что произошло что-то невыносимо нехорошее, непоправимо нехорошее, что улыбаясь и застегивая кофту, которую Константин дал ему буквально этим утром - теплым, сытым, - он подписал себе смертный приговор. И не будет больше горечи трав и мягких кудрей под ладонями.

Но сильнее всего Константин хотел бы, чтобы Валера был жив, и если существовала хоть малейшая чертова вероятность того, что это так - значит, он выгрызет ее из реальности зубами.

Он достал телефон и позвонил сыну.

От звука гудков болела голова, но Макс наконец ответил:

-- Да? Пап, это ты?

-- Я. Макс... всё хорошо? -- Спросил Константин, надеясь не беспокоиться хотя бы по этому поводу.

-- У меня - да. -- Голос его, не доломавшийся до конца, звенел в динамиках.

-- Я по делу звоню. Ты же неплохо Валеру знал, как я понял?

Константин объяснил Максу ситуацию - путанно, сумбурно, как мог - но Макс его понял.

-- Смотри, -- спустя какое-то время снова зазвенело в трубке, -- знаешь, у него был фотоаппарат...

-- Знаю, -- перебил Константин.

-- Можешь его найти?

-- Да, -- он взял ключи от машины, пошел искать любимую Валерину мыльницу - и ноутбук заодно.

-- Тебе нужно будет посмотреть фотографии. Он любил фотографировать места, в которых есть бреши. Я думаю... через такую брешь можно попасть туда, куда он спрятал... что бы там у вас ни было.

И всё. Вот так просто, если хоть немного знаешь о человеке, которого хочешь искать.

Константин почувствовал себя жутко виноватым.

-- Спасибо, Макс...

-- Пап... -- он рвано выдохнул. -- Будь осторожнее. И еще... Ваня говорил, что Валера сильно болеет, хотя сам Валера от меня это скрывал, но Ваня сказал, чтобы, типа, если Валера умрет, я был морально готов. Я к тому, что... если то, что ты описываешь, правда - будь готов к тому, что он не выдержал воздействия такой силы.

-- Макс. Люблю тебя, -- Константин положил трубку.

"Это он - твое инферно" - хриплым голосом Валеры пронеслось в голове.

Передавать Максу то, что просил Валера, Константин пока не стал - сам скажет при встрече.

Осталось только его вытащить...

От фотографий - Константин открыл их на стареньком ноутбуке, что тянул только игры нулевых годов и оказался не запаролен - странно тянуло где-то внутри.

Он ожидал увидеть там что-то непонятным образом жуткое, вещи, от которых у любого нормального человека будет холодок по коже - заброшенные дома, затянутые паутиной вентиляционные шахты, личинки насекомых, слизь, кровь, невнятные силуэты под мутной линзой льда - но ничего такого не было.

Были железнодорожные станции и смазанные линии вагонов, еще укрытые зимними сумерками, были панельные дома и ветхие церкви из светлого кирпича, были тени на снегу и анемичное белое солнце - Константин смутно догадывался, что суть этих фотографий заключалась не в странной эстетике, а в попытке запечатлеть то, что невозможно увидеть глазами - но от этого не было страшно. Где-то тоскливо, где-то беспокойно, но они не вызывали чувства отвращения, ненависти, паники - как многие из тех, что Константин видел до этого в конторе.

Что же за человеком ты был, Валера?

Время будто немного замедлилось, пошло Константину на уступку, и он принялся перелистывать фото - часть из них вообще была просто нормальными человеческими фотографиями - кошка на заборе, светящиеся разноцветные вывески, цепляющие взгляд надписи на зданиях, то смешные, то грустные... Макс - улыбающийся, не догадавшийся о том, что его фотографируют, с упавшими на лицо отросшими волосами.

Макс...

Кровавая мясорубка, вывернутые наизнанку люди, росплески алого на потолке, засекреченный инцидент, инферно, все это - Макс.

И его, Константина, не было рядом, когда Макса до этого довели.

И он, Константин, обвинял в этом Валеру, и боялся, и злился до дрожи, а Валера тем временем тихо умирал от рака, защищал Макса и, когда дело дошло до жизненно опасной ситуации, не причинил никому вреда, не сделал больно - нет, просто убрал куда-то в другое место.

Изолировал себя вместе с ними, только бы никто не пострадал.

Грубый врач, с которым они познакомились в блядском поезде до блядских Выстюг - и если бы не это знакомство...

Но как объяснял ему сам же Валера - прошлое не знает сослагательного наклонения, и нет смысла дразнить шаткие вероятности.

Изменить можно только будущее.

Ноутбук жалостливо заворчал о том, что было бы здорово подключить его к сети. Возвращаться в гостиницу не хотелось, а потому Константин принялся просматривать фотографии, которые Валера сделал уже здесь, в аномальном городе.

Коконы, стройка, скотомогильник, таблетки - всё не то. Всё это для дела, а нужно было что-то совсем другое.

Где здесь реальность может истончиться настолько, чтобы в ней появилась брешь?

Взгляд его зацепился за фотографию, на которой посреди весеннего слякотного леса стояла одинокая лестница - она тянулась из мутной воды крохотного озера к пасмурному однотонному небу.

Классика, на самом деле - он много таких мест излазал, когда был еще только стажером. Почему-то оставшиеся от заброшенных и разрушенных зданий лестницы притягивали к себе разного рода аномалии, как свет лампочки манил мотыльков, и на лекциях им даже рассказывали несколько теорий о том, почему это может происходить - но сейчас Константина это не интересовало.

Он перебрался за руль и завел машину.

От пассажирского сиденья еще смутно пахло горечью трав и лекарственных препаратов.

***

Дул холодный ветер, под ногами то чавкало, то шелестело пожухшей травой - Константин чувствовал, что здесь что-то есть, прошелся по этой лестнице вдоль и поперек, несколько раз чуть не упал в воду - и ничего.

Даже если здесь была пресловутая брешь, червоточинка, дыра в реальности, точка входа - она не собиралась его никуда пропускать.

Он пробовал всё, что только позволяли его знания и опыт: ходил вверх и вниз, через одну, через две, подолгу стоял наверху, рисовал на земле древние руны - иногда они помогали, хотя здесь, очевидно, не стыковались со спецификой аномалии, и ничего не помогало.

Мир плыл у него перед глазами.

Стоя на вершине чертовой лестницы, он выхватил пистолет и выстрелил - раз, грохот прокатился по лесу волной, вспугнул черных птиц, они разлетелись по небу с граем; хотел тут же выстрелить второй раз, хотел всадить в беспощадную холодную пустоту, полную весеннего прозрачного воздуха, всю чертову обойму - и остановил сам себя.

Патронов осталось мало, что ему делать потом - превращаться в волка?

И эта мысль зажглась в голове лампочкой.

Волк больше относился к странному миру несуществующих теней, вероятностей, червоточин, рун и аномалий, и его лестница отвергать уже не стала - ему потребовалась всего одна попытка, и мир вокруг погрузился во тьму, смялся пластиковым пакетом, вывернулся наизнанку.

***

Константин боялся, что, попав, куда бы то ни было, он не сможет обернуться обратно - но аномальные подпространства прощали такие фокусы легко, в них это было сделать даже проще, чем в привычной ему реальности.

Но спешить с этим он не стал.

По эху, по воздуху, гуляющему по бесконечным артериям помещений, стало ясно - здесь очень, очень много места. И заблудиться, утонуть в небытие, вместо того, чтобы найти Валеру - вероятный исход событий.

Поэтому Константин принюхался - и пошел по следу из горького запаха.

Подпространство представляло собой огромное здание, вдохновленное не то старой школой советских времен, не то больницей, не то заброшенным санаторием, не то всем этим сразу. Все комнаты были пустыми и однообразными, без дверей, лишь с мрачными арками дверных проемов. Где-то по стенам встречались иконы - черные, силуэтные, страшные, мироточащие маслом, где-то старые, до неузнаваемости затертые плакаты когда-то популярных групп, распечатки "помогите найти ребенка" и на детских фотографиях - черные провалы на месте глаз; стенды "их ищет милиция" с черно-белыми обезображенными лицами преступников - хотя если вглядеться, это был один и тот же человек; надписи то маркером, то мелом: "прости", "это конец", "что такое ад", "помогите помогите помогите помогите помогите".

Зелень бутылочного стекла под лапами, сигаретные бычки, кофейная мокрая гуща, перетекающая в черную плесень; что-то склизкое и кожистое на потолке, напоминающее пульсирующую опухоль, осколки разбитого вдребезги зеркала, смятым картоном пачек сигарет "страдание" и "...причина рака..."

В пустых комнатах то и дело встречались марионетки - беспомощные, часто раненые, они не понимали, что происходит и как им встретиться, как снова стать единым организмом. Мертвые, вывернувшие сами себя кровавым орлом, жрали собственные конечности, порой наталкивались на Константина, передвигаясь ногами вперед, но не пытались его атаковать, лишь утробно рычали и истекали слюной и кровью. Достаточно было на них рявкнуть, и они отползали в сторону - теперь, видимо, они осознавали свою слабость.

Константин шёл по следу.

Освещение здесь стояло желтушное, мерклое, и непонятно даже было, откуда оно идет, потому что сколько Константин не искал глазами ламп - из стен торчали только оборванные провода и разбитые стеклянные лампочки. В неровном свете постоянно казалось, что по коридорам ходит что-то еще - огромное, страшное, черное - но сколько Константин не пытался присмотреться или принюхаться, образ ускользал, будто ничего и не было.

Иногда встречалась битая кафельная плитка, заляпанная чем-то красным.

Однако чем дальше шел Константин, тем агрессивнее становилось пространство. У дверей стали появляться странные таблички: "утилизация грехов" и "не входи - убьет", начали попадаться в два раза глубже обычных, до уровня пола заполненные мутной водой - мертвые марионетки падали туда и неизбежно захлебывались, и Константину тошно было на это смотреть.

И он то и дело слышал шаркающие шаги.

А потом в этих ветвящихся коридорах появилось что-то новое - и, честно, если бы это "что-то" не стояло на пути к Валере, Константин бы даже не сунулся проверять.

Но оно стояло.

Сначала он увидел пуховики - не все, только ярко-синий и неоново-желтый, и все они были в чем-то тёмном, и Константин порадовался, что в волчьем обличье не способен видеть красного цвета.

Впрочем, он отчетливо почувствовал солоноватый металлический запах и невольно утробно зарычал.

В пуховиках были тела, и они качались, подвешенные крюками к потолку, как в мясницкой лавке. Этакая коллекция "спасенных" душ.

Константин подумал, что можно пройти мимо - что это просто еще одно кошмарное порождение аномального подпространства, вступившее в контакт с лихорадочно пульсирующим, умирающим сознанием Валеры - но за спиной зашумело.

Пришлось оборачиваться.

В дверном проеме стояла высокая фигура, окутанная огромной черной шкурой с рогами - лицо закрывал череп хищного зверя, в руках существо держало топор.

Константин зарычал, ощерился - если это то, что мучало Валеру всё это время, то здесь, в подпространстве, оно может быть особенно опасно - но Константин уже не чувствовал страха, только рокочущую в груди ярость.

Константин набросился первым, за секунду до того, как напали бы до него - он надеялся, что веса и силы оборотня хватит, чтобы повалить этого человека на грязный пол и разгрызть ему шею.

Но Зверь отшвырнул его в сторону, как тряпичную куклу - Константин врезался в стену, взвизгнул - но тут же вскочил на лапы и зарычал.

Топор впился в пол на расстоянии ладони от его бока, им взмахнули ещё - Константин увернулся, отскочил в сторону, попытался вцепиться Зверю в ногу, чтобы тот всё-таки рухнул, лишился опоры - но его снова отбросили, надавили на грудную клетку, он начал задыхаться.

И тогда он вспомнил о том, что это подпространство должно быть очень и очень лояльно к изменениям формы и свойств - он вывернулся, вырвался и обернулся человеком.

Боль наполнила тело, словно все его мышцы разорвали и теперь сшили заново, но он стиснул зубы, выхватил пистолет, который попал с ним сюда не иначе, как чудом - или чудными свойствами аномалий - и всадил Зверю в район черепа половину обоймы.

По белизне черепа - теперь Константин отчетливо видел - потекло красное.

Зверь обрушился на пол и перестал шевелиться.

Константин рвано выдохнул, пытаясь перетерпеть боль. Красное и горячее потекло не только со Зверя - в процессе драки ему всё же удалось повредить Константину бок, не сильно, но от трансформации простая царапина на боку волка стала глубокой раной на боку человека.

Оставалось зажать ее рукой и идти вперед - по памяти, потому что запаха Валеры он больше не чувствовал.

Мертвые марионетки, что до этого игнорировали его то ли из-за волчьей формы, то ли из-за того, что от него не пасло солью и металлом, теперь будто проснулись - с вывернутыми на сто восемьдесят градусов руками, со свернутыми челюстями, с вырванными глазами, они двигались к нему, и кидались на него, и он стрелял, и стрелял, стараясь сносить сразу голову - всё остальное было просто бесполезно.

Он шел по коридору, стараясь даже не дышать - хотя из-за раны в боку дыхание его непроизвольно становилось громче. Где-то нехорошо шуршало, где-то шевелились невнятные мутные тени.

Шаг за шагом - он надеялся, что приближается к Валере. Он надеялся, что найдет его живым, а не бездыханным и холодным.

На него набросились со спины.

Опрокинули на пол, он выронил пистолет, снова ударился затылком - искореженная тварь впилась в него со всей силой окровавленных конечностей, зубы вонзились в шею.

Константин зашипел, в глазах темнело.

Он потянул тварь за длинные когда-то волосы, но они чудом вообще еще держались на черепе и не особо беспокоили владельца. Константин отбивался одной рукой, а другой пытался найти выроненный пистолет.

И когда наконец нашел, тварь, казалось, была в сантиметре от его сонной артерии.

Он разнес ей затылок прикладом.

И еще пару минут сидел вот так - с дважды убитым трупом на себе. Пытался отдышаться.

Наконец, встал - и упрямо пошел вперед, смутно догадываясь, что уже никуда, блять, не дойдет и ничего не отыщет.

Но верить в это Константин отказывался.

И, будто убедившись в его намерениях, пространство тоже смягчилось - надписи, до того отчаянные и жестокие: "прочь" и "мне жаль" сменились на выцарапанное мелом "люблю" и табличку "выход рядом".

И у горла неожиданно встал комок.

Константин продолжил идти, зажимая раненый бок и чувствуя, как течет кровь с разорванной зубами твари шее. Но всё это ерунда, у него ещё полно сил, он помнит - точно помнит - обратную дорогу, осталось только вытащить Валеру... вытащить...

У очередной стены с разбитым белым кафелем и осколками зеркала неожиданно нашелся жестяной ящик с нарисованным красным крестом. Константин не надеялся там что-то найти, но за взвизгнувшей ржавыми петлями дверце, в металлической утробе лежал в желтой от времени упаковке нестерильные бинт и чекушка водки с истертой этикеткой.

Да, подпространства - удивительная вещь, особенно когда они следуют ходу чьей-то мысли. В общем-то, если Константин понял всё правильно, уже неважно, куда он пойдёт - он выйдет туда, куда ему нужно.

Это в интересах их обоих.

И он, зализав раны, зашагал дальше - надеясь, что осталось немного.

Надпись "люблю", едва заметно выдавленная мелом на краске, впечаталась в его память.

Коридоры больше не путали и не пугали его, не пытались отвлечь всякими странностями, марионетки врезались в стены и тонули в странных мутных бассейнах, и Константин старался больше не стрелять, берег патроны на обратную дорогу - хотя подпространство судя по всему подчинялось Валере, не факт, что оно захочет его отпускать.

Но Константину было плевать, чего оно хочет.

Достаточно было того, чего хочет он.

А он хотел вернуть Валеру, живым и здоровым - хотя бы просто живым, в реальный нормальный мир, и вернуться туда самому, к Ивану и Максу.

И наконец он услышал сиплое, сбитое дыхание - слабое, но еще хотя бы стабильное - и кинулся на звук.

Валера лежал прямо на полу в позе эмбриона - он прижимал колени к телу, обхватывая их руками, и, казалось, даже не отреагировал на появление Константина.

Константин рухнул перед ним на колени, коснулся пальцами шеи - и она тут же вздрогнула, и Валера захрипел:

-- Да жив я. Пока ещё.

Константин почувствовал себя так, будто всё это время находился под водой, под огромным давлением, и только сейчас выдохнул, только сейчас задышал.

-- Отлично, -- Константин зазвучал тоже неожиданно сипло, -- давай выбираться отсюда, вставай.

Но Валера то ли рассмеялся, то ли заскулил.

-- Ты зря пришел. Я никуда не пойду, еще не понял?

-- Нет, пойдешь. -- Константин даже не собирался спрашивать, с какого черта Валера чего себе напридумывал.

-- Константин, -- Валера наконец приподнял голову и посмотрел на него, -- я сломан ожогом, онкологией, собственным воздействием и этим... фокусом. Здесь нечего спасать. Уходите, пока это место меня еще слышит.

Константин сдержал рык, взял Валеру за руку - она была даже холоднее, чем обычно, и сам он выглядел на редкость паршиво: бледный, почти что бесцветный, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу, глаза воспалены, губы дрожат, между носом и губами застыла сухая черная полоса заскорузлой крови.

Хотелось прижать его к себе, согреть, напоить горячим чаем, протереть лицо, расчесать спутанные волосы... Валера до сих пор кутался в его, Константина, кофту, и от этого внутри бушевал шторм.

-- Еще раз, -- сказал Константин уже мягче, -- я без тебя никуда не пойду.

Валера улыбнулся.

-- Я уже не смогу никуда идти.

Но для Константина это вообще не было проблемой - не после всего остального.

-- Значит, я тебя понесу.

-- Куда ты меня понесешь? Сил не хватит. -- Валера в привычной манере, пускай в несколько раз слабее, чем обычно, ворчал и огрызался - и от этого становилось тепло.

-- Ты это серьезно сейчас говоришь сертифицированному волку-оборотню? Хватит, иди сюда.

Под его напором Валера, больше сейчас похожий на ворох старого тряпья, зашевелился, тут же принялся искать опору - нащупал руки Константина; тот мягко направлял каждое его ломкое движение.

-- Тихо, осторожно, -- сказал Константин почти полушепотом; по его расчетам, когда он выберется обратно в реальный мир, их уже будет ждать вертолет конторы - спасибо за это Ване...

Вес Валеры лёг на плечи приятно и мягко, словно его там всю жизнь не хватало, и Константин прижал его к себе, мазнул кончиком носа по носу и произнес мягко:

-- Вот так. Держись за шею.