В комнате стоял душный коричневый полумрак, и пахло пылью и несвежими простынями. Осознать свое тело удалось не сразу, словно на его месте долгое время был вакуум с бьющимся и пульсирующим огонечком души, а потом на него обрушилась тяжесть тела, полного костей и мяса. И снова: Валера приходил в себя, лёжа на скрипучей, недовольной кровати, Константин ждал рядом. С каждым разом было всё страшнее. Недоверие между ними стремительно росло, взять хотя бы фокус с разряженным пистолетом, дыхание жизни в Валере ослабевало, в Константине становилось больше дикого и необузданного волчьего, эпидемия разгонялась, забивала помещения длинными мешками с трупами, сумрак в комнате становился гуще, а постельное белье серело; по наволочке расползлось коричневое пятно крови. Голова гудела. — Зачем ты разрядил пистолет? — Горло наполнилось хрипотой, шершавой, колючей. Константин на него не смотрел, сидя вполоборота, и в этой непрозрачной, забродившей полутьме Валере мерещилось, будто бы это не он, а подменыш, с клубком паразитов в голове, сероватой кожей и париком из вырванного с чьего-то трупа скальпа. Но нет – после того, что Валера с собой сделал, он не мог ошибиться, он не мог быть под влиянием паразита. В конце концов, Константин за последнее время стал ему невыносимо близок, и Валера заметил бы малейшее отклонение от привычной нормы. — Валера, — ответил он мягко своим густым голосом, — ты сам себя слышал? Я не знал, что ты сделаешь, доберись до оружия. — Зато теперь ты видишь, что я сделал, когда пистолет не выстрелил. — Я видел, что ты сделал до того, — здесь он сделал акцент, — как пистолет не выстрелил. Валера вспомнил, как острый конец ключа вошёл в мякоть пульсирующего кокона. Заболели глаза, будто кто-то пытался выдавить их из головы. Он не был неправ! Как можно кому-то доверять, если весь этот чёртов город оплетают сети паразитирующей аномалии, которая подчиняет живых существ своей воле! Вот бы её найти, посмотреть... в глаза ей, или что она из себя представляет, эта тварь. — Я не мог быть уверен в том, что ты не... стал частью роя. — Валера, — это прозвучало резко, почти что пощечиной. — Мы знаем об этом рое только с твоих слов, якобы ты видел какое-то существо, которое тебе об этом рассказало. А объективость того, что ты видишь... — Понятно. — Валера сполз с кровати на шершавый, обтянутый ковролином, как мышцы кожей, пол. Как это доказать? Как доказать ему, что Валера не сумасшедший, как найти гнездо этой дряни? В голову пришла идея. Дурная, лихорадочная, мысли его нехорошо скакали, будто бы блохи на кошке, и также вгрызались в него, и пили кровь. Он выбрался в комнату, где лежала на полу двуглавая, будто бы вывернутая наизнанку, тварь. Крови было немного, Валера легко бы убрался здесь так, что полицейские и не доказали бы, что здесь что-то случилось – но ему было как-то плевать. Он наклонился осмотреть... тело. В неясном пыльном освещении контуры размывались, существо это будто бы было окутано дымкой, как на старой мыльной фотографии – Валера и сам любил такие делать... Коснулся холодной склизкой кожи. Интересно, что с ними происходит после смерти? Паразиты оставляют тело разлагаться, а сами находят себе другое место, или... матка использует тела для развития чего-то другого? Горло одной из тварей дёрнулось – она пыталась снова начать дышать или что-то проглотить, разбуженная его прикосновением. Валера отшатнулся, лихорадочно осматривая помещение в поисках чего-то, что может ему помочь. Но тварь не пошевелилась – из её рта выползло внушительного размера насекомое – Валере оно напомнило таракана – выползло и посеменило по липкому полу. Валера выругался. И тут же стало интересно – один ли таракан внутри этого тела? Сколько их копошится среди склизи органов и свернувшейся крови? Что будет, когда они выберутся наружу? Ладно, сейчас это не так важно. Валера кинулся к вещдокам, что понемногу собирал Константин – там, в мягком шелесте плотного пластика, лежал хрустящий блистер с синими полупрозрачными капсулами. — Валер, — позвал его Константин сквозь дымчатость этого нежного удушающего полумрака. — Давай поговорим. Валера его не послушал, выломал из блистера таблетку и проглотил её прямо так, без воды. — Блядь. — Константин устало сел на шаткий дешёвый стул. — Всё, мне пора на пенсию, хуевый из меня стал оперативник. Валера не ответил. Он думал о том, как оболочка капсулы медленно растворяется в желудочном соке, высвобождая из себя то, что приведёт его к сердцу аномалии. — Я понимаю, что делаю. — Валера тяжело уперся руками в стол. — Ты в агонии. Мы оба. Только я из-за произошедшего не могу нормально сосредоточиться на работе, в том числе потому, что это гребаная аномальная зона и помогать здесь особо некому – а ты пытаешься сбежать от того, что происходит с тобой, и не можешь остановиться. Понимаешь? Константин не рисковал к нему прикоснуться, не рисковал перехватить руку, принудительно вызвать рвоту – потому что понимал, что Валера может с ним сделать. Потому что боялся – и всё равно хотел помочь. Не так давно Валера так же стоял напротив огромного рычащего волка, отчётливо видел каждый клык и каждую искорку в глазах – янтарно-желтую, и тоже знал, что может только говорить – что всё остальное его погубит. И он будто рухнул под лёд, в чёрную ледяную глубину, как когда-то в детстве, осознав это. — Валер, тебе не нужна эта аномалия. Нашей задачей было остановить эпидемию, помнишь? — Я не могу, — тупо и топорно произнёс он, — я не могу, пока там вместо нормального персонала эти... существа. Они сделают всё ради того, чтобы заразить и перетащить на свою сторону весь оставшийся город... — Вызови рвоту, пожалуйста, и поговорим спокойно. Я был по ту сторону. Я сейчас думаю о том, что... вот так вот, на расстоянии вытянутой руки, со мной была вот эта... перекореженная полумертвая пакость с чужими волосами и приклеенными ресницами. Ты не знаешь, сохранишь ли контроль, если это произойдёт. Валера посмотрел Константину в глаза, наконец-то увидев в них не только страх – но и беспокойство, и что-то вроде заботы. Константин ведь не знал, что Валера сам не может причинить ему вред – никак, просто рука не поднималась, даже сейчас, даже когда он в шаге от того, чтобы действительно стать инферно. Он взял тяжёлый и скользкий графин с водой, запрокинув голову, выпил залпом половину. Вызвал рвоту. На шатких ногах вернулся к Константину. Сел на пол. Уставился на тело двуглавой костлявой дряни. Он мог поклясться, что внутри что-то копошится. — Давай уедем, — сказал Валера. — Здесь нечего больше делать. Я больше ничего не смогу. Внутри расползалась огромная брешь, зияющая чернотой в осколках льда, и он мог взять оттуда всё, чего захочет, для него не было больше ограничений, по крайней мере, в рамках этого проклятого города – хотя одно прикосновение к этой бездне его убьет, словно пропустит через мясорубку так, что смерть покажется сладкой шоколадной конфетой с ромом, и он растворится в грозовом облаке боли посмертия. И это было невыносимо страшно. Хотелось прильнуть к Константину просто потому что он живой и тёплый, потому что у него внутри нет этой страшной черноты, есть только горячая кровь и что-то вроде души, и воля такой силы, что гнет реальность, не отдавая ничего взамен – и Константин этого даже не осознает. Ему и не говорят. Потому что если он начнёт об этом думать, то всё может сломаться. А так... Воля делает любой выбор правильным. — Да, давай попробуем. — Неожиданно легко согласился Константин. — Чего это ты? — Валера даже поднял голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Пока ты валялся в отключке, я почитал документы, за которыми меня сюда отправили. Если ты не можешь остановить эпидемию, нам действительно лучше поскорее отсюда убраться. — Что там, ветхие книжки про легенды и мифы? — Прохрипел Валера. — Нет, записи советских времен. Хочешь? Валера оживился, даже смог подняться на ноги и жадно накинулся на шероховатые листы в старых папках. «...на окраине города были замечены больные звери. Возможно, бешенство?» «...хотя животные с любопыством, безбоязненно идут к человеку... не проявляют симптомов бешенства. Визуально отличаются от зверей в норме: поредевшая шерсть, «стеклянный» взгляд... сородичи их боятся» «...больные звери пытаются подражать поведению нормы... видел, как здоровая птица пыталась вступить в контакт с больной, приняв её за здорового представителя вида... больная заклевала здоровую...» «...бьются о стенки клеток до крови...» «...анализы в норме... не понимаем, что происходит» «Схожая симптоматика началась у домашнего скота. Ввели карантин. Наблюдаем». «...началась вспышка неизвестного инфекционного заболевания среди скота... направили к нам ветеринара...» «...среди пораженного инфекцией скота... конечности коровы были сильно деформированы, одна вывихнута, порваны связки... никогда не видели такого кошмара... забили весь скот... скотомогильник... деформированное тело...» — Теперь понятно, — просипел Валера, лихорадочно листая документы. — Где ты это взял? — В архивах конторы, которая была ответственна за производство тех колёс. Мне вот только нихера не понятно, понятно только, что эта херня может распространяться на животных и что в её власти оказался весь город. И то, что, видимо, эта херня и вызывает эпидемию. — Да нет. Паразит этот обитал здесь ещё до того, как пришли люди, его устраивали любые звери. Начал заражать скот до того, как началась эпидемия... Скорее всего, эпидемия – просто эпидемия, какой-то грипп, а паразит случайно попал в больное животное, из-за этого, ослабленное, оно умерло прямо в процессе... заражения паразитом. Паразит, вместо того, чтобы вступить в симбиоз, получал в подчинение целое тело, с которым не знал, что делать... — И сейчас они подняли скотомогильник тех времен? — Ага. — Отлично, собирай вещи, берём документы, наши отчёты, и съебываемся отсюда нахер. — Кажется, Константин тоже порядком устал от происходящего, и до этого держался на профессионализме и морально-волевых. — Я, знаешь, ещё о чем думаю? — Окликнул его Валера. Константин выругался – он то ли догадывался, то ли очень хорошо знал Валеру. — Ну. — Может быть, человек – это промежуточный носитель, и со временем оно вырастает во что-то большее. Просто мы всегда зарубали их на корню. И будто бы в подтверждение его слов из переломанного тела выползло ещё несколько тараканов. И что-то было неправильное в траектории их движения... *** В коридорах конторы было жутко холодно, втискивался в оконные щели ветер. Стены белели почти что нездорово, флуоресцентно, он вслушивался в щелчки и поскрипывания, вдумывался в подрагивания реальности и ртутную россыпь вероятностей. Смотрел на худые, тонкие, узловатые пальцы. На краю зрения ему мерещился Зверь. Зверь был мёртв уже много лет, Зверя назвали Зверем потому, что ему хватило ума закутаться в огромную звериную шкуру и надеть рога – и кто поверит случайному ребёнку о том, что он видел какой-то жуткий высоченный силуэт с рогами в чаще леса? Сильнее всего он ненавидел контору за то, что там его заставили вспомнить о том, что заботливая, любящая память, спрятала от него глубоко в подполье, к другим детским травмам и разбитым закаткам. До этого момента. В воздухе копилось что-то нехорошее, словно перед грозой, он чувствовал невнятное беспокойство и смутную боль. Беспокойство и боль, страх и боль, тревога и боль – череда экспериментов, ласковое удушье от проводов, ледяные ожоги датчиков. Ему то казалось, что сейчас его жизнь доломают окончательно, и он сможет собрать её заново, как неправильно сросшуюся кость, то, наоборот, что нет смысла дальше жить такую жизнь и пора вспомнить слова Хозяйки о забвении. Тоскливо тянуло ожог. Обычные старые раны отзываются на дождь или снег, старые раны аномального рода отзываются на аномальные колебания. Он не мог усидеть на месте, он чувствовал, что что-то происходит – или вот вот произойдёт. Ему и самому, вступая с этими странными, похожими на круги на воде, колебаниями, хотелось что-то сделать. Он услышал крик. Это не был крик в привычном значении, нет, он ударил, как вспышка молнии по мыслям. Это не была мольба о помощи, это не был страх, это было глухое отчаяние – такое знакомое, что почти что его собственное. И он кинулся на отзвук. И погрузился в горячую волну запаха крови, и вокруг было ярко-красное, и фарш, и разверзнутое внутренностями наружу тело, и багрово-алое на белых стенах, как кровь на снегу... ...как той кошмарной зимой... — Проснись, пожалуйста. — Константин коснулся его руки. — Не надо зарываться в слои кошмаров. Валера вздрогнул, жадно хватанул влажного, по-весеннему затхловатого воздуха в лёгкие. Знобило. Они снова куда-то ехали, мимо проносился город, в котором со времен советского союза ничего не поменялось. Мелькали выгоревшие на солнце вывески и объявления – «продам волосы, много», «изготовление маскировочных средств», «лучшие БАДы от счастливости», «куплю ногу»... Если бы не весь этот бред на окнах и стенах, Валера мог бы подумать, что ничего этого не было, ему просто приснился долгий, сложный сон, и они с Константином ещё не доехали до аномальной зоны. Увы, это было не так. Все началось с того, что их остановил гаишник, в дураком светоотражающем жилете и с дурацкой этой черно-белой палкой, почти как у фокусника. Пока Константин пытался что-то ему втолковывать, Валера старался не смотреть в поплывшую слизистую глаз, и думал о том, что эти создания, скорее всего, просто напросто помнят функции, которые выполняли, но не могут до конца с ними разобраться, так же, как его дураки в больнице порой бесцельно ходили по палатам с таблетками и градусниками – поэтому гаишник их и остановил. Интересно стало, что происходит внутри кокона? Там под воздействием твари меняется само тело, или тварь сначала выбирается из тела, а потом залезает в него назад, как в сброшенную кожу? Скорее всего, первое... Улицы были почти что безлюдными – либо крохи оставшихся здесь нормальных людей послушно сидели на карантине, либо их не осталось вовсе. Опыт Валеры подсказывал, что скорее случится конец света, чем люди додумаются прижать жопы и посидеть на самоизоляции. Немного мутило, будто нежные голубые стенки таблетки, что обволакивали паразита, частично осели в его желудке... — Константин, — мрачно позвал Валера. — Что? — Константин нервничал – город путался под колёсами машины, вился, как валерины проводочки-наушники, и Константин, и траектория его автомобиля, начинали смутно напоминать тигра, запертого в клетку. — Я понял, скорее всего. Это мясо. Пищевая цепочка, да? Люди здесь начали заражаться паразитом вскоре после сельского скота, вот что... Это объясняет то, как ты заразился, а я – нет. — Валера немного помолчал, потом хрипло добавил. — Мне после... инцидента с инферно и того, что я вспомнил про Зверя, кусок в горло не лезет. — А я, кажется, ходил на охоту. — Признался Константин. — Но сейчас нам от этого ни теплее, ни холоднее. Валера рвано выдохнул. На пешеходный переход выбежала девочка в не по погоде лёгком платьице. Константин резко затормозил; в бесчисленный раз за этот муторный, свинцово тяжёлый день, выматерился. Валера, казалось, слышал, как запели резина шин и асфальт, столкнувшись с таким возмутительно грубым обращением. На девочке была маска, сделанная из опустошенной свиной головы – она покрывала всю голову до шеи; глазницы от времени обвисли и тянулись к земле. — Вот это – не уйдёт, если я просто посигналю. — Голос Константина обжигал напряжением. — Не уйдёт, — тихо подтвердил Валера. — Нахер они носят эти маски?! На людей они от этого больше похожими не становятся! — Скрывают деформацию лица. Видимо, у кого-то она более выражена, тем более, раз их так "плавит" в этих коконах. Или это происходит со временем. Константин привычно выхватил пистолет, но на этот раз он будто бы ждал, что Валера, как раньше, перехватит его руку. Валера перехватил. Константин чуть расслабился и выдохнул, и друг у друга во взглядах они наконец нашли не только страх, но доверие и поддержку. И Валера выбрался из салона автомобиля. Он совсем не умел общаться с детьми, и он не мог повоздействовать на ином уровне – потому что сейчас его попытка развести маленький огонёк приведёт к страшному пожару. Но что-то нужно было делать. — Эй. Не стоит вот так стоять на дороге. Тебя могут сбить. Девочка приподняла голову, будто заметив его только сейчас. Он вздрогнул, стараясь не всматриваться в то, что скрывалось в темноте под свиной головой. Что там внутри? На положенном ли месте кишечник и печень, например, или там все перемешано вверх тормашками? Как выглядит пораженный паразитом мозг? Есть ли симптомы энцефалита? Роятся ли внутри этого крохотного тела тараканы? Как многое, на самом деле, ещё можно было исследовать... — Я... можешь, пожалуйста, отойти? Она не реагировала – или, может, совсем легко помотала головой. Или ему это шевеление причудилось. Он подошёл чуть ближе, дотронулся до её плеча, надеясь, что она не рассыпается на полчища насекомых или не начнёт биться в судорогах и выламывать себе кости. Девочка отшатнулась, споткнулась, рухнула на асфальт, не издав ни звука, кроме странного то ли сипения, то ли... И в этот момент прогремело несколько выстрелов. По его телу словно прошла судорога, мир вокруг замер, покрылся туманом, словно запотели не очки, а само зрение, и в ушах зазвенело едко и тонко. Валера думал, что сейчас снова увидит лужу тёмной багровой крови под детским платьем и никогда не простит Константина, но нет, девочка трусливо отползла с дороги, схватилась за гнутый сгорбленный столб дорожного знака – и он посмотрел туда же, куда был направлен пустой взгляд свиной головы. В нескольких шагах от него распростерлось... тело. Это тоже был человек, когда-то пораженный паразитом, но в отличие от цивилизованных сотрудников больницы и молчаливых таксистов, этот был более диким и изобретательным. Он вырвался будто из леса, лицо закрывал звериным черепом какого-то травоядного, конечности его, виднеющиеся из под тяжёлой ткани и меха, были деформированы, где-то вытянуты, но не сломаны. Рядом валялся тяжёлый ржавый топор. Валера попятился. Его дернули за рукав, затащили в салон автомобиля. Хлопнула дверь. — Извини, — пробормотал Валера. — Я даже не почувствовал, что... Сейчас его собственная сила была громче, чем что бы то ни было ещё вокруг него. — Нормально, — резко ответил Константин, и машина сорвалась с места. — Поэтому нас двое. Блин, обычные люди не могут двигаться с такой скоростью. Если девчонка потом станет такой же, её надо было застрелить прямо сейчас. Валера сглотнул густую вязкую слюну и не ответил. — Они как будто активизировались, я думаю, такой дряни будет много. — Может, они почувствовали опасность? Например, из-за поврежденных коконов... — Скорее, эта гадость не хочет нас отпускать. Я объехал полгорода, пока ты спал. И везде нельзя выехать. Рухнувшие фуры, ремонтные работы, на Ж/Д путях встал чёртов поезд, и я не уверен, что в нем есть хоть один живой человек. — А если прорваться через лес? — Сипло спросил Валера. — Я думал об этом до тех пор, пока не увидел вот эту херню. Но мы всё равно попробуем. Лес был мелкий, неглубокий, чтобы заблудиться в нем, нужно было серьёзно постараться – скоро там начинались Ж/Д пути и, наверное, в паре часов ходьбы какие-то захудалые деревушки. Но сейчас и он выглядел внушительным препятствием. Потому что Валера был практически беспомощным, у Константина рано или поздно закончатся патроны для пистолета – и с одним клинком и цепью против даже пары таких вот перекроенных людей он не выстоит. Первые пару минут всё было хорошо. Голые чёрные худые ветви утопали с серо-синем дневном полумраке, под колёсами машины дорога звучала влажновато и хлюпко. Сначала они услышали шум сзади. Константин ускорился, попытался набрать скорость, не понимая даже, куда именно он едет, надеясь вырваться хоть куда-то. Потом шум переместился наверх. Они переглянулись, думая, что делать дальше – а потом уже стало неважно. Людей вокруг образовалось множество. Это были именно, что люди, по крайней мере то, с чем они общались, как с людьми. Они, будто бы не понимая, что происходит, толпились около автомобиля, шли на шум – судя по внешнему виду, они побросали рабочие места, двигаясь согласно непонятному порыву, который захлестнул их одной огромной волной. Хотя виднелись там и переломанные, с обнаженными мышцами и сухожилиями, перемазанные кровью больные, и дикие, деформированные, в масках, которые закрывали всё лицо – как тот мужик с топором... Валера вдруг вспомнил плакат «не используйте для маскировки кожу убитых людей» и понял, о чем шла речь. Это действительно был Рой. Но они не атаковали. Обступали машину, тупо тянулись к ней, как к источнику тепла и шума, трогали стекла руками, дергали ручки... — Ты понимаешь, что им нужно? — Тихо спросил Константин. — Они не дают нам уйти, но и не атакуют. Бред какой-то, аномалии себя так не ведут. — Поехали отсюда, пожалуйста... Валера старался не смотреть в окна автомобиля и не слушать то, что происходит за ними. Выходило так себе. *** Люди, оказавшиеся во власти аномалии, забыли про них, как только они перестали пытаться покинуть город. Опустевшие улицы выглядели жутко. Был пасмурный полудень-полувечер, мерклые фонари светили электрическими звездами. Вспыхивали то красным, то зелёным, пищали светофоры – но не проезжали машины, не спешили по толстым полосам зебры люди. Мимо остановок проплывали автобусы, приветливо распахивая зев двери – и никто в них не заходил. В квартиру, с пораженными паразитом тараканами и мёртвой двуглавой тушей возвращаться не хотелось – поэтому Константин завернул к небольшой, вероятно, единственной в городе, опустевшей гостинице. Константин вошёл туда своевольно, без всякого разрешения взял сразу несколько ключей, но его устроил первый же попавшийся номер. Это было абсолютно отвратительное место – зеленоватые обои в цветочек, шаткая кровать из ДСП, на грязных окнах – проклятые занавески со странным узорчиком. Валера старался не думать о том, что буквально через стенку может пульсировать и набухать, как гнойник, кокон – а то и не один. — Нет, — ответил на его немой вопрос Константин, — здесь идеально тихо. Поверь квалифицированному перевертышу. — Ура, умрём в комфорте? — Нервно пошутил Валера. — Нихера, в комфорте ждём группу охотников и вертолёт. Ты писал Ване? — Ну да. — Он действительно успел отправить ему что-то вроде «если через семь часов мы не...» — И я. И ещё официальный запрос делал. Так что я умирать не планирую. — Валера фыркнул, неловко заглядывая Константину в глаза. — И ты не вздумай. Нахер. Поставим тебя на ноги, ещё и в санаторий на море потом отправим. — Ну да, конечно, — Валера невольно улыбнулся. В общем-то, иногда воля таких людей, как Константин, действительно была способна на чудеса. Как знать, может, и Валере достанется пара крошек с чужого праздничного стола? В привычной своенравной манере Константин принёс откуда-то бутылку виски – и ничего к ней. Валера мазнул взглядом и по ней, и по тому, как легко и даже изящно Константин к ней приложился, и сделал это абсолютно равнодушно – его сейчас занимали совсем другие вещи. Он скинул на пол перепачканную заскорузлой кровью константиновскую кофту, так, как будто бы она уже принадлежала ему, оставшись в одной футболке; провел руками сквозь спутанные волосы, легко сел к Константину на кровать, только сейчас осознав, как сильно он устал за прошедшее время. — Понимаешь, что они сделали? Ну, в конторе? — Спросил Константин, и Валера вопросительно мотнул головой. — Нас кинули на заведомо патовое задание, потому что после Выстюг, а ты ещё и после инферно – мы представляем для них опасность. И если мы выкрутимся, будет неудивительно, а если откинемся – контора вздохнет спокойно... Валера равнодушно вздохнул, лишь поморщившись при упоминании инферно. Если бы Константин знал.... Но Валера ещё не решался ему рассказать. Давила ответственность за другого человека. Где-то под окнами здания бродило огромное количество людей, подчиненных аномалии, бродило как запутавшиеся муравьи, сбиваясь в страшный смертельный круг – как рота солдат, которых уже отправили в место выполнения задания, но ещё не озвучили цели; между стволами деревьев натягивалась мутная многослойная пелена паутины, и все звери, и даже насекомые наверняка тянулись отвесить аномалии свой переломанный поклон. Где-то в конторе бегали с папками суетливые женщины в широких модных брюках, проходило через девять кругов бюрократического ада согласие на то, чтобы Валеру и Константина вытащили из этой проклятой зоны, и тревожно выдыхал пар в вечерний влажный воздух Иван Канаров, и в залитой щекотным светом неоновых лент играл в приставку Максим Фёдоров, и тоже думал про расплескавшееся по белому полу конторы красное море. И где-то на периферии памяти был заснеженный лес, и долгие чёрные стволы деревьев, стремящиеся к однотонному пасмурному небу, и щеки, которые мороз перепачкал рябиновым румянцем. И больше ничего. Никакого огромного силуэта с рогами. Может, только петляющая волчья тень среди монотонных частых деревьев. Валера фыркнул и снова улыбнулся. — Что такое? — Константин, уставший не меньше Валеры, хмелел быстро, и в глазах его заплясал весёлый, почти что дикий огонь. — Ничего, — повернулся к нему Валера, и не смог отвести взгляда, и подумал: «ну давай, лечи меня, пьяный мачо». И где-то начинался дождь.