От осознания того, что эти дороги ему до боли знакомы, становилось не по себе. Он старательно выбрасывал образы из головы, отмахивался, как от назойливых мух, но тщетно. Авантюрин прикрывался от дождя руками, снова такой же одинокий и потерянный, не хватало лишь дышащих в спину дикарей-катиканцев.

Статус и ранг в КММ сейчас не играли никакой роли. Он вернулся туда, где выживает исключительно сильнейший.

К горе. Нужно идти к той горе на северо-запад. Именно там они с ней виделись последний раз.

Усталость от нескольких часов беспрерывной ходьбы по вязким пескам и грунту начинала давать о себе знать. Он прекрасно помнил, что скрывали под собой эти выжженные земли, поэтому останавливаться было нельзя. Авантюрин просто не мог себе этого позволить.

Ноги начинали дрожать, но он упрямо шёл вперёд, время от времени жмурясь, то от стекающей в глаза воды, то в желании не видеть под ногами кладбище, что расстелилось здесь после кровавой резни десятилетней давности.

С каждым шагом под ним словно хрустели чьи-то кости. Он знал, что это не так: КММ наверняка прибрало все следы своей подмоченной репутации. Его израненная фантазия упрямо подкидывает ему его же страхи, но сути это не меняло.

Авантюрин сглотнул горький ком в горле, прямо как тогда, когда слёзы, дождь и чужая кровь заливали глаза. Когда он бежал к этой самой чёртовой горе, как велела ему сестра.

Его плеча вдруг коснулись, вполне себе мягко и, казалось бы, не враждебно, но от внезапности Авантюрин вздрогнул всем телом и развернулся на все сто восемьдесят градусов, неожиданно для самого себя падая на землю. Тёмный силуэт было невозможно разглядеть из-за стены ливня, поэтому он тут же схватился за пистолет, припрятанный за поясом. Правильно Топаз сказала, два нужно было брать.

— Кажется, мы это уже проходили.

Веритас, на вид такой же уставший и промокший до нитки, протянул ему руку. Авантюрин облегчённо вздохнул, принимая помощь и только сейчас в полной мере осознавая, насколько вымотался.

— Извини, на секунду перепутал тебя с катиканцем.

Веритас выгнул бровь, но возражать уже не стал. Было видно, что Авантюрину совсем не до этого. Рацио огляделся по сторонам, намечая маршрут до ближайшей пещеры, которую видел по дороге сюда.

— Что ты тут вообще…

— Идём.

— Куда? — его руку Авантюрин так и не отпустил, слепо следуя по шагам.

— Спрятаться до окончания дождя. Я понимаю, благословлён и всё такое, но такими темпами от воспаления лёгких тебя твоя удача точно не убережёт, — лица Рацио он не видел, но готов был поспорить, что тот закатил глаза.

— Я не могу, мне нужно идти к той горе.

— Знаю, она меня предупреждала.

Авантюрин в недоумении уставился на мокрый затылок, но не остановился, послушно шёл следом.

— «Она»?

— Давай доберёмся до привала, и я тебе всё спокойно расскажу.

Очередной неожиданный переход на неформальное обращение грел душу. Подмечать подобные мелочи в общении с Рацио стало дурацкой привычкой, но Авантюрин радовался, словно ребёнок, когда ледяная корочка в их отношениях давала трещину.

Разожжённый костёр ласково грел продрогшие ладони и ноги. Авантюрин молчал, хотя вопросы один за другим просились наружу. Например, где рождённый с золотой ложкой во рту Рацио научился так искусно разводить костры в диких условиях. Но кое-что его интересовало всё-таки больше.

— Ну, и кто тебя послал? — Авантюрин склонил голову, обнажая облепленную влажными волосами шею.

— Топаз, — Рацио пожал плечами, добавляя парочку скудных дров. — Я думал, это будет весьма очевидно. Она за тебя волновалась, но, по её словам, не смогла никак повлиять на ситуацию. И попросила вмешаться меня, как человека, который уже работал с тобой в одном проекте.

«И которому, по всей видимости, на меня тоже не наплевать», — подумалось где-то глубоко в мыслях.

— Ну конечно, она, кто же ещё, — от этого факта в душе разлилось необъяснимое тепло. — Так что же это получается… те басни про консультанта из Гильдии были ложью?

— Как видишь, с убедительностью у меня никогда проблем не возникает, — чёрт, Авантюрин был готов поспорить, только что увидел, как на веритасовских губах заиграла самая хитрющая улыбка из всех, что ему доводилось раньше замечать. — У меня всё ещё есть полномочия находиться здесь, как представителю Гильдии, но если быть откровенным: на Сигонии я исключительно из-за тебя.

— Оу, док, так это признание?

— Это факт. Я прекрасно знаю, что сегодня особый день. Как для тебя, так и для истории Сигонии.

Авантюрин потупил взгляд в огонь. Как было бы прекрасно, если бы в нём можно было дотла сжечь всё, что накопилось в его душе за эти годы. Да уж, особенный день. Лучше бы он и не наступал никогда вовсе.

— Да-да, с днём рождения меня, — прозвучало скверно. Почти с отвращением.

Рацио промолчал, вероятно, понимая, что его комментарии здесь не совсем уместны. Выглядел Авантюрин потеряно, любой со стороны сказал бы, что чувства съедают его изнутри.

В этот день мама оставила ему медальон, который до сих пор служил скудным напоминанием о том, что когда-то у него была семья. Гаятра благословила его на долгую и везучую жизнь, и в этот же день авгины прекратили своё существование как народ.

Иронично, больно, уничтожающе изнутри. Он ненавидел этот день, ненавидел всё, что к нему было причастно, ненавидел себя.

— Я рад, что смог тебя догнать, хоть это и было не так-то просто, — вкрадчивый голос Веритаса послышался совсем рядом, и дело было вовсе не в том, что они сидели у костра практически вплотную, желая уловить как можно больше желанного тепла от пламени.

На самом деле Авантюрин бежал куда-то на протяжении всей своей жизни. То от головорезов, то от самого себя, и слышать, что именно Веритасу удалось его догнать, было весьма забавно. Он улыбнулся.

— И как я мог позволить себе пропустить такое представление. Чтобы сам доктор Рацио бежал за мной под проливным дождём, тщетно прикрываясь своей излюбленной книжечкой, — Авантюрин развернулся к нему, подпирая щеку. — Кстати, у тебя волосы смешно вьются.

Рацио на такое замечание многозначительно хмыкнул и рефлекторно завёл руку назад, ощупывая непослушно вздыбленный от влаги затылок. Хотелось сказать, что такая небрежность ему к лицу, но Авантюрин сдержался. Молча наблюдать со стороны было гораздо ценнее.

— По поводу нашего разговора в лагере… — Рацио протянул руки к костру. Между ними чувствовалась явная недосказанность. — Я бы действительно хотел услышать всю правду именно от тебя. Довольно прискорбно осознавать, что в этой ситуации я забыл про свой главный жизненный принцип, как учёного: подвергать все сомнению. Но, как всем известно, путь к познанию истины лежит через принятие собственных ошибок.

Он поднял на Авантюрина глаза. В них виднелось многое: интерес, неприкрытый скептицизм, желание разобраться, влечение, но не совсем понятно, к чему именно и то, что сестра однажды называла рассветом. Как всё это могло уместиться в освещённые одним лишь тусклым костром радужки, Авантюрин искренне не понимал.

— Хорошо. Но давай действительно завтра, ладно? Я немного не в том состоянии, — снова защитная улыбка, от которой уже и самому было тошно. — Мне нужно будет сделать ещё кое-что, это личное. Но после этого я весь в твоём распоряжении.

Рацио кивнул, понимая, что на этом их скомканный разговор завершён. Авантюрин прислонился затылком к прохладной скале и прикрыл глаза, в душе молясь о том, чтобы усталость во всём теле утащила его в столь глубокий сон, где места для сновидений просто бы не осталось.

***

Первое, что он услышал: отвратительный, сводящий челюсть скрежет металла.

Так звучала ржавчина вперемешку со смертью: опасность, желание забиться в угол и сдавленно дышать, пока ещё есть такая возможность. Сердце ударило где-то в рёбрах, в висках похолодело, а он снова почувствовал себя десятилетним ребёнком, судьба которого зависела от удачи и неистового желания забрать амулет сестры.

Так звучали катиканцы.

Авантюрин распахнул глаза, понимая, что находится в пещере один. Всё тело прошибло ознобом, он знал, что способен постоять за себя, но привитый с детства животный страх перед этими чудовищами сковал лёгкие и парализовал всё тело.

Рацио. Блять, где Рацио.

Ответом послужил глухой удар, а после, новый мерзкий лязг ржавого металла. Авантюрин вскочил на ноги, выхватывая пистолет и вылетая из пещеры. Тело вопило бежать назад, прятаться, не дать себя обнаружить и быть пойманным. Нужно было забиться в угол, как велела ему сестра. Прикрыть глаза, чтобы не видеть того, что они будут делать. Нужно…

Наперекор всем инстинктам самосохранения он упрямо выставил пистолет перед собой и огляделся по сторонам. Рацио тут же оказался в поле его зрения, и ледяной пот прошиб Авантюрина насквозь.

Его держали двое. Один с силой сжимал вьющиеся на затылке волосы своими грязными руками, второй же приставил к его горлу лезвие. Рацио тяжело и рвано дышал, а ещё не запёкшаяся кровь тонкой струёй стекала вниз к губам. Было видно, что его застали врасплох, но до прихода Авантюрина он успел вырубить как минимум троих. И как он вообще проспал момент, когда Веритас выходил из пещеры.

Рацио молча смотрел на возвышающегося над ним катиканца исподлобья. Анализируя, просчитывая следующий свой ход, не замечая, как Авантюрин целится в уродскую башку того, кто собирался перерезать ему глотку.

— Веритас, вниз!

Он среагировал быстрее, чем понял, кому принадлежит голос. Собственное имя из его уст прозвучало отрезвляюще, жаль, правда, что именно при таких обстоятельствах.

Выстрел.

В ушах зазвенело, и катиканец грузной тушей упал у его ног. Хотелось вздохнуть с облегчением, но хватка сзади усилилась и притянула к себе с большим натиском, не позволяя вывернуться и хоть что-то предпринять.

Авантюрин взвёл курок, снова наставляя оружие, но теперь на второго. Зубы скрипнули, ненависть запылала в жилах с такой силой, что опорный камень во внутреннем кармане резонировал вместе с ним. Веритас прикрыл глаза, напряжённо сведя брови к переносице и сглотнув, когда дуло пистолета холодом приложилось вслед за крепкой хваткой.

— Ещё одно резкое движение, и я вышибу ему мозги, — слышать катиканский диалект спустя столько лет было ещё более мерзко, чем ржавый скрежет. — А я думал, мы вас всех, выблядков, тогда перебили. Ну надо же.

Они встретились взглядами. Как жаль, что им нельзя было испепелить.

Взор застилал гнев вперемешку с агонией. Авантюрина уже натурально потряхивало от ненависти и жажды мести, но головорез неизменно оставался на прицеле. Нужно было думать, не давать волю эмоциям, думать.

— Отпустишь его — и я приведу тебя к поселению выживших авгинов. Нас не так-то мало, люди в чёрном ведь на нашей стороне, — Авантюрин неотрывно следил за густой каплей крови, которая теперь медленно стекала вниз по шее Рацио, очерчивая подрагивающий от неудобной позы кадык.

— Лжешь. Вы и ваша псевдо-богиня всегда лжете, гниль поганая, — дуло вжалось крепче в волнистые волосы.

— Допустим, но я ведь здесь? — азартный оскал, прекрасно знакомый Веритасу, не сулил ничего хорошего. — Заключим пари?

Авантюрин слегка опустил пистолет, молясь, что и в этот раз удача ему улыбнётся.

Как и Веритасу.

— Я убью себя у тебя на глазах, а ты его отпустишь. Ещё одним авгином меньше, чем не выгода?

Рацио шокировано округлил глаза. Чёртов картёжник совершенно не знал меры.

— Какого хрена ты творишь?! — возмущённо прошипеть что-либо ещё Рацио не позволили, грубо дёрнув за волосы на себя. Голова уже раскалывалась от непрерывного давления и ударов в затылок.

— А давай!

Катиканец довольно ухмыльнулся. Точно не собирался отпускать Веритаса, Авантюрин по глазам видел. Но это было вовсе и не нужно, главное — позволить ему сделать ставку.

Сыграть с судьбой в очередной раз.

Потными от волнения ладонями он отбросил пистолет в их сторону. Тот упал на землю, совсем близко к Веритасу, как надо. Скалистый обрыв Авантюрин заприметил уже давно, наконец ему найдётся достойное применение. Главное — чтобы всё сработало.

Он подошёл к самому краю и раскинул руки в стороны, как единственный победитель, как тот, кто всегда ведёт игру, заранее просчитывая все ходы оппонента. Его любимая забава — заставлять соперника искренне поверить в то, что победа в его руках. Вкус разочарования в чужом лице так сладок.

Веритас по-прежнему стоял на коленях, перепуганно наблюдая за тем, что он собирался предпринять. Картина, мягко говоря, не самая романтичная. При удобном случае Авантюрин обязательно перед ним извинится за все причинённые неудобства.

В спину ударил жаркий ветер, трепля ткань едва просохшей после дождя одежды. Волосы беспорядочно лезли в глаза, но это не мешало. Он всё так же отчётливо видел, как катиканец ослабил бдительность.

Ставки сделаны, вызов принят.

Авантюрин подмигнул, а после — запрокинул голову, беспрепятственно заваливаясь назад. Счёт шёл на секунды: крик Рацио послышался как-то совсем приглушённо, как и злорадный хохот ублюдка, что удерживал его в заложниках. Он летел вниз, закрыв глаза, было бы, конечно, очень смело закончить всё именно так, но ведь задницу Рацио всё-таки нужно было кому-то вытаскивать.

Пролетев несколько десятков метров вниз через каньон, Авантюрин коснулся ладонью груди, отчётливо ощущая резонирование собственного камня. Волны разлились по всему телу, позволяя ощутить лёгкую невесомость, а после — энергию Сохранения. Он мгновенно взмыл вверх и за считанные доли секунд оказался там, где Веритас с ним мысленно попрощался. Ха-ха, наивный.

Всё произошло быстро: катиканец и опомниться не успел, когда его голову зажали в крепкие, почти что металлические янтарные тиски, сворачивая шею. Рацио упал вперёд, выставляя перед собой руки и предусмотрительно хватаясь за подкинутый пистолет.

Издалека послышался хаотичный громкий топот, вероятно, подкрепления. В нос снова ударила резкая вонь крови и ржавчины, но теперь и Авантюрин отказывался себя контролировать.

Безжизненные тела тех катиканцев, с которыми они уже успели разделаться, полетели в пропасть. Авантюрин фанатично улыбнулся, чувствуя сладкий привкус отмщения, пусть и крайне маленького в масштабах его народа. Подоспевших катиканцев ждала та же участь, что и их предшественников. Кого-то успел прикончить Веритас из пистолета, остальных же ожидала демонстрация силы, дарованной эманатором.

Сердце выколачивало бешеный нечеловеческий ритм. Авантюрин заливисто смеялся, разрывая в клочья одного подонка за другим. Его руки ведь и так были по локоть в крови, чего ему стесняться? Лучше он разделается с этими отбросами так же, как они разделались с его семьей, его народом и…

Веритас ухватился за его предплечье. Тяжело дыша, но искренне надеясь, что это хоть как-то сработает.

— Остановись. Мы уже закончили с ними. Не нужно, Авантюрин…

Ослепляющая багровая ярость постепенно стала уступать место его человеческой сущности.

Авантюрин согнулся пополам, откашливаясь горечью и пылью, что скопились в горле. Мерзко, гадко, тошно от самого себя, но Веритас жив. Он, к сожалению или к счастью — тоже.

— Ты сам-то в норме?

— Царапина, — тыльной частью ладони Рацио вытер подсохшую кровь из-под носа. — Этим повезло меньше.

— И славно, надеюсь, в аду их ждут с распростертыми объятиями, — переступая через изуродованный труп и морщась от отвращения, Авантюрин выровнялся на негнущихся ногах. — Мне всё ещё нужно к горе, но ты можешь вернуться в лагерь. Я не хотел тебя вмешивать во всё это.

Во взгляде, которым окинул его Рацио, читалось тысяча и одно «идиот». Авантюрин уже не смог сдержать улыбки.

— Ладно уж, док, с тобой ещё попробуй поспорить, — он отшутился, пряча мерцающий опорный камень обратно во внутренний карман.

— Ты можешь называть меня и по имени. Я совсем не против.

На секунду Авантюрину показалось, что в его голосе отчётливо послышалось смущение. Он поднял на него глаза, но Веритас уже был занят рассматриванием дневного пейзажа над скалистым каньоном. Созерцать пришлось только кудрявый взлохмаченный затылок.

Это скромное открытие стало для него одним из самых забавных за эту поездку. Нужно почаще вытаскивать этого офисного докторишку под весенний пир-пойнтский дождь.

Эмоции заметно поутихли, а идти им оставалось не так уж долго, но дурное предчувствие неприятно сосало под ложечкой. Они оба уставшие, порядком вымотанные, но обратно было уже нельзя. Авантюрин хотел… просто сделать это.

Он был безмерно благодарен Рацио за отсутствие уточняющих вопросов. Куда, зачем и ради чего, знал только сам Авантюрин. Веритас же всю дорогу шёл рядом, не проронив ни слова.

Он и ему бутылку вина после всего этого занесёт, честно.

На горизонте показалась слишком знакомая равнина, и в эту же секунду в груди что-то больно разбилось на тысячи мелких осколков.

Авантюрин остановился, с грустью созерцая те места, где играл в прятки, где слушал истории перед сном, где обнимал её.

Чёрт, как же он скучал, как же больно. Ладонь, которой они с сестрой последний раз молились Гаятре, нестерпимо заныла.

Только с третьего раза удалось расслышать вопрос Веритаса возле лица.

— А?..

— Ты весь побледнел и резко остановился. Что случилось?

— Нет-нет, ничего, ха-ха, — Авантюрин почесал зудящую руку. — Просто воспоминания нахлынули. Тут я провёл последние годы жизни на Сигонии вместе сестрой и…

Он больно закусил губу. Любая маска, несомненно, дала бы трещину под таким-то давлением. Авантюрин пусто смотрел перед собой, понимая, что сейчас доведётся увидеть. Лучше предупредить заранее.

— Веритас, я хочу её похоронить.

Рацио понимающе кивнул, глядя на клонящееся к закату солнце. Авантюрин ожидал, что он в своей привычной манере осудит его за иррациональные решения или просто предложит остаться и подождать, но вместо этого Рацио взял его за руку, а тихий уверенный шёпот смог перекрыть собою завывающие пустынные ветра:

— Я буду рядом.

Авантюрин весь сжался, но отступать было уже нельзя. Хотя бы из уважения к ним. Ладонь Веритаса грела сердце и душу, помогая сделать несмелый шаг вперёд.

То, каким Авантюрин запомнил это место, таковым уже давно не являлось. Лишь обугленные остатки вместо того, что раньше звалось их домом. Засыпанные временем и песками следы войны и три жалких камня от костра, где он однажды обжёгся, когда пытался приготовить им с сестрой скромный ужин на двоих.

Чуть дальше протекала река, та самая, где им приходилось прятаться, притворяясь безжизненными трупами на воде. Сейчас вода на вид казалась довольно чистой, но ничто не перебьёт тот кровавый смрад, которым он надышался, пока они старались сохранить собственные жизни. От резких нахлынувших воспоминаний его замутило.

Веритасу пришлось отпустить ледяную ладонь лишь для того, чтобы Авантюрин смог, наконец, освободить несчастный желудок и вдохнуть полной грудью. Жгучее отчаяние всё не отпускало. Как же он был слаб перед собственным прошлым.

Тёплая рука несмело погладила по спине, не позволяя забыться окончательно. Этого было мало, но Рацио правда старался.

Авантюрин кое-как привёл себя в порядок, вернулся туда, откуда они начали, и поднял пустые глаза на остатки сожжённой катиканцами палатки. Именно здесь они с ней простились, здесь она сказала ему бежать к горе. Здесь…

Он посмотрел себе под ноги, где-то в глубине души надеясь, что память его жестоко обманула и всё произошло в совершенно другом месте. Авантюрин верил, просто хотел верить в это. Он не был готов.

Пожалуйста.

Умоляю.

Первым в глаза бросилось очень знакомое ожерелье. Точнее то, что от него осталось. Искусная работа авгинских рукодельниц, ради которого он однажды уже рискнул своей ничтожной жизнью. Жаль только, что так и не смог её порадовать. А хотелось.

Авантюрин обессиленно упал на колени совсем рядом, пусто и неверяще всматриваясь в человеческие останки. Разум отказывался принимать всё как есть, неконтролируемая тошнота снова подступила к горлу, а слёзы застилали измученные глаза. Он не мог сделать вдох, его сдавило такой нестерпимой болью, что пришлось отползти на несколько метров назад, неверяще мотая головой и упираясь спиной в твёрдое основание скалы.

Он посмотрел на свои руки: грязные, то ли в крови, то ли в пыли и пепле. Они затряслись, а очертания пальцев расплывались из-за жгучей влаги в глазах.

Слабый, какой же слабый, как он мог. Они умерли за него, а он не может даже проститься.

— Я помогу. Дыши, Авантюрин.

Она умерла. Умерла. Он убил её, не спас. Сбежал.

Слабак, трус, сволочь. Жалкое лживое отребье, недостойное жизни.

Авантюрин больно впился ногтями в ладони, надеясь привести себя в чувства. Уже игнорировал то, как бешено сжималось и колотилось сердце. Не видел, не понимал. Паника накрывала собой все органы чувств, не позволяя разглядеть даже взволнованного Рацио, сидящего на корточках прямо перед ним.

— Дыши, слышишь меня?

Проливной дождь снова напомнил о том, какой сегодня день. Смешался со слезами, с кровью, с тем, что осталось от его семьи. Ливень насмехался над ним, тыча в лицо фактом его блядского рождения.

Он ничего не чувствовал. Не понимал, как чувствовать. Зачем он существует. Почему. На кой чёрт?!

Лучше бы он просто не родился. Лучше бы благословлённой Гаятрой была она.

— Пожалуйста, сделай вдох! — умолял Веритас, уже вплотную прижимаясь своим лбом к его, просто чтобы смочь донести. — Ты сейчас потеряешь сознание.

Его держали за руки, а тёплые пальцы поочерёдно смахивали горькие слёзы с щёк, но этого было так мало на фоне всего того, в чём он провинился. Он бы так хотел, чтобы они жили счастливо. Не он. Они.

Его трясло, судорожно выворачивало наизнанку и уничтожало изнутри. Он поджал колени к груди, жалко забившись в угол и захлёбываясь в собственной никчёмности.

Сестра говорила ему, что они ещё увидят рассвет, но это был её рассвет. Не его, он не заслужил, он-

— Какавача.

Авантюрин вздрогнул всем телом, стараясь сфокусировать взгляд. Получалось скверно, дождь действительно мешал, перебивал его разум, грубыми крупными каплями размывая все мысли.

Неужели сестра? Тогда почему он её не видит?

Последний раз она звала его по имени именно здесь, когда они прощались. Тут он это имя и похоронил. Думал, что похоронил. Вместе со своей настоящей личностью и прошлой жизнью.

Знакомый голос разливался гулким эхом в голове. Имя, у него ведь и вправду было имя. Такое красивое… Наверное, мама с папой выбирали.

— Пожалуйста, посмотри на меня, Какавача, — полушёпотом повторяя его имя, Веритас слабо коснулся губами сначала тыльной стороны ладони, будто спрашивая, затем скулы, нежно собирая горячую влагу, а после — щеки, стараясь хоть как-то согреть и привести в чувства.

Авантюрин поднял на него глаза, но сделать полноценный вдох так и не получилось. Грудь всё ещё сковывали стальные тиски, а Веритас решился действовать первее.

Тёплые мягкие губы с трепетом и волнением прижались к его. Авантюрин застыл, постепенно ощущая, как кровь снова приливает к кончикам пальцев и чувства оттаивают под напором чужой ласки.

Рацио прикрыл глаза, не пытаясь анализировать, что творит. Он знал, что при подобной гипервентиляции стоит задержать дыхание, но было ли это единственной причиной? Совершенно точно нет.

Он углубил поцелуй в ту же секунду, как Авантюрин ухватился за его плечи и шею. Словно это было единственным понятным и осязаемым в том потоке хаоса, что его окружал. Спасательным кругом, за который хотелось вцепиться руками и ногами.

Ледяные пальцы путались в волнистых волосах на затылке, слабо оттягивая, отвлекая. На ощупь они и вправду такие же, как он себе представлял. Хотелось забыться, потеряться именно в таких чувствах, не в скорби и сожалении, а в любви и ласке. Он её не заслуживал, но ему так по-детски хотелось.

Авантюрин медленно отстранился. Капли проливного дождя беспрестанно били по их лицам, но это не мешало чувствовать именно тёплые ладони Веритаса, в которых он держал его лицо.

— Прости, — голос Авантюрина звучал хрипло, надломлено. — Прости, ты не должен был всё это видеть.

— Не забивай голову. Давай, я помогу тебе встать.

Он обхватил его плотным кольцом объятий, кое-как ставя на ноги. Почву Авантюрин ощущал очень относительно, поэтому пришлось упереться рукой о скалу.

— Слушай, я понимаю, как это важно для тебя, но ты сейчас просто не в состоянии, — нравоучительный тон Веритаса обычно всегда вызывал улыбку, но Авантюрин лишь слабо пожал плечами. — Я могу помочь похоронить её… А ты спокойно попрощаешься. Договорились?

— Это не твоя семья.

Прозвучало холодно, но Авантюрин уже напрочь запутался и в собственных эмоциях, и в том, что между ними происходит.

— Я и не претендую. Лишь предлагаю помощь.

Веритас был настроен серьёзно, а всё тело ломило такой усталостью и эмоциональным истощением, что Авантюрин просто не мог спорить. Он прикрыл глаза, давая своё хрупкое согласие и тихо благодаря. Хотелось надеяться, что Рацио это услышал.

Авантюрин пусто смотрел перед собой. В сторону кровавой реки, по которой звонко тарабанили капли. Для авгинов дождь был благословением, для него же стал самым настоящим проклятьем.

Закончил Веритас достаточно быстро. Его руки были перепачканы грунтом и пылью, а заколка съехала набок. Авантюрин бесшумно подошёл к могиле, присаживаясь совсем рядом и с трепетом сжимая в свободной руке сестринское ожерелье.

В душе он навсегда останется её младшим братом. Даже несмотря на то, что достиг её возраста при жизни ещё пять лет назад.

Рацио отошёл немного в сторону, позволяя им побыть наедине. Авантюрин был ему за это безмерно благодарен.

Могилы мамы и папы оставались неизменными. Именно такими, какими они с сестрой навещали их в последний раз.

Он мягко коснулся ладонью поверхности земли, в душе прося прощения и молясь Гаятре об их благополучии в ином мире.

В голове промелькнула мысль о том, чтобы сохранить ожерелье сестры у себя, вместе с амулетом, который подарила ему мама и рубашкой отца, но он тут же помотал головой, принимая то, что эту вещь мама оставляла именно ей.

Авантюрин положил украшение сверху, надёжно присыпая песком.

— Люблю тебя, сестрёнка. Спи спокойно.