Раздается залп, прямо над его головой - он ничего не видит, от ужаса зажмуривается и падает на подкосившихся ногах. Падает прямо в грязь, слякоть и дерьмо. “Будешь теперь мне ботинки лизать, сука,” - клокочет злобный, басистый голос над ним. У него нет сил спорить с этим. Да и в целом-то нет в этом никакого смысла.
Влад вскидывается на постели, пытаясь успокоить сбившееся дыхание и унять бешеное сердцебиение. Обычно мягкое, невесомое пуховое одеяло, кажется бетонной плитой, пригвождающей к такому же жесткому матрасу. На мгновение ему мерещится, что он в гробу. В глухо забитой деревянной коробке, и по ее крышке скрежещут когти кошмаров. Да что там по крышке, они уже здесь, рвут его грудь, выдергивая мясистые куски, выкорчевывая ребра, крадут все остатки хорошего, что у него есть. Но Влад не чувствует физической боли, он испытывает нечто пострашнее. Инфернальный ужас, захватывающий разум, выбивающий брызги слез, заставляющий руки колотиться в неконтролируемом треморе. Он не оставляет его ни на секунду, и удушливое чувство в груди никуда не девается. Оно влечет за собой яростное биение сердца, колотящее прямо в центр солнечного сплетения. Влад хватается за грудь, пытаясь понять, что именно он пытается успокоить.
Паника внутри не собирается уходить.
Влад трет лицо, позволяя себе издать тихий полувсхлип, полустон. За первым всхлипом идет второй, третий, они превращаются в надрывное рыдание, сотрясающее тело целиком. Влад зажимает себе рот, боясь разбудить спящего Стаса. Тот не шевелится, мирно лежит, разомкнув губы. Влад пытается восстановить дыхание, но ощущение дула, приставленного к затылку не исчезает. Наоборот, он все явственнее ощущает, как оно, холодное и металлическое, упирается ему в голову, вороша короткие волоски. Влад трясущейся рукой касается этого места и ничего там не обнаруживает. Ожидаемо. Но тем не менее его состояние не улучшается.
Он выбирается из под тяжеленного одеяла, набитого словно не пухом, а камнями. Опускает ноги на мягкий ковер, но даже он кажется инородным, влажным, неприятно склизким, и Влад спешит пройти по нему как можно скорее, чтобы оказаться на холодном полу. На негнущихся ногах он выходит из спальни, чудом не поскальзываясь на дереве. Но даже покинув комнату, он не избавляется от отвратительного тянущего ощущения в груди.
Открывает дверцу холодильника, слепнет от вспыхнувшего света, но все-таки умудряется выудить графин с водой - летом они всегда держат питьевую воду в холоде. Берет первый попавшийся стакан и наливает, всеми силами отвлекаясь на рутинные действия. Это не помогает. Слезы все так же рвутся наружу, давая ему пару мгновений промедления между приступами истерики.
Влад вздрагивает от звука щелкнувшего выключателя. Он зажмуривается в попытке скрыться от тусклого света подвесов и резко отворачивается. Влад ведет плечами, закусывая губу, лишь бы не пролить ни единой слезинки. Нет, нельзя, нельзя быть слабым, нельзя заставлять беспокоиться. Он справится сам. Он не жалкий. Он не слабак. Ему не нужно чужое утешение.
- Эй, - вкрадчивый шепот раздается слева от него, а ласковые руки аккуратно касаются плеч, проскальзывая ниже в успокаивающем жесте, - Что такое?
Только они вовсе не успокаивают, а наоборот сильнее бередят раны, сдирая подсохшую корочку и заставляя боль с новой силой выплескиваться наружу. Влад резко вскидывает руку, закрывая лицо от мужчины, лишь бы тот не заметил его слабости. Но поздно, он сам понимает это - слезы уже блеснули в свете кухонных подвесов, а лицо исказила гримаса страданий. Он понимает это по сжавшимся на плечах пальцах, по тому, как крепко и уверенно они ухватились за открытую кожу.
- Вла-ад, - протяжное, тихое, такое нежное, что от этого хочется плакать только сильнее.
Влад рыдает почти навзрыд, сотрясаясь всем телом, пытаясь одной раскрытой ладонью удержаться в вертикальном положении - ноги его подводят. За собственным горем и ужасом он не замечает, как родные руки уверенно оплетают его, как гладковыбритый подбородок утыкается в плечо, как становится тепло от любимых объятий.
- Влад, скажи, что случилось, - горячий шепот Стаса опаляет его, заставляет дрожать еще сильнее и жалеть (боже, как он жалеет), что не может держать свои чертовы проблемы при себе.
Ничего не случилось, просто моя ебаная жизнь.
Хотелось бы Владу иметь силы на то, чтобы говорить, но он знает, что ничего кроме заикающегося “ни-ни-ни” выдать не сможет. А Стас, такой теплый, такой нежный, такой заботливый и внимательный, терпеливо держит его в своих руках, ненавязчиво поглаживая открытые участки кожи. Он оставляет поцелуй над ключицей, на стыке шеи и плеча, у самого уха. Так трогательно бодается носом в это самое ухо, шумно вдыхает, перехватывая удобнее. Теперь Влад поддается - в конце концов, что ему терять.
- Прости, прости меня, - бормочет он стыдливо и дрожаще, разворачиваясь и в ответ обнимая Стаса, пока тот все продолжает задаривать его ласковыми поцелуями.
- За что? - отвечает все тем же шепотом, от которого колени ходят ходуном, а потом добавляет поражающее прозорливостью, - Кошмары, да?
Влад обмирает в его руках и практически перестает дышать. Ему хочется спрятаться от этого позора, от этого ужаса и от самого себя. Он теснее прижимает мужчину к себе, зарываясь лицом в его шею, лишь бы избавиться от ощущения самого себя, скинуть это мерзкое обличье и потеряться в Стасе с головой. Он уже так делал не раз и не два, отдаваясь целиком и полностью в чужие руки. К сожалению, сейчас на такое нет ни сил, ни желания со стороны Кудинова, и Владу остается разве что прятаться за крепкими объятиями.
Совсем тяжело становится, когда Стас отстраняет его от себя и смотрит прямо в глаза - Влад жалеет, что надел очки, он так хотел бы сейчас спрятаться за размытым зрением.
- И что ты молчал? - Стас без конца водит своими пальцами поверх его футболки, создавая складки на хлопковой ткани, - Давно они?..
Он не дает себе договорить, отводит взгляд. Владу кажется, что вполне правильно - он заслужил такое за слабость. Но вот Стас снова смотрит на него своими карими глазами, кажущимися черными в полумраке кухни, и определенно ждет ответа. А что ему сказать и главное как, если все на что он способен - это легкое пожатие плечами.
Нет, я не знаю, как давно они? Нет, я не знаю, почему они? Нет, я не знаю, мне страшно об этом говорить, потому что я боюсь оттолкнуть тебя?
Все кроме последнего было ужасной, мерзкой ложью, а они договаривались всегда говорить правду друг другу. Но правда скрежещет на зубах мерзкой металлической крошкой, причиняя почти физическую боль.
- Да, - только и может выдать Влад, позорно хлюпнув носом.
Стас молча смотрит на него, продолжая ненавязчивые поглаживания. Если вскинуть на него взгляд, то скорее всего удастся уловить это задумчивое выражение лица, когда он едва заметно хмурит брови и поджимает губы. Все это почти неуловимые изменения, но Влад за это короткое время выучил большую часть выражений лица Стаса. Он с легкостью может отличить одно от другого, когда стоит подступить и обнять, а когда отойти в сторону и не мешать. Но что делать с задумчивым выражением, он так и не выяснил.
- Это из-за… - Стас на мгновение отводит взгляд и понижает голос, произнося, - Той ситуации с Темой?
Влад моргает и не отвечает. Они оба не любят вспоминать произошедшее. Да и в целом говорить о событиях той холодной весны. Для Влада это слишком унизительно, а для Стаса болезненно. И тем не менее, Стас спрашивает, напоминает, сковырнув очередной болезненный нарыв, и в который раз за сегодня вновь попадает прямиком в десятку.
- Я поговорю с ним, - со вздохом произносит Стас, гуляя пальцами по смятой ткани на плечах, только, кажется, теперь он пытается успокоить самого себя.
- Н-нет! - почти выкрикивает Влад, в ответ хватаясь за чужие руки, - Не надо.
Стас моргает, пару раз рассеянно проводит по его плечам и задумчиво закусывает губу. Они так и замирают в дурацкой позе, пристально разглядывая друг друга. Пока Стас не сдается первым: вздыхает, отпуская чужие плечи, так что Влад растерянно выпускает его запястья из рук. Оба топчутся на месте, неловко переминаясь с ноги на ногу. Пока Стас не предлагает:
- Давай я хотя бы чаю тебе заварю, - жест примирения, всегда работающий исправно.
Это так очаровательно, что Влад даже умудряется улыбнуться и кивнуть. Стас уходит за кухонный остров, отворачивается и принимается рыться в ящиках. Сам он чай не пьет от слова совсем, предпочитая черный, крепкий, горчащий кофе без молока и с одним кубиком сахара - Влад научился выдерживать идеальный баланс, когда периодически заваривал мужчине кофе. Возможно это должно было всколыхнуть нехорошие мысли в голове, касательно его роли в этих отношениях, но каждый раз Стас так искренне и благодарно улыбался, что Влад и думать забывал обо всех пакостных мыслях.
Влад усаживается за кухонный стол и молча наблюдает за мужчиной. Возможно, ему стоит вмешаться, но сил, чтобы хотя бы встать с места, у него не находится.
Чай получается… ужасным. Слишком крепким и терпким, вяжущим на языке - Стас добавил слишком много заварки.
- Отвратительно, - резюмирует Стас, скривившись, и тянет руку к кружке Влада, - Прости, давай я переделаю…
- Не надо, - Влад не дает ему договорить, накрывая его ладонь своей.
Стас замирает, вскидывает взгляд на него и разворачивает руку так, чтобы переплести свои пальцы с чужими. Сжимает чуть крепче, выводит большим пальцем рисунки на коже и смотрит так тепло и внимательно, что Влад медленно тает. С этими движениями Стас распутывает узелки боли в груди - легко и ненавязчиво. Один за одним. Неторопливо и бережно. Так, что Влад подключается к игре, накрывает его большой палец своим, пытается сдвинуть в сторону, но сталкивается с сопротивлением. Стас посмеивается, тушуясь, хотя руку все еще не убирает. С мягкой улыбкой он произносит:
- В следующий раз просто буди меня, договорились?
- Но я так не могу, - шепчет Влад, понуро опуская плечи и пытаясь высвободить ладонь.
Вот только Стас перехватывает ее еще сильнее, сжимая в тисках, и уверенно произносит:
- Зато я могу, - он улыбается и подается вперед, - Вместе справляться легче.
Влад хмыкает и неловко тупит взгляд.