“Чем выше взлетаешь, тем больнее падать. Я потерял так много — имя, деньги, власть… Власть над собой, над людьми, над событиями… Власть над городом. Память о том, что я сделал, хорошего или плохого, методично стёрли, даже приют отобрали у детей, сровняли с землёй и возвели что-то новое. Дважды. Кажется, с момента моего возвращения в Питер всё пошло не так, кроме разве что ремонта в квартире”. © Сергей Разумовский, «Чумной Доктор», выпуск №30.
— Волч… это что.
Голос Разумовского, и без того склонный к драматизации, резко взлетел к самим святым небесам, а затем угрожающе шлёпнулся вниз. С переносицы на кончик носа медленно, очень художественно съехали сиреневые очки, купленные в Италии за бешеные бабки — не за свои, а Хольтовы, и то спасибо.
— Ты про что конкретно? — благоразумно решил уточнить Олег, опасливо оглядывая помещение, в котором им предстояло обитать в ближайшие месяцы, а то и годы. Серый не поскупился и приобрёл, кажется, целый этаж для роскошной супружеской жизни — если уж злогействовать в родном Петербурге, то на широкую ногу.
— Про что, как ты думаешь? Про фотообои! Мы в каком году, Волч, две тысячи седьмом? Как ты вообще додумался налепить их между моей лепнины? — У Разумовского даже глаз задёргался, а такого давно не бывало, этак с тех далёких времён, когда они вконец распрощались с пернатым уёбком.
Неописуемости открывшейся им картины позавидовал бы сам Лавкрафт, но коль уж какой-нибудь светлый ум взялся бы за описание, ближе всего оказалось бы такое: воплощённая мечта любой фанатки “Сумерек”. По всем стенам раскинулся вырвиглазно яркий пейзаж, на просторах которого резвились или — в лучших традициях мемов — задумчиво стояли волки. Они были повсюду: вольготно расположились на свободных участках стен, вклинивались между завитушек лепнины, неровные срезы обоев даже подпирали потолочные плинтуса. Олег поджал губы: времени и стараний на этот шедевр дизайнерского искусства ушло немало.
— Вот что, Волч… — выдохнул Разумовский с интонацией, явно подразумевающей иссякающее терпение. — Сегодня я в последний раз ухожу ночевать на точку, чтобы не видеть это убожество. Будь добр к завтрашнему утру избавиться от всех фотообоев — только стены по ходу дела не снеси, а то ещё месяца два не въедем.
Олег фыркнул — он и так всё время занимался ремонтом в гордом одиночестве. Уж хотел бы стены снести, давно бы снёс — что он, во всём Петербурге взрывчатки не нашёл бы, что ли? Сам Серый приходил в квартиру лишь оценить проделанную работу и от души покомандовать, болтая ногами наверху раскладной лестницы. Сам он, по его словам, был слишком занят составлением гениальных злодейских планов и скупкой мониторов для злодейской компьютерной комнаты, а вот ремонт в новой квартире в эти планы отчего-то не входил.
— Ладно… Не хочешь фотообои — сделаю без них, — недовольно пробурчал Волков, и Сергей похлопал бывшего наёмника, друга детства и партнёра (с) по плечу.
— Ну вот так бы сразу, — обезоруживающе улыбнулся он, и Олег в который раз подумал, что отказать Серому, когда тот вот так мурлыкает ему на ушко, он вообще не в силах. И чего только не сделаешь ради любви — к хольтовым деньгам, разумеется…
На следующее утро Разумовский, который по такому случаю даже начал это самое утро пораньше обеда, застыл посреди злосчастной квартиры, скрестив руки на груди.
От фотообоев Олег и впрямь избавился, но его мемные любимцы никуда не делись — теперь они перекочевали на “украсившие” стены постеры. В сравнении со вчерашним размахом численность их стала скромнее, но торговаться Разумовский не любил никогда. Или всё будет как он хочет — или никак.
Он едва не сорвался на привычное “Оле-е-е-е-ег!”, но, осенённый новой идеей, тут же прикусил язык. Нет-нет, скандал тут не поможет. Надо браться за дело самому — жёстко и радикально.
— Ну как тебе? — поинтересовался Волков осторожно, но не без нотки гордости в сиплом голосе.
Разумовский рассеянно захлопал рыжими ресницами, глядя куда-то в настенное междуволчье, и выпалил:
— Аж в горле пересохло.
Не успел Олег расплыться в довольной ухмылке — угодил наконец-то! — как Разумовский кокетливо прикусил нижнюю губу и направил на него тот самый взгляд, сопротивляться которому было бесполезно.
— Сходишь за бабл ти?
— Бабл ти? — тупо переспросил Волков и нахмурился. — Это та сладкая фигня в ТЦ возле метро?
Разумовский капризно притопнул ногой, явно теряя терпение.
— Бинго! Давай, беги скорее. И чтоб тапиоки побольше!
Когда запыхавшийся Олег показался на пороге квартиры с картонной подставкой в руках, Разумовский встретил его с подозрительно довольной улыбкой. Он забрал один из напитков, ядрёного сиреневого цвета, и маньячно потыкал в него широкой трубочкой.
— С тапиокой?
— Как ты и хотел.
Разумовский блаженно улыбнулся и втянул в себя пару глотков угощения, после чего лицо его исказило разочарование.
— Но, Олег, я хотел со взрывающимися шариками!
Олег едва не застонал, откинув голову назад.
— Ну хочешь, я тебе их взорву? — в отчаянии предложил он и принюхался: в ноздри проник запах жжёной бумаги. Волков в волнении заозирался по сторонам, начисто позабыв о бабл ти.
— Где… где все постеры?!
Под довольное сюрпанье Серёжи он кинулся в ванную — там уже догорала в бабушкином медном тазике последняя порция дизайнерских изысков. Он едва успел выхватить из стопки белоснежный постер с огромной волчьей мордой — какое счастье, хоть он не пострадал, родненький!
— Теперь наша квартира выглядит прекрасно! — с порога ванной возвестил Разумовский, картинно отбросил в сторону пустой стакан, и глаза его позолотило отражение языков пламени.
Олег прижал спасённый из огня постер к груди, точно ненаглядное дитя.
— Ну один-то можно оставить! Повешу у себя в спальне, ты даже видеть его не будешь!
— Смело с твоей стороны предполагать, что у тебя теперь вообще будет своя спальня.
Волков насупился: уж после всех измывательств и злоключений он точно заслужил собственную комнату, в которой расположит добытый на авито старый системник и расставит коллекцию покемонов. А то и добрых пять комнат — по одной за каждую пулю, мать его.
Вид у него, видимо, стал совсем обиженный, раз Серый смилостивился:
— Ладно, забирай свой постер. Но только один! И ширмой его загороди, чтобы он мне весь настрой не портил, когда у тебя ночевать будем.
Олег поскорее побежал вешать отвоёванный трофей в своей скромной гардеробной, пока Серый не передумал. Одной ширмы Волкову показалось недостаточно: немного поразмыслив, он перевесил поближе ко входу в спальню огромное, от пола до потолка, зеркало в тяжёлой золотой раме — в качестве дополнительной меры отвлечения. Стратегия оказалась беспроигрышная: повинуясь силе притяжения, перед зеркалом тут же материализовался Разумовский и принялся вертеться, любуясь отражением — в какой-то момент Олегу даже послышалось довольное змеиное шипение.
После этого настроение Разумовского ощутимо улучшилось, но хрупкое перемирие продержалось недолго — примерно до вечера, когда Серому взбрело в голову поменять местами шкафы в одной из комнат из-за того, что, на его придирчивый взгляд, располагались они “как-то негармонично”. Делать это своими руками он, разумеется, не собирался, так что, с пыхтением толкая шкаф, Олег не выдержал:
— Почему я вообще занимаюсь всем этим один? Неужели нельзя нанять пару бригад мне в помощь?
Разумовский сел, закинул ногу на ногу и сцепил ладони на коленях в хорошо знакомой Олегу позе — не иначе как намечалась воспитательная лекция.
— Как ты вообще себе это представляешь, Волч? “Богатая пара, только что вернувшаяся в Петербург, эксцентричный и крайне обаятельный рыжий миллионер весь в фиолетовом и в очках от Gucci и его хрипящий друг-наёмник с волчьим кулоном на шее, ищет ремонтников для своей новой квартиры. Необходимо оборудовать: спортзал, оружейную и серверную с тридцатью мониторами. Оплата сдельная”. Проще уж сразу Грому позвонить, привет передать, не находишь?
Олег в принципе был согласен, но всё равно пробубнил из вредности:
— Да одной твоей фиолетовой кроватищи с фиолетовым балдахином, фиолетовыми ковриками и десятью наборами фиолетового атласного белья хватит, чтобы понять, кто хозяин всего этого.
Разумовский задумчиво причмокнул губами.
— Думаешь? Так что, выходит, ожидать скоро этого идиота в гости?
— Да не, — махнул рукой Волков. — Он не узнает, я её на чёрном рынке покупал.
Брови Сергея выразительно поползли вверх и изогнулись красивыми дугами.
— Ты покупал мою роскошную фиолетовую кровать на чёрном рынке? Фиолетовую — на чёрном рынке? Что ещё ты там покупал, Олег? Своё чувство юмора?
Впрочем, тем же вечером, стоило Разумовскому в новенькой пурпурной пижаме упасть на фиолетовые простыни, как его тут же перестало волновать происхождение кровати. Он с блаженным видом устроился на горе подушек и прикрикнул:
— Олег! Как закончишь, иди сюда. — Он сполз ниже по подушкам и лукаво ухмыльнулся: — Награжу тебя за старания.
Уже порядком притомившийся Волков тут же встрепенулся и с удвоенным усердием принялся приколачивать, подпиливать, высверливать и придвигать. Чуть погодя, когда все мелкие поручения наконец были выполнены, он с блаженной улыбкой пересёк порог спальни и сразу направился к кровати, где с довольным видом нежился Разумовский. Но стоило Олегу опереться коленом о матрас и в предвкушении потянуться к Серому, как тот резко ткнул ему в грудь какую-то картонку.
— Ты такой молодец, Волч, заслужил грамоту лучшего работника месяца, — медоточиво заявил Разумовский. Поймав страшный взгляд Олега, он поспешил добавить: — Ну что ты так смотришь на меня? Ты же знаешь, лишних денег нет, всё на костюм ушло.
“И на три квартиры и четыре машины”, — додумал Олег, но вслух лишь уточнил:
— Чумного Доктора?
— Да нет, на мой костюм Fendace… Ох, ремонт — это так утомительно, весь день на него угробили. — Разумовский сладко потянулся и до самого подбородка укутался в одеяло. — Я ужасно устал, давай уже ложиться.
Он приглашающе подвинулся, милостиво оставив немного места Олегу. Тот отложил грамоту на тумбочку и пожал плечами — что поделать, к причудам Серого он давно привык. Волков расположился рядом и скользнул масляным взглядом по изящным ногам, что кокетливо показались из-под лилового атласа и плавно переместились на его бедро. Избавившись от всех лишних волков, Серый наконец расслабился, улыбка его в кои-то веки стала мягкой и ласковой.
Наконец-то они свили своё уютное гнёздышко, в котором всё так, как им — ну, в основном Серому — хотелось. Больше никаких драм, погонь и стрельбы, пора остепениться и зажить тихой семейной жизнью.
— Думаешь о том же, о чём и я, Волч? — проворковал Серёжа, огладив его руку, и Олег в ответ расплылся в счастливой улыбке:
— М-м, — умиротворённо промычал он. — Ну что, давай заведём…
— …ребёнка.
— …собаку.
Олег оторопело хлопнул чернющими ресницами — раз, другой, но слова повисли в воздухе и никуда не исчезали. Серого, казалось, вообще не смутило замешательство партнёра. Он довольно улыбнулся и наградил Олега лёгким щелбаном по набежавшим к переносице морщинкам тяжких дум.
— Ну какую собаку, Волч! Нет, мы заведём ребёнка, будем вместе её воспитывать, наряжать…
— “Её”? — наконец отмер Олег и насупился. — А я всегда хотел пацана, учил бы его стрелять, драться…
Разумовский всплеснул руками и отчитал его:
— Ну ты и сексист, Олег! Вот и будешь её учить стрелять, драться, по крышам прыгать — или чем ты там ещё любишь заниматься.
— Смотреть видосы с собаками, — совсем поник Олег, уже поняв, что никакая собака, ни маленькая, ни большая, ему в ближайшее время не светит. Только дети, да что ж ты будешь делать. — Ладно, допустим, и откуда мне её украсть?
Разумовский отмахнулся, уже увлёкшись фантазией об их будущей семейной идиллии:
— Не надо никого красть, она сама придёт. Мы с тобой что, маргиналы какие-нибудь? — Этот вопрос Волков благоразумно предпочёл оставить без ответа, поэтому Серый продолжил: — Только представь: приведём мы её сюда, в наши роскошные апартаменты, обставленные с таким вкусом… Не считая того угла за ширмой, — добавил он себе под нос. — Попросим поделать за нас кое-какую работёнку — разве ж она нам откажет после такого приёма?
Олег окинул взглядом кричаще роскошную обстановку спальни и подумал, что в таком случае эта кандидатка в дочери должна быть без ума от фиолетового. Серый же и вовсе выглядел таким довольным, будто они не квартиру оформили, а законный брак.
Иными словами, ремонт удался!