Он мигом оказался подле девушки, мягко, но решительно положив ладонь на её талию, перехватывая застывшую в завершение танца руку над головой. Ева подняла взгляд, не отрывая своих глаз от юноши. Как только он стал центром внимания, то опустился на колено, не отпуская ладони, убирая свою одну руку за спину. Войд сначала коснулся губами её пальцев, затем этими же пальцами касаясь своего лба.

Ева же и подумать не могла, чтобы…

− Пап, почему ты постоянно целуешь мамину руку, а потом прикладываешь к своим волосам? – Ева вновь увидела подобную сцену между родителями. Она стояла сбоку от отца, с которым пришла к маме на балкон.

− Потому что твоя мама Хатун для меня во всех смыслах этого слова, − мужчина встал подле жены, открывая объятия и для того. Чтобы дочка присоединилась к ним. – Во-первых, она правительница – таким образом я выражаю уважение и почтение к ней, во-вторых, она моя любимая, − мама лишь загадочно улыбалась, поглаживая плечо вставшей около неё Евы.

− Такие действия совершают не просто так, Ева, − теперь красные глазки поднялись на мамино светлое лицо. – Ты можешь отказать в своём благословении оказывающему тебе честь, если одёрнешь руку или после поцелуя ударишь человека в лицо. Ты можешь просто принять этот знак. А можешь в ответ поцеловать человека в лоб, если любишь настолько сильно, что готова отдать всю свою жизнь ради этого человека, пожертвовать ей при необходимости или стать вечной спутницей жизни. Так же делают и просто члены семьи.

− А почему мне тогда не целуют руку, если я хатун? Вы целуете меня только в лоб…

Ответила мама:

− Потому что они обязаны целовать пол под твоими ногами, ты рождена госпожой. – Ева улыбнулась, крепче обнимая маму и прижимаясь к ней. – Пусть твоей ладони касаются только губы твоей семьи, испачкать их так рано было бы слишком… Нехорошо.

− Поняла. А я могу целовать вас в лоб?

− Конечно, если хочешь, − под взглядом Евы её мать опустилась на одно колено, ложа руку на сердце и закрывая глаза. Ева аккуратно взяла в ладошки мамину голову, поцеловав лоб, поправляя мамины чёрные волосы после. После мамы перед Евой преклонился и папа, лба которого губами она не коснулась ввиду чёлки, но сути действия это не изменило.

− Пойдём же теперь за стол, − пригласил мужчина. Семейный вечер продолжился.

Ева росла маленькой принцессой, с самого рождения окружённая любовью и вниманием родителей. Отнюдь, она не хотела вступать на престол, да и мама не хотела такой судьбы для Евы, которая появилась из искренних чувств и жила для них. Именно поэтому принимать каждого человека в свою жизнь она не спешила.

Для всех наблюдавших её ответный поцелуй в лоб практически ничего не значил, но Ева понимала, что им дала клятву не только себе, не и Войду.

Тем вечером вместе они не танцевали, зато воплотили сие желание уже на Зимнем Балу, который, обычно организовывался 31 Января.

До этого, на репетициях, кружась в вальсе, они непременно разговаривали, чтобы их ничего не смогло. Диалог был сильным отвлекающий фактором, особенно если касался, темы родителей.

– Твоя мама отказалась идти в больницу, при этом просила, чтобы ты пришёл – это очень странно…

– Я не мог подумать, что она пойдёт на всё, лишь бы я пришёл домой.

– Хах, её крайняя мера это пустить меня на порог... Они же так и не отметили Новый Год?

– Не знаю, лично меня после этого неделю вообще не писали ни мачеха, ни Эна. Кроме того, ещё и игнорировали, когда я делал это первый. – Он был сосредоточен на том, чтобы вести Еву в оборотах. Войд смирился с тем, что семья уже не примет его с прежним теплом, хотя он ничего плохого не делал, но и печалиться не думал.

– Знаешь, думаю, я просто должна прийти к ним вместе с тобой, хотя бы внезапно – нам придётся общаться рано или поздно. Кроме того, сейчас мне абсолютно непонятна… Погоди, это не может быть связано с тем, что я остановила твоего отчима тогда?

– Маловероятно, они и сами его не любят.

− Ну, ладно… Как думаешь, они согласятся на то, чтобы я вместе с вами отметила твой День Рождения? Маму это должно волновать больше, нежели Новый Год.

− Будем надеяться. Если им что-то не понравится, то я не собираюсь терпеть их враждебность по отношению к тебе.

− Здравствуйте, − Ева показалась из-за спины Войда, приветствуя его маму. У девушки в руках была лишь одна коробка – в ней она решила принести испечённый собой торт. Войд не уточнял, каким образом он принесёт главное украшение праздничного стола, да и мачеха всеми силами надеялась на то, что оно будет приготовлено не девушкой сына. Лицо обнимающей вошедшего Войда женщины скривилось. Как только она поняла, что пришёл тот не один.

− Сдрасте, − Краем уха услышал юноша, на секунду замерев на месте – он знал поведение приёмной матери и никогда не мог бы подумать, что она способна так холодно и неприветливо общаться с кем-либо. Ева тоже не упустила из виду проявленное к ней неуважение. Но продолжала мило улыбаться.

Как только узкая прихожая стала чуть свободнее – именинник ушёл мыть руки − Ева протянула женщине торт, сказав:

− Не могли бы Вы отнести торт на кухню? Я пока разденусь. – Её смерили ревнивым взглядом, всё же забрав торт, сжав края коробки, чуть ли не сминая. – И то дело, не топчись на пороге, весь коридор ужу замочила. – После того она развернулась и ушла. Эна вышла с кухни, идя навстречу брату, абсолютно проигнорировав гостью. Ева сохраняла лицо, снимая с себя шапку и ботинки, стряхивая обильный снег с волос: «Что ж, не нравится, что мокро, пусть растает, − присев на носочки, Ева всего-навсего накрыла ладонью горсть снега, продержав так несколько секунд, пока никто не видел. Снег полностью испарился, превратившись в воздух. – Вот, поменяли немножко расстояние между атомами, и нечего было ворчать на меня и сверлить взглядом так, будто я рада спровадить её на Ноев ковчег». Столкнувшись лицом к лицу со старшей сестрой Войда и ним самим, Ева встала рядом с юношей, приобнявшим её за плечо.

− Эна, это моя девушка, Ева, я немного рассказывал тебе и маме про неё, ты прекрасно помнишь, − он совершенно не волновался, в отличие от Евы, которая подумала, что рукопожатие грязной рукой всё испортит, поэтому быстро сжала свои ладони, меж которых образовала спиртовой раствор с отдушкой ароматизатора розы – это было самым лёгким из того, что она знала, да и не таким резким, чтобы её могли в чём-то заподозрить.

− Приятно познакомиться, Ева, − она же и протянула первая руку. Эна не вела себя так враждебно, как мачеха, но всё же и не была открыта к знакомству.

− Взаимно, − прозвучало достаточно сухо, чтобы понять, что было как раз-таки наоборот. – Эна, – но руку девушка пожала, ретировавшись на кухню.

Ева хотела было пойти за ней следом, но Войд остановил, коснувшись плеча:

– Ты разве не будешь мыть руки?

– Я уже воспользовалась антисептиком, – она подняла ладошки, от которых исходил запах спирта вперемешку с розой.

– Хорошо, тогда пойдём на кухню и… Извини, тебе придётся потерпеть мою мачеху.

– Всё нормально, и не с такими людьми находила общий язык.

Широким движением руки он обнял её за плечо, так и проведя по всему коридору. Юноша несмотря ни на что хотел представить Еву мачехе, чтобы вторая как минимум посмотрела на девушку, поздоровалась с ней и представилась. Они вместе встали около центра кухни, на которой, раньше суетились родные. Войд зашёл очень вовремя – женщина «не нарочно» толкнула локтем коробку с тортом, стоявшим на краю кухонной тумбы. Она развернулась, всплеснув руками, уже готовая выразить всё своё разочарование…

– Мама, аккуратно. Ева старалась, – юноша одной рукой удержал коробку и поставил её в центр тумбы, чтобы торт точно не упал.

– Да я нечаянно, нечаянно…

– Ладно, опустим. Я хочу официально представить тебе Еву, ты ведь так ни разу не видела её в жизни. Вот, это и есть моя девушка, – он ожидал рукопожатия. – Ева, это моя мама, Агна.

– Здравствуйте, приятно познакомиться, – Ева протянула руку. В её голосе не было приторности и лести, хотя именно «притворством» она и раздражала мать своего избранного, которая считала девушку исчадием Ада. Неприязнь была связана ещё и с глазами Евы – совершенно не естественный красный цвет был всегда противен Агне считающей его порочным, демоническим и проклятым. К тому же, Агна боялась вида крови, о котором постоянно напоминал красный. Ева не была альбиносом, так что оправдание недостатком меланина не могло быть уместным.

– Здравствуй. Уже здоровались. Может, ты снимешь свои линзы? Или не любишь естественность? – Войд сжал зубы, смотря на то, как мачеха без зазрений совести говорит такое.

– Я не ношу линзы, это мой естественный цвет глаз, – Ева убрала ладонь за спину, сохраняя спокойствие. В ответ хмыкнули.

– Быть такого не может. Ладно. Садись, стол всё равно уже накрыт, нечего мешаться под ногами… И ты, сына, садись-садись, – она была определённо добрее, обращаясь к Войду.

Юноша сел по центру стола, рукой удержав Еву, чтобы та села справа от него. Пара была во главе, в то время как мачеха и сестра – по бокам.

Могло бы показаться, что напряжение от прихода Евы испытывали все, включая её саму, но девушка вела себя наиспокойнейшим образом. В этот раз Войд сам ухаживал за ней, накладывая еду, передавая приборы и салфетки. Точно таким же его отношение было к сестре. Агна села за стол последней, суетясь.

– Что ты будешь? – Войд держал в руках её тарелку с вилкой, чтобы передать порцию, но женщина махнула рукой, забрав посуду с рук, сама накладывая себе то, что хотела.

– Я сама наложу, сама… – Вслух она ничего не сказала, хотя и подумала: «Первой, значит, этой девчонке бестолковой, которая сидит и ждёт, пока ей всё принесут на блюдечке, а матери, которая растила его и ухаживала, последней, чтобы я остатками питалась, как чужой человек. Ясно всё. И за что мне такое?..» – на ней лица не было на протяжение всей трапезы.

Войд пытался разговорить мать или сестру, задавая им вопросы совершенно спокойно: об отчиме, о сыне сестры, о том, как они вообще живут сейчас. Отвечали сухо, с неохотой, ещё больше закрываясь в себе. Ева молчала, просто наблюдая за диалогом, который давал я через силу. Она прекрасно знала, что Войду неприятно подобное отношение, но он скрывал это за непоколебимым внешним видом.

Когда первое и второе блюда были съедены, девушка встала из-за стола – Войд сразу же дёрнулся:

– Ты куда?..

– Просто хочу нарезать торт, – она аккуратно сняла крышку коробки – в помещении сразу запахло мёдом и грецкими орехами.

Агна с недоверием посмотрела на девушку, готовая встать, чтобы сделать это самой, но Войд остановил её взглядом и ладонью, ещё и сказав:

– Сиди, она сама всё сделает.

В ответ – молчание и пустой взгляд в тарелку.

Ева и Войд ушли спустя два часа, последний был обнят родными на прощание, притом, что был инициатором. Холод со стороны сестры и мачехи стал неприятным послевкусием праздника. Для них же самих неприятными казались больше вещей.

– Он не предупреждал, что приведёт её с собой, – Агна мыла посуду, а Эна насухо вытирала её.

– Мне кажется, и не хотел.

– Красноглазая какая-то, ещё врать передо мной ей не стыдно, что линзы?! Она специально, чтобы меня перед Войдом пристыдить – я не могу даже глаз поднять на её лицо…

− А если не линзы?

− Тогда гнать эту чертовку надо было ещё с порога. Будь моя воля, вообще бы не пустила в квартиру.

Ворчание женщины было услышано только что зашедшим в квартиру мужем. Офицер помыл руки, а затем вошёл в кухню, заслонив практически весь свет от лампы, ещё и заставив жену и приёмную дочь прекратить разговоры. Вторая тут же начала суетиться, накладывая ему обед. Агна молчала, раздражённая.

− Чего вы замолчали сразу? – сухо. Он был уставшим.

− Только что Войд приходил, − ответила Эна.

− Я знаю, видел его по пути, она на смену шёл.

− На алгоритм?

− А чего ты удивляешься?

− Мы думали, он сейчас пойдёт с ней куда-нибудь…

− С кем? С девушкой той? – ему было максимально плевать на Еву.

− Да. День Рождения же.

− Праздник это далеко не повод не посещать алгоритм, они это знают.

− Они? – мать повернулась, держа в руках тарелку, не обращая внимание на стекающую с неё на пол воду.

− R-300-SWt наблюдатель, так что на алгоритм они ходят в одно место. Хотя и совершенно не взаимодействуют во время работы, за исключением обеда…

Агна не слышала ничего после первых двух слов, замерев на месте. Она бешено смотрела на мужа, что-то ещё сухо говорящего, откусывающего чёрную горбушку и заедающего её гарниром, чем-то ещё… «Наблюдатель она… Проклятье! Проклятье! Проклятье! Так и знала я, что она проклятая! Красноглазая, понятно всё!..».

− Твоя мама явно не оценила моего прихода, − девушка подсела к Войду, сразу же обнимая его правое плечо руками, поднимая ноги с пола и пая их под себя. Это была привычная и любимая её поза, когда она сидела рядом с юношей. Тот вздохнул, откидываясь на спинку дивана.

− Я не знаю, что на неё нашло. Если свою нетерпимость она объясняет лишь красным цветом глаз, который у тебя от природы, я даже не знаю, ошибочно ли моё предположение о том, что она впала в религиозный маразм. Мои фиолетовые тоже не самые естественные, но её никогда это не смущало, хотя в церковной символике, если уж придерживаться её мировоззрения, это тоже далеко не самый приятный цвет, «ведьмовской», − он хмыкнул, поворачивая голову в сторону Евы. – Думаю, будет лучше, если мы просто перестанем обращать на это внимания, по крайней мере, пока. Со временем она должна успокоиться, я надеюсь на это. Извини, что так вышло, я не рассчитывал на такое поведение со стороны родственников. Но Эна вроде не так холодна к тебе.

− Да, она даже пожала мне руку, это уже успех, − улыбка на её лице была искренней, хотя и имела под собой иронический подтекст. Он наклонился к её лбу, целуя, второй рукой касаясь обнажённого плеча. – Мне кажется, я даже когда-то видела Хейго – милый мальчик, так на Эну похож. Учитывая, что вы близнецы, я не удивлюсь, если он будет твоей копией, когда вырастет. Хотя, он и на Зейна похож сильно, − речь шла о муже Эны.

− Ха, − глухая усмешка, − я бы предпочёл, чтобы только мои дети были похожи на меня.

− Ты не хочешь, чтобы они были похожи на их мать? – с её же губ сорвался истеричный смешок.

− Это исключение, соглашусь… Ев, я понимаю, что мы сейчас молоды и не готовы к детям, кроме того – никто не знает, что ждёт нас завтра, будем ли мы вместе или нет, но на данный момент я определённо хочу, чтобы матерью моих детей была ты. – Он держался чуть холодно, что не было чем-то нетипичным, хотя чуть смущался – это надо было признать из-за покрасневших ушей.

− Я понимаю. И я тоже так думаю, − полностью разделяя его мнение, Ева просто прилегла к плечу, улыбаясь размышляя. – Сверстники долгое время называли меня дурочкой, потому что я хочу иметь семью, хочу родить ребёнка, воспитывать его вместе с кем-то. Я люблю детей, мне нравится с ними нянчиться – своих младших братьев и сестёр у меня нет, но я частенько ухаживала за детьми своих дядь и тёть, меня никто не заставлял. Сейчас я точно не возьму на себя такую ответственность, но я хочу, чтобы у меня были дети. И я хочу, чтобы у меня была такая же семья, как у родителей – это идеальная семья, − Ева улыбалась, смотря из-под чуть прикрытых век на экран телевизора, не думая о происходящем на экране, а пребывая в своих мыслях.

Юноша улыбнулся уголком губ, вынимая свою руку из объятий Евы, загребая её в свои, ложа на грудь.

Некоторое время он ещё смотрел новости, хотя глаза слипались – задачи алгоритма сегодня были тяжёлые. Потом, выключив телевизор, понял, что его девушка заснула, едва слышно посапывая. Он протянул ноги на диване, держа её под боком, аккуратно, чтобы не разбудить, накрывая обоих пледом.

Диван был меньше, чем двухместная кровать, на нём было чуть тесно, поэтому лежать приходилось чуть ли не как два слипшихся в один пельменя. Несмотря на это, ни Войд, ни Ева, не испытывали дискомфорта. Спать вместе в обнимку стало дли них обыденностью спустя пять месяцев отношений, хотя поступали они так только последние полтора.

Сквозь сон она пробормотала:

− С Днём Рождения, Войд…

Он почувствовал себя самым счастливым, улыбаясь широко, поглаживая светлую макушку, другой рукой крепче обнимая.

«Моя семья, в которой меня растили, уже не истинно моя, да и не семья вовсе. Мачеха не желает и слышать о том, что я дорожу кем-то ещё, кроме неё и сестры. Это такой абсурд. Меня так легко вытолкнули из семьи, только мне стоило дорожить кем-то ещё – разве это семья?.. Обидно ли мне? – отчасти, но я привык быть со сторонящимися меня людьми. Они все думают, что у меня нет ни души, ни сердца, что я подобие человека. Я холодный, слишком серьёзный для своих лет, я не понимаю эмоций других людей. До определённых пор я даже не понимал, что полюбить тебя может человек, который некогда был чужим. И я благодарен судьбе, всем Богам, за то, что свели меня с ней».