Несмотря на то, что Кавински пытался изо всех быть уверенным, когда был в окружении людей, наедине он становился совершенно другим. На публике – уверенный, грозный, недоступный и холодный, саркастичный, немного агрессивный, всё ещё нелюдимый и колючий. Но когда этот человек сидел, закрывшись ото всех – будь то в своём кабинете мастерской, заполняя документы, или же у себя дома, пытаясь выполнять бытовые дела, он был разбит, истощён, слаб и печален.

Он просыпался, не привыкший ещё к тому, что теперь жил только с Ваньинем. Тишина комнат не заканчивалась никогда, она с утра до ночи теснила самого Кавински, который даже не решался надеть наушники, чтобы послушать музыку, всё равно это не помогало. Попытки были, но вскоре юноша понимал, что был где-то… Не в этом мире. Он настолько погружался в свои мысли, что мог забыть о том, что Валери больше не было рядом. Засыпая в процессе своих размышлений, вспоминая только о ней, парень просыпался будто бы в ужасе – его сердце прекращало биться или делало это слишком медленно, переставая внушать владельцу чувство ощущения собственного тела. Широко раскрыв глаза, смотрел на то, что было перед ними, резко поворачивал голову в сторону, вскакивал с места, и мёртвым шёпотом с губ новь срывалось её имя:

– Валери!..

Потом приходило осознание, что на его зов она не придёт. Лишь пёс, бредя после сна на своих четырёх, останавливался и ложился головой на колени хозяина, поднимая на его лицо чёрные глаза. Ваньинь не знал, что он может сделать для того, кто изо всех сил заботился о нём и старался дать столько же любви, сколько бы давала его «мама». Кавински возмещал это прогулками – а гуляли они вдвоём очень часто, выучив чуть ли не каждое дерево в округе, – различными лакомствами для собак, много играл с ним, сосредотачивая всё своё внимание лишь на добермане, который тоже безумно скучал…

У молодого человека пропал аппетит ко всему, а тем более чувство наслаждения от приёма пищи – ел он только по расписанию, да ещё и невкусно. Нередко просто садился на пол, позабыв о кастрюле или сковороде на плите, потом всполошённый выключая газ и убегая за тряпкой или полотенцем, потому что всё стекло на плиту. Ел то пересоленное, то пресное, то сырое, то сгоревшее, просто не мог доесть приготовленное неделю назад. После того, как отравился один раз, перестал через силу впихивать в себя нечаянно просроченное и из жалости сохраняемое в холодильнике. Из двух наборов посуды теперь использовался только один. Он забывал, что организму нужно вкусовое разнообразие, месяц пропитавшись макаронами, гречкой, сосисками и яйцом, изредка по утрам съедая немножечко овсяной быстро готовящейся каши, на вечер оставляя либо пельмени, либо лапшу. Вкусного дома совсем не было – ни единой конфеты, ни печенья, ни фруктов, ни орехов, ни снэков или закусок, которыми он старался хоть иногда баловать себя. Он даже перестал чай пить – закончилась и заварка, и пакетики, и сахар. Овощей тоже практически не ел – забывал. Что они вообще нужны.

Молодой человек в добровольно-принудительном порядке спускался в зал, чтобы выполнить хотя бы минимум от своей обычной тренировки, после полноценных начинал задыхаться, лёжа на полу то красный, то бледный, поджав под себя руки. Его спина была сырой, как и лоб, на пару секунд он мог задуматься – мокрыми становились и глазницы.

Он не мог уйти от этих навязчивых мыслей, как бы не старался.

Во время праздничных отпускных бывший наблюдатель решил посетить одно крайне важное для его плана место – в недавно открывшийся нелегальный ночной клуб Альт-Сити, ставший одним из крупнейших и наиболее популярных, хотя ему было меньше месяца. «Dark Rise» принадлежал одному из его коллег по прошлому алгоритму. На самом деле, мало кто знал о существовании клуба, иначе его быстро бы прикрыли.

Пришлось оставить машину на закрытой парковке, но тем было лучше. Винс не прятался, совершенно нет, он уверенно прошёл до входа, спустившись в него, прикрытого козырьком от любопытных глаз, и сразу же уткнулся взглядом в чёрную железную дверь. Выдохнув, открыл и зашёл внутрь.

Сладкий запах кальяна и сиропов для коктейлей ударил в нос, от неприязни сморщившийся, а вот в уши текла достаточно живая музыка – хотя нельзя было сказать, что обстановка под неё подходила. Потолок, конечно, был не самым высоким, но под три метра, стены и пол тёмные, диваны из, наверняка, искусственной чёрной кожи, столы чёрные и пластиковые, оформленные под дерево, с металлическим вставками, похожими на россыпь звёзд. Освещение было холодного тона, лампы над столиками висели точно маленькие планеты или небесные тела – луны, месяцы, звёзды, планеты. Всё достаточно просто и лаконично, без гика, без блеска, без неона и подсветок.

Наблюдатель без особого интереса оглянул гостей и пошёл как раз к столу, за которым его ждал владелец. Ухмыльнувшись, по обыкновению сделав вид харизматичного красавчика, который он использовал, Винс подошёл, поздоровавшись не громко и радостно, но так, чтобы на него обратили внимание:

– Ричард, доброго вечера! А недурно ты тут обустроился, я смотрю!

– О, Винс, а я уже думал, ты и не появишься! – с теплом встретили его, жестом пригласив за стол.

Молодой человек, отчего-то сейчас внешностью напомнив Хейго, но с более длинными волосами, к тому же кудрявыми, бледный, да ещё и с синими глазами, в чёрном костюме со светло-голубой водолазкой под ним очень гармонично вписывался в обстановку. Сразу было понятно, что на свой вкус и цвет всё обустроил.

– Обижаешь, я же обещал, – поведение Винса стало искренним, по крайней мере показушничать он не стал, в том смысле, что строить всем глазки и льстить, как обычно это делают те, кому просто нужно выудить информацию или договориться. Так делала Валери, когда играла роль Цесарии, и ничего плохого в этом не было. Ричард не был геем, так что отказ от такого приёма со стороны Кавински был обоснован. Гость снял с себя куртку, повесив её на ближайшую вешалку, принявшись сразу пожимать в знак приветствия ладонь.

– Я думал, ты вообще не сможешь из дома выйти после произошедшей ситуации... – присутствие Кавински при ликвидации Прокурора, с которой он для всех был просто другом, всё равно расценивалось как нечто невообразимо болезненное. Взгляд юноши сразу потускнел, он опустил взгляд на стол, выдохнув, потом вновь поднял глаза, в которых было столько боли, сколько было страшно увидеть любому, кто его знал или хотя бы был немного знаком. Кавински незаметно выключил имплант Ричарда – в письмах Валери была инструкция и доступ к изменению программного кода, через который можно было это сделать, но по её предупреждению, этим нельзя было часто и долго пользоваться. – Прими мои соболезнования, Винс, – искренне произнёс Ричард.

– Спасибо, – глухой ответ. На самом деле постоянные напоминания о том, что Валери больше не было, попадали в самое сердце, которое до сих пор ощущалось так, будто на нём делали открытую операцию уже месяц.

– Мы с тобой не близкие друзья, но если тебе что-то будет нужно, то обращайся. Она много значила для всех нас как Прокурор.

– Да, я, в частности, об этом и хотел поговорить. Как бы так перейти к теме... В общем, сперва спрошу, что тогда в Триумвирате между наблюдателями происходило-то?

– Ох, Винс, это было просто месиво. – По тяжёлому тону Ричарда стало понятно, что находящимся там пришлось несладко. – Когда вы уехали, Инспектор дал приказ собрать всех наблюдателей в одном месте под предлогом какого-то внепланового собрания. Мы собрались в большом зале, прождали там полчаса, а потом увидели информацию, что Инспектор взял с собой «Церберов» и отправился на ликвидацию. Но мы тогда ещё поняли, что что-то не так – нас заперли. – «Чтобы вы не помешали», – мысль Кавински была очевидной. – Началась суматоха небольшая, попытки открыть двери не увенчались успехом, тогда мы начали просто ждать. Сейчас я понимаю, что мы поступили как полные трусы, – Ричард был разочарован в себе, он сжал руки в замок, чуть вжав голову в плечи. – Мы пытались узнать, кого ликвидировать поехал Войд, для чего ему столько людей и почему понадобились «Церберы». И, знаешь, ещё, что? Ты был единственным наблюдателем, который не был на больничном или в отпуске, то есть выполнял алгоритм в моменте, но не был заперт.

– Ты уверен? – Винс нахмурился. Это показалось ещё более странным. – Хочешь сказать, что они спланировали даже это?

– Я не знаю. Это либо невероятное совпадение, либо кто-то и правда это спланировал. Но как такое устроить? К каждому лично подходить и подводить его к тому, чтобы остаться в Триумвирате? – «Для кого-то или чего-то в этом трудности бы не было».

– Ладно, сойдёмся на том, что половина на половину... Дальше-то что?

– Мы прождали всё это время, потом к нам вышли Судьи и всё рассказали. Они были ну уж очень довольные, сволочи, – едко и с обыкновенной ненавистью.

– Что рассказали?..

– Наблюдатели, просим вас всех сохранять спокойствие! – в рупор произнёс Перьюрор. Рядом с ним, на платформе, стояли Аринес и новый Судья – Дезерт, который мало чем прославился, на самом деле, кроме того, что попытался, один раз сорвать судебное заседание с участием Прокурора. – Вы должны услышать новость, которая и является причиной того, что вас собрали в этом зале!

– Тишина! – рявкнул Дезерт. Он был не таким тихоней, как остальные Судьи, по крайней мере не выглядел мышью или неудачником. Единственные, перед кем он становился слабее, были Войд, Хейго и, конечно, Валери. Встав на свои места, успокоившись, наблюдатели, которые на беспорядочные бунты не были способны, если сравнивать их с полицейскими, внимательно начали слушать, сверля Судей глазами, полными ненависти, подозревающими подвох.

– Просим вас не реагировать сиюминутно и крайне остро на данную новость!.. Наблюдатели! – он обратился к толпе ещё раз. – Каждый из вас несёт перед Империей долг! Долг защищать Империю и её граждан от бесчинств и злодеяний, которые совершаются самыми разными людьми! И эти преступления, которые несут прямую угрозу нашему с вами и гражданскому благосостоянию, которые несут угрозу спокойствию и процветанию, они должны жёстко пресекаться, чтобы больше не было подобных ужасных случаев, о котором сейчас вам мы расскажем! – голос Перьюрора, совершенно не похожий на ораторский, еле как удерживающий на себе внимание, то ли сам дрожал и был крайне взволнован, то ли просто от удовольствия и возбуждения не мог звучать в полную силу. – Закон Книги Света номер четыреста: «Любое действие, несущее угрозу существованию Империи, прямо направленное на разрушение порядка организации действующих органов власти, а равно создание угрозы для жизни и здоровья жителей Империи, совершаемое представителем власти Империи»! Это статья, казалось бы нам, присуща к исполнению только самыми ужасными людьми, которые не вызывают к себе ни малейшего милосердия! Но, увы! Это низкое, это отвратительное, гадкое, просто ужасное и омерзительное действие было совершено Генеральным Прокурором Империи!.. – в тот момент большинство людей в зале просто уставились на Судью как на идиота, потому что они не понимали всего того, что он говорил.

– Нет. – Кто-то тихо произносил в толпе.

– Это невозможно. – Дополняли.

– Какое ещё действие?..

– Господа Судьи! – к ним обратились, и они сразу же повернули головы с печальными лицами, якобы сами удивлённые ситуацией. – Что сделала госпожа Прокурор?! – наблюдатели прекратили растерянно смотреть по сторонам, прекратили проверять информацию в телефонах, они все устремили глаза на Судей ещё раз.

– Как у вас ещё хватает сил и уважения называть этого человека госпожой?! – огрызнулся Дезерт. – Она сделала подобное преступление, а вы её так называете?!

– Так что она сделала?! Перечень «любых действий» не исчерпывающ!

– Формулировка статьи размытая... Такая, словно её придумали только что, – шёпотом произнёс кто-то.

– Да-да, не помню я совершенно такой статьи...

– Если так подумать, то каждое преступление подходит под это определение.

– Вот именно, так что непонятно ничего. Для чего молчать, скрывать, сказали бы нам, за что...

– Она виновна в том, что намеревалась свергнуть существующий порядок власти в Империи, она пошла против Архонтов! – тут же придумал Аринес, взявший на себя всё внимание.

– Что?!

– Какого Чёрта, мать твою?!

– Нет! – все вдруг обернулись на одну девочку. Это была Киара. – Нет, вы лжёте! – она вдруг пошла к Судьям из рассекающейся по своей воле толпы, решительно, так, что её косы колыхались.

– Девушка, в каком это смысле «нет»? – нахмурился Перьюрор. – У Вас, что, есть доказательства её невиновности или что?

– Статья номер четыреста появилась в Книге Света неделю назад! – её звонкий голос резал Судей по ушам. – Не было в КС такой статьи! Почему она появилась именно тогда, когда господин Инспектор потерял память?! Почему?! Потому что Вы, господа Судьи, знали, что без него сможете лишить госпожу Прокурора должности! Вы просто всегда завидовали ей! Она – девушка, которая всегда честно выполняла свой алгоритм, всегда отстаивала интересы граждан, всегда наказывала виновных! А вы что?! Она Вам мешала, верно?! – её речь была громкой.

– Гражданка, замолчите, пока не сказали ещё больше того, из-за чего вас можно приговорить за неуважение к Судьям! – вставил Аринес.

– Пусть меня приговорят, мне нечего терять! Лучше я открою людям глаза, чем буду молчать! – у самой Киары тогда пошли мурашки. Она знала, что в любой момент в неё могут выстрелить, поэтому кровь закипала.

– А не вы ли были ученицей этой падшей девушки?! – воскликнул Перьюрор.

– Как Вы смеете её так называть?! – вскрикнула Киара. – Она никакая не «падшая женщина», а вы просто не можете придумать новых оскорблений, потому что по натуре своей ненавидите женщин! – её взгляд, дерзкий, Судьям совершенно не нравился. Дезерт не стал мелочиться, он выхватил пистолет, попытавшись прицелиться. Девочка не шелохнулась, но её загородили наблюдатели.

– Господа Судьи, будьте же милостивы, она ребёнок!.. – кто-то изо всех сил хотел оправдать Киару.

– И, пожалуйста, будьте осторожны с выбором слов! Госпожу Прокурора непозволительно называть падшей женщиной, и её личная жизнь нас не касается! – один из наблюдателей широко расставил руки, своим телом заслоняя Киару.

– Господа Судьи, а не вы ли сейчас пытаетесь посягнуть на честь и достоинство госпожи Прокурора?! – девушка не унималась. – Вы и ваши бывшие и покойные коллеги всегда пытались это сделать, втоптать её в грязь, смешать с ней и снять с её заслуженного места! Вы отказываетесь отвечать на вопросы, вы не даёте конкретных ответов, вы пытаетесь перенести ответственность за происходящую ситуацию на меня, потому что я протестую! Но по Закону мы должны рассматривать дела в последовательности их совершения, именно поэтому я готова ответить перед Законом, если сейчас говорю неправду! Ответьте же мне – в чём виновата госпожа Валери?!

– Позовите вы хотя бы господина Инспектора или господина Главного Секретаря!

– Да зачем? Пусть наша госпожа сама придёт к нам!

– Да, пусть перед нами встанет сама госпожа Валери, она не будет врать!

– Позовите сюда госпожу Валери!

– Нам нужна госпожа Валери!

Три последних слова перед пиком гнева толпы стали своеобразными тезисами:

– Ответьте!

– Объясните!

– Докажите!

Это значило многое. В Империи было принято уважительно обращаться к высшим должностным лицам как к «господам» и «госпожам», но это было связано не с их личностями, а именно из-за статуса. С именем такая приставка употреблялась только в отношение Судей, так как их было несколько, чтобы не возникало недопонимания в обращении. Никогда Инспектора не называли «господин Войд», никогда Главных Секретарей не называли «господин Грегори» или «господин Хейго».

Но они назвали Валери госпожой, признав тем самым её абсолютную власть, её абсолютные права на уважение, на силу и на верховенство.

Возможно, всего этого у неё было больше, чем у Архонтов.

Кавински сидел, закрыв нижнюю часть лица сцепленными в замок пальцами. Он совсем забыл о Киаре с того момента, как Вероника сказала о её пропаже, ему просто не приходила в голову даже мысль о том, как себя чувствовала и что всё это время делала эта маленькая и отважная девочка. Взгляд парня, пустой, говорил об этом.

– И знаешь, что самое главное?.. Никто не смог её ликвидировать, пули попадали мимо, потому что у ликвидаторов дрожали руки, либо они падали замертво – экспертиза показала, что это были сердечные приступы, но это, это так безумно, так невозможно!.. Но, знаешь, я даже рад! Её не убили, но стёрли – точнее, все думают, что стёрли, но... Ей повезло, невообразимо повезло, – Кавински выдохнул. – Она лишь сделала вид, что всё забыла. Я был назначен ей, поэтому я знаю. – Ричард сам говорил достаточно тяжело, он нёс на себе этот груз ответственности, который был бы ещё больше, если бы стирание удалось. – Я могу дать тебе её номер, чтобы связаться.

– Конечно, давай. А... А она сейчас где?..

– В Омен-Сити, её отослали работать наблюдателем там. Она умная, на самом деле, никто и не заподозрил неладного, – брюнет выслал Винсу новый номер Киары. – Стёрли вообще всех, кто защищал её, сославшись на то, что наблюдатели Империи всё же нужны, потому не убили. Вопрос, конечно, в том, нужны ли Империи больные люди... Но это о другом. Винс, ты же не только для этого просил встретиться?

– Верно, – он собрался с духом, оглянувшись по сторонам. – Вы были правы, её приговорили по статье, которая не имеет точной формулировки, потому что она узнала одну тайну, которая доступна только Архонтам. И Архонты начали бояться того, что она могла всё рассказать, поэтому... Поэтому сделали так, как сделали. Я не намерен просто так оставлять это. Ты понимаешь, о чём я? – бывший наблюдатель внимательно стал рассматривать мимику Ричарда.

– Винс, – Ричард истерически рассмеялся, – ну не госпереворот же ты хочешь устроить? – но его смех медленно угасал, особенно когда он понял, что смотрели на него крайне серьёзно. Подавившись со смеху, он начал приходить в себя, откашливаясь. – Винс?..

– Именно. – Чёткий ответ. – У тебя же появляются некоторые криминалы, сходки у них вечно какие-то тут?

– Н-ну, я бы не сказал, что сходки, но... Да, некоторые сомнительные компании есть. Некоторых мы отлавливаем, все друг о друге в курсе, это, хм, знаешь, типа сделки с законом?.. Достичь абсолютного минимума в преступности невозможно, но так мы можем её уровень контролировать.

– Я понял. Знаю сам. Она говорила мне о таких вещах в Империи. Но, знаешь, кажется, нам пора взяться за это с другой стороны.

– Винс, я не понимаю. – Ричард нахмурился. – Ты был связан с Прокурором, которая всегда выступала против преступности, боролась с ней, с её помощью мы и смогли достичь такого положения дел, когда криминальный мир слаб и не способен нанести ущерб обществу. И теперь, когда её не стало, ты приходишь и говоришь, что мы должны работать в обратном направлении? Ты, извини меня, головой ударился?

– Нет, не ударился. – «На самом деле. Меня в тот день приложило, но это не важно». – Крыша только начинает отъезжать, – усмешка. – Она просила об этом. Это не причина, а, эм, просто связано с тайной, которую она не могла рассказать… Если государство не удалось спасти, его нужно разрушить, а потом построить новое.

– Так, я примерно понял тебя и твою мысль, но разве это не будет противоречить тому, что мы в первую очередь должны заботиться о людях, а не о государстве?

– Именно поэтому мы должны развязать людям руки, чтобы они сами и разрушили государство. Немного свободы никому не помешает. Да и заставлять мы их не будем. Кроме того, эти, так скажем, кадры, криминальные, они при неудаче самоустранятся их могут легко и основательно ликвидировать, тогда падёт государство от их рук, но в эти руки не попадёт. Нужно будет лишь не упустить момент, когда нужно будет пресечь их и успеть взять власть в свои руки.

– Ну ты опасную игру затеял, друг мой, – улыбка на лице Ричарда стала шире. – Но, знаешь, кто не рискует, то не пьёт шампанское? – Уже на этом моменте Винс довольно ухмыльнулся. – Меня, честно говоря, тоже не устраивает имперский строй и порядок. Мы будто живём в утопили или в кукольном государстве. – «Ты даже не догадываешься, насколько ты прав». – Мне, честно, плевать на тех, кто совершил преступление без исключающих вину или обоснованных причин, а так обычные воры, убийцы, грабители или кто ещё мне не симпатизируют. Насильников вообще терпеть не могу, с ними я сотрудничать не собираюсь.

– Этих сразу на ликвидацию. Те, кто совершают преступления против личностей, их никто щадить не собирается. Я предлагаю сотрудничать с теми, кто связал свою жизнь с нелегальной экономикой, кто посягает или собирается посягать на общественный строй и или на порядок управления – эти люди нам и нужны.

– Хах, понял, заказчик, будут тебе криминалы...

Их разговор был крайне тихим, произносимый шёпотом, чтобы никто уши из рядом сидящих не грел. К тому же, и у того, и у другого были включены глушители, которые прервали бы любые попытки записи разговора на диктофон, кроме того устройства, на котором и установлена программа глушения. Верно, Кавински и Ричард вели записи разговора друг с другом, они были далеко не глупыми, поэтому перестраховались.

После этой встречи Кавински решил сразу же встретиться с Киарой, которую он даже не предупредил о своём приезде, чтобы их не начали ни в чём подозревать. В Омен-Сити он не ездил с тех пор, как был там с Валери, да и воспоминаний хороших в этом городе не было разве что первый разговор между ними, когда Винс упомянул о смерти своих родителей, и танцы в «Notre Dame». Бывший наблюдатель прекрасно помнил события «Даста», прекрасно помнил Эдварда и Кристена, которые клеились к Цесарии, прекрасно помнил и то, как сильно сама Валери не любила этот город. Но он должен был встретиться с Киарой, потому что она знала больше, чем остальные.

Винс появился в здании полиции Омен-Сити, сразу же спросив, где местный Корпус наблюдателей. До него шёл бессознательно, просто поднимаясь по лестнице и заворачивая в нужные места. Корпус тут был не таким уж и презентабельным, как в Альт-Сити, да и сотрудников было намного меньше. Он привлёк своим приходом внимание, явившись якобы для того, чтобы просто проверить работу отдела, присланный из Альт-Сити. Заметив Киару, нарочно встал рядом с ней, но повернувшись спиной для того, чтобы она поняла, о чём он хотел поговорить.

– Ну, вы тут, конечно, сидите и в ус не дуете. Я тут сегодня-завтра буду, так что уж постарайтесь не косячить, пока сюда не приехало злое и серьёзное начальство. Так что исправляйте сейчас все свои отчёты, в которых вы сами знаете, где косяки, а я пошёл чай пить в кафешку напротив. Вернусь через часа четыре.

И он серьёзно ушёл, оставив наблюдателям полную неразбериху в голове.

Через несколько минут Корпус покинула и Киара, у которой как раз был обед. Она побежала в кафе, упомянутое Кавински, взглядом судорожно ища наблюдателя. Зная любовь Кавински к скрытым от лишних глаз местам, она проверила и приватную комнату, в которой обычно сидели большими компаниями. Он был там, обедая. Подняв на зашедшую девушку взгляд и оторвавшись от еды, поздоровался:

– Ну привет, Киара, – она подлетела к нему, оставив свой поднос с едой рядом, полностью потеряв к нему интерес.

– Кавински, я... – она не знала, что и сказать. – Простите, что я не смогла сразу сказать, меня сразу же отослали сюда.

– Это стоило того? – его взгляд потускнел. – Ты не должна была вступаться за неё.

– А почему не стоило? Всё обошлось, а даже если бы не обошлось, меня не волновали последствия. Разве Вы можете говорить так?! – она нахмурила брови.

– Ты перекрыла себе много путей этим поступком, тебя никто больше не воспримет всерьёз. Я был предельно осторожен, встречаясь с ней и говоря о ней. Я прекрасно понимаю, что ты хотела заступиться за неё, но...

– А что бы Вы сделали на моём месте?

– Я бы застрелил Судей, организовал наблюдателей и пошёл за объяснениями. – Холодный и чёткий ответ. Да, он бы сделал именно так, если бы не был там, где был, если бы своими глазами не видел того, как её убивал собственный отец, если бы не потерял рассудок, увидев Божественных существ. – Ладно, в свои шестнадцать я бы не смог так, я бы поступил подобно тебе...

– Что произошло там?! Что с ней произошло?! Что случилось с Инспектором?! Что?..

– Тише! – шикнул на неё наблюдатель. – Если твои мысли не прочитают, то твои слова могут услышать. Ешь лучше, пока я тебе всё расскажу...

Киара с жадностью слушала его, который упускал всё личное, говоря только факты, пересказывая события десятого Декабря, с которого прошёл ровно месяц. Он постарался подавить в себе все эмоции, которые были внутри. рассказал и о том, какие были у него, Хейго, Вероники и Льва планы на Империю, но максимально кратко и сжато.

– Я могу помочь, я в Омен-Сити попробую что-то подобное сделать и...

– Стой, Киара. Пока ничего не делай, просто продолжай выполнять алгоритм и делать то, что от тебя требуется Империей, не высовывайся. Поняла?

– Поняла... – слегка обиженно ответила девочка, опуская взгляд на свою пустую тарелку. И Киара тоже была пустой. Она не до конца ещё осознала мысль, что предмет её восхищения, что та, кем она хотела стать, та, кого она видела идеалом... Исчезла.

И Кавински, который тем же вечером уже был дома, уставший, вновь глядя пустым взглядом в потолок, тоже не мог до конца это понять и принять.

Августовский вечер, вечер уходящего лета, которое было жарким, покидало их, сидевших на балконе под кондиционером. Окно было открыто – тогда было плевать, что могут налететь назойливые комары, духота была хуже, чем пару укусов от насекомых. Валери даже не сидела в халате – в нём было жарко, на ней были чёрные кроп-топ с короткими рукавами и шорты, а она сама сидела, прислонившись грудью к коленям, согнув те. Рядом, в одних шортах, сидел Винс, жующий оставшиеся кусочки сладкой дыни.

– Сейчас насекомые и налетят на сладкое, – сказала она.

– Так у нас же стоит эта штука, как её, батарейка от них?

– Думаешь, это поможет?

– Я бы мог это сравнить с нашей ситуацией, – Валери его не совсем поняла, обернувшись головой. – Вот ты, на тебя тоже куча мужланов всяких слетается вечно, а моё присутствие их никак не надоумит, что!.. Что ты смеёшься?! – её мягкий, еле слышный смех, нравился ему на самом деле.

– Ты только что сравнил меня с дыней – это смешно, – она лукаво посмотрела на наблюдателя, прекрасно понимая теперь, что он имел ввиду.

– Зато сразу всё ясно, а ещё очень даже красочно. Сладкие дыни вкусные, поэтому они всем и нравятся.

– Но ты не узнаешь, что дыня сладкая, пока не попробуешь её. На вид и аромат она, может, и хороша, но вкус может быть слабым или вовсе пресным. Никто из них не знает меня – не вижу смысла развивать отношения с теми, кто летит исключительно на красивый внешний вид, который, ко всему прочему, всего лишь нарисован, – её тон стал сухим и печальным, девушка прекрасно знала, о чём говорила.

– Нет, всё-таки не стоило сравнивать тебя с дыней, это не точное сравнение...

– Почему же? Ты помнишь, почему ты меня позвал на первое «Влюблино»? – подловила

– Аэм... Потому что я рассчитывал на тебя?.. Да и у меня не то чтобы выбор был, я уже тогда понимал, что никого лучше тебя мне с собой не позвать.

– Я знаю, – усмешка её не была уверенной. – С того времени много чего изменилось. Да и, на самом деле, я тогда была полнее, чем сейчас, – от этих слов Кавински подавился.

– Да в каком месте, Свет меня прости?! – он посмотрел на неё, рассматривая ноги, живот, бёдра, руки. – Если ты про складки, то они и у меня есть, вот! – он демонстративно сжал кожу на своём прессе, отчего та стала гармошкой.

– Я не говорю, что я была толстой, нет, просто я была полнее, – она сразу же нахмурилась, в тоне добавилось уверенности. – Просто тогда ты рассчитывал на красивую девочку, – она не обвиняла его ни в чём, но ему стало немного стыдно за прежнего себя. – В этом нет ничего страшного. А выражение, что красота не важна, на самом деле глупое, потому что все смотрят сперва на внешность.

Выслушав её слова с поджатыми губами, он сказал:

– Я замечал, конечно, и до сих пор замечаю, когда твоя внешность меняется, типа, когда ты худее и худее становишься, когда на тебе брюки по-другому сидеть начинают, когда у тебя лицо от макияжа меняется, но, блин, как бы это сказать, погоди, соображу сейчас... Это не проблема. Ну меняешься и меняешься, хотя твоя талия, которая в ушко скоро влезет, меня иногда пугает. Надеюсь, ты не врёшь мне, когда говоришь, что твой вес не изменился? – Винс серьёзно посмотрел на неё.

– Нет, не вру, – она закатила глаза. – И я практически всегда при тебе ем, так что даже не смей меня упрекать в том, что я не доедаю.

– А вдруг ты не наедаешься?!

– Шутишь что ли? Если бы не наедалась, просила бы больше порцию. – После короткого молчания, успокоившись, Винс сказал:

– Я не буду даже выдвигать версию того, что ты стесняешься, потому что ты не умеешь это делать. – Она усмехнулась.

– Ты сам тот ещё бесстыдник! – весело произнесла. – Прекрати рассматривать меня так, словно я экспонат в музее, – она дразнила парня. Задохнувшись от возмущения, Винс демонстративно отвернулся.

– А я думал, это моя привилегия!..

– В сравнение с другими всё твоё общение со мной – привилегия, но для тебя это – совершенно обычно. Но я тоже могу считать, что выиграла джекпот, – улыбка стала похожа на лисью.

– Не понял.

– Всё просто - я с тобой. Знаешь ли ты, сколько девушек смотрит на тебя постоянно? Я если отвлекаюсь, то замечаю, что они на всё готовы, лишь бы оказаться на моём месте.

– Ловишь на себе убийственные взгляды? – молодой человек усмехнулся.

– Конечно. Если бы они шли в число покушений, я бы уже устала считать, сколько их было.

– Хах, ну, я вообще устал считать твоих недо-ухажёров!

– У меня их нет... – смутилась девушка.

– Ага, конечно! Каждый второй пытается увести тебя у меня, когда мы на публике, – взбушевался Кавински.

– А разве я твоя? – с надеждой, прикрываемой манящим взглядом, спросила Валери.

Чуть поразмыслив, пожевав губы, наблюдатель с разочарованный выдохом ответил:

– Нет. Своя и ничья больше. Ты не чья-то собственность. – На самом деле очень ему хотелось назвать её своей – своей спутницей, своей партнёршей, своей девушкой и своей любовью. И последним она была. Но он этого не сказал.

– Смешной ты, – Валери поднялась на ноги, забирая с собой мусор от дыни. – Иди умывайся и ложись спать.

– Хах, ты так говоришь, будто мне пять лет.

– Ты не маленький, я просто забочусь о том, чтобы ты на алгоритме был выспавшийся.

– Есть, госпожа Прокурор!.. Будет исполнено, госпожа Прокурор!.. – с улыбкой на лице сказал он.

После того, как Кавински узнал, что девушка сама вводила себе внутривенно лекарства, он стал делать это сам. Наблюдатель попросил Кирилла показать, как это делается, а потом и попробовал сам, права, не на живом теле, а лишь на манекене, но у него всё получилось достаточно неплохо.

Застав её, сидящей за столом и обрабатывающую себе руку, он зашёл в комнату, закрыв за собой.

– Давай я сделаю, – это было не предложение, а утверждение. Юноша встал над ней, взяв в руку шприц, который она сама не успела поднять со стола. Лекарство уже было набрано, нужно было ввести иглу и пустить по ней лекарство.

– Ты разве умеешь?

– Научился. – Юноша придерживал девичью руку одной ладонью, второй намечая место, в которое потом с высшей степенью аккуратности ввёл наконечник иглы. Валери не шелохнулась, внимательно смотря. Постепенно содержимое втекло в кровь, после чего парень сразу же убрал прибор, собравшись быстро дать ей ватку, но Валери сама приложила её на сгиб, согнув руку в локте, придерживая. Она размеренно дышала, следя за действиями юноши, который убирал со стола шприц, ампулы в ящик, туда же и вату. Потом он встал за ней, наклонившись, обняв её плечи, крепко сжав. – Не страшно?

– Нет. И у меня к тебе такой же вопрос, – та усмехнулась.

– А мне то что? Моя задача – сделать всё правильно, страх неудачи меня не беспокоит, когда голова сосредоточена на исполнении. – От его слов Прокурор улыбнулась, чуть подавшись головой назад, упав на его плечо.

– Я ненавижу иглы, – тяжёлый выдох.

– Сразу бы меня попросила, я бы раньше научился. Почему ты всегда делаешь такие вещи в одиночестве?

– Какие вещи?

– Которые требуют от тебя быть сильной.

– Привыкла.

– Я молчу о твоём алгоритме, ты никому и близко не дашь подступиться к нему, если не будешь уверена в том, что он будет идеально сделан. Всё сама, всё одна – я много раз говорил тебе это, но ты меня так и не слушаешь, да? Или не хочешь?

– Я не привыкла просить о помощи, ты прекрасно это знаешь, – её фраза звучала отрешенно.

– И я не понимаю, почему!.. Тебе же всегда готовы помочь: отец твой и я. Он же помогал тебе в детстве?

– До определённого момента. Но я бы не сказала, что он допускал таких ситуаций, когда мне нужно было просить о помощи, он сразу что-то делал. – «Значит, я должен научиться делать так же». – А ты итак много делаешь для меня.

– Много? Пхах, шутишь что ли? Это минимум.

– А максимум что? – она тоже посмеялась. – На руках будешь меня носить?..

– М-м, собственно, да? – парень легко подхватил её со стула, прижав к себе, всю съёжившуюся. – Я даже не буду тебя спрашивать, куда тебя нести, потому что время ужинать, а это значит, мы идём на кухню.

– Какой ты нахал! А как же поинтересоваться моим мнением?! – это всё было веселья ради.

– Меня больше интересует то, что ты, кажется, ещё худее стала... – он ощущал всю её талию своей ладонью.

– Нет, тебе кажется. Как было, так и есть.

– Сколько?

– Сорок семь.

– Ну ладно. Но ты смотри мне! Есть перестанешь, мне придётся тебя кормить!

– Я просто забываю...

– Ага, сначала поесть забываешь, потом не замечаешь позднего времени и спать не ложишься, потом ещё чего...

– Не ворчи, – смеясь, сказала Валери. – Чайник лучше поставь, пусть он кипит.

– Вот это уже совсем другой разговор! – довольный, он посадил её на стул, принявшись ухаживать.

Во время больничного Прокурор часто засыпала в кресле, которое стояло на балконе. Кавински, после нескольких попыток докричаться до неё, как на иголках поднимался наверх, поглядывая все комнаты, по итогу залетая на балкон, где и находил её.

В кресле, положив ногу на рукоять, закинув на колено вторую, спала она, и одна ладонь её лежала на животе, а вторая под головой. «И как ты только умещаешься в этом кресле...» – Винс подходил к ней, присаживаясь рядом, облегчённо вздыхая, не хотя будить, продолжая смотреть на то, как Валери спала. В конце концов, принимая мысль, что спать в кресле ей было бы не настолько удобно, сколько в кровати, он брал её на руки, просыпающуюся оттого, сонно говорившую:

– Ты уже пришёл?..

– Ага. До тебя не дозвониться, я испугался.

– Значит, я поставила нечаянно телефон на беззвучный, – прямо с его рук оня тянулась к телефону, который лежал на столе, проверяя его на наличие пропущенных. – Ты звонил десять раз?.. – виновато спрашивала.

– Не помню, сколько. Так ты будешь дальше спать или мне тебя куда-то в другое место нести?

– Пора ужинать. Я могу дойти до кухни сама, – она норовила спуститься.

– Сиди давай, – юноша крепче прижимал к себе, спускаясь по лестнице. – Ай, блин, трость твою забыл. Ну и всё, сиди тогда, сам принесу, – Винс усадил её на стул, снимая с себя куртку, которую нёс к шкафу в прихожей.

– Я могу ходить без неё уже, – Валери вставала на ноги, чуть хромая, но ходя. – Ты будешь чай или компот?

– О, ты сделала компот? Давай его, – беспокойно оглядываясь, наблюдатель уходил по лестнице вверх, боясь хоть на минуту оставить её одну.

Кавински раз за разом, валяясь в кресле, сжимаясь в нём и становясь в полтора-два раза меньше, вспоминал, как они сидели на этом балконе вдвоём. Ему уже не помогали справиться со своей головой ни фильмы, ни книги, ни музыка.

Когда он смотрел кино или сериалы, то сразу начинал комментировать, по привычке – раньше Валери слушала всё, что он говорил, и сама тоже комментировала, разбивая очередной криминальный детектив в пух и прах. Кавински замолкал, понимая, что находился в комнате только с Ваньинем, который, хоть и слушал его внимательно, но кроме гавканья никак не выражался. Наблюдатель в тот же момент терялся, смотря в бездонные чёрные глаза добермана, отворачивался от них, пару минут сидел в тишине, не в силах снова запустить фильм.

Когда он прочитывал очередную книгу, которую буквально проглатывал за один-два дня, то по привычке шёл в её комнату, чтобы рассказать ей о сюжете, чтобы обсудить персонажей и просто поделиться своими впечатлениями. Прокурор сама практически книг не читала, очень редко, но она всегда внимательно и с интересом слушала то, как Кавински описывал рассказывал о прочитанном – она задавала вопросы, она развивала разговор. Девушка соглашалась читать с Кавински одни и те же книги, когда он её просил, чтобы они наиподробнейшим образом могли вместе всё обсудить.

Когда он слушал музыку, то вспоминал о том, какие сюжеты придумывал в голове о них с Валери, вспоминал о том, как танцевал с ней, вспоминал обо всём, потому что в этой музыке была их история и их воспоминания. Когда-то они просто встретились в клубе – да, они перестали считать роковой встречу на улице после комендантского часа, потому что рано или поздно Валери бы начала общаться с Кавински как Прокурор с наблюдателем. Но именно те моменты, когда они танцевали друг с другом – они были незабываемыми и наполненными атмосферой, так сказать, хорошо забытого старого, которое каждый из них бережно хранил в своём сердце. Винс прекрасно помнил, под какие конкретно песни они танцевали с особыми удовольствием и любовью, и он включал их на перемотку снова и снова, на полную громкость, танцуя сам с собой на кухне, ложа руки на несуществующую талию и беря в свою ладонь... Пустоту.

Он кружился, пел слова, не различая совершенно окружения – всё размазывалось от слёз. Он оступался, ноги заплетались, он падал, руки судорожно хватались царапать плечи и друг друга. Кавински лежал на полу, задыхаясь, обливая щёки горячими слезами, швыркая носом, всхлипывая и постанывая. Он успокаивался только тогда, когда принимал решение заснуть.