Утро Марка всегда начинается одинаково. Нет, почти одинаково – разумеется, полностью совпадать все детали не могут. И звонок будильника, и завтрак, и время прибытия на работу в точности не повторяются. И он иногда говорит себе – полушутя, полусерьёзно, – что соответствующее время суток наступает, если его позвать. Как-то так…

– Доброе утро, – Шеф улыбается с таким энтузиазмом, словно в промозглом ноябрьском утре действительно есть нечто хорошее. Приветственное рукопожатие, как всегда крепкое, но осторожное, и его руку выпускают не сразу.

Дальше будет разговор на общую тему. Их немного – погода, зарплата, отчёты, какие-нибудь кретины, которые не делают то, о чём их просят, или делают не так, или не то, или не вовремя. При всей банальности таких обсуждений надо признать, что они отлично помогают избежать неловкого молчания. Вообще Шеф способен разговорить кого угодно, но активно поддерживать диалог в понедельник, в девять, большинство сотрудников не способны.

Особенно Марк. Особенно когда на него смотрят с таким искренним доброжелательным интересом.

В Шефа, наверное, многие были слегка влюблены. Не в романтическом смысле. Так влюбляются солдаты в талантливого и внимательного полководца. Хороший руководитель, который к тому же не сволочь – явление редкое. Если он при этом заботится о подчинённых хотя бы по мелочи – уже кандидат в красную книгу.

А есть Шеф, вдобавок ко всему вышеперечисленному обладающий харизмой и любознательностью. К нему часто тянулись новички, старались сделать всё идеально. Не подвести, да и похвалу получить. Он-то из этого состояния уже вышел. По крайней мере, очень старался себя в этом убедить.

Надо сказать, что Марк всю жизнь был человеком из толпы. Незаметной частью коллектива, неотличимой от тысячи других частей. Он научился не оставлять впечатлений о себе: даже его имя не запоминали быстрее, чем через месяц. И это было приемлемо, это было удобно, а личное пространство так и оставалось личным. Марк старался не отдавать ничего, кроме своей работы, и гадал, почему другие не делают так же. Всем стало бы проще. Никаких сплетен и надуманных новостей – чем плохо?

Потом он оказался под руководством Шефа, и система полетела ко всем чертям. О какой скрытности может идти речь, когда ежедневно подвергаешься... Атаке? Слишком резкое слово. Активному дружелюбному вниманию. Явному желанию узнать поближе человека, с которым говоришь. А главное – Марк совершенно не мог дать отпор. Вспоминалось, что перед ним – его непосредственный начальник, да и просто... Игнорировать или посылать подальше было бы грубо, а других способов отделаться от расспросов не существовало.

Шефа интересовало абсолютно всё. Откуда его новый подчинённый, кем работал раньше – это ещё понятно, а вот зачем знать, какой у него любимый чай, куда он ходил на выходных, какие фильмы предпочитает и что думает о смысле жизни? Такой натиск просто сбивал с толку. А дальше было уже поздно прерываться на полуслове, и приходилось выкладывать всё как есть. Не врать же.

Официальная обстановка в сочетании с недоверием сначала заставляли Марка замыкаться в себе и отвечать предельно коротко. Только осознав, что Шеф в итоге начинает задавать куда больше вопросов, он смирился. Как и с тем, что его могут совершенно спокойно пригласить в рабочее время побеседовать ни о чём. Или спросить несколько раз подряд, всё ли на новом месте устраивает и оформлены ли нужные документы в отделе кадров.

Чувство глубокой симпатии, которое Марк постепенно начал испытывать, трудно было охарактеризовать. Хоть как-нибудь проявить – ещё труднее. Поэтому он просто на совесть делал корректуру и вёрстку, вовремя сдавал отчёты и всё, что сваливалось «сверху». Единственный адекватный способ показать, что ценишь такое отношение.

– Кстати, проводите меня, – вопросы у Шефа часто звучали утвердительно, словно с ним уже согласились, но отчего-то это не раздражало. От Марка даже не требовалось ничего говорить. Шеф прекрасно знал, что проводит.

– Кофе?

– Два.