Укутанные снегом улицы города напоминали идиллический пейзаж в художественном фильме. Или рождественскую открытку. Первый день зимы без слякоти или, наоборот, метели при температуре минус двадцать. И, видимо, последний.

Марк уже давно не выбирался на прогулку в обеденный перерыв, но сейчас… Сил не осталось сидеть на месте. И не вспомнить, когда он в последний раз ел, но пока чувство голода не ощущалось. Так что тратить время на еду было бессмысленно. В блуждании по окрестностям смысла тоже не находилось, просто ему хотелось побыть одному. Вернее, рядом с людьми, но… В уединении. Чтобы никаких знакомых лиц.

Пока меряешь шагами тротуар и оставляешь там отпечатки своих ботинок, пока из ближайшей кофейни доносится что-то успокаивающее, кажется, из творчества Битлз, пока мир белый – не ослепительно, а мягко, уютно белый – чувствуешь, что существуешь. Ты ещё остаёшься где-то тут. Зачем – уже другой вопрос. Главное, что живёшь, и, глядя на цепочку следов в снегу, воображаешь, что приблизился к пониманию самого себя, в честь чего обещаешь взять себя в руки. И твёрдо знаешь, что сдержишь обещание.

Когда меланхолия отступает, сразу видишь, какое ты, в сущности, ограниченное создание и как легко тебя порадовать мелочами вроде приятной погоды. Когда возвращается – замечаешь то же самое. Но первый вариант, конечно, приятнее.

Приближаясь к входу в здание офиса, Марк кивнул своим мыслям. Теперь правильно. Дальше всё будет лучше. И солнце скоро станет чаще выглядывать из-за облаков, и однажды наступит весна... Да уж, стоит чаще выбираться на свежий воздух: за полчаса он почти вернулся к спокойному состоянию. Даже беззвучно напевает строчки из подслушанной песни.

«For if I ever saw you, I didn't catch your name,

But it never really mattered…»

– Как раз думал, куда вы пропали, – неожиданно раздалось совсем рядом.

Порывисто обернувшись, Марк оступился, поскользнулся на обледеневших ступенях и пересчитал бы их носом, не будь здесь Шефа. Тот вовремя обхватил его за плечи. Несмотря на то, что не засмеялся, не сказал ничего ехидного по поводу его координации и ловкости, первое, что ощутил Марк – жгучий стыд. Правильно, хочешь произвести хорошее впечатление на руководителя – упади на него. Желательно с риском что-нибудь ему сломать.

– Извините… – одновременно вырвалось у обоих.

Шеф, негромко рассмеявшись, крепче сжал его плечи, а он вдруг расслабил руки, вскинутые в попытке удержать равновесие, и чуть подался назад, позволяя себя удерживать. На секунду показалось, что они стоят так уже очень и очень долго, и что в наступившей тишине можно различить звук, с которым опускаются на землю снежные хлопья.

А потом Марк всё же шагнул на верхнюю ступеньку, крепко держась за перила, стараясь смотреть только перед собой и не оглядываться. Но уши он заткнуть не мог. Ладно, Шеф ведь... Не в его духе говорить такое. Впрочем, как знать. Что бы там ни было, два слова, чуть слышно сказанных на крыльце ему в спину, бились внутри, пока он поднимался на свой этаж.

«Очень лёгкий».

Снег падал и падал, путаясь белыми перьями в тёмно-русых волосах человека, оставшегося стоять снаружи.

***

Где начинается желание обозначить своё чувство и где оно заканчивается? В какой момент появляется «я тебя люблю» и нужно ли оно вообще? Когда лет в тринадцать Марк решил поделиться этими вопросами с другом, друг покрутил пальцем у виска. Мама действовала менее прямолинейно.

– Вот зануду вырастила, а. Чувство-чувство... Начинается, когда перестаёшь анализировать каждое слово.

Подумав, она всё-таки добавила:

– В кино, что ли, её своди.

После пережитого опыта семейной жизни – тогда уж точно никто не рассуждал и не взвешивал разные «за» и «против» – он вернулся к тем же самым неразрешённым загадкам. Точнее, ко второй из них. И теперь ему требовалось найти ответ как можно скорее.

Казалось, у Марка выработалась необъяснимая способность ощущать присутствие Шефа. Незадолго до того, как раздастся знакомый голос, он всегда знал, что услышит именно его, и вздрагивал, словно его застигли на месте преступления.

Марк и сам уже воспринимал свои мысли как преступление. Не безосновательно: уже с прошлого года он не мог их контролировать. Только замыкаться в себе. Это было не слишком высокой платой за время, проведённое рядом с Шефом. Потому что узнай он – выпер бы с работы в два счёта, не стал бы спасать Марка ни от сокращения, ни от глухой тоски и незаметно пришедшего одиночества. Даже не глядел бы в его сторону лишний раз. Представлять подобное было мерзко, а испытывать на себе точно оказалось бы ещё хуже.

Что за возвращение подросткового идиотизма? Его влечёт к собственному руководителю, такое можно допустить, но, наверное, влечение происходит лишь от сильного желания стать ближе к человеку, которым он восхищается? Сколько людей старались понять то же самое, что и он? Хоть кто-нибудь понял, не пожалев об этом потом?

Марк хотел бы сказать, что происходящее в его голове вызывало лишь отвращение, но кому же интересно врать самому себе. На самом деле прогулок по городу не всегда достаточно для обретения душевного равновесия, а песни одной известной группы не могут постоянно оставаться успокаивающим фоном.

«'Cause I've been in love before

And I've found that love is more

Than just holding hands...»

Это ответ Джона Леннона. Один из многих. А ему необходим свой.