Спокойствие. Почему-то происходящее внутри Мирона сейчас можно было описать исключительно этим словом. Спокойствие и умиротворение. Наполненность этим днём и даже немного счастья — но это самую малость. Ладно, здесь Фёдоров исключительно лукавил: счастья его переполняло и даже разрывало изнутри. Слава с ним в трамвае был исключительно домашним: он сонно опустил голову ему на плечо, не отрывая взгляда от окна. Мирон бормотал ему историческую справку о местах, которые они проезжали. И ничего — абсолютно ничего не могло испортить этот вечер — как минимум, потому что они друг друга безумно любили. 

Теплая поездка до дома переросла в совместный просмотр фильма. Слава знал, что у него немерено заданий, но времени с Мироном хотелось провести больше. Они вместе лежали в обнимку на диване, смотря совершенно глупую и бессмысленную комедию. Голова Фёдорова удачно поместилась на его груди, а на животе историка клубком устроился кот. Это было похожее на сонное царство. В определенные моменты Карелин и сам не понимал: дремлют они или смотрят фильм. Мирон время от времени только оставлял поцелуи на его коже — но и это, если честно, было похоже на дозу успокоительного со снотворным эффектом. 

Слава не представлял, что его готовность представить Мирона как своего молодого человека окружению, так положительно скажется на общем состоянии Фёдорова. Тот расцвел! Расцвел не меньше, чем когда мама дала добро на их отношения. Гласность: вот чего не хватало Мирону для душевного спокойствия: его желание рассказать всему миру, что они вместе не было метафорическим. Оно было однозначным и вполне настоящим: рассказать ему хотелось, действительно, всем.

— Мир, — тихо позвал Слава. — Пошли спать?

— Пошли, — отозвался Мирон. Он подхватил на руки Шизю, утаскивая его с ними в спальню. Кот сонно огляделся на чужих руках, лапками упираясь в грудь Фёдорова.

Отпустив кота на кровать, Мирон стянул с себя кофту, чувствуя ладонь Славы на своей спине. Тот мягко поглаживал её, оставляя поцелуй чуть ниже шеи. 

После Карелин сам стал переодеваться в пижаму, но взгляды на Мирона кидал (точно не выучил каждую родинку на его теле!). 

Когда они наконец улеглись, Шизя лениво пополз спать в их ноги, а потом и вовсе сполз с кровати, пронзительно мяукнув и отправившись обратно в гостиную.

— Внимания не хватило, — улыбнулся Слава, провожая кота, разгуливающего вальяжной походкой, взглядом. 

— Теперь моя очередь с тобой обниматься, — отозвался Мирон. 

Фёдоров легко поймал Славу в свои объятия, оставляя скромный поцелуй на его лбу.

Карелин рассмеялся. Он прижался в ответ, носом утыкаясь в укромное место между плечом и шеей. 

— Спокойной ночи, — ласково произнёс Каролин.

— Добрых снов.

***

В школе Мирон вновь объяснял в миллионных раз, что указ о единонаследии совершенно никак не связан с дворцовыми переворотами в Российской Империи. Он устало тянул, что в неразберихе виноват указ о престолонаследии. Но, к сожалению, его мало кто слушал.

— Тихонов, — вздохнул устало учитель. — Телефон на стол.

Ученик ответил ему исключительно игнорированием. Сначала Мирон даже не думал, что будет подобным образом наказывать своих учеников. Но он просто устал постоянно повторять одно и то же, пока весь класс сидит в телефонах, а потом делает одни и те же ошибки.

— Не имеете права, — отозвался ученик, когда Мирон повторил свою просьбу.

Фёдоров сел за стол, скрещивая руки на груди. Права он не имеет! Придумал же.

— Причины Северной войны, — обратился к нему Мирон. Ответа не последовало. — Так, ещё два вопроса без ответа и будет два. Причины Семилетней войны? — Фёдоров специально менял вопросы слишком быстро, чтобы тот не успел искать ответы в интернете. — Кого Екатерина Вторая назвала бунтовщиком хуже Пугачева? В чем причины Пугачевского восстания? — ответов не последовало. — Так, ладно, бонусный вопрос. Что такое «Хованщина»? 

Тихонов ничего не ответил. Ещё бы! Не успеешь ведь так быстро найти ответы на вопросы в интернете, если изначально не знаешь ничего. Пусть все это и десять страниц или три параграфа учебника.

— Два, — отозвался Мирон. — Домашнее задание покажи мне, пожалуйста. Кстати, это всех касается: после урока сдадите.

— Нет его, — буркнул Тихонов.

— Да у нас всё в лучших традициях русского художественного искусства, — вздохнул Мирон. — Опять двойка.

Фёдоров не блефовал и не лукавил: он устал. Капитально. Поэтому без раздумий ляпнул две двойки подряд в журнал, сбивая средний балл ученика до двух целых и семнадцать сотых. 

Мирон озвучил ему его новый средний балл.

— Попахивает не аттестацией, — оповестил он. 

— Да пошел ты со своей историей, — взорвался подросток, с вызовом посмотрев на учителя.

— Да я-то пойду, — пожал плечами Мирон. — После уроков домой и пойду. А вот если Вы, Тихонов, за голову не возьмитесь и будете дальше показывать в честь каких людей Фонвизин «Недоросля» написал, то в следующий класс не пойдете. Будете дальше на последней парте в игрушки играть, а потом со справкой выпуститесь. А я, так уж и быть, пойду со своей историей.

В классе была тишина. Только Тихонов покинул кабинет, громко хлопнув дверью. Мирон тяжело вздохнул: ему совершенно не хотелось разбираться с бушующими гормонами подростка. Он окинул взглядом класс ещё раз. Экраны большинства телефонов наконец погасли.

— Вы позволите мне продолжить рассказ, чтобы вы составили конспекты? Или прямо сейчас займёмся опросом и проверкой домашних заданий остальных?

Оставшиеся экраны погасли. В классе воцарилось абсолютное молчание. Тишину нарушали только молнии пеналов и шелест страниц: большая часть класса наконец сообразила, что пора бы начать учиться.

Мирон продолжил рассказ о правлении Павла I и про новый указ о престолонаследии. Теперь ему не нужно было напрягать связки, чтобы заглушить перешёптывания и тихие стуки по экрану мобильного телефона. Наконец! Оказывается, достаточно было просто перестать быть добрым и понимающим. 

К концу учебного дня в его кабинет заявился директор с какой-то женщиной. Новый директор мало чем отличался от дяди из Хабаровска. Разве что он был более подтянутым и костюмы на нем были более дорогими. А вот женщина была словно сшита из атласа — длинные блондинисто-золотые волосы струились по плечам до талии. Она была в черном длинном плаще, застегнутом на все пуговицы, и в сапогах на тоненькой шпильке. 

— Мирон Янович, мама Димы Тихонова хотела бы поговорить с Вами о сегодняшнем уроке истории, — важно начал директор, касаясь руками стола.

— И что же с сегодняшнем уроком истории? — поинтересовался Мирон. Он расслабился на стуле, окидывая взглядом то директора, то маму Димы. Он её не видел на собраниях. И точно не знал ее имени.

— Две двойки за сорок пять минут, вы серьезно? — грубо спросила та.

— Одна за домашку, другая за ответы на вопросы на занятии, — отозвался Мирон. — Вроде это возможно? В журнале я отметил, кстати, за что оценки.

Директор кивнул. Фёдоров мог ставить за один урок несколько оценок, если в этот день было несколько видов работ.

— А Димочка сказал, что вы его унижаете и придираетесь! 

— Ответом на каждый вопрос было молчание, домашнего задания не было вообще, — пожал плечами Мирон. — Извините, но к пустоте и тишине придраться невозможно. 

Фёдоров чувствовал себя уверенно. Он не сделал ничего, что было бы хоть капельку неправомерным или неправильным. Но данный диалог вызывал у него приступы тошноты и раздражения.

— Но вы ведь себе позволили его обозвать! 

— Никто его не обзывал, — вздохнул Мирон. — Я посоветовал ему книжку из школьной, между прочим, программы прочитать. Да и то в ответ за однозначный посыл меня. Вам, кстати, окей, что Ваше чадо посылает своих учителей? 

— У него, вообще-то, сложный период. Это подростковый возраст, ну послал. Может, вы вообще его вынудили.

— То есть отсутствие базового воспитания — это вина подросткового возраста? — спросил Мирон. — А ловко вы это придумали.

Тихонова явно начинала злиться. Она откинула прядь волос с плеча, грозно поглядывая на Фёдорова.

— Да что вы себе позволяете? — злобно спросила она. — Игорь Петрович, вы слышите? Татуированный, неотесанный мужик мне хамит и учит воспитывать детей! Это нормально? И это учитель? Мне кажется, такие люди не имеют права преподавать! 

— Да какие ж у вас все в семье правоведы, — отозвался Мирон, опережая директора. — Я хоть сейчас напишу заявление по собственному и ровно ничего от этого не потеряю, — пожал плечами историк. — Но ваш Димочка все равно будет учить историю, потому что каждый человек обязан закончить девять классов.

— Хам!

Общались они в таком духе ещё долго. Когда мама Димочки ушла, Мирон сам пошел с директором в его кабинет и с крайне довольным видом написал заявление на увольнение по собственному желанию. Две недели работы, и он свободен от школы. Совсем! Совершенно! Директор стал его отговаривать. Ещё бы — нагрузку перераспределять в середине учебного года — это не сказка. Но Мирон наконец почувствовал себя не только свободным, но и плотностью счастливым. Вот как ощущается гармония!  

Домой Мирон возвращался не менее радостным. Он купил торт и вино, потому что такое знаменательное событие нельзя было не отпраздновать. Никакой школы! Никаких проблем! Никто не будет портить настроение! 

Поставив пакеты на стул, Мирон, не выходя из-за Славиной спины, положил прохладные ладони ему на глаза. Карелин даже не вздрогнул: он слышал, как открывается дверь, шаги на кухню, и это мог быть только Фёдоров, поэтому он даже не обернулся, а продолжил резать салат к обеду. И руки эти он бы из тысячи узнал! Славе казалось, что он знает каждую шероховатость и линию этих рук.

— Угадай, кто написал заявление по собственному желанию? — весело спросил Мирон, не убирая ладоней с чужих глаз, но довольно касаясь губами открывшегося участка шеи. 

А вот Слава энтузиазма не особо понял. Если у Фёдорова произошла какая-то ситуация, ставшая последней каплей, то Карелин должен об этом знать! 

— Что у тебя там случилось? — внезапно спросил Слава, резко оборачиваясь. Они врезались друг в друга, и Мирон игриво положил ладони на стол за своим молодым человеком, оставляя Славу в этой «ловушке». 

— Чокнутая мамаша и противный подросток, — пожал плечами Мирон. — Я просто понял, что я и так не особо хочу там находиться, а ещё и подобные выходки терпеть уж тем более не хочу!

— Какие выходки? 

Мирон ухмыльнулся. Конечно, Славе нужно знать всё. И Фёдоров с удовольствием ему рассказывает, прекрасно понимая, что от праведного гнева Карелина будет не скрыться. В такие моменты он радовался, что Слава не присутствовал при таких конфликтах. Он бы явно чего похлеще наговорил маме неуправляемого подростка.

— Вот мелкий уебок, — проворчал Карелин. — И эта! Тоже мне, взрослая. Пришла права качать. Как они вообще дожили до своих лет с таким минимум интеллекта! 

Мирон усмехнулся. Он сверкнул глазами, настолько окрыленный своим заявлением на увольнение, что совершенно не обращая внимания на этот гнев. Он прижал Славу к себе покрепче, губами касаясь его переносицы.

— Две недели, и я смоюсь из этого ада, — довольно произнёс Мирон. — Больше никаких малолетних идиотов, которые что только не клали на мою несчастную историю! 

Слава усмехнулся, что ж — мечты сбываются. Он наконец перебрался в Питер вместе с самым любимым человеком, а Мирон наконец нашел в себе силы уволиться из школы. 

— И чем ты планируешь заниматься? — тихо спросил Карелин.

А Фёдоров совершенно не знал, что ответить на этот вопрос. Вряд ли найти работу с его образованием будет сложно. Сложно будет доказывать работодателю, что опыт работы ему и не очень-то и нужен на новом вместе, ведь люди, работающие в школе, — универсальные бойцы.

— Пока я планирую отсыпаться и отнять у тебя дела по дому, — пожал плечами Мирон. 

В ближайших планах у него было только отработать эти несчастные две недели, а дальше — будь что будет. В любом случае, он же не в край бесполезный! Найдёт где-то себе место. Или пойдёт в другую школу работать. А может, как Слава закончит университет, они снова переедут куда-нибудь. И сам Мирон какие-нибудь курсы закончит, чтобы работать удалённо со Славой где-нибудь на Пхукете. Чего зря переживать? Впереди-то целая жизнь!