Фундамент настоящего

Мирон не уснул. Ему срочно нужно было закончить перевод этой книги! Оставалось всего три главы. Это была вторая монография, которую профессор заказал у него. Первую он закончил как раз после новогодних каникул в Хабаровске, а эта книга была срочно нужна. Фёдоров даже не знал, что им двигало больше — желание заработать двойную оплату за срочный заказ или обсудить с профессором книгу после того, как он её прочтет. 

— С днём рождения, — Слава налетел на него со спины, сильно обнимая за плечи. — Пусть всё будет так, как ты того хочешь. 

Карелин легко поцеловал его в щеку, заглядывая в монитор. Там он увидел двойной экран — с одной стороны открыт текст книги, а с другой — вордовский документ с его переводом. 

— Так рано встал и снова за работу? 

Мирон усмехнулся. Он приподнял со стола кружку с кофе и тяжело вздохнул. 

— Я ещё не ложился, Слав, — вздохнул он. — Мне очень нужно закончить этот перевод. 

— А спать тебе не нужно? — возмущено уточнил Карелин. — Как мы будем праздновать твой день, если ты не спишь нифига? 

Мирон понимал, что за аргумент «можно вообще не праздновать», он получит подушкой по голове. Слава даже мог бы привязать его к кровати, чтобы руки не дотянулись до клавиатуры и не было шансов оторваться от подушки. Фёдоров в ответ очень выразительно зевнул и прикрыл рот ладонью. 

— Я родился почти в пять вечера, — отозвался он. — За это время я успею поспать, а ты организовать празднование так, как ты его видишь. Хорошо? И чем я быстрее закончу эту главу, тем скорее отправлюсь спать. 

— Тебе уже двадцать девять лет, а ты лишаешь свой организм сна как подросток, — вздохнул Слава. 

— Но-но, — махнул головой Мирон, — до четырёх сорока семи мне все ещё двадцать восемь. А ещё я жутко хочу есть… мне можно расчитывать на праздничный завтрак с жареной сосиской? 

— Любитель холестерина, — буркнул Слава, залезая в холодильник за сосисками. Сопротивляться взгляду Мирона было невозможно! 

Фёдоров как-то научился смотреть на него такими глазами, что Слава словно под гипнозом шел делать то, что он хотел. К тому же, Мирон очень редко просил о чем-то для себя. 

— И ещё кофе, пожалуйста, — попросил Фёдоров.

— Издеваешься? — тихо спросил Слава, но послушно пошел к кофемашине, оставляя сосиски скворчать на сковороде. 

— И я тебя люблю, — отозвался Мирон, и его пальцы активно защелкали по клавиатуре. Это значило только одно: он снова вне зоны доступа. И оторвется Мирон только к концу своей главы. 

Слава поставил рядом с ним чашку кофе. Фёдоров осторожно взял его за край широкой футболки и потянул вниз, чтобы тот наклонился. Мирон прикоснулся к его губам своими, куснув за нижнюю губу. 

— Спасибо, — произнёс он ему прямо в губы, только оторвавшись от поцелуя. 

Слава неловко поправил пижамные штаны, загораясь от смущения. Мирон давно так чувственно его не целовал. Нежность — это, конечно, прекрасно, но иногда подобных поцелуев было мало. И очень хотелось вот такого резкого и решительного, чтобы потом дышать было тяжело и колени подводили. 

— Я… там сосиски надо перевернуть, а то сгорят! 

Слава быстро переместился от стола к плите, занимаясь сосисками. Он слышал, как чашка со стуком вернулась на стол, а потом снова защелкала клавиатура. 

Карелин тоже хотел подарить Мирону что-нибудь масштабное, как он ему на Новый год, но он не успел скопить ни на что подобное. У Карелина была открытка, нарисованная им лично от руки. А ещё Слава смог купить Фёдорову рубашку из шелка бордового цвета. А последним элементом подарка была книга. Не лимитированная, но об истории. На английском! Об европейской средневековой литературе. Может, Мирону будет также интересно её переводить, как книги для профессора. Или он вообще наконец снова почитает ему вслух! 

Сосиски были готовы. Мирон ел их, не отрываясь от монитора, пару раз тыкая вилкой в тарелку мимо блюда. Только этот противный скрежет отвлекал его от экрана. Когда сосиски были съедены, Слава молча пил кофе, переводя взгляд с кружки на Мирона и обратно. А вот Мирон вообще не отвлекался от экрана. Даже не заметил, что все губы перепачкал в молочной пене. Слава ухмыльнулся: и он ещё говорил, что Шизя ест как поросенок! Но Мирона вообще ничего не могло отвлечь от этого заказа и книжек. Он даже мог пропустить свою уже традиционную пробежку ради этой писанины. Конечно, хорошо, что он нашел дело, которое его вдохновляет. Но с этим делом Слава почувствовал себя далеко не на первом месте в жизни Фёдорова. Скорее всего, это было лишь глупым и ложным ощущением — просто раньше Мирон был поглощен исключительно им и жалобами на школу, а теперь ему нравилось то, чем он занимается. 

— Я закончил эту главу! — торжественно произнёс Мирон, захлопывая крышку ноутбука. Признаться честно, у него был велик соблазн совершенно не спать совсем, перевести уж книгу целиком, а отпраздновать завтра. Но Слава бы за такой расклад точно обиделся. Они и так не праздновали его прошлый день рождения, хотя уже были вместе. 

Слава о нем узнал вообще из-за звонка Евстигнеева, который позвонил, чтобы поздравить друга. И ещё раз этого грустного взгляда Мирон точно не переживет. К тому же, Ваня звонил ближе к Хабаровскому вечеру, перетекающему в ночь, крайне довольный тем, что умудрился встать в такое время. А вот у Славы времени на праздник и поздравление не оставалось совершенно. А потом возвращение Светланы из больницы, Славин вынужденный переезд обратно… у Мирона не было ни сил, ни желания праздновать день, когда он появился на свет. Карелин не позволит ему пропустить ещё один день рождения.

— Ну раз ты всё, то кое-что надо подправить, — улыбнулся Слава, — у тебя усы из молока, — объяснил он. 

Карелин взял салфетку и встал на колени рядом со стулом Мирона, чтобы было сподручнее вытереть, но тот перехватил его руку у самого лица. 

— Не так, — закачал головой Фёдоров. Он приблизился ближе к лицу Карелина и провел языком над его верхней губой. — Вот так. 

Слава потянулся ближе, ласково повторяя движение. На языке был вкус молока и кофе, а ещё солоноватый привкус чужой кожи. Мирон вновь накрыл его губы своими, запуская свободную ладонь в волосы на затылке. Карелин вздрогнул от табуна мурашек, беспорядочно пересекающих его кожу. Фёдоров сжал непослушные прядки волос между пальцами, немного оттягивая назад, чтобы Слава показал шею. Мирон влажным поцелуем махнул по подбородку, затем по скуле, наконец доходя до голубоватых вен. Он осторожно бежал по ним мелкими поцелуями — теперь уже наклоняться приходилось ему. 

Мирон потянул Славу вверх, поднимаясь со стула. Губы бились о грубую ткань футболки, хотя не так давно она казалась ему мягкой. 

— Тебе нужно поспать, — на тяжелом выдохе всё-таки смог произнести Карелин, держась не столько на своих ногах, сколько за чужие плечи. 

Мирон прислонил его к кухонной тумбе, чтобы было проще держать равновесие. Он игриво и совершенно не больно куснул его мочку уха, носом уперевшись в висок.

— Это моё пожелание сладких снов, — объяснил Мирон, согревая дыханием шею. 

Слава обожал терять контроль. Он обожал, когда Фёдоров кусался, целовал, прижимался и прижимал, чувственно касался и сбивчиво дышал на ухо. Карелин любил, когда Мирон терял возможность говорить вообще. 

Он потянулся к пуговицам на рубашке. Слава расстегивал их одну за одной, надеясь, что случайно не сорвет ни одну из них. Совесть он успокаивал тем, что в кровать все равно нельзя идти одетым. И Мирон очень кстати уронил рубашку на пол, укладывая руку Карелина себе на сердце. Оно бешено стучало — Слава чувствовал его удары даже сквозь грудную клетку. Карелин чувствовал, что Мирон обнимает его под футболкой, но все еще никак не сдернет ее с тела, чтоб поцеловать — Фёдоров продолжал скользить губами по шее, точно не знал её наизусть. 

Слава услышал, как щёлкает звонок на входной двери, и вздрогнул.

— Surprise, — закричал звонкий женский голос из прихожей. 

И только этот голос услышал Мирон. Он потерянно тяжело выдохнул. Ладони с силой ударились об кухонный гарнитур. 

— Да твою мать, — рассерженно произнёс он, словно снова находя себя в пространстве. 

Слава не особо понимал, чей это голос. Он видел, как все напряжение, только начавшее покидать Фёдорова, вернулось к нему в двойном объеме. 

— Я сейчас с ней поговорю, — вздохнул он, словно стараясь успокоиться и включить мозг, найти в себе силы мыслить хоть немного рационально. — А ты пока прошмыгни в душ, ладно? Тебе так будет точно легче. 

Слава совершенно растерянно на него посмотрел. 

— С кем с ней? — уточнил Карелин совершенно не впопад. 

— А у кого могут быть ключи от моей квартиры? — вздохнул Мирон, но заметил по взгляду, что Слава не догадывается. — Это кричала моя мама. И скорее всего сейчас она уже пошла меня будить в спальню, потому что у меня день рождения. 

Мирон махнул рукой, мол, не бери в голову. Его задача сейчас была выйти с холодной головой и совершенно здраво отчитать родителей, что это отвратительный сюрприз. 

Фёдоров вышел из кухни, вернув рубашку на свои плечи и застегивая её на ходу. В спальне он нашел не только маму, но и отца, и они с интересом рассматривали их обновления в комнате. 

— А если бы мы спали голые? — с вызовом спросил он, облокачиваясь на косяк двери. Замок в ванной громко щёлкнул: Слава там, и это спряталось за его голосом. Зажурчала вода. 

— Это вредно, Мироня, — отозвалась женщина, наконец поворачиваясь к нему. — Почему кровать не застелена? Я разве так тебя воспитывала? 

Фёдоров сейчас был так счастлив, что мама не полезла к нему обниматься прямо сейчас, с порога, ещё до того, как он окончательно отпустил ситуацию на кухне. Более того, ему даже хотелось сейчас послушать эти нотации, чтобы быстрее переключиться. 

— Я надеялся в нее ещё вернуться. Я ещё не ложился — работал. 

— Мироня! Что это ты такое говоришь? Ты знаешь, насколько вреден недосып в твоем возрасте? Ты хочешь себе инфаркт в тридцать?! 

Пока мама рассказывала об инфаркте, Мирон, покрепче стиснув руки на груди, дышал по квадрату. Вдох — задержать дыхание — выдох — задержать дыхание. Он очень старался выглядеть невозмутимо, но все внутри кипело от раздражения и нерастраченной энергии. Хоть иди на пробежку! Но не оставлять же Славу с ними наедине. 

— Не бывает невыполнимых задач, бывают сердечные приступы в тридцать, сын, — напомнил папа. 

Мирон согласно улыбнулся, но улыбка вышла абсолютно отвратительной и кривой. Совершенно не правдоподобно. 

— А ещё есть горящие дедлайны, — отозвался он. — Но со Славой вы в мнениях точно сойдетесь. 

Пока Мирон больше верил в то, что сердечные приступы случаются от таких сюрпризов. 

— Точно! Где ж твой жених? — радостно поинтересовалась мама. 

— Он, в отличие от меня, не планирует получить сердечный приступ в тридцать, поэтому сейчас у него утренний душ. 

Маме было точно всё равно. Она целенаправленно покинула комнату, отправляясь дальше по коридору. Мирон успел испугаться, что мама решит постучать в ванную комнату, но та зашла на кухню. 

— Раз ты решил оставить его без завтрака, — вздохнула она, — то завтрак приготовлю я! 

Мирон тяжело вздохнул. Пока отец продолжал осматривать квартиру и изменения в ней, мама решила начать хозяйничать. 

— Мы уже позавтракали, мам, — тяжело вздохнул Мирон. — Мне вам с отцом приготовить что-нибудь? 

— Ну тогда хоть помыть посуду…

— Нет! 

Фёдоров одним движением выключил воду, которую мама уже успела пустить, чтобы смочить губку. Он тяжело вздохнул. Придерживая маму за плечи, Мирон посадил её на стул, а сам прислонился к кухонному гарнитуру. 

— Вы приезжаете ко мне домой без приглашения и без предупреждения, пользуетесь ключами, которые я давал на экстренные случаи, — напомнил Мирон. — Я свой день рождения явно не хотел проводить, думая, куда вас разместить. У меня были планы, желания и предпочтения с кем его провести и как его провести. 

— Мы просто устроили тебе сюрприз, — раздался со спины голос отца. — Не драматизируй. 

— И мы уже завезли все вещи в отель, если ты не заметил, что мы без чемодана, — отозвалась мама. — У сына двадцать девятый день рождения, я не видела тебя четыре года, и я не могла приехать?

— Вы вдвоем не могли вламываться в мою квартиру без приглашения! — поспорил Мирон, скрещивая руки на груди. — Ключи, — он внезапно вытянул ладонь перед собой, ожидая появления на ней связки. — Немедленно отдайте мне запасные ключи. 

— Мироня, разве можно в таком тоне с родителями разговаривать? — строго уточнила Марина. 

— Немедленно отдайте мне ключи, пока я не начал ругаться, а не разговаривать, — Мирон с хлопком закрыл дверь на кухню, услышав, что вода в ванне прекратила течь. Славе нужно было спокойно выйти из нее в комнату, чтобы хотя бы переодеться. 

Ян вложил в его руку связку ключей. Мирон был готов её в окно выкинуть, а после немедленно менять не только замки, но и дверь целиком, чтобы её было невозможно открыть снаружи, если внутри кто-то закрылся. 

— Всё? Истерика окончена? — поинтересовался отец. 

— Истерика? — переспросил Мирон. — Да вы вдвоем точно издеваетесь! Никакой истерики не было. Я просто требую уважать меня и мое личное пространство. Понимаете? Это не классно. 

Фёдоров забрал с подоконника пачку сигарет и распахнул окно. Холодный воздух с улицы мгновенно обдал его, но это совершенно не остудило разум. Мирон был не просто зол, на него волнами накатывали воспоминания о взаимодействии с родителями, когда он ощущал себя ещё более униженным. Его утро могло начаться просто замечательно, завершиться несколькими часами сна, а потом бы Слава организовал крутой праздник. Но они решили своим сюрпризом все испортить! 

— Мирон, так ты ещё и куришь? Ты в курсе, что эта пачка способна убить? А если рак легких? Или горла? — вскинула руками мама, наблюдая, как её сын закурил, выдыхая клубок дыма в окна. 

— Да нет, на моей пачке «мертворождение», — огрызнулся Фёдоров. 

— Здравствуйте, — неловко произнёс Слава, заходя на кухню. Царившее в комнате напряжение, Карелин чувствовал кожей. А уж состояние Мирона было заметно даже издалека!

Появление Славы сделало легче. Фёдоров очень хотел забрать его к себе под крылышко, чтобы родители не могли его как-то обесценить или обидеть. Но мама была в восторге.

— You have a charming fiancé! — в восторге произнесла Марина, подскакивая со стула. — Можно тебя обнять, Слава? — спросила она, приближаясь к юноше. 

— М-м… да, да, можно, — пожал плечами Карелин, распахивая руки. 

У Марины был хороший вкус на парфюм. Он отличался от того, каким пользовался Мирон, но они точно обладали общими нотками. Что-то терпкое. Но объятия у нее были совсем невесомые и с сохранением расстояния, хотя Мирон обнимался так, словно хотел задушить в своих руках. 

И папе было приятно познакомиться со Славой. Мирон украдкой подсматривал за ними, смотрел на рукопожатие так, словно от него зависела целостность вселенной. 

— А ты не заболеешь? — тихо спросил Слава, опуская подбородок на плечо Мирону. — На улице очень холодно. 

— Это ты заболеешь, потому что только после душа, — отозвался Фёдоров. — Садись. Я сейчас докурю и сяду рядом.

Он развернулся корпусом, осторожно касаясь губами виска. Слава послушно опускается на свободный стул, а Мирон вновь отвел взгляд на улицу. Как ему оставить Карелина наедине с ними? Надо хотя бы в душ сходить! И спать всё-таки хочется. Очень сильно хотелось просто зарыться лицом в подушку, ощутив спокойствие и тепло. А ещё, чтобы Слава к нему прижался и обнимал, пока Мирон засыпал бы. 

— И все никак не оторвется от своей никотиновой палочки, — отозвалась Марина, сложив руки на столе. — Вонять же будешь за километр! 

— Судя по тому, что ты не спалила меня еще в школе, то «не вонять» я умею.

— Так это ещё со школы?!

— А ты думала, что парень с ирокезом откажется от никотиновой палочки? — поинтересовался Ян у своей жены. 

Мирон улыбнулся. Это и правда было очевидно. Особенно с момента первой татуировки! Ох, возможно, несколько тату оказали положительное влияние на маму: теперь она хоть за сердце не хватается. 

— Вам чай сделать? — спросил Мирон, туша сигарету о пепельницу. 

Слава порывался сделать всё за него, но Фёдоров успокаивающе положил ладонь ему на плечо, чтобы он не вскочил. Мирон шепнул ему на ухо: «Я сам». Он выставил сахарницу на стол, положил в четыре чашки чайные пакетики, выставил их на стол в ряд и стал заливать кипятком. Мирон громко зевнул, прикрыв рот ладонью: он отвлекся буквально на секунду, но все равно умудрился капнуть остатками содержимого чайника себе на ногу. Носок пропитался мгновенно, и жар коснулся кожи. 

— Да блять, — вздохнул Мирон сквозь зубы, ставя чайник обратно на станцию. 

— И это последний Фёдоров, — тяжело вздохнул Ян. — Сына, вода на ста градусах закипает и становится очень горячей. 

Мирон закатил глаза. Это вышло из-за недосыпа! Произошло абсолютно случайно! Он ведь в обычной жизни не настолько неловкий.  Да и… просто при родителях все начинало валиться из рук. 

— Если тебе будет легче, то я уговорю Славу взять мою фамилию. Будет у тебя последний Фёдоров, который разбирается в физике. 

— Кстати, о физике! — вспомнил папа. 

Мирон закатил глаза. После этого «кстати» он уже совершенно ничего не понимал в диалоге. Практически уснув сидя, прислонившись головой к плечу Славы, Фёдоров осознал, что пора бы уж точно ложиться. 

— Разбуди меня в три, хорошо? — попросил Мирон, говоря Славе на ухо. — И если тебе будет с ними дискомфортно, то тоже буди. 

— Спи, — отозвался Карелин, губами касаясь колючей щеки. 

Фёдоров, падая на кровать, почувствовал, как ключи в кармане штанов впились в бедро. И здесь одни проблемы! Мирон тяжело перекатился на бок, вытаскивая их из кармана и отправляя связку в тумбочку. Мама не особо вмешивалась в разговоры о физике, а у отца наконец появился собеседник в семье, так что он наговорится еще не скоро. Фёдорову оставалось только поспать, чтобы днём спокойно отпраздновать день рождения. Шизя с удовольствием пришел его убаюкивать. Кот растянулся у подушки Славы, словно старался заменить его, пока тот занят на кухне. 


Пробуждение далось Мирону тяжело, но зато без посторонней помощи. Фёдоров сам поднялся за тридцать минут до назначенного времени и поплелся в душ, чтобы превратить себя в человека. Слава его заметил и улыбнулся. Он продолжал сидеть на кухне с его родителями. Мирон слышал монотонный бубнеж отца. Главное, чтобы сам Слава не расстроился, чтобы лекция помешала ему организовывать праздник. 

Холодная вода бодрила. Фёдоров даже не боялся заболеть. Сейчас ему казалось, что ему абсолютно все по плечу, ведь его родители прямо сейчас сидели на его кухне с его молодым человеком и беседовали. И это было не сном! Хотя, может, он ещё во время работы вырубился, и ему продолжал сниться этот невероятный сон. Но щипок подтвердил — он точно не спит. 

Вернувшись на кухню уже свежим, Мирон явно относился ко всей сложившейся ситуации проще. Слава тут же вскочил со стула, заботливо начиная делать ему дневной кофе. 

— He cares about you so much, — очарованным голосом произнесла мама. Такая уж у нее уже привычка: если что-то вызывало чрезмерные эмоции, она уже рефлекторно переходила на язык в страны, в которой так долго жила. 

— Он вообще замечательный, — отозвался Мирон. — Если бы не Слава, то смерть бы моя была от недоедания и доширака, — улыбнулся он.

— Ты тоже вкусно готовишь, — произнёс Карелин. — Овсянку, например. 

Фёдоров рассмеялся. 

— Это, Слав, называется «лесть», — сказал Мирон. — Единственное, что я ему готовил — это овсянка и яичница. Последняя, кстати, всегда подгорелая. 

Мама закатила глаза. Она явно надеялась, что её сын будет более хозяйственным! Хотя, наверное, о его кулинарных способностях ей должен был все рассказать тот макаронный бум. А вот отец, кажется, расстроился, что о физике больше не поговоришь. 

— Какие у нас в итоге на сегодня планы, Слав? — ласково уточнил Мирон, когда чашка кофе оказалась перед ним. Сам Карелин присел рядом, точно он теперь был поглощен исключительно Фёдоровым, его компанией и мыслями. 

— О, — улыбнулся Слава. — Вани приедут через полтора часа, тортик я казал заранее, он будет с курьером через час, а нам с тобой, я думаю, можно будет ещё и отпраздновать вдвоем позже наедине… можем заказать какой-нибудь небольшой ужин к девяти. А на обед я поставлю курицу и картошку в духовку через минут тридцать, чтобы оно было горячим к приходу Вань. 

— Incredible! — взволнованно произнесла Марина, хлопая в ладоши. Она явно была крайне довольна всем, что происходит. 

— Мам, Слава не очень хорошо говорит по-английски, — вздохнул Мирон. — Ты не могла бы свои эмоции выражать на русском языке? А то тебя понимают лишь двое из троих собеседников. 

— Ой, конечно-конечно, — спохватилась Марина. — Я просто очень радуюсь и не всегда слежу, прости, Слав. Я очень восхищаюсь твоей заботой к Мирону, что ты все сам организовал и придумал, пока он спал. 

Фёдоров вздохнул. Ну конечно, это было ключевой проблемой этого дня: он спал. Но Слава очень быстро перетянул разговор в другое русло. 

— Мирон очень много работает, а я пока на каникулах, — напомнил он. — Мне, если честно, в радость вот так носиться и помогать ему, вдохновлять. К тому же, я сам очень долго уговаривал его, чтобы именно я организовал его день рождения. О, ну и эти переводы книг… Мирон просто поразил профессора университета качеством и скоростью своей работы. И меня тоже. 

Фёдоров опустил глаза. Родители его хвалили редко. А уж чтобы кто-нибудь похвалил его при родителях! Это было впервые. Мирон умиротворенно положил голову на плечо Карелина, а затем, спрятавшись лицом в это самое плечо, тихо-тихо на выдохе произнёс: «Спасибо». Слава аж вздрогнул, но постарался сохранить непринужденный вид. 

— Да, Мироня очень хорош в языках! Он выучил английский намного быстрее нас, как и немецкий. Нет, мне, конечно, говорили, что это ребёнок в новый языковой среде, поэтому всё так, но на самом деле, я-то знаю, что без таланта тут не обошлось! 

У Фёдорова заурчало в животе. Слава тут же поднялся со стула, доставая Мирону из холодильника йогурт, чтобы он не ждал курицы столько времени голодным. Родители Мирона плотно позавтракали по приезде, поэтому от завтрака отказались. 

— За что ж ты мне такое чудо, — улыбнулся Фёдоров. — Спасибо.

Карелин расплылся в довольной улыбке. Он очень радовался, когда его забота была замечена. Мирон, конечно, всё и всегда подмечал, но каждый раз это все равно было таким же тёплым и приятным. 

Родители, кажется, тоже умилялись. Мама уж точно была в восторге от Карелина. Хоть вслух не спросила, что ж такого Слава в нем нашел, чтобы так ухаживать. Мирон ведь и сам не знал ответа на этот вопрос. Он до сих пор не знал, что именно заставляло Славу вновь и вновь делать его жизнь лучше, ухаживать за ним и верить ему. 


Когда приехали Вани, в квартире испарилось любое напряжение. Как же Евстигнеев радовался встрече с Мариной! Он считал маму Мирона невероятно классной ещё со своей поездки в Лондон к другу. Теперь родители были заняты его друзьями, и Фёдоров выдохнул спокойно. Он больше не был центром для их разговоров и осуждений. Мирон даже спокойно выскользнул на кухонный балкон курить в компании со Славой, пока родителей развлекали Вани. 

— Как тебе мои родители вживую? — спросил он с улыбкой. — Они явно от тебя в восторге! 

— Они очень милые, — пожал плечами Слава. — У тебя, оказывается, была аллергия на кошек? 

Мирон рассмеялся. Кажется, заметив Шизю, мама решила продолжить свою лекцию о детских болезнях Фёдорова. 

— Мне кажется, моя мама сама её выдумала и в нее поверила, — улыбнулся Мирон. — Я в детстве очень хотел котенка. А они не хотели. Вот и решили, что у меня аллергия. 

Слава понимающе кивнул. Он просто так кормил всех котов вокруг дома и не только, старался всячески ухаживать и помогать им. Только Мирон разрешил ему притащить кота. Оказывается, они сошлись ещё и на любви к котам вообще, а не только к Шизе. 

— А крапивница на клубнику? 

— О, это да, — кивнул Мирон. — Но я надеюсь, что там было без подробностей! 

Слава покачал головой. Там было со всем и крайне эмоционально. 

— Никакой, значит, клубники со сливками! 

— Конечно, — отозвался Мирон, — но не из-за аллергии. Это дешевея пошлость. Мы придумаем что-то интереснее. 

Слава поцеловал его в висок. Это уже звучало более интересно! Карелин оглянулся: родители Мирона были поглощены беседой с Евстигнеевым. Ванечка, конечно, тоже не отставал и всячески пытался очаровать их. Но лучший друг Мирона был вне всякой конкуренции. 

— Мама его обожает ещё с того момента, как он приехал ко мне в Лондон, — улыбнулся Мирон. — Мне тогда было очень плохо, и Ваня приехал меня поддержать, вытащил меня на свет и привел в чувство. 

— А я им точно понравился? — уточнил Слава. 

— Конечно, — кивнул Мирон. — Мама тобой очень восхищалась. Они с отцом хорошо помнят родной язык, но в моменты самых ярких эмоций она уже по привычке переходит на английский язык. И от тебя она в полнейшем восторге. Особенно от твоей заботы и любви. 

— Это… это правда видно? — тихо спросил Слава. — Правда видно, что я люблю тебя? 

— Да, — кивнул Мирон. — Очень сильно видно. И я люблю тебя. 

Карелин расплылся в довольной улыбке. Его мама часто повторяла, особенно в диалогах тет-а-тет, что ей спокойно за Карелина, что она видит, что Мирон его любит и заботится о нем. Но мама никогда не говорила, что видит, что и её сын очень любит Мирона. Слава даже переживал, что незаметно, как сильно он дорожит Фёдоровым, что тот этого не видит. А тут Марина была восхищена. И Мирон, оказывается, тоже это чувствует. 

Они вернулись в комнату, и Мирон стал помогать Славе накрывать на стол в гостиной. Он даже вытащил из третьей комнаты стол-раскладушку, который находился в квартире «на всякий случай». Конечно, когда они окончательно закончат с ремонтом, его следовало бы немедленно выкинуть. Скатерти у Мирона не было, так что пришлось расставлять всё без нее. 

Торт приехал сразу после прихода Вань, но Слава таинственно спрятал его в холодильник, не давая никому посмотреть на то, что он заказал. 

— Это же rarity, — удивлённо произнесла Марина, хлопнув в ладоши, заходя в гостиную, когда Слава пригласил всех к столу. — Как… как это по-русски-то? — растерянно произнесла она, виновато взглянув на Мирона.

— Так и будет, мам, «раритет», — отозвался Мирон. — Мне кажется, это может быть вообще вашим приобретением, которое я захватил во время переезда. 

Мама и папа очень хвалили Славины кулинарные навыки. Карелин краснел, благодарил и очень смущенно рассказывал, почему же картошка такая хрустящая. Отец, оказывается, соскучился по такой праздничной кухне. Мама быстро переформатировалась под английские рецепты. 

— А теперь время подарков, — радостно заявила мама, когда все закончили есть и вернулись к разговорам. 

Мирон просто молился, что она не притащила в качестве подарка его медицинскую карту. Хотя её просто некуда было бы положить. 

— Ян, ну, доставай подарок, — попросила та, окидывая мужа подозрительным взглядом. — Только не говори мне, что ты забыл его, ну! Ян!

— Да хватит-хватит, взял я его. 

Папа полез во внутренний карман темно-синего пиджака. Он достал конверт и коробку. 

— С днём рождения, — произнёс папа, протягивая Мирону подарок. 

Мама несильно толкнула его локтем, одергивая. Потом она тяжело вздохнула, но продолжила говорить сама.

— Папа хотел сказать, что мы с ним очень сильно тобой гордимся, — поправила она. — Ты быстро вырос, один вернулся на родину… мы очень переживали за тебя, особенно, когда ты почти не отвечал.. но сейчас мы рады, что ты попал в самые надежные и любящие руки. Мы очень сильно любим тебя, сын. Ты вырос сильным, добрым и интересным человеком. И умным! Вот последнее, это да. Это твой талант с рождения. Открывай! 

Мирон улыбнулся. 

— И я вас, — скромно отозвался он. Фёдоров отложил конверт в сторону. Мирон открыл перевязанную черной атласной лентой белую коробочку. Внутри лежали кварцевые часы Tissot. Мирон знал эту коллекцию «Classic Dream». Они были не самыми массивными, аккуратными, строгими. Стальной серебристый ремешок, темный циферблат, обрамленный серебристыми римскими цифрами и тремя серебристыми острыми стрелочками. 

— Спасибо, — потерянно произнёс Мирон. — Но это же… это же очень дорого, мам. 

— Нам в нашем возрасте только над златом чахнуть не хватало, — отмахнулась женщина. — У нас сейчас есть только ты и твой жених. Надо в вас вкладываться и вас радовать! 

Фёдоров улыбнулся слабо. Он отложил часы к конверту. Прямо сейчас надевать он их не хотел. Слава прикусил губу. А у него торт, рубашка, книжка и открытка. А тут! И то: торт ведь не считается. Слава сам вызвался организовать его день рождения, так что торт был просто частью обязанностей. 

Следующими поздравляли Вани. Мама Мирона сказала, что подарки любимых нужно оставлять на сладкое, а то после них будет не интересно смотреть остальное. Вообще Слава как-то быстро почувствовал, что теперь днём рождения Мирона управляет Марина, а не он. 

Евстигнеев заказал Мирону его любимый парфюм. Слава тоже думал о таком подарке, но тогда бы ему бы не хватило не только на торт, но и на проезд до универа. Ему точно надо было месяц поработать перед этим днём, чтобы сейчас не краснеть. К парфюму Евстигнеев положил ещё «самое необходимое»: какой-то пафосный набор для бритья. 

— Если ты решил исполнить моё желание и ничего не покупать, а сейчас стесняешься, то я сам могу сказать, что ты поздравишь меня, когда мы останемся наедине, — шепнул Мирон Славе на ухо. Он ведь так долго ему говорил, что подарков не нужно! 

— Я купил, — тихо-тихо отозвался Слава, вылезая из стола. 

Через минуту Карелин вернулся, отдавая в руки Фёдорова пакет. Он присел рядом с ним на стул, надеясь, что не очень упадет в глазах его родителей. Ведь в его пакете совсем не какие-то там Tissot! 

Мирон принялся разбирать содержимое. Он с теплой улыбкой коснулся ткани рубашки, нежным шепотом замечая, что это шелк. Причём очень красивого цвета. Марина сказала, что бордовый должен быть ему к лицу. Следующей в руку попалась открытка. Мирон заметил, что внутри что-то написано, поэтому никому не отдал её в руки. Он просто поднял её, демонстрируя всем рисунок на обложке.

— Вот поэтому я считаю, что Слава самый талантливый в этой комнате, — сказал он. 

На открытке были нарисованы они втроем — Слава, Мирон и Шизя. Кот, кстати, совершенно не любил больших компаний, поэтому сейчас отлеживался в спальне, пытаясь поспать под аккомпанемент из их голосов. Это было срисовано с одной из первых их совместных фотографий. Шизя был совсем маленьким, а Слава, ещё легко краснея, касался губами щеки Мирона. 

— Я вам ещё другие его рисунки покажу. Он просто потрясающе рисует! Золотые руки. 

А потом Мирон наткнулся на завершающую часть подарка. Он начал очень сильно радостно смеяться. Не над Славой, а от счастья, и Карелин слышал это по интонации. Фёдоров, кажется, не веря своим глазам, вытащил книгу из пакета, внимательно разглядывая её со всех сторон.

— Мам, ты ведь ему не рассказывала? — спросил он. 

— Я… я сам ее нашел и выбрал, — неловко произнёс Карелин. — С ней что-то не так? 

— С ней все потрясающе! — ещё более радостно произнёс Мирон. — И я даже не знал, что у нее есть переиздание. Эта книга меня влюбила в средневековую литературу. Мам, помнишь, как мне пихнула её бабушка? Да… подожди, сейчас. 

Мирон, не выпуская книгу из рук, быстрым шагом пошел в комнату, где стояли его книжные шкафы. Через несколько минут он вернулся, показывая Славе стопку листов. 

— У этой книги у меня отлетела обложка, а при переезде я потерял больше половины листов, но так и не смог выкинуть оставшиеся, — рассказал он. — Я из-за нее и поступал на средневековую литературу. 

— Может, теперь ты выкинешь этот рай для пылевого клеща? — уточнила Марина, кивая на листы книги, лишенные временем даже обложки. 

Мирон отрицательно покачал головой. 

— Я сделаю вот так, — отозвался он, пряча страницы старой книги в новую. — Мне один очень мудрый человек как-то сказал, что нельзя бесконечно бегать от прошлого. И я с ним абсолютно согласен сейчас… ведь оно создает фундамент для нашего настоящего и будущего. 

Мирон не мог перестать вертеть книгу в руках, сверяя содержимое сохранившихся страниц с новыми. Они были идентичны! Это была та самая книга. 

— Слав, это просто, блин, потрясающе. Она правда та самая! Только теперь со всеми страницами, а не вот это. Боже, Слав. Спасибо. 

Карелин краснел. Мирон оставил совершенно без внимания часы Tissot, забыл про свой любимый парфюм и даже не разглядывал набор для бритья. Он не знал содержимое праздничного конверта от родителей. Мирон сидел и разглядывал книгу, сверяя даже список источников с сохранившейся страничкой, и все совпадало. Он напоминал ребёнка, которому наконец подарили Лего или щенка, о котором он просил несколько лет подряд. Фёдоров поверить не мог, что Слава найдёт переиздание книги, влюбившей его в историю и в литературу, даже не зная ее названия. 

— Ты просто моя судьба, — счастье его переполняло, и он крайне влюбленно шептал это на ухо Славы. — И это, — он потряс книгу, — ещё одно тому доказательство. 

Карелин покраснел. Он уткнулся носом в висок Фёдорова, оставив на нем легкий поцелуй.

— С днём рождения, — произнёс он. — Мне кажется или самое время для тортика? 

Гости были согласны. Карелин вынес на деревянном подносе торт с горящими свечами. Торт был иссиня-черным, сверху ободком было украшение из голубой черники. На ягодах и по всей поверхности торта были брызги золота. 

— Happy birthday to you, — начала мама Мирона.

— Happy birthday to you, — подхватили все гости. — Happy birthday, dear Miron, happy birthday to you! 

Фёдоров подошел поближе к Славе, мягко обнимая его за талию. 

— Загадывай желание, — напомнил Карелин. 

— Я хочу быть всегда рядом с тобой, это моё единственное заветное желание, — произнёс Мирон шепотом, задувая свечи. 

Мирон остался с родителями и Евстигнеевым болтать. Все-таки свалить все внимание мамы на Ваню было бы бесчеловечно! Это Славу она ещё стеснялась, а вот у Вани такой защиты не было. А вот Слава пошел со Светло курить на кухню. 

— Я хотел извиниться, — произнёс Карелин. — За психи свои. Не знаю, что на меня на шло. Я очень переживал, что Мирон обратно свалится во все, с чем он боролся… и в итоге злился на всех. Прости.

— Проплыли, — отозвался Ваня, прикуривая себе и Славе. — Мы тоже хороши с этими компаниями… Они не самые хорошие люди. Просто вот так хотелось отдохнуть. Но точно не как-то обидеть тебя или Мирона. Мир? 

— Мир. 

Славе тут же стало легче. Ваня был тем человеком, который поддержал его, когда еще не видел лично. Именно он популярно объяснял ему ещё на форуме, а потом и в сообщениях, что нет ничего страшного во влюбленности. А потом приехал к нему в Хабаровск! 

Остаток вечера был очень тёплым. Слава даже почти не смущался, когда Мирон приволок показывать всем гостям рисунки Карелина. Да и вообще, главное, что Фёдоров был доволен своим днём. И торт оказался очень вкусным! 

— Может, вам положить с собой? — уточнил Слава у Вань, кивая на тортик. 

— Мы на диете, — отозвался Светло, обуваясь. — Он скоро вытеснит меня с кровати своей любовью к сладкому, — буркнул он, кивая на Евстигнеева. 

— Меня скоро из квартиры вытеснят твои бесконечные хобби, — буркнул Ваня в ответ. — Он занялся недавно оригами. Я спал с бумажными журавликами! 

— Зато я без куска хлеба не останусь, — отозвался Светло. — Где бумажные журавли, там и лебеди в отелях. 

— Что ж ты-то до сих пор живешь на мои грешные со съемок! 

— Потому что зачем мне делать лебедей в отелях, если ты неплохо продаешь снимки живых лебедей?! Я ищу, если что, источники дополнительного заработка. 

Слава смеялся. Мирон тепло улыбался, крайне радуясь такому завершению дня. Потом стали собираться и родители. Фёдоров обнимался с мамой, даже на пытаясь вырваться из её хватки. 

— Вы когда обратно в Лондон? — спросил он, когда мама его наконец отпустила. 

— Уже завтра днём. Мы ж сюда только ради твоего дня рождения. Но вы в Лондон можете и без повода! 

Мирон кивнул. В Лондон они, правда, вряд ли поедут в ближайшее время. Но спорить с мамой он не стал. 

— С днем рождения ещё раз, — произнёс отец, пожимая ему руку на прощание, — я… я тоже очень горжусь тобой. Ты вырос хорошим человеком. 

— Спасибо, — отозвался Мирон. Фёдоров поддался собственному порыву. Он обнял крепко отца, чувствуя, что и тот обнимает его в ответ. Впервые за много лет. 

Славу на прощание тоже обнимали. Карелину было тепло. От всего дня, от этой встречи, от праздника. И когда они с Мироном остались наедине, закрыв дверь, Карелин тут же залез к нему в объятия, чтобы тот почувствовал тепло внутри. 

— Ты подарил мне потрясающий день, — сказал Мирон, заглядывая в чужие глаза. — Спасибо большое. 

— Спасибо тебе за тебя, — отозвался в ответ Карелин. 

Заказывать ужин им было не к чему. Остался ещё и торт, и картошка, и курица. Им бы это доесть! И они были ещё сытыми. Так что сначала они разбирали стол и мыли посуду, а потом уже Слава потащил Мирона в спальню нежиться и отдыхать. 

Если Карелину и нравилось общаться с новыми людьми, то Мирону после такого выходного нужно было ещё три. Слава знал, что тому срочно нужна была дополнительная терапия в виде объятий и ленивых поцелуев. 

Фёдоров ластился почти по-кошачьи под руки, устало уткнувшись носом под ключицу Славы. Он довольно и игриво оставлял мелкие и влажные поцелуи на коже, пальцами бегая по позвоночнику. 

— Так значит, прошлое — это фундамент будущего? — уточнил Слава.

— Да, — отозвался Мирон. — И необъяснимые вещи тоже существуют… ты же как-то купил ту самую книгу! Значит, безусловная любовь без причин — это тоже не миф, раз в нашем мире возможным и такие совпадения. 

— Моя любовь к тебе не только безусловна, но и абсолютна, — ласково произнёс Слава. 

— Моя к тебе тоже, — отозвался Мирон, накрывая Славины губы своими. Они были мягкими и податливыми, Фёдоров расплылся в улыбке от счастья сквозь этот поцелуй. Он забрался ладонью в каштановые волосы, кончиками пальцев массируя кожу голову.

Мирон был спокоен и абсолютно счастлив от тепла, разливающегося внутри него.