«Ну конечно, как только у меня появилась возможность отметить Рождество с семьёй, какая-то потусторонняя тварь во всём Берлине выключила свет!» — про себя негодовал Герман, шагая по тёмной улице. Высказать своё недовольство он не мог, да и некому было выслушать, вот и оставалось молча возмущаться вселенской несправедливостью и наглостью неизвестного духа.

Фонари не работали, и Герман благодарил жизнь за то, что хотя бы мог осветить дорогу с помощью магии. Без освещения Берлин казался незнакомым и оттого загадочным. Если бы не оставшиеся дома родители и младшие братья, Герман бы даже залюбовался видом, но сейчас ему нужно было понять, где скрылся испортивший праздник. Почему никого другого не могли отправить?

Тёплое пламя ручного огня окрашивало снег в оранжевый и жёлтый, а по стенам домов от него ползли длинные тени. Мельком Герман подумал, что со стороны он напоминал странника, попавшего в старинный город в поисках неизвестных сокровищ. Под ногами громко хрустели свежие сугробы, и иногда Герман проваливался в них едва ли не по колено, но упёрто шёл дальше, следуя внутреннему чутью.

По ночам граница между реальностями истончалась: всюду то и дело виднелись юркие силуэты, напоминавшие змей — тоже духи, но безобидные и пугливые, скроются во мраке, как только направишь на них свет карманного фонарика. Герман старался прижать горячую сферу к себе. По большей мере чтобы согреться, но при необходимости спрятать её под шинелью, ведь огонь мог привлечь нежелательное внимание.

В колючем от мороза воздухе снова появился тошнотворный сладковатый запах, и сейчас он почему-то казался особенно сильным. Герман замер и прислушался. Берлин не спал — наоборот, город жил собственной жизнью, отдельной от людей. Томно и как-то печально завывал ветер, тихо скрипели, покачиваясь, вывески на домах, а собственное дыхание будто дополняло чьё-то ещё.

Недалеко послышалась какая-то возня, и гнилью запахло сильнее. Герман нахмурился и незаметно подошёл к ближайшему переулку, приглушив огонь.

— Мой вам совет, господин Верен, — вкрадчиво проговорил незнакомый голос. — Проваливайте и не лезьте в драку со мной лично. Мы уже убедились, что я вам не по зубам.

На лицо против воли лезла дурацкая улыбка: видимо, не ему одному Верен не нравился. Сильнее воняло, наверно, только от Соннелона.

Возня стихла, осталось только недовольное шипение, но и оно вскоре исчезло. Дышать стало легче — видимо, Верен вынужден был отступить. Герман набрался смелости и всё же заглянул в переулок.

На секунду почудилось, будто перед ним снова стояла неведомая тварь, которую Герман встретил под Дюнкерком, но то был всего лишь дым. Густой и тёмный, он окутывал высокую фигуру подобно плащу, не позволяя увидеть его лицо.

— Не подходи, — незнакомец говорил уверенно и спокойно, но голос его больше походил на рычание дикого зверя. — ты не ровня своему шефу, так что не пытайся геройствовать.

— В гробу я своего шефа видал, — негромко признался Герман, пытаясь рассмотреть хоть что-то. — Я из потомственных, успел освоить азы до появления этой своры.

Повисло молчание, а после дым медленно рассеялся. Поняв, что угрозы нет, Герман подошёл ближе, и ручной огонь разогнал темноту. Привалившийся к стене мужчина ростом был не менее двух метров и из-за крепкого телосложения напоминал викинга. На широкие плечи спадали кудрявые чёрные волосы, не завязанные ничем, глаза закрывала повязка, пропитавшаяся чем-то тёмным, а по правой руке стекало на землю моторное масло.

— Вам нужна помощь, — произнёс Герман, почему-то подумав, что незнакомец ранен.

— Переживу, — усмехнулся тот, поправив свой плащ. — Верену нужно лучше стараться, чтобы всерьёз мне навредить.

Эта усмешка, одновременно весёлая и злая, показалась Герману знакомой. Он определённо уже видел похожую, но не мог вспомнить, где и у кого.

— Полагаю, мне стоит представиться, — незнакомец чуть наклонился, и стал заметен металлический блеск на его лице. — Империя. Германская Империя, если полностью.

Герман чуть улыбнулся. Он определённо вот-вот ввяжется в очередное приключение, но когда это останавливало?