Ранние подъемы не давались Гвенелет легко. Она предпочитала спать до победного, зато потом до победного же не ложиться; ночные вечеринки этому только способствовали.

Очевидно, Элви хорошо знала склонности своей хозяйки, поскольку как бы Гвенелет ни кричала и ни ругалась на нее, грозясь уволить или вообще отправить на каторгу, она не сдавалась, пока не вытащила госпожу из кровати и не дотащила до ванной, где смогла от души облить холодной водой. Или же это было сделано из чистого желания помучить? Когда Элви была еще совсем малышкой, Гвенелет строго следила, чтобы та не забывала чистить зубы и мыть уши; может быть, это месть?

— Приготовь для меня зеленое платье, — попросила Гвенелет, кутаясь в тяжелое, пахшее стариной полотенце, — самое то для прогулки.

Элви заметно задумалась, очевидно, перебирая в голове наряды госпожи.

— Зеленое... это с гобеленовой вышивкой? — спросила она. — Оно же тяжеленное, вы замучаетесь.

Она была права, Гвенелет не могла этого не признать; но признавать не хотела.

И вспыхнула:

— Не смей со мной спорить!

Элви пришлось повиноваться, урок о том, что неповиновение наказуемо, она усвоила еще в первый год их знакомства. Десять лет назад...

Гвенелет прекрасно знала, что зеленый ей идет (как и все цвета, кроме черного). В изумрудном уборе, расшитом тяжелой многослойной вышивкой, она смотрелась великолепно, и как раз подходила под деревенские экстерьеры — а может и затмила бы их своим очарованием. На корсаже платья вышили сложный узор из переплетавшихся стеблями пионов, на юбке — целый лес, в котором мелькали фантастические белоснежные лошади, у которых зачем-то во лбу вырос рог нарвала. Наряд Гвенелет дополнила туфлями на невысоком каблучке — ведь они на природу намереваются, верно? — изумрудными сережками и кокетливым ожерельем, крупный изумруд на котором идеально лежал в ямочке у основания шеи. Элви дополнительно постаралась уложить как следует госпоже волосы, и итог превзошел все ожидания — Гвенелет походила на лесную фею, если не думать о том, что сказочники обычно изображали их голыми или прикрытыми цветочными лепестками.

Подобрав тяжелые юбки, она изящно спустилась с лестницы, даже не запнувшись несмотря на шаткий каблук. Криллия, уже ожидавшая невестку у подножья, вновь выдержала удар с честью и даже рассматривать ее не стала, лишь кивнув в знак приветствия; зато Аксали завизжала и захлопала в ладоши, и детского восхищения Гвенелет вдруг оказалось достаточно для счастья.

— Ну, все, не кричи, — осадила дочь Криллия. — Мы готовы?

— Готовы, — вместо той ответила Гвенелет, встав рядом с хозяйкой; каблуки, пусть даже невысокие, сделали ее немного выше Криллии и оттого придали уверенности. — Доверяю себя в руки леди Аксали.

Аксали захохотала и вцепилась ей в руку, испачкав маленькими липкими пальчиками перчатку.

На улице светило яркое и дружелюбное солнце. Небо было лазурное, безграничное и очень высокое, и легкие белые облака порой проплывали по его глади, посылая в лица людей приятный прохладный ветерок.

Территория поместья своими размерами превосходила все ожидания, и сочные зеленые угодья нежились под солнцем, подставляя ему свои бока, как ласковый добрый кот под руку хозяина. Трава приятно скрипела, проминаясь под шагами, негромко шуршали ветви деревьев, рвали глотки птицы, прятавшиеся в зеленые дворцы листьев; даже воздух напитался зеленью, жизнью и светлыми надеждами, и пах слаще дорогой парфюмерии, и какой-нибудь деревенский мальчишка, нырнувший в аромат летнего утра, имел все права назвать себя человеком более счастливым, чем король Хрустальной.

Даже Гвенелет, выросшая в заключении города и от всего сердца его любившая, немного расчувствовалась.

Как приятно сойти с высокого крыльца, оставить позади каменные стены; как красиво, когда перед глазами зеленеет целая роща! Как маленькая девочка, она натыкалась на деревья и вздрагивала, проводя пальцами по шершавой коре, орала, когда сверху к ней сползла зеленая гусеница, хохотала при виде того, как Аксали схватила эту гусеницу и назло матери попыталась съесть. Сердце трепетало из-за сияния небосвода, окрашенного Горви ярче, чем потолок тронного зала, замирало, когда ветер касался обнаженных плеч, и даже солнце, привычный и знакомый враг, недруг летних дней в городе, а подчас даже палач, на этой зеленой земле превратилось в самого близкого и самого доброго товарища, под чьи поцелуи хотелось подставлять лицо.

Неожиданно, но самой первой проблемой стал древнейший союзник Гвенелет — каблуки.

В рыхлую, влажную от алмазной росы землю они проваливались, так что приходилось сильно дергать ноги, чтобы идти, и от этого заболели икры. К тому же, Невем, как оказалось, был достаточно холмистым местечком, и Криллия зачем-то повела гостью в горку, то ли нарочно не замечая, то ли игнорируя то, как тяжело той было ступать. Ноги совсем разнылись...

— Постой, — выдохнула Гвенелет, остановившись позади спутниц, — я больше не могу.

Аксали громко что-то спросила, но, как обычно, ничего нельзя было разобрать, кроме слова "тетя".

— Ну, в чем дело? — немного раздраженно спросила Криллия. — Ты нас задерживаешь.

— Ой, ну извини, что я такая толстая и хилая домашняя кошка, в отличие от тебя, пантеры, — огрызнулась Гвенелет, чувствуя, как по груди разливается жгучая ярость, словно пламя горчичника. — Но я запыхалась, вот так вот!

Криллия поджала губы, ее серые глаза за преградой очков стали совсем стальными; а в следующее мгновение взгляд потеплел, и голос зазвучал куда спокойнее:

— Я тоже виновата. Надо было подумать, что ты не привыкла к долгим пешим прогулкам.

"Тоже", да? Ну, с ума сойти, как великодушно! Тоже!

— Однако нам осталось пройти всего шагов сто до вершины холма, — продолжила Криллия. — Мы с Аксали учим счет, так что считаем шаги. А оттуда спустимся сразу к озеру. Не выдержишь?

У Гвенелет закружилась голова, а по спине под платьем пробежалось несколько капелек прохладного пота, оставшись мерзким чувством за резинкой панталон.

— Не знаю, — проворчала она. — Нет.

И уселась прямо на холм, в отчаянии забыв о том, сколько стоила гобеленовая вышивка на платье. А теперь все рогатые кони станут зелеными от примятой травы!

— Я к тому, что сейчас ты сидишь на самом солнце, — наседала Криллия. — А это нехорошо. Точно не хочешь?..

Не хочет? Да она не может, черт бы побрал эту рыжую... рыбину!

Но была и правда в ее словах. Аксали обежала тетю и напрыгнула на нее с объятиями, и так Гвенелет впервые узнала, что дети тоже могут быть вонючими и потными, и отстранила девочку от себя, может, в немного излишне нервной манере; сверху на них лился солнечный свет и выедал цвет из кожи, оставляя после себя красные болезненные пятна. Так и до теплового удара недалеко. Причем у всех троих.

Криллия стоит над душой. Надо идти.

— Ладно, сейчас, встаю я, — ворчала Гвенелет. — Одну минуту...

Задрав бесстыдно платье — все равно никто ее не видит, да? — она стянула туфли с ног и выдохнула, почувствовав сильное облегчение. На чулках в районе мизинцев темнела свежая кровь. Чтоб она еще раз купила туфли с узкими носами!

Аксали протянула ручки и нечленораздельными воплями попросила дать туфли. Гвенелет обернулась:

— Криллия, можно? Я немного ноги натерла, там могла остаться кровь.

— Да она же хочет их просто понести, — заметила та, подтвердив, что лепет ребенки для нее имеет какой-то смысл. — Пусть несет.

И счастливая Аксали получила ношенные туфли, причем на ее лице отразилось восхищение такой степени, что Гвенелет на душе стало тоскливо — ей-то такой радости не могла принести никакая, даже самая дорогая и красивая обувь.

Тяжело кряхтя, она поднялась и в одних чулках побрела за Криллией, ощущая под ногами влажную прохладную траву. Хорошо хоть, что не совсем босиком!

Аксали скакала рядом и топала туфлями по воздуху, держа каждую за каблук.

Вершина холма и правда оказалась близко, а сразу под ней они увидели прозрачное блюдо озера, в котором отражалась небесная лазурь и изумрудная зелень ближайших деревьев. Водоем навевал на Гвенелет мрачные воспоминания — ночь, розы, беседка, Элисция — но она старалась отогнать от себя эти мысли и даже высказала вслух свое восхищение пейзажем, сильно удивив этим Криллию. И верно — прежде-то она молча восхищалась, а тут вдруг решила заговорить...

Да, это странно. Больше так не делать.

Спуск прошел куда легче. Аксали улетела вперед, размахивая туфлями, как военным трофеем; Гвенелет осторожно выбирала место, куда ступить, опасаясь полететь вниз кубарем (да, быстро, да, эффективно, но очень больно); Криллия же шла куда увереннее и в какой-то момент даже схватила спутницу за руку, заметив, видимо, как той тяжело. А Гвенелет хоть и дернулась от чужого прикосновения, но отвергать помощь не стала — лучше уж так, чем добраться до низа со сломанной шеей.

Холм и высокие деревья создавали вокруг озера приятную полутень, и от воды дополнительно тянуло прохладой; однако особого облегчения Гвенелет не ощутила. Она совсем выбилась из сил, корсет врезался в подмышки, и нежная кожа там уже горела, солнце оставило свои пятна на открытых участках спины и шеи, голова и ноги разнылись, хотелось пить. Лучше бы она не ходила никуда! Лежала бы в кровати!..

И, едва добравшись до берега, Гвенелет отпустила руку Криллии, качнулась да повалилась на бок, прямо на траву, дыша так шумно и надрывно, что даже Аксали перепугалась.

— Тебе плохо? — обеспокоенно спросила Криллия, склоняясь над ней.

— Нет, — солгала Гвенелет. — Мне просто нужно перевести дух.

— Да ты же дышать не можешь! — послышалось в ответ. — Давай, поднимись, я расслаблю тебе корсет.

— А ну не трогай мой корсет!

— Горви, да ты едва языком ворочаешь!

— А кто в этом виновата? Это же ты хотела поскорее спуститься с холма!

Криллия поджала губы.

— Я хотела, чтобы ты не изжарилась до состояния сушеной рыбы. А за то, что позвала на прогулку, прошу прощения. Ошибочно полагала, что ты сама в состоянии оценить, по силам ли тебе это будет или нет.

— Да я же не знала, что тут холм!

Покачав головой, Криллия направилась к дочери, сидевшей у воды, и Гвенелет могла поклясться, что эти две мстительные женщины топят ее туфли.

В тени стало немного легче, и дыхание скоро восстановилось, насколько это возможно при сжатом корсетом животе. А как иначе? Если не затягивать шнуровку, жир наплывает на бока и убирает всю талию, тем более, что у нее в принципе никогда особо не было женских форм — всю жизнь живот выпирал и болтался под грудью, так что в некоторых легких платьях Гвенелет принимали за беременную. И как иронично, что на самом деле забеременеть она не могла — не после того случая, когда первенец рекой крови покинул ее тело посреди скандала...

Тяжелые воспоминания резанули по сердцу, и она засмеялась, веруя, что смех вытеснит собой скорбь.

— Эй, Аксали! — крикнула, повернувшись на бок; на зов оглянулась Криллия с таким недоуменным видом, что ее снова прорвал хохот. — А ты любишь лягушек?

Девочка ответила что-то согласное.

— А я вот просто обожаю! Особенно то, как они квакают по ночам. У моей матери в доме было озеро, которое заболотилось из-за того, что мы за ним не ухаживали. И там поселились лягушки. Они квакали по ночам так сильно, что никто в доме не мог спать, а в итоге отец решил дом продать, чтобы не мучиться с озером. Хотя немного жаль. Я тот дом очень любила.

— Любопытно, — подала голос Криллия, — разве ты не жалеешь, что лишилась этой части наследства?

Гвенелет пожала плечами, а Аксали, уже вся грязная и мокрая от игры у берега, примчала к ней со сложенными ладошками, между которых оказалась маленькая серовато-зеленая жаба. Быстро!

— Аксали, не мешай тете, — попросила Криллия, и ребенка выпустила жабу Гвенелет на лицо, вызвав новый взрыв хохота. — Прости, она немного чудит из-за того, что у нас гостья. Такое редко бывает.

Гвенелет засунула жабу в карман платья и теперь ощущала, как бедное животное там мучается и крутится, теряясь в складках ткани.

— Для ребенка ее возраста не лучше ли жить в обществе? — спросила она. — В Хрустальной или хотя бы в деревне.

Взгляд Криллии снова стал стальным, и Гвенелет заметила, что в такие моменты ее лицо немного молодеет.

— Хрустальная еще никому не принесла добра, — отрезала Криллия. — Я очень рада, что моя дочь может расти в спокойной обстановке. Нет, Аксали, не надо отрывать пауку ноги!

А что плохого в городе? В мамином доме тоже было достаточно всякой дряни, которую можно расчленить любопытными детскими пальчиками!

— Ну, не знаю, — Гвенелет медленно поднялась и села, впитывая кожей озерную прохладу. По платью расплывались зеленые пятна, но она решила не волноваться на их счет; с неба спустилась красная божья коровка, уселась на вышитый пион на юбке и растерянно по нему поползла. — Мне кажется, это затворничество вредит. Нельзя же ставить на себе крест!

— А кто ставит? — не оборачиваясь, спросила Криллия.

Вот, сейчас! Пришло время сделать решающий ход!

Гвенелет сжала кулаки.

— Ты. Ты же еще совсем молодая. А сколько лет ты уже в трауре? Нельзя так!

Криллия поправила на плечах тугой рукав черного платья.

— Я думаю, можно.

— Тебе двадцать пять! — вскричала Гвенелет, наугад выбрав число исходя из возраста Аксали. — А ты уже отказалась от всего, от общества, от светской жизни...

Оставив дочь беззаботно возиться в грязи, Криллия подошла ближе и села совсем рядом, не боясь навредить травой наряду — впрочем, траурное платье невозможно испортить.

— Сдалось мне это твое общество!

— Но это же прекрасно! — Гвенелет всплеснула руками. — Каждый вечер мероприятие! Каждый день — подготовка! На тебя смотрят, тобой восхищаются; сегодня ты появляешься на приеме у графа К. в зеленом платье с пионами, а назавтра графиня К. заявляется к графу Б. в зеленом платье с розами, и всем становится ясно, что ты — законодательница мод! И люди шепчутся, обсуждают; тебя обливают восхищением и любовью, за каждым твоим шагом следит тысяча глаз...

— Больше похоже на ночной кошмар, — поежилась Криллия, обхватив себя руками за плечи.

— А главное, главное! — Гвенелет слишком увлеклась, чтобы заметить ее реакцию. — Жизнь в обществе означает каждый день проживать на максимум! У тебя нет времени отдыхать и скучать. Проснулась, начала собираться, на подборку платья, аксессуаров и прически уйдет несколько часов. Между тем позавтракать, пролистать газеты, чтобы быть в курсе новостей и беседы поддерживать. Ах, да вы же здесь совсем не видите газет! В обед отправиться на встречу с кем-то, продемонстрировать платье, поговорить, послушать сплетни. Затем посетить какое-нибудь мероприятие, или, может. зайти в дорогую лавку. Там тоже встретить знакомое лицо, покрасоваться, послушать комплименты. К закату наступает время готовиться к вечеру; новый наряд, новое ожерелье, прическа, все самое дорогое и лучшее, чтобы веселиться и танцевать до упаду, и пить, и есть, и смеяться, а главное — каждая и каждый, кто заметит тебя на твоем приеме, непременно выразит свое восхищение, непременно скажет, какая ты прекрасная, нежная, восхитительная... и за один вечер ты выслушаешь добрых слов столько, что хватит на весь следующий день. А если еще и в газетах увидишь о себе заметку...

Криллия выслушала терпеливо, но лицо ее по-прежнему выражало сомнения.

— Что? — обиделась Гвенелет.

— Ничего. Просто пытаюсь представить, сколько денег на все это уходит.

— Да не так уж и много! Так, пара сотен туда, пара сюда...

— Это же просто сумасшествие! И два раза в одном и том же платье появиться нельзя, я правильно помню?

"Помнит", значит, был такой опыт? Криллия — светская львица? Обхохочешься!

— Если есть деньги, то почему бы их не тратить? — кокетливо спросила Гвенелет. Аксали схватила с берега камень и зашвырнула в озеро, окатив саму себя водой. — Неужто лучше всю жизнь в черном?

— Не мучиться с примерками, со швеями, с подборами сережек и вот этим всем? Встать с постели, умыться, одеться и идти жить жизнь? Даже не знаю, лучше ли, — холодно рассмеялась Криллия.

— А деньги?

— Что деньги?

— В могилу с собой заберешь, что ли?

— Во-первых, у меня есть дочь, — Криллия указала на Аксали, строившую из камешков крепость, чтобы затем с разбегу пнуть верхний камень в воду и любоваться всплеском. — Во-вторых, у меня вовсе нет проблемы в тем, что деньги некуда тратить. Потратить — это-то как раз легче легкого.

Гвенелет поморщилась из-за капелек воды, долетевших до лица; впрочем, нарисованная на нем рукой Элви косметическая красота уже все равно была уничтожена потом.

— И на что же тратить, если не на наряды? — лягушка выбралась из кармана и, злобно квакнув на прощание, помчалась к озеру.

Криллия резко встала, и глаза ее сияли серебром.

— На что?

***

Дверь библиотеки грохнулась об стену так сильно, что чудом по обоям не пошла трещина.

— Вот, например, начнем с простого, — Криллия подбежала к ближайшему шкафу и вытянула оттуда книгу в светлом переплете с золотыми узорами, — редкое издание самого первого романа о королеве амазонок...

— А, я слышала что-то, — Гвенелет забрала книгу и пролистала, не испытывая особого интереса. — Говорят, книга была запрещена королем в свое время...

— Да, и первые экземпляры печатались в атмосфере абсолютной секретности политически ангажированными женщинами в подпольной типографии, — Криллия раскрыла книгу на последней странице и указала ногтем на печать с королевским гербом. — Этот экземпляр был изъят при облаве, и всех причастных девушек тогда казнили. Мне удалось выкупить книгу у потомков комиссара, служившего в те годы.

— Интересно, — безынтересно произнесла Гвенелет. — Книга с историей... ты ее читала?

— Знаю почти наизусть, — Криллия прошла дальше, выхватывая по пути отдельные книги с полок, и уверенность, с которой она находила нужные, вызывала восхищение; здесь было никак не меньше пары сотен корешков, и о местоположении каждого хозяйка была прекрасно осведомлена. — Вот, например, один из самых первых образцов женской прозы, написанный в первое столетие существования Хрустальной. Очень редкое! А вот, напротив, один из последних любимых мной романов писательницы С., она только недавно начала публиковаться не под мужским псевдонимом. Есть здесь несколько написанных мужчинами произведений о жизни славных женщин прошлого, хочу собрать отдельную полку с жизнеописаниями достойных фигур. А вот естественнонаучная секция, посмотри!

Она положила на стол в углу большую книгу, украшенную множеством пестрых иллюстраций, и Гвенелет на мгновение засмотрелась на изображение маленькой птички, спрятавшейся в кустах — а после заглянула на обложку и убедилась, что над заглавием стоит женское имя.

— А что, женщины могут писать научные труды?

— Нет, женщина была иллюстраторкой, — поправила Криллия. — Текст писал и составлял ее муж. Ну да не суть, в общем-то, ты уловила смысл. Я предпочитаю истории, вышедшие из-под женского пера. Можно сказать, что здесь собрана самая большая в Хрустальной женская библиотека!

Гвенелет покивала, осознавая масштабы — учитывая, что женщин-писательниц на свете имелось не так уж много, коллекция и правда впечатляла.

— А, постой, — заметив знакомый корешок на полке, она обошла Криллию, восхищенно осматривавшую собственные сокровища, и вытянула одну книгу в руки. — А это? Это же "Розовый Тюльпан" Маэстро! Я его читала.

Она похлопала книгу по обложке, словно шаловливого ребенка, и лукаво посмотрела на Криллию, подмечая:

— Но Маэстро — мужчина.

— Да, — признала та чуть сконфуженно, — его романы мне нравятся. Но это исключение! У него такой слог, как будто... м-м... другой.

Гвенелет прижала книгу к лицу и втянула носом ее аромат. Вот оно! Вот оно! Крючок, с помощью которого можно будет свести Вульфенита с Криллией. Маэстро — ключ!

Надо будет сегодня же написать Элисции.

— Кроме того, — продолжила Гвенелет, возвращаясь к столу с Розовым Тюльпаном в руках, — это ведь подарочное издание. Бархатная обложка, дорогая бумага, прекрасные иллюстрации. Не просто книга, а настоящее сокровище. И стоило наверняка как два-три моих платья!

Криллия задумалась, прикидывая в уме цену.

— Ну, допустим. Может, и подороже.

Книги с историей, вроде той про королеву амазонок, наверняка стоили половины гардероба.

— Тогда чем твой способ лучше моего? В смысле, почему меня и мои платья ты осуждаешь, а сама спокойно можешь спустить половину семейного бюджета на выкуп конфиската? — Гвенелет хотела швырнуть Розовый Тюльпан на биологический справочник, но смутилась, представив, с каким удовольствием Криллия за это перегрызет ей горло. — Чем твоя трата денег лучше моей?

К чести сказать, Криллия действительно задумалась над услышанным, и когда прозвучал ее ответ, уверенности в голосе не осталось ни капли:

— Может, ты и права, Гвен. Может, и в тратах на бесконечные наряды ничего плохого нет. Но я вот о чем задумалась: если бы ты узнала, что больше никто никогда тебя не увидит, ни я, ни виконт, никто, то стала бы ты и дальше наряжаться?

— Стала бы! — уверенно ответила Гвенелет, и тут же засомневалась. В самом деле?.. — Ну, и ты на необитаемом острове не занималась бы поиском редких изданий, да?

Но читала бы.

А Гвенелет не ходила бы голой.

Повисла тишина, пока обе переваривали услышанное, а затем невпопад заговорили, пытаясь разрушить это молчание, и очень быстро разговор сам собой сошел на нет; после они расстались, чтобы освежиться и передохнуть, и только уже в своей комнате Гвенелет обнаружила, что раскаленное солнцем колье оставило неприятный след на коже.

А на тарелке в тот вечер плыл окунь.

***

— Знаешь, из моей библиотеки пропало несколько книг, — произнесла Криллия за завтраком, заглядывая в плескавшийся по белому фарфору чашки остывший кофе. — Ты имеешь к этому отношение?

Гвенелет была слишком восхищена тем, что в принципе смогла оторвать себя от кровати вовремя и спуститься на завтрак с хозяйкой дома, так что даже и не поняла сперва, о чем идет речь.

— Книги?..

— Ну, да, если из библиотеки что-то пропадает, то вряд ли это цветочный горшок... — Криллия отвлеклась на дочь, которой никак не давался эклер, политый шоколадом. — Это случилось вскоре после нашего разговора там.

Наконец Гвенелет поняла, куда ветер дует, и разозлилась:

— Я ничего не крала!

— Не то чтобы я тебя прямо обвиняю...

— А что, дорогие издания?

— Издания? Нет-нет, как ни странно, самые обыкновенные. Из гуманитарной секции, — Криллия вытерла дочери лицо и принялась разрезать пирожное на маленькие кусочки. — Теория права и история.

— Ого, у тебя есть мужские книги? — удивилась Гвенелет.

— Учебники. Я их для Аксали храню.

— Так может, она и утащила?

— Аксали пока не умеет читать, — заметила Криллия. — Так что вряд ли скучные толстые талмуды без картинок могли ее привлечь. Да и за ней все время следят слуги. Так ты не знаешь, что произошло?

Гвенелет пожала плечами, а про себя сказала: "Скоро эти книги перестанут тебя интересовать".

Ведь у нее был план!

Элви с мальчишкой-лакеем послали в деревню на повозке, поскольку там располагалось ближайшее отделение почты. Помочь Гвенелет с нарядом стало некому, местным горничным она бы свою внешность точно не доверила, так что пришлось денек побегать с распущенными волосами, лезущими в лицо, и в легком платье без корсета, со шнуровкой спереди, оставшимся с бала-маскарада, на который она нарядилась простолюдинкой. Костюм тогда вызвал настоящий фурор, и все смеялись, что такая красавица, как леди Гвенелет, никак не может сойти за крестьянку — красота в глаза бьет. Вот уж не думала она тогда, что однажды наденет это платье на полном серьезе...

— Пойдешь к озеру с нами? — спросила Криллия, закончив завтрак. — Или можем сходить к вишневому дереву. Это, правда, чуть дальше, чем...

— Вишневое дерево, вишневое дерево! — завопила Аксали неожиданно внятно. — Вишневое!..

В столовую заглянул Вульфенит, хотя трапеза уже и завершилась.

— Простите, — он поклонился Криллии, прислонив руку к сердцу, — что не присутствовал. Недомогание. Легкое. Думаю, свежий воздух бы мне пошел на пользу...

Нарочно это вышло или нет, но время для своего появления он выбрал просто идеально.

— Так давай с нами! — воскликнула Гвенелет. — С нами, к вишневому дереву! Вот и прогуляешься!

Смутившись, Вульфенит кивнул, а она заметила, что Криллия как-то странно на них двоих посматривает; но что бы та себе ни надумала, Гвенелет знала, что последующие события развеют все сомнения.

***

Вишневое дерево и правда находилось чуть дальше, так что восторг Аксали от его посещения уже не удивлял — очевидно, мать нечасто водила туда дочь, опасаясь, что такие длинные прогулки могут быть ей не по силам.

Гвенелет же чувствовала себя на удивление легко, особенно если сравнивать с прошлой прогулкой. Оказалось, что в легком платье без корсета идти и правда легче, а туфли с широкими каблуками немного больше подходят для покорения холмов — обуви совсем на плоской подошве у нее в принципе не водилось, да она и не задумывалась о ее существовании, пока не увидела удобные ботинки Криллии. На вечерах в доме виконтессы никто из дам себе не позволяла такой вольности...

Когда Элви поедет в деревню за ответом Элисции, нужно будет приказать ей заглянуть в лавку сапожника.

Вульфенит шел рядом с ней, и ему подъем дался едва ли не хуже, чем самой виконтессе, хотя он и был довольно худощав; Криллия продолжала загадочно посматривать поверх очков, но Гвенелет твердо решила об этом не думать. Никакого выдуманного романа виконтессы с художником. Только роман с хозяйкой Невема. Тоже, впрочем, выдуманный.

Пока что.

Одинокое вишневое дерево как маяк стояло на вершине приглаженного ветром холмика и взирало на Невем; его ветви уже покрылись длинными сережками с крупными вишнями на концах, но еще совсем зелеными, в пищу непригодными, и Гвенелет заранее заволновалась, представляя себе, как они все втроем будут удерживать Аксали и ее загребущие ручки от вишневого соблазна.

Наверху Криллия отпустила дочь, и, ясное дело, та сразу же помчала к дереву и ловко взобралась на него, как обезьянка.

— Аксали! — вскричала обеспокоенная мать, всплеснув руками. — Только не ешь вишню!

Послышался коварный детский смех, ясно говоривший: "мама, ем".

— Ох Горви, — Вульфенит обошел Криллию и схватился руками за нижнюю ветку, — сейчас я ее достану.

Такие акробатические трюки явно требовали от него немалых усилий, но надо отдать должное стремлению: стиснув зубы, он забрался на дерево и окликнул ребенку, а затем вместе с ней засмеялся, шутливо силясь сдернуть Аксали с дерева; Гвенелет просто молча порадовалась, что он шел с ними, потому что ни ей, ни ее невестке длинные платья не позволили бы покорять вишню.

Криллия убедилась, что Вульфенит держит ситуацию — и Аксали — под контролем, а после повернулась и подошла, явно намереваясь поговорить.

— Ну, как ты себя чувствуешь после подъема?

Беспокоится? Это даже мило.

— Сегодня лучше. Привыкаю! — торжественно провозгласила Гвенелет. — Да и... вид...

Она повернулась спиной к вишне, и теперь могла видеть перед собой Невем, лежавший как на ладони: огромный дом, окруженный хаотично высаженным садом, дорожка со статуями (она уже успела пройтись по ней пару раз и с удовольствием отметить про себя, что все статуи изображали женщин), озеро в отдалении, блестевшее, словно кристалл чистейшего горного хрусталя, и все эти детали, разрозненные и немного дикие, складывались в поразительно ясную гармонию Невема, от вида которой радовалось сердце. Дух Невема, симфония Невема — красота в хаосе.

Криллия стояла рядом и с нежностью рассматривала свои владения, зная, что она здесь полноправная хозяйка.

— Так что... — заговорила Гвенелет неуверенно. — Стоило оно того?

Улыбка заставляла глаза Криллии сиять серебром, и их взгляд странно волновал душу.

— Что именно?

— Отказ от титула. Одинокая жизнь на отшибе. Заботы помещицы, — перечислила Гвенелет спокойно. — Я спрашиваю без злобы. Просто правда интересно. Стоил ли Невем того, чтобы забыть Хрустальную?

Криллия иронично изогнула бровь:

— Но... дело ведь совсем не в поместье!

Однако их разговор прервали: в затылок Гвенелет прилетело вишней, упругая, светлая ягода врезалась в густые распущенные кудри, отскочила и покатилась по холму; насколько она со своим образованием могла судить, вишни с веток никогда не падали горизонтально.

— Эй! — улыбаясь, она обернулась к дереву и погрозила ему кулаком. — Аксали!

Дерево молчало; люди спрятались в его ветвях и затаились, готовясь к следующей атаке.

— Аксали, так нельзя! — возмущенно воскликнула Криллия, всплеснув руками. — Вульфенит, чему вы ее учите?

Гвенелет фыркнула в ее сторону, скользнув взглядом по фигуре этой женщины — худая, бледная, строгая, скучная, как ломоть черного хлеба — и помчала к вишне, размахивая руками.

— А ну я вас сейчас!..

Под деревом лежали вишни, сорванные птицами или ветром; Гвенелет подхватывала их горстями и швыряла в листву, да тут же сама и отбегала, чтобы не попасть под собственный огонь; по рукам размазался пахучий сок, на платье, кажется, тоже попало, но как и на ее безумных вечеринках, о внешнем виде она быстро позабыла — куда важнее в тот момент был смех, гремевший и среди переплетенных ветвей, и в ее собственной груди.

Криллия смотрела на это со стороны и определенно пребывала в крайнем удивлении, однако Аксали, спрыгнувшая в объятия тети, казалась абсолютно счастливой.

И на лице Вульфенита, спустившегося следом, тоже играла широкая улыбка, хотя его наряд по локоть потемнел от сока.

Улыбка ему идет — Криллии нужно это увидеть.

— С ума сойти, госпожа виконтесса! Вы просто прелесть! — радостно воскликнул Вульфенит. Не в ту сторону сражался! — Госпожа Криллия, я надеюсь, мы вас не обидели...

Суровая и строгая, как металлическая статуя, она окинула критичным взглядом дочь, похожую на какую-то оборванку, покачала головой, но ругаться не стала — взяла за руку и потащила к дому. Аксали плелась за матерью послушно, чуя, что набедокурила, однако это не значило, что ее дух бунтарства сломлен; в какой-то момент она оглянулась на Гвенелет и игриво показала ей язык, обещая матч-реванш в следующий раз.

Гвенелет мечтала только помыть руки и избавиться от липкого слоя на коже, но пока что этой мечте не суждено было сбыться.