Криллия заперлась в спальне и отказалась спускаться к завтраку. Аксали они с Вульфенитом пояснили, что мама немного больна, но волноваться не надо, волноваться не о чем, уже завтра она будет в порядке, ну, максимум так, через недельку; ребенка сперва немного поплакала, повизжала, даже по полу повалялась, собирая пыль на платьице, но довольно быстро забыла о матери и увлеклась куклами. Оставив ее заботам горничных, Гвенелет и Вульфенит быстро позавтракали, даже не насладившись толком кофе, и отправились на поиски Элви — вчера раздеться госпоже виконтессе помогали другие служанки, поскольку Элви к моменту ее возвращения якобы уже спала.

Вот только выяснилось, что строптивая девчонка как сквозь землю провалилась. Ее отсутствие можно было заметить давно, ведь с утра она не пришла помогать госпоже с прической. Но Гвенелет поначалу не придала тому значения, поскольку слишком уж была сосредоточена на мыслях о мести драматургу, да и не отдохнула совсем — всю ночь во сне перед ней скакал мужчина в женском парике, а рядом плакала в самое сердце раненная Криллия, а в итоге они начинали стреляться, и бедная женщина из-за природной своей глупости направляла револьвер дулом к себе.

Вульфенит признался, что тоже никак не мог уснуть, все слышал рыдания из библиотеки и обеспокоенные шаги среди шкафов; однако к утру, по его словам, Криллия все-таки перебралась в спальню и, вероятно, еще не проснулась. Значит, немного времени в запасе у них было. Оставалось найти Элви — но она ведь может быть где угодно в этом огромном доме!

— А мне кажется, я знаю место, которое нужно проверить в первую очередь, — прошептал Вульфенит на ухо Гвенелет, посматривая на других слуг. — Нам нужно отправиться на конюшню. Но! Как можно незаметнее. И лучше даже по отдельности.

Суть таких предосторожностей осталась Гвенелет неясна, но она не решилась спорить, доверившись Вульфениту; разделившись, они направились на конюшню с двух разных сторон, к счастью, дорога предстояла недолгая, и дама в платье вполне должна была справиться с ней самостоятельно.

Уже заранее стало ясно, что что-то не так: помимо присущего этому месту лошадиного ржания раздавались еще какие-то звуки, смех и разговоры; прижавшись к деревянной стене, Гвенелет обогнула стойло и заглянула за заднюю стену, обнаружив там расстеленный на траве красный плед, скромный завтрак из пары кусков хлеба, кувшин с молоком и два тела, приминавших траву собой: Элви с распущенными волосами, счастливая и смеющаяся, и мальчишка-лакей, в обществе которого ее частенько можно было увидеть в последнее время.

Чем они собирались заняться, об этом более чем красноречиво свидетельствовала обнаженная грудь Элви, мелькавшая в сплетении тел.

Взбесившись на такой разврат, Гвенелет выскользнула из-за угла и направилась к любовникам, сжимая кулаки; лакей сразу заслышал шаги, вскинул голову, увидел виконтессу, тут же вскочил, на ходу подбирая штаны, и собирался дать деру, но с противоположной стороны показался Вульфенит и поймал его. Худощавое тело художника удивительно стойко справлялось с напором боевого лакея.

Гвенелет всплеснула руками.

— Элви, ты с ума сошла?!

— А я так и думал, — пробормотал Вульфенит. — Еще когда заметил, что парень стащил плед из красной гостиной, уже тогда я подумал: а вдруг...

Элви была краснее пледа лицом и прижимала руки к груди, воинственно, обиженно посматривая то на свою госпожу, то на своего любовника, то на чужака, разгадавшего их маленькую интрижку.

— Это не ваше дело! — вскричала она.

— Наше, — возразила Гвенелет. — Ты моя служанка! Представляешь, как мне придется краснеть перед Криллией, когда она узнает о вашем разврате?

— Так я же у вас научилась!

Фыркнув, Вульфенит ловко оттолкнул лакея к стене конюшни, прижал, упершись рукой в плечо, и громко спросил:

— Верно ли я заметил, что в последнее время у Элви появилось несколько новых платьев и украшений?

Гвенелет удивленно моргнула — она на такие детали внимания не обращала, однако платье, которым ее бедная служанка пыталась прикрыться, определенно было слишком красивым, чтобы она сама могла его купить. И фартук этот синий, откуда, белый же был? Неужто?..

— В чем вы меня обвиняете? — возмутился лакей, царапая руку Вульфенита ногтями.

— В предательстве. В измене. В том, что ты продавал кому-то информацию о жизни в поместье. Кому-то, кто в этом крайне заинтересован, — Вульфенит медленно перевел взгляд с лакея на Гвенелет. — Кому-то, кто заплатит любую цену за возможность узнать о госпоже Криллии побольше. Верно, виконтесса?

— Верно, — кивнула та и с отвращением взглянула на корчившегося мальчишку. — Криллия приютила тебя, дала работу и крышу над головой, а ты ее вот так подвел?

— И я тоже хорош, ничего не скажешь, — проворчал Вульфенит. — Заметил же сам, что слишком уж хорошо живется мальчику на побегушках в этом доме, но все говорил себе: да ладно, да что мне знать о его жаловании, да? Если бы я сразу заговорил на эту тему с госпожой Криллией, то пьесы могло бы и не быть...

— Не кори себя, Вульфенит. Здесь только один виноватый, — Гвенелет махнула рукой в сторону лакея. — Думаю, и ежу понятно, что работы в этом доме у него больше не будет.

Не решится ли он из мести продать драматургу местоположение поместья?

А с другой стороны, как узнать, не продал ли он его прежде? Ведь не зря же новую пьесу из Хрустальной решили поставить именно в этом захолустье! Да и домов на территории Валара, где могла бы спрятаться одинокая женщина с дочерью, не так уж много.

Стоит ли... убить лакея прямо на месте, отрезав этот источник информации?

Вульфенит заглянул ей в лицо, и что-то в ее выражении ему явно не понравилось; он отпустил плечо лакея, и тот помчал прочь, только пятки засверкали, не соизволив даже обернуться на любовницу, в печали простершую ему вслед руки.

Гвенелет покачала головой.

— Я была о тебе лучшего мнения, девочка моя.

Элви вспыхнула и попыталась испепелить госпожу взглядом, даже кулаками ударила по траве, не заботясь больше о своем внешнем виде:

— Лучшего мнения? Лучшего мнения? Вы, в саду которой я каждую ночь наблюдала самые безумные сцены разврата, в том числе и с вашим участием? Вы?!

Гвенелет смутилась, но запретила себе краснеть; под разящим взглядом Элви ей было несколько не по себе, но терять марку она не собиралась. Все-таки Гвенелет — взрослая, замужняя женщина, и ее промискуитет — ее ответственность. Элви же еще совсем юная...

Вульфенит подошел к бедной девушке ближе и присел на корточки, обхватив колени.

— То, что ты хотела сделать, может быть, не плохо само по себе, — мягко заговорил он; Гвенелет показалось странным то, насколько близко этот мужчина присел к Элви, вообще-то женщине, и как открыто он смотрел в ее глаза. — Но ты выбрала сомнительного партнера.

— Как будто ты что-то в этом понимаешь, Вульфи!

А, так они знакомы? Возможно, даже ближе, чем кажется?

Какое влияние могла оказать жизнь в поместье Гвенелет на юную девушку?

— Я может и не эксперт в любви, но я тихо сижу в углу и многое замечаю, — парировал Вульфенит совершенно спокойно. — Ты умная девушка, а половая связь с парнем его уровня... развития могла перечеркнуть все твое будущее. Ты же понимаешь? Беременную служанку не станут терпеть при дворе виконтессы, а с маленьким ребенком на руках другую работу найти будет трудно. И даже кровные связи тут могут не помочь.

А он неплохо осведомлен о жизни под крылом Гвенелет — Элви же ему обо всем и рассказала, что ли? Или сам сделал такой вывод, пока в углу сидел?..

— Будущее? Да какое будущее?! О чем ты? — вскричала Элви, заливаясь горькими слезами. — Нет у меня будущего, и не может его быть! Ты говоришь, я умная? А толку? Цена всего моего ума — знание, какой соус подавать к мясу, а какой к рыбе! Все мое будущее перечеркнуто тем, что я родилась с вагиной, все оно не имеет смысла; я зачахну, угасну, как цветок в вазе, а ты не дал мне насладиться тем единственным плюсом, что мне может дать мое тело — любовью!

Гвенелет, признаться, не особо поняла суть всей этой речи; зато Вульфенит, кажется, понял, и его лицо исказилось от внутренней муки.

— Зачем ты так? Может быть, твоя госпожа согласилась бы подыскать тебе место получше? Секретарская должность тебе бы подошла, или, может, писчая...

Оба посмотрели на Гвенелет, и та все-таки покраснела, не понимая, чего от нее ждут; Элви расхохоталась, но не весело, а злобно, надрывно, и встала, не пытаясь больше прикрыться платьем, тем более, что его шнуровка совсем расслабилась и даже ее расположение спереди, а не на спине, не сильно ситуацию спасало.

— Бред. Мне никто никогда не помогала, и вряд ли начнет. А госпожа виконтесса ни за что не оставит себя без верной помощницы в ее безумствах, — она отвесила издевательский поклон, кривя губы в злобной усмешке. — Такова жизнь: однажды я сконструирую для Гвенелет самолет, но спустя сто лет, когда по небу полетят такие же, построенные мужчинами, обо мне никто и не вспомнит. Ну что ж! Такая моя доля.

И она ушла, с гордо поднятой головой, улыбаясь самой неискренней на свете улыбкой; Гвенелет и Вульфенит остались наедине, один все еще сидел, другая стояла, и тишина, повисшая между ними, постепенно становилась напряженной.

Он не выдержал первым, встал, отряхнул брюки, явно пытаясь этим жестом выиграть время.

— Она горяча из-за юности, — прокомментировал, кивнув в сторону особняка, куда ушла Элви. — Не принимайте близко к сердцу. Она это перерастет.

— Я удивлена, что вы так сблизились, — заметила Гвенелет. — Как это вышло?

— У Элви действительно живой ум и огромная тяга к знаниям. Она расспрашивала меня о живописи, я отвечал; и так, слово за слово, мы разговорились. У нее и сердце тоже золотое...

Гвенелет цокнула языком.

— Сердце? Сердце! А известно ли тебе, что твоя драгоценная служанка читает господскую почту?

Вульфенит в ужасе попятился.

— Этого не может быть! Ни за что не поверю!

— А придется! Я сама тому свидетельница. Я посылала ее за книгой, — Гвенелет победоносно тряхнула кудрями, — а в пакете с книгой обнаружился конверт. Она засунула его туда, значит, по ошибке, когда подсматривала, что за литературу я заказываю для Криллии.

Медленно качая головой, собственным ушам не веря, Вульфенит мягко возразил:

— Но если бы Элви действительно так поступила... Разве она не заметила бы сама, что на почте ей выдали два послания, а вам она передала одно? Нужно быть полной идиоткой, чтобы совершить такую ошибку. А Элви... не идиотка.

Гвенелет рассмеялась, найдя вдруг забавным то, как трогательно он защищал эту девчонку; но в голову ее проскользнул червь сомнения и принялся точить уверенность. Элви вскрыла пакет с книгой, положила туда конверт с письмом и снова все запечатала? Да еще и так аккуратно, что Гвенелет не заметила ни следа вскрытия? И главное, конверт, который держала Криллия, конверт с билетами, в нем тоже было что-то странное: с одной стороны печать с гербом драматурга, а с другой адрес, и...

О Горви! Да ведь на конверте не было имени! Значит, он никак не мог прийти обычной почтой! Его ни за что бы не выдали Элви без имени получательницы! А она ведь пришла просить не письма для Криллии, а письма для Гвенелет ри Валар!

Значит, он изначально лежал вместе с романом!

— Что? — заволновался Вульфенит. — Что с вами такое?

Гвенелет, не веря, что могла быть такой глупой, затрясла головой. Она просила у Элисции книгу, подписанную рукой маэстро, и уточняла, для кого этот экземпляр предназначался. Полным именем снабдила, и адрес дала; Элисция наверняка принесла письмо Гвенелет мужу. Маэстро писатель, а обидчик Криллии — драматург; и ведь эти двое наверное вертятся в одних литературных кругах Хрустальной и неплохо знакомы друг с другом! Издание с автографом автора стоит безумных денег, и вряд ли маэстро согласился бы послать его подруге жены просто из добрых побуждений; а вот драматург, узнав, что отвергшая его женщина интересуется творчеством его друга, мог уговорить последнего пойти на это ради свершения мести, ради того, чтобы подложить ей билеты, ведь даже если бы лакей выдал ему адрес, Криллия бы просто не стала вскрывать письмо от своего недруга! Выкинула бы и забыла!

Но кое-кто в Невеме определенно достала бы конверт и забрала билеты, и вполне вероятно смогла бы уговорить Криллию все-таки отправиться в люди. Как и произошло.

Драматург, может быть, не рассчитывал завлечь в свои сети Криллию.

Драматург хотел, чтобы в театре сидела Гвенелет.

***

Стоя перед дверями в спальню невестки, Гвенелет уже битый час то поднимала руку, чтобы постучать, то снова опускала, понимая, что у нее не хватит отваги даже просто заговорить с этой бедной женщиной, пострадавшей отчасти по ее вине.

Она сделала драматургу подарок, на который он лишь в самых отчаянных снах мог надеяться — привела к нему на блюдечке Криллию, позволила ему сполна насладиться своей издевкой, а ей — столкнуться с ужасающими тенями прошлого лицом к лицу. Да, она с честью выдержала этот удар, как выдерживала и все удары судьбы, ах, эта храбрая, отважная женщина! Однако у всего есть предел, и у Криллии он тоже нашелся — со дня постановки она ни разу не покинула своей спальни, и к себе пускала только Аксали. Гвенелет и Вульфенит завтракали, обедали и ужинали в обществе друг друга, иногда к ним присоединялась Элви, державшаяся ближе к своему другу и подальше от своей госпожи; но вечно же так не могло продолжаться?

Не могло, да, однако что Гвенелет должна сказать? Откуда начать разговор? Надо бы поведать, что они разобрались с лакеем, что его отправили обратно в отчий дом, и Вульфенит якобы позаботился о том, чтобы в ближайшем городе этот мальчишка не нашел себе места, однако поездка та принесла в дом и плохие новости: народ гудел под впечатлением от пьесы и вовсю хохотал над искаженным образом Криллии, слагал анекдоты об ее глупости и лесбиянстве, потешался даже над Аксали, невольной жертвой всей истории. И если Гвенелет начнет рассказывать о поимке крысы, то речь зайдет и о слухах. Как этого избежать?..

Может быть, рассказать о разгаданной загадке письма и том, как удачно драматург все спланировал? Возможно, тут делу даже пригодился виконт, разболтавший всем, что его жена ни за что не пропустила бы выход в театр, а может, драматург и без подсказки это знал, ведь у Гвенелет в Хрустальной была определенная слава. Рассказать об этом? Ни в коем случае!

Рука, занесенная для стука, снова безвольно повисла.

Может быть, может быть...

Траур, прежде теплившийся только в самой Криллии, постепенно разросся и поразил своим ядом все вокруг, весь дом, комнаты, коридоры, лестницы, даже окна; за пределами особняка воздух тоже повис траурный, тяжелый, небо посерело и затянулось тучами, а вечерами частенько начиналась буря, вырывавшая почти с корнем деревья из земли, швырявшая в окна ветви, сдиравшая нежные сочные листья, и после таких ночей утра напоминали похороны — воздух тяжелел, пейзаж вздыхал печально по поруганной красе, слуги бегали в ужасе и пытались прибраться в саду, оплакивая плоды своих трудов. Ненастная пора; ненастный мир.

Если бы только Гвенелет пошла в театр с Вульфенитом, а не с ней! Если бы ей хватило чуткости!..

Трава в саду потемнела и согнулась под тяжестью росы. Платье немедленно промокло и отяжелело, отчего походка Гвенелет стала еще более неловкой, чем обычно; вдыхая полной грудью запах дождя, она срезала секатором стебли цветов, почти до корня, собирала их в один большой мокрый букет и жала к сердцу, пытаясь уверить себя, что и бутоны тоже будут смотреться неплохо. Криллия не выходила из комнаты так давно, что должна была успеть ужасно соскучиться по виду цветов; а у Гвенелет появится хорошая причина начать разговор.

Тяжелое небо сжимало голову, словно железный обруч, и ужасно хотелось спать.

Но если подумать с другой стороны, может быть, все сложилось не так уж и плохо? Если бы Гвенелет не прибыла в Невем, драматург не решился бы поставить здесь свою пьесу, и не вскрылась бы утечка сплетен из поместья, а значит, он продолжил бы собирать их и, возможно, однажды узнал бы что-то более интимное. А что, если бы он, ослепленный жаждой крови, вообще приехал бы сюда сам и что-нибудь сделал с Криллией? А теперь они все знают, что он не забыл ее и не исчез, что он все еще опасен; а если ты знаешь об опасности, то возрастают твои шансы ее избежать, верно? Криллия сейчас страдает, но это страдание душевного толка, а не физического; рядом с ней Гвенелет и Аксали, способные и желающие поддержать, а затем в дело вступит время и, как водится, вылечит раны. Да и может статься, что то унижение в театре станет для нее самым серьезным в жизни, и дальше все пойдет на лад. Верно?

Наверняка.

Успокоив себя такими мыслями, Гвенелет наскребла на самом краю сознания остатки оптимизма и улыбнулась, и постучала в дверь; сперва ответом была тишина, но затем изнутри послышалось слабое:

— Аксали?

Хотя очевидно было, что стучал взрослый человек — маленькие детские кулачки не смогли бы создать такой звук.

— Это я, Гвен.

— Гвен... — судя по голосу, Криллия размышляла, впустить или нет. — Заходи...

Все же впустила.

Спальня хозяйки Невема сразу подкупила Гвенелет своей простотой и даже аскетичностью, за которой, однако, чувствовалось наличие хорошего вкуса и страсти к красивому. Стены не были покрыты обоями, сохранили цвет и фактуру дерева, как и пол, и оттого пахло в комнате умопомрачительно, как в лесу; большая кровать под балдахином располагалась прямо напротив входа, накрытая вручную вышитым покрывалом с изображением лесных животных, будто из учебника. Под окном стоял скромный светлый стол, на котором стопочкой высилось несколько книг, в углу втиснулось трюмо с большим зеркалом, а напротив — шкаф, в приоткрытых дверцах которого виднелся ряд черных траурных платьев. Самым интересным в комнате оказался секретер, чудесный пример работы некого иностранного мастера: высокий, строгий, светлый, он был расписан немного поблекшими от времени красками, и на его доске рисунок складывался в восхитительно тонко переданную картину с людьми, возделывавшими рис, в ярких иностранных одеждах и с широкими шляпами на головах. Что там могла хранить Криллия, за этой доской? Наверняка что-то интересное и тайное!

На столе у окна Гвенелет, как и подозревала, обнаружила вазу с засохшими полевыми цветами. Криллия любит цветы.

— Я принесла тебе новый букет, — она осторожно положила мокрую охапку на стол, стараясь не замочить книг, и схватила вазу. — Сейчас, старые выкину, а новые поставлю, договорились?

Криллия подняла голову с подушек; Гвенелет, кажется, впервые видела ее с распущенными волосами и в ночной сорочке, оказавшейся покрашенной в черный цвет.

— Не ожидала, — сухо произнесла она.

— Ну что ты! — отчего-то такой тон заставил Гвенелет занервничать. — Мы же семья!

Криллия пожала плечами и вернула голову на подушку.

— Я про цветы, — пояснила она. — Не ожидала, что кто-то потащится на поле после такого дождя.

Гвенелет отчего-то почувствовала себя полной идиоткой, и букет, собранный с такой любовью, показался ей невыносимо уродливым веником; но отступать было поздно, и цветы оказались на своем месте, их предшественники — в мусорном ведре, а сама Гвенелет плавно приблизилась к кровати и присела на ее краешек, посчитав, что раз перед ней невестка, то разрешения можно и не спрашивать.

— Криллия...

Та не стала даже глаза открывать, всем своим видом олицетворяя воплощенное отчаяние.

— Послушай, Криллия, — Гвенелет протянула руку и попыталась нащупать под покрывалом ладонь, но в итоге схватила бедняжку за ногу и отдернулась, — как долго ты планируешь еще тут лежать и убиваться? Пока не состаришься? Пока Аксали не выйдет замуж?

Она не хотела начинать с претензий, но так уж получилось; да и громкий голос в данной ситуации стал скорее ее врагом.

— Гвенелет! — возмущенно воскликнула Криллия. — А ты не думаешь, что мне страшно? А что если у него здесь есть шпионы? А если он сам где-то поблизости? А если...

Вскрикнув, Криллия спрятала голову под подушку, только волосы засияли, рассыпаясь волнами; Гвенелет покачала головой и подвинулась вперед, чтобы все-таки установить физический контакт. Под пальцами приятно заскользили мягкие локоны.

— Мы уже все узнали и исправили, — произнесла она вкрадчиво. — Мы узнали, кто, когда, и избавились от него...

— Кто же это был? — глухо спросила Криллия, не меняя позы.

Гвенелет лукаво улыбнулась:

— Лакей.

И добавила еще более лукаво:

— И знаешь, что? Его раскрыл Вульфенит...

Собственные чувства пришлось засыпать песком и спрятать в сундук, чтобы освободить место обязанностям. Она дала Вульфениту обещание, и не собиралась его нарушать; поэтому в истории Гвенелет у скромного художника была еще более яркая и внушительная роль, чем в реальности, и добрые слова, которые он обратил к Элви, стали почти магическим заклинанием.

Поверила ли Криллия во все это? Пока Гвенелет повествовала, она выбралась из-под подушки, нацепила на нос очки, откинула одеяло и села в постели, обнимая колени, помолодевшая, словно страдание не добавляло, а отнимало у нее годы; Гвенелет очень нравился блеск в ее глазах и легкая полуулыбка, иногда освещавшая ее лицо, если история принимала какой-то забавный поворот (описание того, как лакей улепетывал, натягивая на ходу штаны); но к концу рассказа взгляд Криллии снова стал стальным.

— Значит, мы обе пали жертвой интриги, — сказала она в заключение. — И попались на нее, как дети!..

— Мужчины недурно все продумали, — смущаясь, призналась Гвенелет. — Я сейчас сама понимаю, что для драматурга я — настоящий пропуск в твою жизнь.

— А ведь он и правда может прознать, что я живу в Невеме, если уже не прознал, и с него станется заявиться сюда и напасть на меня. В Хрустальной он продемонстрировал мне, что способен заполонить собой все; дежурил под моими окнами денно и нощно, набивался в приятели всем слугам моего дома, пытался прикинуться трубочистом или сантехником... мое свадебное платье он залил чернилами и изрезал ножницами, пробравшись ночью в мой дом, а затем пролез в мою спальню и попытался задушить, — она прислонила дрожащие руки к своей шее, — однако меня спас отец. А его отец в свою очередь выкупил его у стражи, убедив их, что мальчик лишь сошел с ума от любви к строптивой женщине...

Гвенелет сочувственно качала головой и умирала от желания обнять ее, но интуиция подсказывала, что сейчас Криллии это может быть неприятно.

— Если бы я не вышла замуж за Валара... — она тяжело вздохнула и повесила голову. — Но теперь-то кто меня защитит? Я отказалась от титула, и мужчины рядом со мной больше нет...

"Вспомни Вульфенита!", — вертелось на языке, но у Гвенелет не хватило характера, чтобы это сказать. Тихий художник вряд ли действительно сумел бы защитить несчастную. А лгать в лицо убитой горем женщины...

— Но ведь есть я! — вскричала она вместо того. — Ты же меня знаешь! Во мне силы побольше, чем в кузнеце! Только завижу твоего обидчика, так заору, что в Хрустальной услышат! Вот увидишь! И у него перепонки в ушах полопаются, как банки с помидорами!

Криллия слабо засмеялась:

— Прошу, пожалей стекла в особняке!

— Ничего-о, заменим! — воскликнула Гвенелет уверенно. — Ты еще рот разевать будешь, какие шикарные мы новые вставим! Вот мое слово!

Она воинственно замахала кулаками, изображая, что помимо разорванных перепонок вполне способна сломать пару драматургических носов, если ударить как следует, и в итоге размахалась до того, что завалилась на бок; однако Криллия лишь рассмеялась и не попыталась отстраниться. Может, слишком устала? А может...

— Но ты, возможно, сделаешь лучше, если снимешь траур, — ладонь Криллии оказалась достаточно близко, и Гвенелет быстро схватилась за нее, не оставляя шанса на побег от разговора. — Четыре года убиваться по мужу, которого ты даже не любила — не чересчур ли?

Рука Криллии подрагивала чуть заметно, а взгляд бегал; Гвенелет сжала эту руку чуть крепче и на всякий случай прислонила к своей груди, подумав, что немного человеческого тепла тут не повредит.

— Ты не понимаешь, что этот траур для меня значит, — заговорила Криллия немного через силу. — Это не просто черные платья и скучные прически. Это защита.

— Защита от веселья разве что!

— От внимания в первую очередь. Женщину в трауре не станут часто навещать гости, — второй рукой Криллия небольно ткнула Гвенелет в плечо, намекая, что гостья тут одна, но и это уже больше, чем следует. — Я все еще молода и богата, и как только в Хрустальной прознают, что я сняла черное платье, сюда сразу же потекут женихи. Ты думаешь, я преувеличиваю? Не смейся надо мной, мой предыдущий несостоявшийся жених едва не убил меня прямо в моей постели, и если только есть хоть какой-то шанс защититься от притязаний, я предпочту его использовать. Даже если бы пришлось объявить во всеуслышание, что я на самом деле мужчина. Любой метод. Любая уловка. И из всех возможных вариантов траур, пожалуй, не самый плохой, да?

Гвенелет повела плечом.

— А как же веселье?

— Аксали — мое веселье.

— А вот вырастет она, сама замуж выйдет, и что тогда?

— Буду одинокой печальной вдовой. Ну, знаешь, такой несчастной женщиной, которая сама себе хозяйка и может делать со своей жизнью все, что ей заблагорассудится. Неудачница, у которой нет мужа и сына, так что всеми своими активами она владеет единолично и имеет полное право тратить деньги так, как ей хочется, не нуждаясь в одобрении мужчин. Грустная старая дева, носящая то, что ей хочется, ходящая туда, куда ей хочется, не стесненная в передвижениях, не замученная родами; отвратительно трагичная судьба женщины, которая по желанию своей левой пятки может собраться и поехать в Хрустальную, или поселиться в одиночестве в Невеме, поехать вечером в театр, на охоту, да даже на бал, покупать и читать книги по своему вкусу, заказать свой портрет у портретиста по своему выбору, питаться тем, что ей нравится, а не тем, что положено по этикету и даже здравому смыслу... Ах, бедная, бедная Криллия! Поскорее снимите с нее траур и найдите мужчину, готового взять на себя все ее бремена: свободу, независимость и богатство!

Она перевела дух, а Гвенелет заполнила возникшую пазу насмешливым:

— О Горви! Ты заставила меня мечтать о том, чтобы тоже овдоветь!

И обе расхохотались, а Гвенелет еще и в тайне надеялась, что мужу сейчас недурно икается.

— Ну, а если серьезно, Гвен, — продолжила Криллия, — когда виконт погиб, я была, конечно, опечалена этим, даже убита. Мне было невыносимо страшно, потому что я думала, что мне с моими женскими мозгами ни за что не справиться с его работой, с его землями, деньгами и так далее; а еще я боялась, что драматург найдет меня теперь и продолжит издевательства. Но я во всем ошиблась. Отказалась от титула, отрезав себе часть довольствия, но зато Невем стал моими владениями, и никто уже не может на него посягнуть. Управление таким небольшим поместьем куда проще, чем всеми землями виконта, да и твой муж не позволил бы мне прибрать все к рукам. А вот обмен Невема на титул показался ему достойной сделкой. И вот я здесь! И не передать словами, как я была довольна своей жизнью, пока...

— Пока не приехала я!

— Нет, пока не случилась эта постановка, — погрузившись в воспоминания о том дне, Криллия побледнела и перешла на шепот. — И дело даже не в том, что надо мной посмеялись. Сороки тоже смеются, а толку ноль. Дело в том, что этим выступлением он показал мне, что до сих пор не собирается оставлять в покое, копит по крупицам информацию о том, где я и как живу, и не будет мне спокойной жизни, пока сам он жив!

Прозвучало зловеще, даже слишком; Гвенелет почувствовала, как по спине стекает холодный пот, и попыталась сменить поскорее тему, чтобы Криллия не дошла до каких-нибудь опасных умозаключений:

— Вот скажи мне лучше... если ты сама себе хозяйка, если нет над тобой никакой власти, то почему ты согласилась принять меня в своем доме? Вряд ли мой боров мог на тебя как-то надавить?

Сработало: Криллия переменилась в лице и загадочно заулыбалась, поглядывая на Гвенелет поверх очков то ли с интересом, то ли с сочувствием.

— Потому, что я слышала о твоих выходках, — пояснила она. — От знакомых, из газет... я выписываю Хрустальные газеты, знаешь? Чтобы быть в курсе.

— Не замечала!

— Да, я прячу их от Аксали. И так я знала, что ты за женщина, из какого теста. И мне подумалось, что несколько недель на лоне природы может пойти тебе на пользу. Позволят успокоиться. Найти в себе баланс.

— Во мне баланса — ого-го! — уверенно вскричала Гвенелет и ударила себя кулаком по груди.

— Правда? — не поверила Криллия. — Поэтому ты не можешь сидеть на месте спокойно и все время стремишься куда-то бежать, чем-то заняться? Гвен, что случится, если ты на полчаса сядешь за стол, закроешь глаза и попытаешься провести это время с Гвенелет? Чем пугает такая перспектива?

— Будет невероятно скучно! — отшутилась она, чувствуя, как в груди поднимается волна эмоций во главе со скользящим по коже страхом.

— Ты ведь сейчас до смерти испугана, Гвен.

Она села так резко, что что-то хрустнуло в спине, спустила ноги с кровати, но вставать не стала; теплая, нежная, загадочная Криллия лежала позади и смотрела ей в спину, и постельное белье пахло ее волосами, и комната пропиталась ее вольным духом... духом солнца...

— Я с детства такая, — заметила Гвенелет как бы невзначай. — С самого детства. Сидеть без дела мне ужасно страшно. В крайнем случае я делаю вид, что читаю. Но чаще вообще стараюсь не прекращать двигаться ни на мгновение. Если замрешь, на тебя нападет монстр. Я это хорошо усвоила.

— И что это за монстр, Гвен?

Страх переродился в отчаяние, и его оковы заставили согнуться пополам; в нос ударил невесть откуда взявшийся запах старины, затряслись руки, замылился от слез взгляд, и она почувствовала вкус крови на прокушенных губах, но голос, натренированный за годы лучше служебной собаки, звучал громко, уверенно, сильно:

— Тот, кто мне и так проиграл. Тот, кого я победила.

— Не победила ты.

Криллия протянула руки, наверное, чтобы обнять, но Гвенелет не далась; вместо этого она завалилась на бок, встала на колени, вцепилась сильными руками в плечи Криллии и поцеловала ее, так пылко, сильно и страстно, что под таким напором не выдержала бы даже скала. И Криллия не выдержала тоже; Гвенелет почувствовала, как сперва ее пробила нервная, испуганная дрожь, но затем тело расслабилось, руки опустились Гвенелет на шею и заключили в объятия, а дыхание выровнялось и даже стало томным. Криллия определенно предполагала, что такое может случиться. Неужто ей тоже рассказали подруги?

— И запомни: больше мы эту тему не поднимаем, — прошептала Гвенелет, немного отстранившись. — Наказание за эту тему — поцелуй.

— Как жестоко, — заявила Криллия, крепче обхватывая Гвенелет за шею, — с твоей стороны считать свою любовь наказанием.