Если спросить у Оминиса, есть ли какая-то отличительная семейная черта у всех Сэллоу, он без раздумий ответит — тактильность.

Непривыкшему к подобному отношению в семье Мраксу поначалу непривычно и странно, он даже вздрагивал, когда близнецы трогали, тыкали, тормошили, щекотали, щипали, хватали под локти, держали за руки и обнимали его, особенно, если делали это без предупреждения. Несколько раз даже Соломон одобрительно хлопал его по плечу после помощи с чем-либо. Впечатление такое, что о личном пространстве они не знают. Справедливости ради, Оминис, быстро распробовавший теплоту дружеских прикосновений, совершенно не против и с готовностью принимает всё, что заботливые руки могут ему предложить.

С тех пор как Оминис с Себастьяном начали встречаться, словно стараясь наверстать те месяцы избегания, последний будто прилип, практически не отходя ни на шаг. Они тайком держатся за руки под партами во время занятий, во время трапез соприкасаются коленками, чаще вместе посещают дуэльный клуб Себастьяна, играют в шахматы, собранными из двух разных наборов, — деревянного и металлического — у кабинета, где репетирует хор, а в крипте Оминис позволяет себе засыпать, положив голову на услужливо подставленное плечо. И от всего этого у Мракса такое необычайно приятное чувство внутри.

— Как бабочки в животе? — подсказывает Себастьян, часто встречающий такое сравнение в книгах.

Оминис в сомнении качает головой — ему не кажется, что насекомые в животе были бы настолько же приятны по ощущению — больше похоже на согревающий в холодные зимние дни камин, разведённый прямо в груди и заботливо подтапливаемый дровами.

***

Они стоят на хогвартском мосту, опёршись на деревянные ограждения, и распивают из одной бутылки сливочное, с острыми нотками имбиря, пиво. Оминис, подставивший лицо тёплому закатному солнцу, наслаждается пряным послевкусием на языке, мягким ветром в волосах, далёкой трелью птиц, шелестом листвы и едва уловимым журчанием реки под ними.

— Ты очень красивый, — с придыханием признаётся Себастьян, словно это какая-то сокровенная тайна.

— Если ты так говоришь, — безмятежно пожимает плечами Оминис, повернув голову в сторону голоса. Мракс всегда находил его довольно благозвучным, а с недавних пор тот зазвучал по-другому. Совсем недавно Оминису казалось забавным, когда в начале фраз Себастьян звучал высоко и скрипуче, а к концу мог сорваться почти на хрип, но теперь от мягкого тенор-баритона у него будто сердце замирает. Он часто ловит себя на немного смущающей мысли, что Сэллоу мог бы стать главным украшением школьного хора.

Себастьян берёт его за руку, переплетая вместе пальцы, а Оминис по кругу обводит костяшку указательного пальца. Потом чувствует приближение Сэллоу, слышит тихий скрип досок, шуршание одежды, ощущает горячее, взволнованное и оттого неровное дыхание возле лица, а потом тот замирает. Несколько мучительно долгих секунд не двигается, как и ожидающий дальнейших действий Оминис, а после сглатывает и наконец спрашивает:

— Можно поцеловать тебя?

У Оминиса кровь приливает к щекам, а сердце стучит оглушающе-громко, заглушая собой остальные звуки, будто и нет ничего вокруг них. Он энергично кивает, шепча «Да, пожалуйста», и сам подаётся вперёд, но попадает в щёку. Себастьян наклоняет голову вбок и накрывает его губы своими.

***

— Давай к нам, вода тёплая! — кричит Анна, призывно шлёпая ладонями по воде.

— Воздержусь, — в который раз повторяет Оминис с берега, поджимая колени к груди.

— Здесь всего-то по пояс, — заверяет Себастьян и тоже плещет водой, Анна возмущённо вскрикивает. — Ну, максимум — до плеч.

— И всё же.

В неожиданно тёплый осенний день близнецы решают привести в порядок водоём вблизи Фелдкрофта — избавляются от лишней растительности и даже нагревают воду. «В речке» — говорят они. «В болоте» — брезгливо думает Мракс, улавливая остаточный кислый запах тины. В высокой траве недовольно квакает потревоженная лягушка.

— Да ладно, повеселись с нами.

— Я веселюсь, — в подтверждение своих слов Оминис взмахом палочки поднимает лежащий рядом камешек и запускает его в воду подальше от места, где стоят Сэллоу. Он насчитывает десять «блинчиков». На два больше, чем в прошлый раз.

— Одно из самых грустных зрелищ, что я когда-либо видел, — испускает скорбный вздох Себастьян.

— Нам нужно устроить минуту молчания. Ты буквально похоронил веселье, — Анна шмыгает носом.

Близнецы не говорят ни слова, но Оминис может слышать их чрезмерно активную жестикуляцию с плохо сдерживаемыми смешками и хмурится, предчувствуя неладное — ну точно что-то замышляют. В подтверждении догадки, брат с сестрой почти одновременно устремляются, судя по звуку, в его сторону. Спустя секунду до Оминиса доходит.

— Нет! — протестующе кричит он, сжав палочку, а громкий плеск от двух пар ног всё приближается. — Нет-нет-нет! Ни за что! — Оминис резко подрывается с места, с тихим смехом убегая дальше от воды. Когда к плеску добавляется хруст прибрежной гальки, Мракс через плечо целится в того, кто справа — чьи шаги немного тяжелее. — Депульсо!

Издав удивлённое «Ух!», Себастьян с громким всплеском падает обратно в воду, Анна же быстро настигает Оминиса. Она вцепляется в его левое предплечье обеими руками, прижимая к себе так крепко, что не даёт сделать ни шага дальше, как бы Мракс не вырывался. Рукав мантии стремительно пропитывается влагой. Подошедший Себастьян крепко хватает Оминиса под второй локоть, но палочку даже не думает забирать. С заразительным смехом близнецы тащат упирающегося и тормозящего ногами друга к «речке». У него и самого предательски подрагивают плечи от переполняющего веселья. Но в воду всё же не особо хочется.

— Я всё ещё в одежде, — сетует Оминис, надеясь оттянуть неизбежный момент.

— Высушим, — легко парирует Себастьян.

— И не умею плавать, — когда под ногами хрустит галька, напоминает Мракс в тщетной попытке. Всё равно знает, что не поможет.

— А плавать тебя никто и не заставляет, — задорно улыбается Анна и вынуждает сделать несколько шагов в водоём.

Принимая поражение, Оминис сам идёт дальше с тяжёлым вздохом и энтузиазмом немногим больше, чем перед уроком Зельеварения, отмечая, что, по крайней мере, вода в самом деле комфортной температуры. Он чуть не поскальзывается на камне, но Себастьян подхватывает, помогая устоять, и притягивает в мокрые объятия.

— Не так уж всё плохо, а? — ехидно интересуется Себастьян и брызгает водой в Оминиса, за что получает из палочки струю Аква Эрукто.

***

Проклятие Анны становится неожиданным и сильнейшим ударом для всех. Лекари из Святого Мунго лишь разводят руками — они не могут её излечить. Говорят, она умрёт. Единственное, что они могут, — зельями облегчить приступы боли, из-за которых она не в состоянии посещать школу. Себастьян поначалу порывается остаться с Анной в Фелдкрофте, лишь общими усилиями удаётся уговорить его продолжить обучение — он всё равно ей ничем не поможет. Неохотно он соглашается.

А позже Себастьян говорит так уверенно, будто уже решил что-то для себя:

— Верно. Здесь я ей ничем не помогу. Спасибо, — он целует Оминиса в лоб и слишком крепко, до небольшой боли в рёбрах, сжимает в долгих объятиях.

***

Злые чары будто переходят на Себастьяна тоже. Вечно жизнерадостный юноша становится сам на себя не похож: замыкается в себе, снова проводя всё время за книжками в бесконечных, тщетных попытках найти хоть что-то, что сможет помочь сестре. И Оминис прекрасно понимает, тоже очень хочет помочь, но при всём желании не в силах — не то чтобы в Хогвартсе было много литературы со шрифтом Брайля, лишь несколько повестей и сборники стихов, заказанные библиотекаршей специально для него. Поэтому он только и может, что с молчаливой поддержкой быть рядом, уносить да приносить всё новые и новые книги, ночами же заставлять ложиться в кровать, когда утомлённый Себастьян в очередной раз засыпает над несделанным домашним заданием, а наутро помогать в спешке дописывать. Всё чаще после отбоя Сэллоу просит Мракса отвлечь мадам Пергамм и старост, когда тот хочет проникнуть в запретную секцию.

Даже зрение не нужно, чтобы замечать, как сильно Себастьян изводит себя. Закончив с очередным фолиантом, он зло его захлопывает. Оминису безумно хочется вразумить его. Напомнить, что все те лекари тоже учились в Хогвартсе, вероятно, читали эти же книги, и вряд ли он найдёт что-то в школьной библиотеке, чего не знают они. Даже если искать в запретной секции. Но Оминис слышит, как под боком Себастьян всхлипывает от разочарования, и понимает, что у него никогда не хватит духа отобрать столь хрупкую надежду, больше напоминающую соломинку для утопающего. Мракс сцепляет в замок их руки и приободряюще шепчет:

— Может быть, в следующей что-то будет.

Себастьян согласно мычит, утирает заслезившиеся глаза и открывает очередную книгу.

***

За окном ещё ни свет ни заря, когда Себастьян с Оминисом прибывают в Фелдкрофт, — Себастьян хочет провести с сестрой как можно больше времени. После нескольких партий в Плюй-камни, пока Соломон готовил, они, наконец, садятся завтракать. Оминис жуёт подгоревшую яичницу с овощами, а Анна с гордостью победительницы смакует Розовый кокосовый лёд из Сладкого королевства. Себастьян же с бутербродом в руке лениво просматривает утренний «Пророк» поодаль на софе, от него всё ещё смердит после проигранных раундов.

— Ого, пишут, что два известных автора в области Травологии подрались на семинаре о грибах, даже фото прилагается, — с неподдельным удивлением зачитывает Себастьян.

— Не знал, что тебя так интересует эта тема, — оторвавшись от тарелки, Оминис в изумлении приподнимает брови.

— Известно почему? — Анна тянется за газетой, намереваясь рассмотреть двигающуюся фотографию с дракой. Бумага шелестит под её пальцами.

— Нет, но могу предположить, что им просто нравится разводить споры.

Близнецы разражаются хохотом, на что Оминис с мягкой улыбкой закатывает глаза. Стоило догадаться.

От промелькнувшего веселья не остаётся и следа, когда смех Анны сменяется болезненным кашлем.

***

Переполненный решимостью помочь чем-то более существенным, на ближайших каникулах Оминис возвращается на несколько дней в родовое поместье. Пришлось соврать Себастьяну, что нужно уехать по семейным делам. Оминису хочется сделать сюрприз и не давать лишних надежд, если затея не выгорит. Ему совсем не приятно находиться в этом зловещем месте, но уж там-то должны быть книги о проклятьях. Мраксу не слишком нравится заинтересованность парня в тёмных искусствах, но он верит, что Себастьян умный и точно сможет использовать даже такие знания во благо.

В свою последнюю ночь перед отъездом, под её покровом, словно вор, Оминис пробирается в библиотеку. К сожалению, манящие чары не срабатывают, и древние фолианты остаются недвижимыми на своих местах. Искать нужные книги непросто — разумеется, ни одна из них не подписана шрифтом Брайля. Он водит пальцами по тиснёным на корешках буквам, пытаясь сопоставить ощущения нынешние и из прошлого, когда у него ещё не было специальных книг. Кажется, проходит слишком много часов к тому времени, как удаётся найти хотя бы пять книг. Оминис тщательно их изучает, чтобы убедиться в правильности выбора, ненароком подмечая всякие мелочи: от шероховатости переплётов и толщины до небольших вмятин и редких царапин.

Уже возле двери палочка в руках Оминиса даёт понять — по ту сторону кто-то есть. Вслушиваясь, он может различить нетерпеливое притопывание о мягкий ворс ковра, что предательски глушит звук. Кто-то явно ожидает его там. Мысленно Оминис выругивается. Он до последнего надеялся, что останется незамеченным, но, видимо, напрасно. Ничто в этом доме не происходит так, как ему хотелось бы. Собравшись с мыслями, Оминис выходит из комнаты и стоит ему затворить за собой дверь, как разносится недоброе «Экспеллиармус!», и палочку отбрасывает куда-то в сторону.

Значит, Марволо. Ему всегда приносит какое-то садистское удовольствие, когда Оминис совсем слеп и беспомощен перед ним.

Верхняя в стопке книга вылетает из рук Оминиса, когда старший брат применяет манящие чары.

— А я всё гадал, почему ты внезапно приехал, — Марволо с деланным любопытством осматривает книжку. — Занятный выбор литературы.

— Старшекурсник один досаждает. Хочу поставить его на место, — спокойно отвечает Оминис, выдавив улыбку и склонив голову. На ходу придумывать оправдание — не лучшая идея, но определённо лучше, чем рассказывать всё как есть. Обычно родня игнорирует тот факт, что Оминис дружит с нечистокровными волшебниками, но делиться с ними тайными знаниями семьи? По мнению остальных Мраксов — кощунство.

— Пра-а-а-авда? — Марволо не звучит убеждённо. Он подходит некомфортно близко, вторгаясь в личное пространство, угрожающе нависая так, что Оминис может уловить запах мыла и лакрицы, исходящий от него. В попытке увеличить дистанцию, он делает шаг назад, но упирается в резную дверь, ручка которой неприятно впивается под рёбра.

— Полагаю, как заботливый брат, я мог бы помочь и подсказать парочку интересных проклятий, — его голос звучит слишком елейно. — Впрочем, одно ты и так уже знаешь. Оно ведь твоё первое. Первое выученное заклятие не забывается.

В детстве Оминис надеялся, что его первым заклятием будет что-то трансфигурирующее — его всегда восхищало, когда тётя Ноктуа меняла для него форму и текстуру предметов. Реальность оказалась куда более жестокой.

— Не думаю, что колдовать Круцио в стенах школы — разумная идея. Поэтому и решил поискать что-нибудь здесь, — Оминис указывает головой на книги.

— Тогда может мне стоит прочитать их тебе? Кажется, с этим у тебя могут быть проблемы.

С этими словами Оминис чувствует внезапное давление на открытый левый глаз. Рефлекторно зажмурившись и отдёрнув голову назад, он сильно ударяется затылком. Марволо довольно скалится.

— Вообще-то так отрадно видеть, что малыш Оминис наконец захотел приобщиться к семейному делу. Быть может, мне стоит обрадовать матушку и сказать, что в следующий раз забавляться с магглами будем вновь всей семьёй? — Оминис поджимает губы. Если он сейчас согласится, то в следующий раз его в самом деле заставят снова использовать Круцио. Этого ему хочется меньше всего на свете. Он качает головой в поражении.

— Так я и думал. Маленький лжец, — презрительно бросает Марволо, с силой вкладывая фолиант обратно, да так, что угол книги вдавливается в грудь.

Есть кое-что общее у Марволо и Себастьяна — их практичность. Незачем тратить дорогие зелья, если можно использовать заклинания.

Марволо злобно цедит «Империо», и Оминис с чувством невероятного блаженства идёт в спальню матери, где признаётся, что взял книги для Себастьяна. Приятная пелена сходит в момент, когда разъярённая мать вкладывает в его руку гладкое заговорённое перо, самостоятельно выводящее на метровом свитке кровью «Мраксы не имеют дел с грязнокровками». К середине пергамента боль на тыльной стороне ладони такая, словно строчки разрезают ему не только плоть, но и кости, а к концу бумага под пальцами мокрая как от крови, так и от слёз. А Оминис рад, что брат с матерью не устроили более подробный допрос.

Утром он диктует письмо для Себастьяна, о том, что дома придётся задержаться. Перед отправлением Оминис вкладывает в конверт звёздочку бадьяна. Это была идея Себастьяна, ароматизировать конверты, чтобы Мракс знал, что письма от него. Не то что бы Оминису много кто пишет или есть надобность в ответном конверте с запахом, но наличие общего секрета приятно греет душу.

Поиск изъятых и запрятанных книг затягивается на несколько дней, и среди новых писем для семьи Оминис улавливает тонкий запах бадьяна. Себастьян выражает сочувствие и надежду, что семья творит не слишком мрачные штуки. От этого Мракс слегка улыбается. Опять эти его шуточки.

Когда удача снова на стороне Оминиса и книги вновь оказываются в его руках, он, не желая провести здесь ни секундой больше, в спешке покидает злосчастный дом с помощью камина, зная, что такой фокус не окажется без наказания в следующее его появление в этом доме.

Хотелось бы Оминису никогда больше не посещать это место, но родители ясно дали понять, что если он не будет проводить в поместье хотя бы один месяц в году, они переведут его на домашнее обучение.

***

Мракс не любит носить перчатки — через них сложно что-либо почувствовать, но приходится надеть их перед встречей с Себастьяном, чтобы не волновать того лишний раз — ему и так беспокойств хватает, а у Оминиса теперь вся тыльная сторона ладони испещрена ровными строчками и болит так, что пальцы едва гнутся. Мать каждый вечер заставляла исписывать всё новые и новые метровые свитки, пока он находился в поместье. Самостоятельные попытки исцеления были тщетными, кожа попросту не успевала заживать.

Он передаёт Себастьяну бесценные древние письмена, однако вместо ожидаемых слов благодарности Оминис получает долгое и напряжённое молчание, а затем Себастьян спрашивает неожиданно холодным тоном:

— Зачем перчатки?

— Сегодня что-то холодно стало, ты не заметил? — и глазом не моргнув, врёт Оминис, склонив голову, и для большей достоверности поправляет шарф. Как назло погода выдалась теплее, чем ожидалось, и рубашка неприятно липнет к спине от проступившего пота.

Раздаётся глухой грохот, будто что-то упало на пол, и Сэллоу хватает растерянного от внезапного звука Мракса за руки, неожиданно сильно сжав пальцы, вдавливая в зияющие раны дорогой кашемир. Такое привычное проявление любви становится подобным пытке. Оминис морщится и болезненное шипение сдержать не получается, он отдёргивает руки, прижимая горящее болью запястье к груди.

— Ничего страшного, просто неудачно упал, — выпаливает Оминис первое, что приходит в голову. Всё-таки он взаправду часто падает или врезается во что-нибудь, из-за чего постоянно покрыт синяками и ссадинами.

— Покажи, — требует Себастьян, Оминис отрицательно мотает головой.

— Пожалуйста, — уже куда мягче, но всё ещё с нажимом просит он. Немного помедлив, Мракс вздыхает и всё-таки протягивает руку. Нет больше смысла отпираться, ложь и так раскрыта. Себастьян с немого разрешения стягивает перчатку и ахает от увиденного:

— Проклятие. У тебя же здесь живого места нет.

Сэллоу чешет затылок, пытаясь подобрать слова.

— Извини, что так сильно сжал. Но ты бы до последнего всё отрицал, упрямец, — говорит он осуждающим тоном, но наклоняется, чтобы мягко коснуться губами фаланг, где нет ран. — Пойдём в больничное крыло, там тебя подлатают.

Оминис с досадой думает, что ему нужно научиться лгать получше.

***

— Дядя не любит нас. Он хочет дать Анне умереть, — перед сном делится своими подозрениями Себастьян, голос которого звучит совсем потерянно. Словно он и сам в это не верит, но очень-очень хочет, чтобы это было так.

Такое заявление звучит почти как шутка, только смеяться от неё совсем не хочется. От этих слов Оминису горько.

— Соломон души в вас обоих не чает и готов сделать всё, что в его силах. Просто иногда даже этого недостаточно. Надеюсь, однажды ты это поймёшь.

Себастьян на соседней постели поворачивается на другой бок.

***

Себастьян уже несколько дней хвастается всем желающим, как они вдвоём с новым другом смогли одолеть тролля. Оминис его восторга не разделяет — ввязываться в бой было слишком рискованно — не всякий взрослый способен одолеть тролля. Позже из-за этого самого друга Себастьяна наказывают за проникновение в запретную секцию. Оминису уже не нравится, как новый ученик влияет на его парня, учебный год едва успел начаться, а из-за этого выскочки Себастьян вляпался в неприятности уже дважды. Мракс, конечно, рад, что из-за нового пятикурсника тот значительно повеселел, но как-то слишком быстро они спелись. Колючими лозами Оминиса оплетает ревность. Ему больше не хочется оставлять этих двоих наедине.

Не обнаружив Себастьяна в гостиной после отбоя, Оминис решает начать поиски в крипте, тот уже несколько раз засиживался там допоздна, совсем позабыв о времени. Не хватало ещё, чтобы он уснул прямо там и заболел.

Когда из крипты вместо ожидаемого Себастьяна выходит тот самый пятикурсник, Оминис чувствует себя преданным. Внутри бушует жгучая смесь из гнева и ревности. Это же их место. Как Себастьян мог рассказать кому-то о нём, даже не посоветовавшись? Да ещё и тому, кого знает без году неделю?

И это становится последней каплей. Оминис, словно гарпия, словесно набрасывается, выплёскивая весь скопившийся за последние полгода стресс, сначала на переведённого ученика, а затем и на Себастьяна, которого застаёт за приведением в порядок разбросанного хлама. В воздухе витает запах гари — новенький явно промахнулся, пока изучал Конфринго.

Выговорившись, Оминис быстро успокаивается в объятиях Себастьяна, а за успокоением следует стыд. Ужасное первое впечатление. Он ведь совсем не такой.

— Мерлин, я же повёл себя прямо как мать, — Оминис прячет горящее лицо в прохладных ладонях.

— Ну, ты имел полное право злиться. Мне правда стоило сначала спросить тебя, прежде чем приводить сюда постороннего, — виновато чешет затылок Сэллоу и возвращается к наведению порядка.

— Ещё я угрожал тем, что пожалуюсь отцу, — совсем обречённо добавляет Мракс. От переизбытка эмоций накатывает усталость, и он прижимается спиной к колонне.

Услышав это, Себастьян несдержанно прыскает. Для тех, кто в курсе отношений Оминиса с семьёй, это и правда звучит как уморительная шутка. Чтобы отец да хоть пальцем пошевелил ради такого бракованного разочарования, как он его называет? Даже Оминису от этого почти смешно.

***

— Оминис, пожалуйста, — тихо просит Себастьян и пытается обнять Оминиса, но тот, едва почувствовав чужие руки на плечах, отшатывается назад, не позволяя прикоснуться к себе.

— Как ты можешь просить меня о таком? — грустно шепчет Мракс и нервно ходит из стороны в сторону по узкому коридору скрипториума. Древний, зловещий, многоголосый шёпот доносится будто отовсюду, заставляя то и дело оборачиваться. — Я думал, ты знаешь меня лучше.

Оминиса переполняет разочарование. Себастьян как никто другой должен знать, насколько он не приемлет непростительные заклятия.

— Это просто смешно. Мы можем умереть здесь, как твоя тётя, — в сердцах бросает раздражённый Себастьян, отходя от него.

Мракс в бессилии обхватывает себя за плечи. Ему не хочется причинять кому-либо такую боль, он всё ещё помнит её. Как и крики магглов.

— Если хочешь, я могу научить тебя Круцио, я знаю движения палочкой, — голос Себастьяна звучит будто издалека, когда он говорит с тем пятикурсником, хотя их разделяет расстояние не более пяти шагов.

До Оминиса даже не сразу доходит смысл сказанного. Он в неверии медленно поворачивает голову по направлении к двум другим, будто от этого лучше услышит.

— Круцио, — произносит Себастьян, с пугающей лёгкостью. И у него получается. С первой попытки. Оминису потребовалось три, чтобы проклятие сработало.

От болезненного вопля, эхом отскочившим от каменных стен, Оминис и сам испытывает фантомную боль из воспоминаний. Его охватывает холодный липкий ужас. Он прикладывать все силы, чтобы тоже не закричать.

— Ты в порядке? — спрашивает Себастьян, ещё до того, как затих вопль, и от тона этого вопроса у Оминиса бегут мурашки. В нём не было заботы.

После того, как они выбрались из скрипториума Оминис избегает Себастьяна какое-то время. Ему сложно принять факт, что дорогой сердцу человек мог так легко заставить кого-то страдать. Поведение Себастьяна начинает пугать.

***

В ночной тиши усилившийся холодный ветер шелестит подхваченными с земли листьями, у леса изредка ухают вылетевшие на охоту совы. Себастьян и Оминис лежат на траве, прижавшись плечами. Затянувшееся молчание становится напрягающим, никто так и не решается заговорить первым. По крайней мере, это безобидная вылазка. Без тёмных мрачных коридоров, без зловещего, давящего со всех сторон древнего шёпота, без непростительных заклятий.

Оминис вспоминает, как в прошлом году они лежали точно так же, и Себастьян рассказывал о далёких созвездиях, которые напоминают родинки на его лице. Сэллоу тогда пытался дать потрогать ему звёздное небо — взял пергамент и сделал в нём перфорацию, пытаясь изобразить звёзды. Не самая его удачная идея, но жест определённо был милым. Сейчас всё это напоминает давний сон.

— Извини, я не должен был тогда так говорить, — наконец подаёт голос Себастьян.

— Не должен был, — кивает Оминис.

Он с сожалением думает о том, что стоило тогда забрать скелет тёти Ноктуа с собой. Она не заслуживает оставаться так долго в том Мерлином забытом месте. Но Мракс не может ни заставить себя, ни попросить Себастьяна спуститься в скрипторий. Ему страшно, что им снова придётся применять Круцио. И ещё страшнее от мысли, что Себастьян снова сделает это так же легко.

— Ты простишь меня? — голос вырывает из мрачных мыслей, и Оминис чувствует робкое прикосновение пальцев к тыльной стороне ладони, будто Себастьян проверяет не отдёрнет ли тот её.

Мракс вздыхает и сам сцепляет их руки в замок, примирительно целует в щёку. Конечно простит. Всегда прощает.

«Всё ещё можно исправить», — убеждает себя Оминис и сжимает крепче их руки.

***

Себастьян всегда сутулился, как бы Мракс не уговаривал его выпрямить спину. И сейчас Сэллоу снова нависает над книгой, согнувшись в три погибели, периодически устало вздыхая. Оминис уже некоторое время сонно клюёт носом в попытке восполнить знания сегодняшнего проспанного урока истории магии, но учебник лишь немногим интереснее нудного профессора Бинса. Размеренная дробь дождя по окнам и тихий цокот каблуков мадам Пергамм, доносящийся с первого этажа, совсем не помогают ситуации. Оминис широко зевает в ладонь. Тут же зевает Себастьян.

— Что ты наделал, — бурчит он и зевает ещё раз.

Мракс возвращает пальцы обратно на страницу, с неудовольствием понимая, что совсем не помнит, на чём остановился. Он оставляет закладку между страниц, решив, что хватит на сегодня восстаний гоблинов, и подпирает рукой щёку, намереваясь немного подремать.

Однако вместо сна Оминис погружается в гложущее его чувство вины, растущее с каждым днём всё сильнее. Он скучает по тому времени, когда мог просто поцеловать Себастьяна. С момента проклятия Анны такое больше не кажется уместным, и он оставляет проявление инициативы на усмотрение Себастьяна — не хочется отвлекать его лишний раз. А у того, по понятным причинам, редко бывает настроение на что-то романтичное. Мракс тоже тоскует по Анне, но от своих чувств к Себастьяну никуда деться не может, из-за чего ему не только кажется, что он плохой друг и парень, — он и в целом ощущает себя грязным.

Ему хочется, как раньше, зажиматься по укромным углам замка, где их никто не заметит, долго обниматься, чтобы Себастьян снова шептал на ухо всякую смущающую чепуху, хочется запустить пальцы в шелковистые вьющиеся волосы, почувствовать чужие руки на талии и…

— О чём задумался?

— Ни о чём! — вспыхивает Оминис, с удивлением отдёргивая руку от уха — он и не заметил, как начал водить большим пальцем по завитку раковины.

Сэллоу тихо посмеивается такой бурной реакции и потягивается, разминая уставшие мышцы, хрустит суставами, только чтобы снова уткнуться в учебник.

Заснуть так и не получается. Себастьян рядом всё чаще ёрзает на скрипучем стуле, то и дело вздыхая и потягиваясь. На десятом за несколько минут вздохе Оминис, наконец, не выдерживает. Он поднимается с места, слепо ведёт кончиками пальцев по столешнице, пока не натыкается на локоть, поднимается к плечу и заходит за спину замершего Себастьяна, опускает вторую руку на другое плечо.

— Ты в последнее время слишком напрягаешься, тебе нужно немного отдохнуть, — Оминис пробно сжимает плечи и тянет на себя, заставляя Сэллоу выпрямить спину, и сразу улавливает запах шампуня. Мракса грызёт совесть — под маской альтруистичного предложения прячется его эгоистичное желание снова дотронуться до Себастьяна более фривольно, чем простое держание за ручки.

Не получив возражений, он начинает массировать напряжённые мышцы. Кругообразными движениями сжимает затёкшие плечи, периодически надавливая сильнее, ведёт вверх и вниз вдоль позвоночника, разминает лопатки, большими пальцами заходит за воротничок и гладит кожу шеи, чем вызывает у Себастьяна довольные звуки. Оминис стыдливо думает, что предпочёл бы, чтобы на том не было рубашки. Он продолжает массаж, пока пальцы совсем не устают, и просто останавливается на расслабленных плечах. Уж слишком Мракс скучает по длительному физическому контакту, к которому пристрастился за все эти годы.

Разомлевший Себастьян наклоняет голову и в благодарность сначала трётся щекой, а затем целует руку, покрытую едва заметными редкими рубцами. Он встаёт, вплотную подходит к Оминису и мягко подталкивает того назад, к углу между стеллажом и стеной.

— Мы в библиотеке, — трепетным шёпотом напоминает Мракс, податливо отступая к стене. Он совсем не возражает. Напротив, даже жаждет. Пальцы сами собой сжимают мантию Себастьяна и тянут ближе.

На затылок ложится рука, чтобы Оминис не ударился.

— Рядом никого нет, — заверяет Себастьян, наконец прижав его собой к холодному камню, и обнимает за талию.

Оминис вслушивается, затаив дыхание, и не улавливает ничего, кроме дождя да собственного учащённого сердцебиения. Удовлетворённый этим, он кладёт руку на щёку Себастьяна и льнёт к его губам своими в пока ещё целомудренном поцелуе. Сэллоу скользит языком меж губ, и Оминис с нетерпением приоткрывает рот, отвечая на столь долгожданную ласку. Не зная, чем занять руки, Мракс запускает одну в мягкие волосы, а другой хватается за мантию где-то чуть ниже лопаток. Безумно хочется, чтобы Себастьян был ближе. Ещё ближе. Почему в их школьной форме так много слоёв? Неохотно Оминис разрывает поцелуй, и Себастьян несколько раз коротко чмокает его в угол губ.

— Постой, — жалобно шепчет Оминис, и Себастьян замирает, — а если мы слишком увлечёмся и не заметим, как кто-то придёт? — Мракс утыкается носом в чужую шею, пытаясь унять сбившееся дыхание.

— А для чего нас обучали чарам невидимости? — щекотно почти мурлычет Сэллоу на ухо.

— Сомневаюсь, что ради такого, — улыбаясь, качает головой Оминис и выуживает палочку.

***

Оминис согласен с Соломоном, хоть и считает наказание слишком жестоким. Себастьян зашёл слишком далеко, применив уже второе непростительное заклятие. И если в первом случае от этого зависели их жизни, то теперь этому поступку не было оправданий.

— А что я ещё мог сделать? Тот гоблин убил бы Анну! По-твоему, я должен был просто стоять и смотреть на это? — затравленно защищается Сэллоу.

— Акцио, Левиосо, Депульсо, Глациус, Остолбеней, Аресто моментум, Петрификус тоталус, — на одном дыхании сердито перечисляет Мракс, — что угодно! Ты же отличный дуэлянт, почему первое, что пришло в твою дурную голову, — Империо?! — почти в отчаянии кричит Оминис, не понимая, как всё обернулось таким образом. Ему не следовало так просто отпускать Себастьяна из катакомб. Пальцы до боли сжимают палочку, пока он ходит из стороны в сторону.

— Откуда ты вообще узнал, как накладывать Империус? Такого точно не должно быть в библиотеке, даже в запретной секции. Где ты…

Оминис так и не заканчивает фразу, в немом ужасе застыв на месте с открытым ртом, словно громом поражённый. Внезапно он осознаёт, когда, а главное, откуда Себастьян узнал, как накладывать Круциатус ещё до скрипториума. Все детали встали на места, подобно кусочкам мозаики, и его словно озаряет страшная, неприятная правда.

Он своими руками дал Себастьяну книги с запретными знаниями. Проклятые книги из проклятого поместья его проклятой семьи.

Это из-за него Себастьян уже дважды использовал непростительные заклятия.

Это всё его вина.

От бессилия у Оминиса из рук выпадает палочка, укатившаяся куда-то с печальным стуком, и сам он падает коленями на каменный пол крипты, но совсем не чувствует боли от удара. Во всяком случае, не эту боль. Оминис задыхается, а глаза заволакивают слёзы, но останавливать их поток нет никаких сил.

***

Анна крепко стискивает Оминиса в объятиях, сжимая в пальцах его мантию. Он чувствует ещё свежие дорожки слёз на её щеке, когда та прижимается к его шее.

— Я не думаю, что смогу когда-нибудь простить его, Оминис, — признаётся Анна с такой надломленной тоской в голосе, что Мраксу хочется вышибить всю дурь из головы Себастьяна.

Анна всегда была самой позитивной из их троицы. Это она предложила не использовать тёмные искусства. «Мы сами своим примером опровергнем общее мнение, что все Слизеринцы — тёмные волшебники. Даже здорово, что среди нас есть потомок Салазара» — улыбалась она тогда. Оминис тогда стыдливо рассказал, что уже использовал Круцио. «Значит, с этого момента. Мы все пообещаем, что не будем использовать непростительные заклятия с этого момента».

Бедняжка не заслужила столько несчастий, что выпали на её долю.

В голове Оминиса то и дело крутится «Если бы я не дал Себастьяну те книги?», «Если бы не согласился провести его в скрипториум?», «Если бы я всё же не дал забрать реликвию?», «Если бы я не был Мраксом?». Бесчисленное множество этих «если бы». Когда он пытается поделиться этим с Анной, та прижимается к его лбу своим.

— Разве ты наставлял на него палочку, вынуждая убить дядю? Ты ни в чём не виноват. Это было его и только его решение, — серьёзно произносит девушка, хотя её голос сквозит горечью.

Оминис помогает ей нарвать цветы для свежей могилы.

— Пожалуйста, позаботься о нём, — снова просит Анна, когда Оминис собирается уходить из нового дома, где теперь живёт Анна, которую приютили бывшие соратники Соломона. Мракс искренне надеется, что они хорошие люди.

— Позабочусь, — обещает он.

***

Сомневаясь в рациональности своего мышления — уж слишком он ему близок — Оминис просит переведённого ученика принять решение насчёт участи Себастьяна.

Когда тот выносит вердикт, что не выдаст Сэллоу, с души будто огромный камень сваливается, и у Оминиса не получается сдержать вздох облегчения. Хоть Мракс сам предложил решить этот вопрос именно их общему другу, он невероятно боялся, что Себастьяна отправят в Азкабан. Несмотря ни на что, Оминис всё ещё не готов потерять его.

Совместно они решают соврать, будто на них с Соломоном напала банда Пепламбов, и тот погиб, защищая Себастьяна. Именно поэтому учителя столь снисходительны к прогулам Сэллоу.

***

Однажды оставшись наедине в факультетской гостиной, Себастьян внезапно признаётся Оминису:

— Знаешь, я больше не могу вызвать патронус, — он напряжённо держит палочку и подтягивает ноги к груди. — Я пытался, но вместо зверя-защитника из неё полезли светящиеся черви. Едва успел отбросить палочку. Они хотели напасть на меня, — из него вырывается несколько нервных смешков, прежде чем заходится в приступе истерического смеха.

— Я теперь абсолютно беззащитен перед дементорами. Наверное, это справедливо, а?

***

Время неумолимо идёт, до СОВ остаётся меньше месяца.

Оминис снова выносит из Большого зала тарелку с оладьями и фруктами. Нести их аж до слизеринской спальни непросто, но он успел приноровиться. Уже привык. Оминис ставит тарелку на столик возле кровати Себастьяна и несколько раз толкает пальцами одеяльную кучу, под которой прячется Сэллоу. Тот собирается пропустить и сегодняшний день. Потом разит так, что Оминису даже интересно, когда Себастьян менял постельное бельё или хотя бы мылся в последний раз. Мракс устало вздыхает. Надо с этим что-то делать.

— Сядь, будь любезен, — утомлённо просит Оминис. Слышно только шелест ткани — Себастьян накрывается с головой.

— Себастьян, — более серьёзным тоном зовёт Мракс.

Из-под одеяла слышно только приглушённое:

— Отстань.

Мракс делает шаг вперёд и сдёргивает тяжёлую ткань. Кровать скрипит — Себастьян резко садится.

— Оминис, я уже говорил, я не хочу… — сердито начинает Сэллоу, но его прерывают.

Не дослушав оправдание до конца, Оминис с размаху бьёт парня по лицу, слегка промахнувшись, пощёчина пришлась ближе к глазу. От силы удара ладонь будто горит. Сэллоу поражённо замолкает, с изумлением уставившись на Мракса. Волшебники, особенно чистокровные, так никогда не делают. Рукоприкладство — удел магглов.

— Мы все защитили тебя от Азкабана не для того, чтобы ты лежал здесь целыми днями и скулил, как побитый лунтелёнок, а потому что желали тебе лучшего, чем всё вот это, — Оминис недовольно взмахивает рукой, пытаясь указать и на Себастьяна, и на кровать, и на тарелку, — ты применил непростительное заклятье и теперь не можешь простить себя? Замечательно. Потому что если бы тебе было плевать на то, что ты совершил, ты бы совершенно пал в моих глазах, — он хватает Себастьяна за ворот пижамы, притягивая ближе, и чеканит:

— Никогда не забывай о случившимся. Приложи все усилия и стань лучшей версией себя, может тогда и Анна сможет простить тебя. И никогда, слышишь, никогда больше не связывайся с тёмными искусствами. Я же всегда предупреждал, что они приносят только страдания.

У выхода из спальни Оминис оборачивается и говорит уже более мягко:

— Занятия скоро начнутся. Если ты сейчас приступишь к подготовке, то ещё сможешь прилично сдать СОВ.

Себастьян появляется к предпоследнему уроку с опозданием и занимает место возле Оминиса. Нос впервые за долгое время приятно щекочет аромат шампуня.

— Я не буду просить прощения за тот удар, — сухо сообщает Мракс, сумев подавить улыбку. Он невероятно рад, что его слова в кои-то веки подействовали на Себастьяна.

— И не нужно. Кажется, мне нужна была встряска.

Себастьян качает головой и, как раньше, прижимается своим плечом к плечу Оминиса, опуская руку на его колено, ладонью вверх. И тот незамедлительно кладёт свою поверх, сплетая вместе их пальцы.

— Не представляю, чем я заслужил тебя, — Сэллоу быстро чмокает Мракса в висок, когда убеждается, что на них не смотрят.