Их извечные серые небеса с громовым грохотом трещали по швам и раскалывались по центру, разливаясь грязью мышиного цвета прямо над их головами. Тёмный дождь падал с неба на их головы.
Они стояли на перроне. Вокруг мелькали размытыми пятнами люди, шумел летний ливень, галдел народ.
И всё было чёрно-белым.
Грин — южанка по рождению, душе и крови — нетерпеливо покачивалась, одёргивая футболку оверсайз на своей груди. Альдо запахивала своё весеннее пальто и куталась в него, будто боясь влаги.
И всё было серо.
Их поезд приходит на вокзал с протяжным шумом стучащих дисков и оповещением от диспетчера. Грин вытаскивает из своих карманов смятые билеты, протягивает их женщине в серой форме и запрыгивает в вагон за два длинных шага. Альдо хмуро кивает, забирает их билеты и забирается следом, крепко держась за поручень.
Поезд заполняется шумом, и они теряются в нём, особенно — тихая, хмурая и абсолютно серая Альдо. Грин же — шумная, совсем выбивающаяся из привычных градаций чёрного к белому — набирает в руки несколько пачек орехов и чай в пакетиках по пять рублей, расплачивается мелочью, мятыми и надорванными купюрами; они не успевают отъехать от города, чьё название стёрлось из их памяти, даже на три километра.
Грин настукивает по столику незамысловатую мелодию почти в такт утихающему ливню и напевает очень тихо: «… до меня — сорок тысяч километров», Альдо смотрит в окно — ловит отражение безмятежного лица Грин в стекле. А серые пейзажи и капли дождя уже надоели.
Альдо вытаскивает из кармана запылившегося пальто резную фигуру белого коня и крутит-крутит-крутит, рассматривает, будто не её пальцами оставлены потёртости на деревянной гриве. Конь надоедает тоже и остаётся среди полупустых упаковок от орехов.
Поезд размеренно дребезжит. Пейзаж в окне сменяется другим. Грин накрывает своей ладонью ладонь Альдо практически непринужденно, но как-то робко, стесняясь будто. Скользит пальцами по грубой коже аккуратно, сплетает свои пальцы с чужими. Альдо сжимает ладонь в кулак.
Грин коротко улыбается и смотрит в окно. Зелёные луга простираются, кажется, на многие километры вокруг.
Альдо смотрит на Грин и видит своего единственно-возможного попутчика в жизни.
— Скорее бы домой, — тянет Грин.
— У нас нет дома, — отвечает Альдо.
И обе понимают, в этом коротком «нас» — их общий дом. Но говорить об этом никто не хочет: за стеклом необычно красочно.