Глаза открывались медленно и болезненно, словно я поспал пару часов в пустую. Сосредоточиться на чем-то не выходило, мысли убегали, а слабость была такой, что невозможно повернуть даже голову. Где я нахожусь? Еле-еле до меня дошло — я на чьих-то руках. Перед глазами плывëт, сфокусировать взгляд не выходит, слух улавливал лишь отдаленные звуки барабанов, песню и ещё чего-то, мне не понятного, но с каждой секундой звуки становились четче, и я смог на фоне этой бурды, услышать сбивчивую речь, кажется, Бураха, совсем рядом. Опять бормочет что-то на степном: «Баарhани басаган. Тухайудхар…»

      Баса-ган. Степное слово с трудом произносилось даже в голове. Это точно Артемий. Уверенность в том, что он несёт меня на руках, придала сил. Стало легче мыслить, перед глазами перестало плыть. Легкий ветер заставил вздрогнуть. Бык остановился и поцеловал в макушку, покрепче прижал к себе, прошептал что-то совсем тихое, одному ему ведомое, и понёс дальше. Бурах был горяч даже сквозь одежду, а на фоне степной прохлады объятья были весьма уютными. Наверное, теперь я никогда не смогу уснуть без его загребущих лапищ и тепла. После всего обязательно признаюсь хирургу в этом. Над ухом ритмично билось сердце. Я невольно заслушался и вновь прикрыл глаза. Силы закончились, всё опять стало сбивчивым, как нарочно. Я просыпался и проваливался в темноту. «Ещё рано», — твердила Связь внутри. Голова никак не включалась и выкарабкаться из этой карусели не выходило. Теперь вместо беспросветной тьмы перед глазами плясал огонь. Прохлада степи сменилась теплом костров. Сейчас произойдет что-то важное, но что? Я не могу проснуться. Эта карусель кружила голову и не давала сосредоточиться на чем-то одном. Я не понимал, откуда слышу песнь, где пляшет огонь, и даже, где руки Бураха. В голове чуть-чуть прояснилось, лишь когда эти сильные руки исчезли вовсе и остался только холод камня да ветер, дующий в спину.

      Сознание больше не провалилось в темноту, и глаза безболезненно открылись, хотя туман в голове никуда не делся. Твириновая невеста протянула мне бутыль, но я не смог её взять — в глазах двоилось. Бурах сам забрал её, открыл и поднес к губам. Ласково гладя по голове, он позволил облокотиться на его торс, немного задрал голову и аккуратно опрокинул содержимое мне в рот, чтобы я не подавился — кормит как новорожденного теленка. Жидкость, к удивлению, была безвкусной, походила на воду, но жажду не утоляла, лишь сильнее вызывала её. Бутыль быстро опустела, её место тут же заняла другая — сладкая. Жидкость густая и тягучая, словно мёд медленно, обволакивая рот, стекала в горло. Всего пара глотков. Когда Артемий отнял бутыль, от губ протянулась пара тягучих нитей и тяжелые капли упали куда-то вниз. Я облизнулся, голова стала яснее, зрение и слух улучшились. Степняк отдал полупустую склянку Невесте и принял из её рук другую, на что я недовольно промычал. Сказать ничего не получалось, та жидкость мне словно рот склеила. Степняк на секунду замер, но стоящий позади одонг что-то сказал на степном языке, и он уверенно поднес ко мне новую жидкость. Я замотал головой и попытался отодвинуться, но строгий взгляд вкупе с тихим «нет» заставили придвинуться обратно, но рот я всё равно не открыл, чисто из-за упрямства. Артемий цокнул языком и надавил пальцами свободной руки на щёки, насильно размыкая челюсть. Новая жидкость оказалась горькой, и я чуть не подавился, степняк дал откашляться и продолжил вливать, пальцы уже не удерживали рот раскрытым. Глотки стали меньше по объему, это помогало справиться с горечью. Не надолго. Продержаться удалось минуту, и я опять подавился, забрызгал нас обоих, но, к счастью, бутыль уже опустела. Я с трудом дышал из-за такого количества выпитого, к тому же меня начало бросать то в жар, то в холод. Сознание вновь дрейфовало в потемках, сонливость понемногу укутывала, а когда глаза сомкнулись, в себя дала прийти легкая пощечина. Бурах стоял на коленях и нежно гладил по оголенным бедрам. Черт, да я совсем без одежды! Ясность ума вернулась окончательно, но сказать что-либо я был ещё не в силах. Быстро оглядевшись, я понял, где мы. Курган Раги. У подножья горели костища, внизу танцевали и пели невесты, какие-то мясники тоже танцевали с девушками, какие-то пели, какие-то пили. В толпе я даже заметил парочку Альбиносов. Твириновая невеста, которая подавала настои, спустилась вместе с одонгом с Кургана. К нам сразу же поднялся другой червь и другая невеста. У червя в руках был странно изогнутый клинок, а девушка несла небольшой сосуд. Песнь внезапно стихла. Я хотел было встать с камня, но Артемий ощутимо нажал на бедра. Нельзя.

— Можно начинать, Старшина Бурах. Битэ хараан, -утробно заговорил одонг и поднес кинжал. Медведь встал с колен и взял предмет. Меня зарежут на этом камне?! Не так себе я всё представлял. Нервно сглотнув, я подобрал под себя ноги. Меня не смущала собственная нагота перед Укладом, меня напрягал острый предмет в руках менху.

— Мать Бодхо, выбрала мне пару, — он говорил громко, чтобы все слышали. — Он принял моё подношение, испил твирин с моих рук, — уши и щёки загорелись огнем со стыда, — носил моё тавро, сама Бодхо разговаривала с ним! — послышались удивленные возгласы и шепотки. — Тихо! — все стихли. — Я невероятно благодарен Ей за выбор и перед лицом Уклада хочу заключить союз, сделать нашу связь неразрывной, — он повернулся ко мне. — Протяни руку, — он порезал мою ладонь, я тихо ойкнул от боли, потом он сделал тоже со своей и скрепил наши ладони, сжал настолько сильно, что кровь начала крупными каплями падать на землю. От боли я слегка поморщился, потерпеть можно.

— Кровавая клятва! — громко произнес одонг. — Мать Бодхо впитала кровь! Тиимэл даа! — не разнимая рук, степняк повалился меня на камень. Я несильно ударился затылком.       Твириновая невеста поднесла небольшой сосуд, Бурах взял его свободной рукой и залпом выпил, но не проглотил. Артемий взял меня за подбородок и провел большим пальцем по губам. Всё понятно и без слов. Я покорно открыл рот и позволил напоить себя. Это был всего лишь глоток, но такой сладости я в жизни не пробовал, даже то, чем меня поили до этого, не шло ни в какое сравнение! Отстраниться Бураху я не дал, принялся вылизывать всё до чего смог дотянуться. Мне хотелось почувствовать тот вкус чуть дольше. Конечно, целоваться я хотел не меньше. Степняк совсем немного позволил шалость и отстранился. В живот упёрся собственный стояк.

— Сын Бодхо напоил басаган своими устами! — уклад затрепетал, одобрительные возгласы и слова поздравления словно раздавались со всех сторон одновременно. Я смотрел на Бураха, и в голове что-то щелкнуло: хочу его, без остатка! Наплевав на всё, начал пробираться руками под одежу. Степняк облизнулся и снял с себя всю мешающую ткань.

— Наконец-то, — хриплый шепот адресованный мне я услышал даже среди вакханалии звуков. Смех, песни и громкие разговоры не отвлекали, не смущали, не существовали. Всё, что мне нужно сейчас передо мной. Артемий Бурах.

— Ар…темий, — жалобный скулеж сподвигнул менху на действия: мягко поцеловав ключицу, он припал к груди, жадно посасывал и покусывал бусинку, наигравшись с одной, перешёл на вторую. Жар растекался по телу медленно, пока мужчина терзал грудь, она горела сильнее всех. Он нигде больше не прикасался, словно намеренно избегал этого. Я не знаю, как относиться к такой ласки, грудь никогда не была моей эрогенной зоной, но для поощрения хирурга — простонал. На это мужчина подозрительно посмотрел на меня, облизнулся и спустился ниже, к паху. Член жаждал, когда к нему прикоснуться, однако Бурах подул на головку, услышал мой жалобный, не наигранный стон, улыбнулся и принялся мять яички. Столь интимная ласка заставила сорвать с губ приглушенный полустон-полухрип, и весь жар устремился туда. С бескрайней степи подул сильный ветер. Мои истерзанный соски тут же начало покалывать, слюна степняка ещё не успела высохнуть, от этого я чуть дернулся вперед и слегка свел ноги, соприкоснувшись с плечами мужчины. Бурах ощутимо сжал яички и строго посмотрел. Я охнул, но ничего не ответил и лег обратно, расставив ноги шире.

      Член сочился смазкой, болел, до одури хотелось кончить. Никак не могу понять, почему это сводит с ума. Кончать от массажа мошонки я не намеревался и потянулся к собственному возбуждению в надежде на разрядку. Я даже не успел прикоснуться, как Артемий перехватил запястья, обхватив их одной рукой и задрал вверх, прижимая к камню. Тело быка навалилось сверху, твёрдый стояк самого степняка уперся в мой. Ничего не соображая я попытался потереться, но даже не смог пошевелиться. Тело охватила волна жара. Ощущать оголенную кожу и стояк было невероятно приятно.

— Тёма, — неожиданно для себя позвал его ласково, с придыханием. Степняк тут же как с цепи сорвался: накинулся на мои губы, прокусил нижнюю, неистово слизал кровь, пропихнул язык и откровенно начал трахать рот, я ничего не мог сделать, лишь сдавленно стонать и пытаться не забыть дышать через нос. Язык стал мега чувствительным. Каждое его движение отдавало сладостью во рту и паху. Вкус слюны Артемия стал четко различимым, это вызвало наслаждение, свело ноги. Степняк отстранился, обрывая ниточку слюны, поцеловал где-то под челюстью, но уже спокойнее.

— Даня, хороший мой, — рука Медведя по-прежнему сжимала запястья, вторая же блуждала по телу, мягко оглаживая. В контрасте с этим сумасшедшим поцелуем я ничего не соображал. В голове билась лишь мысль об удовольствии с этим человеком. — Открой ротик, — неровное дыхание менху надломило голос. Артемий взял моё лицо в руки и в обычной ласковой манере провел пальцем по измученным губам. Повторная просьба. Я открыл. С губ самого хирурга стала стекать струйка слюны. В голове тут же появилась мысль, как напоминание, что хочется пить. Язык потянулся к влаге и клянусь всем, что у меня есть — с каждой каплей жажда угасала. Лицо хирурга стало ближе, он обвил мой язык и стал размеренно его обсасывать. Волосы на теле встали дыбом, возбуждение с ног до головы прошлось электрическим разрядом, отчего я закатил глаза и подогнул пальцы на ногах, руки сами вцепились в волосы мужчины. Я кончил.

— Было вкусно, да? — отстранившись мужчина внимательно осмотрел меня, собрал семя со своего живота и облизнул пальцы. Я ничего не мог ответить, лишь промычал что-то невнятное, язык отказывался слушаться. Ещё бы, после такого. Сладкая нега никак не отпускала, даже пальцем шевельнуть не вышло. Бурах мягко перевернул меня на живот и снова начала самозабвенно гладить: размял спину, поясницу, бедра, особое внимание удостоились ягодицы. Медведь развел половинки, мял, задевал пальцами колечко мышц. Последнее действие вызвало стон. Он стал специально задевать вход и через минуту уже откровенно гладил.

— Хочешь, чтобы я потрогал внутри, родной? — вместо нормального ответа я опять застонал и привстал на коленях, насколько смог. Тело предательски задрожало, если бы он не придерживал меня, я бы завалился. Осознание, что меня сейчас трахнут пришло, только когда я почувствовал язык на анусе. В попытке расслабить колечко он аккуратно надавливал и лизал, пока не проник внутрь. Он оглаживал изнутри, увлажнял дырочку, немного погодя добавил палец, с каждым разом проталкивая его дальше, пока не вошёл полностью. Язык покинул дырочку и степняк несильно покусывал ягодицу. Смесь непривычных ощущений отозвалась тяжестью в паху, член вновь начал твердеть. Боли и дискомфорта не было, и я призывно застонал в надежде, что Бурах добавит второй палец. Он правильно меня понял. Распирать стало сильнее, а вход приятно натирало. До ушей донеслись хлюпающие звуки, мгновенно вызвая во мне стыд.

— Мхг… Ммм, н-нет! — я попытался отстраниться, за что получил шлепок по заднице, пальцы проникли в меня ещё глубже.

— Что такое, родной? Смутился? — хриплый голос Артемия вызвал ещё большее возбуждение, — А мне нравится этот звук, — он лизнул заднюю часть бедра и сильно укусил, я дернулся с тихим шипением. — Ты должен быть хорошо подготовлен, чтобы принять меня, — внезапный шепот над ухом отозвался дрожью во всем теле, член затвердел окончательно и дернулся, пачкая смазкой живот. От его слов хотелось стонать, но собственная рука прикрыла рот.

— О, так ты не хочешь быть честным? — наигранность слов Артемия заставила в очередной раз отстраниться, но степняк обхватил меня поперек бёдер, придвинул к себе ещё ближе. Протяжный стон хирург воспринял как сигнал к готовности принять ещё один палец. Он вошёл с небольшим трудом, колечко мышц слегка начало ломить, и распирающее чувство вызвало легкую панику. Тем не менее член не прекращал сочиться смазкой. Я сбился со счета сколько он мучал мою дырочку. Три пальца уже легко входили, натертый ход побаливал. Степняк почему-то тянул, не торопился вставлять, а тягуче медленно растягивал, раскрывал дырку большими пальцами и словно целовал прямо туда. Он хочет, чтобы я просил!

— Тёма, — собственный голос уже успел охрипнуть, — вы-вытащи! Я…я достаточно, — хирург мягко отпустил меня. — Я готов! — обхватив ягодицы руками, я сам раздвинул их, анус пульсировал и пытался сжаться. Долго просить не пришлось, степняк приставил ко входу плоть и резко вошёл на половину, придерживая за бедра, он дал пару секунд попривыкнуть. Член Артемия был немаленький, раскрыл измученную дырку сильнее. На секунду я запаниковал от новых чувств, пальцы распирали не так, как член, а когда он потянул назад, мне показалось, что он вытягивает внутренности. Это не очень приятно. Мелкими фрикциями он вдолбился полностью, глубоко, аж до второго сфинктера в кишках. Я заскулил, но уже скорее от боли и дискомфорта. Бурах застыл, начал оглаживать поясницу, видимо понял, что меня стоит отвлечь. Рука опустилась к сочащейся плоти и взяла в кольцо из пальцев. Ласка спереди отвлекла и Артемий начал постепенно, одновременно с рукой, двигаться сзади. Я шипел, стонал, не знал куда деть руки, беспомощно царапал камень, искусал костяшки пальцев. Получить удовольствие от трахающего члена оказалось очень непросто. Особенно мне не нравилось, когда он вытаскивал полностью и вставлял со всей силы. В редкие моменты, когда член проходился по простате, можно было уловить толику удовольствия. Член не опал лишь потому, что стоны Бураха доставляли мне удовольствие, а мысль о том, как ему приятно иметь меня в зад, доставляла ни чуть не хуже.

— Дырочка так покраснела и набухла, — он с нажимом провел по анусу, моё недовольное шипение не остановило его, и он повторил действие. — Всё хорошо, крови нет, я тебя не порвал, — два пальца легко скользнули в растянутый зад, потирая стеночки, словно он что-то искал. — Ты такой узкий, — замолчав на секунду, он вытащил пальцы и лег сверху прижав к камню, — был узкий, — и резко вошел на всю длину, отчего у меня аж ноги согнулись. Нежничать бык не стал и просто трахал, на этот раз попадая по простате. Это доставило хоть какое-то удовольствие. Чем чаще он вдалбливался в неё, тем громче я стонал. Я уже был готов кончить, как Бурах прекратил тереться о простату и засадил как можно глубже, кончил. Горячая сперма Медведя обжигала внутри. Не вытаскивая он поднял меня за собой, поставил на колени и ещё твердым членом быстро нашёл простату, надавливая на неё. Одной рукой обхватил под грудь, другой — надавливал на живот, давая явственнее ощутить орган внутри. Это ощущение было невероятным! Я кончил не продержавшись и минуты.

      Бурах отпустил, и я чуть не вмазался лицом в камень, но благо, вовремя выставил руки, уже аккуратно лег на поверхность. Сперма толчками вытекала из сжимающейся дырочки. Удовольствие начало уступать боли. Теперь я ощутил, как сильно болел натруженный анус. А учитывая, как глубоко проникал Бурах, думаю, меня ждёт запор. Потом поблагодарю его. Надо избавиться от спермы, а то будет хуже. Собравшись с силами я сел на корточки и принялся выталкивать остатки спермы.

— Это был последний раз, когда ты в меня кончил, запомни этот момент, — недовольство в интонации был очевидным, но Медведь лишь посмеялся. Я перекинул недовольный взгляд через плечо. Бурах облизнулся и к собственным пальцам добавились его. — Эй! Что ты делаешь?! — я замер. Воспользовавшись моим замешательством, он вытащил мои пальца и стал аккуратно оглаживать собирая сперму. Больше ругаться я не стал и лишь помог ему потужившись. Это заняло немного времени. Степняк обвил руками за талию и прижал к себе. Тактильная близость с Бурахом — то, к чему я слаб. Мне нравится, когда он касается меня. Медвежьи лапища могут показаться грубыми, но Артемий всегда доставлял только нежность. Расслабившись в объятьях, потный и уставший, я осознал, что что-то не так. Связь не стала прежней, а запах также не доходил до меня. Артемий почувствовал моё замешательство и сильнее прижал одной рукой.

— Это ещё не всё, — успокаивающе прошептал хирург, перед глазами тут же возникла перепачканные в сперме пальцы. — В прошлый раз я запретил тебе это, что ж, приступай.

В прошлый раз, да? Я хотел этого по неведомой мне причине, вероятно, поддался возбуждению слишком сильно, а может, на подсознании хотел этого? Не зная Ритуала, хотел связать нас, как только появился шанс. Раздумывать об этом сейчас уже не имело смысла, и я начал облизывать солоноватую субстанцию. Это было не приятнее, чем та горькая жидкость, но этот разврат дал плоды — запах Бураха вновь стал слышен. Я так обрадовался, что стал слизывать интенсивнее, пока рука не стала чистой. Сперма слегка вязала рот, но, поддавшись порыву, возбуждение снова скопилось в паху, и член слегка привстал. Клянусь, я столько пошлостей не творил со студенческих лет! Слизывать сперму из собственной (пусть и чистой) задницы с руки любимого человека! Любимого?! От этих мыслей сердце заколотилось как бешеное.

— Хөөрхэн Даня, — ласково позвал Бурах. — Осталось поставить тавро, — легкий поцелуй в основание шеи, где когда-то уже красовалось личное тавро степняка.

— Я словно невеста дикаря, — я попытался скрыть смущение.

— В каком-то роде, — задумчиво потянул хирург. — Да, — очередной поцелуй вызвал приятную дрожь. — У нас полно всяких ритуалов и традиций, ты и половины не знаешь, — громко выдохнув, он уткнулся носом в макушку.

— Как и ты. Сколько лет тебя тут не было? Напомни, — мы оба усмехнулись. — Ставь уже тавро, Бурах, хватит разглагольствовать. Мне, конечно, приятно сидеть тут с тобой, но я был бы рад принять ванну и поесть.

— Добро пожаловать в Уклад, ойнон, — зубы степняка прокусили тонкую кожу.