Пролог. Ноябрь 1993 года. Питер
– Мам, я идеальный?
– Что? Почему ты спрашиваешь? Идеальный, конечно. Для меня – безусловно.
– Нет, не для тебя. Вообще, идеальный?
– Это очень сложно. Знаешь, по-моему, тебе еще рано интересоваться…таким.
– Каким? – он подозрительно взглянул на мать. Он читал. Сам! И прочитал про идеал. Он уже умеет читать, и он не маленький.
– Слушай, идеала не бывает. Это выдумка. Такая философская категория. Сынок, ты не поймешь.
– Я читал! – от обиды выступили слезы, голос сделался писклявым, как у девчонки. – И про Золотое сечение читал!
– Молодец. Папа обрадуется, – мать улыбнулась, желая похвалить, но встретилась с холодным взглядом. Совсем не детским.
– Папа мне сказал прочитать. А потом он ушел. И ты знаешь об этом, предательница! – слова вылетали злые, ядовитые.
– Ты хочешь в угол? Или остаться без телевизора? Приставки? – мать нацепила учительское выражение лица. – Я устрою в два счета.
– Нет, – обиженно буркнул мальчик.
– Что надо сказать?
– Прости, мама, я так больше не буду делать, – мать по голосу, по выражению глаз должна была понять, что это обыкновенная дежурная фраза, что сын просто-напросто принял правила игры и соблюдает ритуал. Но она не поняла. Она снисходительно улыбнулась и присела рядом с ним на диван.
– Давай поговорим про идеал, если хочешь. Что ты читал?
Сын кинул на нее подозрительный взгляд, но детское желание поделиться открытием перевесило.
– Я читал, что есть Золотое сечение, каноны искусства, идеалы внешности и духа. И в Эрмитаже еще, помнишь, мы видели статуи. Папа, – мальчик запнулся, – папа мне сказал еще, что у них идеальные пропорции.
– Знаешь, это очень сложно, – покачала головой мать. – Идеалы есть, но они на картинке, в статуе, в чертеже здания, в геометрии. Идеальных людей не бывает. Все живое не идеально.
– Папа говорил, что ты его идеал.
– Потому что он любил меня. Когда ты кого-то любишь, то склонен считать его идеальным.
– А можно создать идеального человека? Представляешь, если б ученые смогли бы!
– Люди бьются над этим не одну сотню лет, – покачала головой мать, но, увидев, как загорелись глаза сына, поспешила исправиться, – Художники, философы, писатели. Они пытаются представить себе, как можно создать идеального человека. Но все это только на бумаге. В жизни – нельзя. Се ля ви.
– А где папа? – неожиданно перескочил на новую тему мальчишка.
Мать замялась.
– Папа… В командировке. Его пригласили читать лекции в другой город.
– Это долго. Он уехал летом. Разве так долго можно читать? Я бы уже все прочитал, – скептически помотал головой мальчик.
– Лекции читают семестр. Это половинка учебного года у студентов. Они приходят в сентябре учиться, как школьники, а на новый год сдают сессию. Папа прочитает им лекции, потом они сдадут ему экзамен, и папа вернется.
– На новый год? – обрадовался мальчик.
– Ну… я не знаю, сынок. Не будем загадывать.
Мальчик тяжело вздохнул, слез с дивана и уселся за письменный стол. Достал альбом для рисования, карандаши и погрузился в творчество.
Мать врала, это было яснее ясного. Он слышал однажды, как ночью они с отцом ругались на кухне. Она тогда говорила ему, что он тоже не идеал. И вообще, она устала от этой чертовой серости и нищеты. И почему он, ученый, прозябает здесь, когда все нормальные люди эмигрировали. Почему она носит старые сапоги уже седьмой год, а ребенку не может купить нормальные штаны. Он изо всего вырастает, в кого только такой нескладный пошел, иной раз перед людьми за него стыдно. Отец начал оправдываться, что-то говорить о любви, об уважении, о достоинстве и нравственности. В ответ мать назвала его тряпкой и сказала валить на все четыре стороны.
Отец называл ее солнышком, идеалом, волшебницей. Мать в глаза ядовито вздыхала и молчала; за глаза, когда думала, что одна, поливала его последними словами. И совсем не осознавала, что сын тоже все понимает. Она его вообще не брала в расчет. Странный мальчишка, в книгах. «Не от мира сего» говорила она про сына приятельницам и соседям по парадному, крутила пальцем у виска, игнорируя стоящего рядом мальчика.
Почти сразу после этого скандала отец исчез. А вещи почти все остались на местах. И коричневый дерматиновый чемодан, который он брал в командировки, тоже остался на месте.
Как–то ночью он слышал, как что-то громко упало на кухне, потом хлопнула входная дверь. Стало тихо и он уснул. Второй раз за ночь он проснулся от шума воды в ванной. Мать была внутри, за закрытой дверью. Она что-то стирала и тихонько хохотала, шепталась сама с собой. Это было долго и стихло ближе к рассвету.
Утром мать была какая–то потерянная, пила корвалол, кусала ногти. На запястьях и скуле лиловели синяки. Шею пересекали длинные красные полосы.
Отца в квартире не было.
Пацаны во дворе в этот же день разъяснили – «свалил ваш батя, мать истеричка, у всех так, пошли за гаражами бычки поищем лучше».
А он не верил. Отец любил его и не мог оставить. Для отца он был идеальным сыном. Идеальным во всех отношениях. Отец часто говорил ему об этом. И о том, что ближе и роднее их с мамой у него нет.
***
Можно было создать идеал. Он его создаст. Пока еще неизвестно – как. Но он прочитает кучу книг, там есть ответы на все вопросы. Библиотека осталась от отца, и мать еще не успела снести все книги на толкучку и поменять на пшенку и водку.
Пока идеальный человек не создан, он может начать с себя. Интересно, он вырастет красивым? Или умным? Или все сразу? А ведь еще есть это, как ее…
– Мам, а что такое нрастинасть?
– Что? – мать наклонилась и заглянула через плечо. – Что это за каракули? Рисуй нормально.
– Нрастинасть, мам, это что?
– Нравственность, – раздельно по слогам произнесла мать. – Это сложно. В словаре найди…
Наши дни, лето, Санкт–Петербург и окрестности
Как Ваня забрел в эту часть городка, он и сам вспомнить не мог. Вроде пили у кого-то, потом поехали допивать на дачу, а потом он обнаружил себя на берегу какого-то не то ручья, не то пруда в малознакомой компании и почти трезвым. Вокруг были кусты и мусор, за спиной гаражи, а дальше промзона.
Против его ухода никто, в общем, не возражал, да и домой хотелось. Хотелось спать, есть и трезветь до конца, без разницы, в каком порядке.
Недалеко от заправки приспичило, и Ваня поплелся в ближайшие кусты. Ивняк был густой и надежно скрывал его ото всех мимопроходящих. Да, в такую рань там никого и не было, но все равно Ваня заныкался поглубже от греха, как говорится.
Уже застегивая джинсы, он боковым зрением заметил чьи-то ноги. Вот блядь! Тут человек спит, а он поссать приперся. Ну, прямо как-то невежливо получается.
– Извини, братан, пива полторашку выпил, такие дела, – погромче сказал он, но никакого ответа не получил.
Плохо мужику там стало, что ли? Может, скорую надо? Ваня носком кроссовка попинал ногу, но опять никакой реакции. Нехороший холодок пробежал по загривку. Дело начинало пахнуть очень и очень плохо. Во всех смыслах.
– Эй, чувак, ты живой там? – уже в полный голос позвал он, понимая, что моментом протрезвел.
Ну, точно, бля, труп. Угораздило же.
Ваня раздвинул кусты и вот тут уже похолодел почти так же, как и этот самый труп. Тела не было. То есть совсем не было. Лежали одни ноги в старых ботинках и остатках каких-то старых же штанов. Сколько они тут лежат-то? С весны? Или прошлой осени? Один хуй, ментов вызвать надо бы.
Ваня выбрался из кустов и набрал номер. Диспетчер пообещала, что опергруппа прибудет как можно скорее. Да и где ему блуждать – район крохотный и, по большому счету, приличный, наверняка у ментов с утра не так много трупов, на которые они выезжают. Это все же не драка, не пьяная гопота под окном.
Интересно, как этот жмур тут оказался? Заправка круглосуточная, тут всегда кто-то есть. На крики обязательно бы кто-нибудь прибежал. А может, это и не труп вовсе? Так, муляж. Манекен. Вонища стоит, потому что на заправке туалета нет, а сюда народ, видать, постоянно бегает по той же нужде, что и он сам. А Ваня, как дебил, наряд вызвал.
Ваня полез обратно в кусты проверить реальность ног. Сорвал какую-то ветку покрепче и попробовал зацепить ею штанину, чтобы посмотреть кожу. Судя по запаху и синюшному цвету, это все-таки были настоящие человеческие ноги. Подавив рвотный рефлекс, он вылез обратно.
Из магазина на заправке вышел парень и, увидев, Ваню, заорал:
– Ты че тут, блять, делаешь? Закладки ищешь? Иди на хер отсюда!
– Какие закладки, дядь? У вас труп в кустах. Ща разбираться приедут, – Ваня покрутил у виска пальцем, хотя в душе и согласился, что этим утром он может быть и похожим на потенциального искателя кладов.
Парень вытаращил глаза, но решил проверить Ванины слова. Из кустов он вышел слегка офонаревшим, сжимая в руке телефон.
– Да я вызвал уже, – не так истолковав телефон, сообщил Ваня.
– Я не вызвать, я сфотал, – ответил тот.
На немой Ванин вопрос: «нахуя?» он пояснил:
– В паблик местный зашлю, а то там в последнее время всякую чушь постят: пропавшие котики-собачки, когда горячую воду дадут, очередь в садики. Хуйня, какая-то, короче. А так разбавим им атмосферку.
Ваня вытаращился на него: мотивация у чувака была, мягко говоря, такая себе, но не заставлять же его удалять фотки. В конце концов, половина чьего-то туловища в кустах это довольно громкая новость, и во все паблики, включая крупные питерские, она точно попадет. А так, мало ли дебилов на свете. Сфотал, ну и хуй с ним.
Полиция и судмедэкспертиза прибыли быстро, Ваня даже сигарету докурить не успел, и вот он уже сидел в машине и давал показания.
Дежурный оперативник особо его не допрашивал. Сообщил только, что раз сегодня воскресенье, то завтра надо будет явиться в отделение и дать подробные пояснения оперативнику, который этим будет заниматься до возбуждения дела.
– Паспорт только не забудьте, Иван Иванович, Ну, и масочный режим, помним, да? – как-то устало посмотрел на него полицейский.
Второго чувака, с заправки, они опрашивать не стали: не он ведь тело обнаружил, да тот и съебать успел, едва машина показалась на горизонте. А про фотки Ваня как-то не подумал им сообщить, тем более, что судмедэкспертиза свои сделала. Но он не сомневался, что уже к вечеру весь интернет будет пестрить именно теми снимками, которые сделал неизвестный хрен с заправки.
Явившись домой, Ваня первым делом решил просветить своего друга и соседа по квартире – Славку – об утреннем происшествии. Оказалось, чел с заправки был быстрее, и Слава успел увидеть эту новость в их местном паблике. Но чувак, разумеется, в новости не сказал о том, что ноги обнаружил не он.
– Видел, на заправке возле дач ноги нашли? – вместо приветствия выдал Славка, как только Ваня прошел на кухню.
– Это я нашел, – наливая себе чаю, сообщил Ваня.
Славка выпучил глаза, чуть не подавившись бутером:
– В смысле – ты? Ты-то там че делал?
– Бухал с Михой, он меня в какую-то компанию мутную притащил. Потом Миха съебался в неизвестном направлении, а я остался, мы дальше пошли на речку, шашлыки жарить. Оказалось, что там речка-говнотечка, помойка, ну и я тоже ушел. Пока шел, поссать захотел, зашел в кусты возле заправки, а там ноги, блять. Я думал, прямо там ебанусь. Потом ментов вызвал. Пока ждал их, чувак с заправки жмура сфотал. Выложу говорит. Блогер, сука. Еще поди и подписал, что он нашел, да?
– Ага, – кивнул Славка. – А менты-то че сказали? Ты ж пьяный, не загребли тебя?
– Не, так заставили в трубку дунуть да сказали завтра прийти в отделение объяснения дать.
– А того кента?
– А он свалил сразу, как машину увидел, – пожал плечами Ваня и добавил. – Мудак.
На недоумевающий Славкин взгляд он пояснил:
– Жмура нашел я, а хайпанет он. Мудак, значит.
Ваня еще немного поворчал на неизвестного парня с заправки, на ментов, на свою находку и пошел отсыпаться. В конце концов, прогулять всю ночь и быть свежим можно только в восемнадцать. А когда тебе двадцать пять, тут после ночного загула, хочешь не хочешь – нужен релакс и восстановление. Может быть, даже короткий отпуск в санатории.
Славка, надо отдать ему должное, сразу куда-то свалил, оставив на всякий случай пивка, таблеток, минералки и пожрать, и почти сутки Ваня отсыпался. Зато на другое утро в отделение он прибыл свежим, отдохнувшим и даже красивым – все-таки пояснения давать. И даже Славкины стратегические запасы не понадобились.
***
На проходной парнишка, дежурный с пустыми серыми погонами, измерил ему температуру заляпанным термометром, который показал почему-то тридцать два градуса, потом переписал его паспортные данные в большую синюю тетрадь с вручную расчерченными колонками и пропустил дальше, велев надеть маску «прилично». Наверное, это означало натянуть ее почти до бровей, как у самого дежурного, но Ваня едва надвинул ее на кончик носа и направился к лестнице на второй этаж, где был кабинет нужного ему оперативника.
Как назло опер сидел в самом конце длинного коридора с коричневыми дверями советского еще разлива по обеим сторонам. Возле каждой двери стояли стулья, видимо, для ожидающих. На стенах посетителей и сотрудников развлекали, обучали и пугали разного рода таблички, плакаты и фотографии сотрудников и разыскиваемых граждан. Ваня без интереса скользнул взглядом по фоткам особо отличившихся полицейских и пошел дальше, к нужному кабинету.
«Евстигнеев И.И., капитан полиции» прочел он на табличке у кабинета и подумал, что сидит там какой-нибудь заевшийся хмырь лет пятидесяти, непременно лысый, с огромным пузом и пустым взглядом и что сейчас он будет Ваню допрашивать устало и нудно, несмотря на утро понедельника, заебет кучей ненужных вопросов и вообще, потратит зря час-два Ваниной молодой и перспективной жизни.
Ему назначено было на девять, в запасе было еще пятнадцать минут, но Ваня, справедливо рассудив, что раньше сядешь – раньше выйдешь, постучал.
– Да! – крикнули из-за двери.
Голос был не сильно противный, и Ваня зашел.
Вопреки ожиданию, капитаном Евстигнеевым И.И. оказался не старый лысый дядька, а вполне молодой, наверное, даже его возраста, и самое главное – симпатичный парень. Он был в маске, все по правилам, но Ваня по глазам понял, что капитан красавчик.
– Вызывали? Я по вчерашнему, где ноги нашли, – бодро отрекомендовался Ваня.
Капитан кивнул ему на стул:
– Светло Иван Иванович, правильно? Присаживайтесь, сейчас все подробно расскажете. Это пояснение. Если будет возбуждено уголовное дело, то еще раз приедете, там как свидетель уже и не к нам. Это в другое здание надо будет, на Ленина. Адрес скажу потом.
Голос был под стать глазам – красивый. В коридоре из-за закрытой двери Ваня сначала этого не понял, а вот теперь было ясно. Низкий, бархатный, такой вкрадчивый, наверное, у опера такой и должен быть. Чтобы сразу хотелось все рассказать и во всем признаться. Во всем признаваться Ваня, конечно, не собирался, но факт оставался фактом – от такого голоса должны были возбуждаться не только дела.
– Вчера в семь двадцать три утра вами было обнаружено тело по адресу Промышленная восемь, корпус три, литера «А». Так? – капитан проникновенно посмотрел Ване в глаза, и сразу захотелось ответить не только «так», но и рассказать всю свою биографию, начиная от роддома.
– Так точно, – ухмыльнулся Ваня, чтобы скрыть неловкость, которая на него нашла, хотя он, в общем, был не робкого десятка. Это мягко говоря.
– Вы не паясничайте, Иван Иванович, тут полиция, а не цирк, – строго одернул его капитан. – Что пояснить можете по данному вопросу?
– По цирку? – снова начал Ваня, но осекся под тяжелым взглядом. – Ну, что могу… Так, просто. Шел с дач утром домой, гуляли, ну понимаете. В туалет захотел очень и решил далеко не отходить. Зашел в кусты, а там ноги. Я думал сперва, бомж какой-нибудь отдыхает, а они синие и воняют. Я кусты дальше раздвинул. Ну и вот, – он развел руками, показывая, что именно «вот».
– Значит, ноги, – капитан задумчиво постучал пальцами по столу. Ваня мысленно отметил, что пальцы были красивыми и длинными. Вообще, за прошедшие пять минут он уже слишком много раз подумал про красоту, притом не какой-то телочки, а совершенно незнакомого мужика, капитана полиции, и это было странно. Раньше такого Ваня за собой не замечал.
– Там еще парень был, – неожиданно сказал Ваня. Вообще, он не собирался сообщать о том чуваке с заправки, но что-то дернуло его.
Капитан вскинул на него удивленный взгляд:
– Вы вчера там один были, когда дежурка приезжала. Почему сразу про второго свидетеля не сказали?
– Да он так, пофотал только и ушел. Какой из него свидетель. Труп же я нашел. Да он машину вашу увидел и съб… Ну, ушел, в смысле. Он в магазине на заправке работает вроде.
– Он фотографировал труп? – поднял брови капитан и даже стянул маску на подбородок. – Не сказал – зачем?
Губы у капитана Евстигнеева И.И. были из того же разряда, что и все остальное, отмеченное Ваней раньше, поэтому он, уставившись на них, медленно, словно задумавшись о бренности бытия, ответил:
– Он сказал, в паблик местный выложит, для активности подписчиков. Атмосферу, говорит, разбавлю им. Вы подписаны? «Мемный городской» знаете? Они там вчера выложили. У них обычно к новостям комментария три-четыре. Да там и новости-то дурацкие. Паблик про мемы, а они постят пропавших животных, погоду, очереди в садик. Ерунду, в общем. А под этим постом больше сотни комментариев, репосты, лайки. Как будто городской паблик Питера какой-нибудь. Нагнал чувак ажиотажу. Ну и сам хайпанул, конечно.
Ваня наконец посмотрел капитану в глаза. Тот строго рассматривал его, надеясь, вероятно, уличить в чем-то. И уличил-таки.
– Иван, я без отчества, ладно? Вы вчера сразу должны были на месте все это рассказать. Про фотографа этого непонятного, про то, что он в интернет выкладывать собрался. Вы понимаете, что сейчас начнется? Репосты… Наверное, в управе журналисты уже все телефоны оборвали! Если бы мы вчера знали об этом, то публикации точно не допустили бы.
Он вскочил со стула и взволнованно зашагал по кабинету. Здоровенный, отметил про себя Ваня, метра под два, даже выше его самого.
– Нашли ноги! Отдельные ноги от тела. Они там лежат неизвестно сколько, а полиция и не чешется. Вот именно так о нас напишут, если уже не написали! И еще чего похуже! У нас и так висяков гора, с пропавшими людьми, с неопознанными трупами, это о них еще народ не знает. А теперь расползется хуже черной плесени. Это не первая ведь такая находка. Опять какой-нибудь идиот выдумает маньяка, по родительским чатам полетит паника. Нам начнут звонить, писать. Кошмар начнется.
– А вы-то че паритесь? – Ваня настолько поразился отчаянию опера, что обратился к нему так панибратски. – Не вы же того чувака грохнули. Может, это вообще, бомж умер, а его собаки обглодали.
Капитан резко остановился и посмотрел на него, как на сумасшедшего.
– Ну а че, не бывает, что ли? – растерялся Ваня под его взглядом.
– Дело не в том, что не бывает, – капитан подошел к столу, отодвинул стопку бумаг, лежащих на углу, и сел на освободившееся место. – Бывает и хуже. Тут плохо то, что посторонний человек распустил эту информацию. Это лишние проверки, лишнее внимание прессы. И если это убийство, то преступник, видя такой ажиотаж, затаится, его сложнее будет найти.
– Можно подумать, без хайпа было бы легко, – хмыкнул Ваня, косясь на ноги капитана. Длинные и по-любому красивые, раз уж весь он такой!
– Без лишнего постороннего внимания всегда легче, – прищурившись, ответил капитан и слез со стола так же быстро и внезапно, как и уселся туда. – Вы идите пока, Иван, вас вызовут, если что.
К Ваниному удивлению, опер протянул ему руку, а Ваня пожал ее и только после этого вышел из кабинета. До этого он не слышал, чтобы в полиции так прощались с приглашенными для дачи пояснений.
Дома его ждал Славка, который с порога набросился с расспросами вперемешку с рассказами о том, в скольких местных и питерских пабликах за сегодня появилась эта новость. И не только в сети: в утренних новостях по двум каналам уже вышли сюжеты об этих несчастных ногах. Разумеется, с приглашением автора фото, хотя его лицо затемнили, а голос был изменен. К чему это, Славка и сам не понимал, ведь автор публиковал ее не под своим именем, а под ником. Но, наверное, такая секретность была оправдана.
Ваня пил чай и рассказывал о своем визите в участок. Рассказ вышел коротким и завершился сакраментальным «такая вот хуйня», после чего Славка удивленно спросил:
– А он че, не записал ничего, что ли? Обычно письменное пояснение берут. И ты там расписаться должен. Че за фигня, братан?
Ваня растерянно смотрел на друга.