Из полиции перезвонили только ближе к вечеру и велели явиться сразу к начальнику отделения чем раньше, тем лучше. Когда на следующий день Ваня с утра пораньше зашел в нужный кабинет, болезненного вида, с цепким неприятным взглядом майор, сидевший за столом, уже выглядел усталым и злым до чертиков. Он выдал чистый лист и чуть ли не продиктовал все, что Ваня должен был написать. Майор говорил негромко и медленно, но от каждого слова несло высокомерием и подозрительностью, и Ваня отметил, что капитан был гораздо приятнее. Чисто по-человечески.

— А капитан где? Я думал, опять к нему идти надо. Он же вроде как ответственный, — как бы между прочим заметил Ваня.

— Тебе не все равно? — грубо одернул его майор и злобно прищурился. — Понадобится, к генералу МВД пойдешь.

Он пробежал взглядом Ванины пояснения, покивал, буркнув «хорошо», и отпустил его.

На обратном пути Ваня не удержался и прошел по второму этажу до того кабинета, где был вчера. Подергал дверь. Она была заперта, но изнутри слышались приглушенные голоса: разобрать что-то было сложно, но ясно было, что говорили двое, причем один что-то выговаривал, а второй, когда удавалось вставить слово, соглашался. Ваня только и смог расслышать «хорошо» и «да понял я». Наверное, это капитана Евстигнеева распекали за что-то, может, даже за то, что забыл взять пояснение с Вани.

***

Ваня пристально следил за публикацией про ноги. Она обходила один паблик за другим, просочилась во все соцсети и стала вирусным сообщением в воцапе. Жадные до сенсаций журналисты ежедневно посещали кусты у злополучной заправки, как Мекку. Пару раз туда приезжали экстрасенсы и проводили странные и глупые обряды для успокоения души умершего, выяснения его личности или личности убийцы.

В среду полиция оцепила место красной лентой и поставила лопоухого сержантика в качестве охраны, чтобы отвадить любопытных, но тем самым еще больше раззадорила народ.

Ваня и сам пришел туда в четверг вечером. Просто поглазеть. Сержант отогнал его, тогда Ваня встал возле заправочного магазина и закурил. Он подумал, что опять выйдет тот чувак и что-нибудь интересное ему расскажет. Почему ему это было так важно, Ваня не понимал. Тянуло что-то. Он думал, обычное любопытство.

Но чувак не выходил. Тогда Ваня зашел в магазин, дождался, пока все покупатели уйдут, и обратился к девушке за кассой.

К его большому огорчению, кассир сообщила, что ни о каком парне не знает, а в воскресенье была не ее смена. Ваня извинился и ушел.

Получалось, что чувак на заправке оказался случайно и украл Ванину минуту славы. Ведь тогда на интервью по телеку могли позвать его. И он бы не стал прятать лицо и менять голос. Он бы еще и о себе рассказал. Даже если бы не вошло в эфир, то кому-то из телевизионщиков Ваня обязательно бы расписал себя умного-талантливого. Труп-трупом, но ведь с его помощью и карьеру начать можно. Ваня поморщился. Это даже в мыслях звучало кощунственно. Но шанс навести мосты с кем-то из телевизионщиков не упустил бы.

В «Мемном городском» как на дрожжах росло количество подписчиков. Буквально за неделю с трех до тридцати тысяч. В комментариях почти к каждой новости спрашивали, когда будет еще что-то подобное той публикации про ноги. Какая-нибудь настолько же громкая и жуткая новость. Народу хотелось посмаковать. Ваню это приводило в ужас, но справиться в одиночку с толпой жаждущих зрелищ людей он не мог. Да и не собирался.

Пользователи обсуждали подробности фотографий, увеличивали фрагменты, обводили кружочками самые жуткие места на фотках, спорили, как именно эти несчастные ноги отделили от тела и где вторая половина. Почему-то людей волновали такие страшные вещи, они с каким-то извращенным удовольствие «обсасывали» их, наслаждаясь фотографиями изуродованного тела. Ване это казалось жутким, он пару раз пытался урезонить народ и воззвать к разуму, к морали, но его игнорировали, а вскоре и забанили в группе. Но даже в оффлайне соседи тоже сплетничали про страшную находку, и нигде от обсуждений было не скрыться, поэтому Ваня решил просто игнорировать эти разговоры, пресекая все попытки окружающих втянуть его в них. Люди не идеальны, так уже случилось, им больше нравилось обсуждать ужасы, чем что-то красивое.

***

В пятницу утром Слава объявил, что ему до смерти хочется пельменей. Вот ни больше ни меньше. Дело было в том, что оба, и Слава, и Ваня, профукали все деньги еще неделю назад и теперь сидели на строжайшей диете из дешевых макарон и черного чая. Собственно, им было не привыкать к таким кризисам, но вести строгий учет доходов и расходов они не хотели и частенько оказывались в финансовой яме. Хорошо, что не в долговой. Вечер накануне был удачным: Славке дали аванс, а Ване прилетели деньги за один из проектов.

Славе вечером надо было уходить на сутки, поэтому он и решил закупиться заранее, чтобы перед работой не бегать.

— На рынок пойдем? — позвал он Ваню. — Там пельмени фермерские привозят — огонь. Ты таких никогда не ел, отвечаю!

Сам Ваня обошелся бы чем-нибудь попроще из супермаркета, но Славка предложил затариться сразу на неделю и убедил его, что на рынке, якобы, дешевле.

Ваня пожал плечами и согласился. В существенную разницу в цене он не верил, но почему бы просто не прогуляться с утра, тем более, никаких особенных планов на сегодня у него не было.

Оказалось, что на рынке они не были давно и кое-чего не учли: например того, что самый удобный проход к нему — между пятиэтажкой и заброшенной стройкой, почему-то называемой «Белянка» — успели перекрыть решеткой. Решетка с одной стороны вплотную подходила к дому, оставляя зазор сантиметра в три, с другой была приварены к выступавшей из бетонной плиты арматуре. Плита эта была частью забора, обносившего заброшку. Поэтому в данный момент попасть на рынок можно было двумя путями: в обход через дворы и потратить минут пятнадцать или, преодолев брезгливость и страх, влезть в одну из дыр в заборе и пройти через заброшку минуты за три. Слава с Ваней считали себя людьми не робкого десятка, в потому выбрали короткий путь.

Стройку затеяли в начале девяностых, но успели возвести только подвал и первый этаж из спроектированных девяти. Потом страну завертели один за другим кризисы, и строительство сначала приостановили на время, а потом забросили навсегда. За почти тридцать лет на руинах вырос настоящий лес, межэтажные перекрытия кое-где рухнули, кое-где на них образовались горы из многолетнего мусора, слежавшейся листвы и земли, занесенной ветром и талым снегом. Зимой особенно отважные дети устраивали на Белянке снежные крепости, летом, когда буйно распускались листья, в заброшке тусовались только бомжи и местные забулдыги, чаще всего это были одни и те же люди. Потом первый снег заносил летние остатки их пиршеств, и на заброшку снова приходили дети.

Белянка пользовалась в округе дурной славой в основном из-за того, что в сумерках там отжимали телефоны у случайных прохожих. Ничего страшнее пока в этом месте не происходило. И для злачного места возрастом почти в тридцать лет такая репутация была, по большому счету, едва ли не хорошей.

Осторожно ступая между собачьими подарками, битыми бутылками и прочим мусором, Слава с Ваней пробирались к выходу. Время было раннее, и Белянка пустовала. Вероятно, ее обитатели, гульнув ночью, или отсыпались в укромных местах, или искали деньги на день грядущий. Не все, кто-то решил заночевать на груде прошлогодней листвы, зарывшись руками в прелую кучу.

Или не заночевать.

— Ваня, ты тоже это видишь? — оторопело спросил Слава и остановился. — Это че, блять?

Ваня остановился, медленно переводя взгляд со Славы на кучу листьев, сглотнул. Этого просто не может быть! Не с ними, блять! Не второй раз за неделю.

— Где у нее руки-то? — Слава подошел ближе и аккуратно носком кроссовка пошевелил кучу.

— Там же, где и верхняя часть у ног, которые я нашел, — медленно ответил Ваня. — Нету. Бля, братан, это очень, просто максимально хуево. Пошли отсюда. А то на нас повесят.

— Вызвать надо, — возразил Славка, доставая телефон. — Труп же.

— Ты че, не понимаешь, че менты скажут, если второй раз меня же обнаружат? Я и так попал с ногами теми. Теперь женщина без рук. Ебаный в рот. Дались тебе пельмени твои, Слав!

Но Слава его не слушал и уже объяснял диспетчеру, что произошло.

Спустя двадцать минут и три выкуренных сигареты приехал наряд. В этот раз в составе нарисовался и капитан Евстигнеев И.И., с которым Ваня уже имел счастье познакомиться.

Пока один оперативник опрашивал Славу, Ваня рассказывал «своему» (все же какое—никакое знакомство) капитану все, что знал. А знал он только то, что пошел с утра на рынок и нашел вот это. Зачем на рынок? За пельменями и яблоками. Почему не в супере? На рынке дешевле, так Славка сказал. Почему не обошли через дворы? Срезали, че непонятного-то, вы бы не срезали, тарищ капитан? Подозрительно, что опять я свидетель? Ну давайте меня вычеркнем, скажем, что меня тут не было. Не умничать? Есть не умничать. Так точно, тарищ капитан.

Капитан, пока опрашивал Ваню, порадовался, что хоть сейчас нет никаких блоггеров с фотиками. Ваня с ним согласился. Потом капитан попросил показать галерею на Ванином телефоне. «На всякий пожарный, чтоб ты тоже не слил инфу». Ваня в этом смысле перед законом был чист. И во всех остальных тоже, но пока органы этим не интересовались.

Вскоре к нему подошел Славка, сообщил, что уже свободен и жаждет отправиться за пельменями. Не отпустит ли товарищ капитан Ванечку?

Капитан скользнул по Славе равнодушным взглядом и «Ванечку», свидетеля Светло, отпустил на все четыре стороны, попросив больше трупов не находить.

Пельмени были куплены, Славка стал чуточку счастливее. Про найденный женский труп без рук не то чтобы болтал без умолку, но порывался поговорить с Ваней. Почему без рук? Не связано ли это с найденными ногами? Потом полез в интернет и откопал там еще несколько похожих случаев за последние пару лет именно в их округе. Именно с расчлененкой.

Ваню от таких откровений затошнило, и он ушел к себе в комнату. Попробовал сосредоточиться на работе, но голова была какая-то пустая, тошнота не отпускала. Тогда он вставил наушники включил звуки дождя и уснул под них.

Ваня проспал почти до самого вечера. Слава разбудил его уже перед уходом, часов в шесть, нагнал жути про то, что вредно спать на закат (белой ночью, да) и свалил на работу. Тошнота не отпускала. Ваня точно понимал — это не от голода. И ему безумно захотелось накидаться.

Второй труп за неделю увидеть — это вам не то. Это такой стресс, что спасет только пивнуха в подвале боулинга в трех кварталах от дома. Дешево и сердито. Хотя и пятница, но народу много там быть не должно было: все разъехались по дачам и пляжам. Да и не хотелось видеть знакомые рожи.

В боулинге было прохладно, у закрытого гардероба скучал охранник. Ваня шапочно знал его: когда-то они учились в одной школе, только охранник, его звали Серега, а в школе Есаулом за кривые ноги и фамилию Казаков, учился пятью годами старше. Когда-то они с Ваней в одной компании курили за школой возле трансформаторной будки, там же старшеклассники угощали с барского плеча младших пивом и чем покрепче, там же проходили разборки и зарождались отношения, ковались социальные связи. И сейчас Ваня на правах знакомого поинтересовался, много ли народу в баре.

— Не, — помотал головой охранник. — Девчонки из рыбного павильона с рынка днюху гуляют, соседка моя там, Юлька, да мент у бара квасит. Они его клеют, а он пока ни в какую. Хотя у Юльки подружка, ух! Я бы зажег с ней, такая баба! У нее муж на вахте как раз.

— Мент? — удивился Ваня, пропустив ценную информацию про подружку и вахтовика-мужа.

— Ну да, капитан вроде, я че-то на погоны сильно не смотрел. Длинный такой. Сидит бухает в одиночку с обеда почти, часов с трех точно. Вот за что им платят, блядь, а? Все, сука, народное добро на них разбазаривают. Он че щас должен делать? Закладчиков искать, правильно? А он сам под градусом уже.

— Может, у него такое задание? — усмехнулся Ваня. Мент. Это было интересно.

— Заебись задание, Вань. Я тоже так хочу.

Ваня пожал плечами:

— Какие твои годы.

— Да никаких уже. Тридцатник бахнул, а все сижу здесь. Сижу и думаю, кем хочу стать, когда вырасту.

— Ну и кем? — усмехнулся Ваня.

— Да, бля, то в медицину охота, там, говорят, такие бабки крутятся, в хирургии особенно. Сиськи пришить почти полляма. Или зубным еще. Ты знаешь, сколько коронка нынче стоит? Грабеж, йобанарот. То картины рисовать хочу, то думаю дизайнером заделаться. Тоже хорошо — сидишь, картинки из инета дурачкам показываешь, советуешь, какие подушки купить, а они тебе платят. И бабло рекой, — охранник мечтательно прикрыл глаза и погрузился в свои несбыточные грезы, сжав в руке журнальчик со сканвордами.

— Слушай, я пойду, пива выпью — день через жопу весь. Слышал, может, на Белянке труп женщины нашли? Мы со Славяном нашли, прикинь. Весь день блевать тянет от этого. Посмотрю заодно, че за мент там. А то хули он тут с обеда сидит и не работает, деловой, — Ване захотелось прервать этот странный разговор, а то еще начнет слова в сканвордах подсказывать.

— Ты тока не борзей там сильно, а то знаем их. Чтоб потом, не дай бог, крайним не остаться.

— Спасибо, братан, — Ваня подмигнул ему и направился в подвал, где был бар.

Ненавязчиво пиликала музыка, что-то попсовое из девяностых. Стены, несмотря на лето, до сих пор были увешаны новогодним декором. Между столиков натыканы были невысокие стеллажи со старыми книгами и настольными лампами с тканевыми абажурами. Для антуража, потому что читать тут никто никогда не порывался. На диванах лежали подушки «под Турцию» с рыжей линялой бахромой, а в проемах между блестящими гирляндами висели постеры в металлических рамках с небоскребами и футуристическими видами, наверное, Америки. Милая провинциальная эклектика.

За одним столиком сидели четверо хорошо подогретых девчонок и курили кальян. Завидев Ваню, они призывно заулыбались ему, начали приглашать разбавить чисто женскую компанию, а то вот «молодой человек у бара ну никак не хочет, стесняется, красавчик».

Ваня оглянулся к бару. Сильно ссутулясь, там сидел его знакомый, капитан Евстигнеев. Несмотря на жару, он был в форменной рубашке с длинным рукавом, при погонах. Капитан печально тянул пиво и курил, наплевав на все запреты. Ваня даже ему позавидовал: если что корочкой отмажется. Везет же некоторым.

— Здрасьте, товарищ капитан, — он плюхнулся на соседний стул.

Евстигнеев задумчиво посмотрел на него, вспоминая:

— Светло, да? Ты же по ногам свидетель, да? И по утреннему еще вроде.

— Так точно. А вы что, напились так, что не помните? — подъебнул его Ваня.

— Ты не борзей, слышь, — рыкнул капитан и тут же спохватился. — Ниче, что я на «ты»? Я ж не при исполнении сейчас.

— Да ниче, — махнул рукой Ваня. — А если не при исполнении, че в форме тогда?

— Увольняюсь, — объяснил Евстигнеев, хотя это ни разу не объясняло ничего.

— Блять, логично, — хмыкнул Ваня и повернулся к бармену, — Темное есть че-нить? Только недорогое.

Бармен молча бухнул перед ним меню. Сервис, однако.

— Такое же возьми, — неожиданно подсказал капитан и приподнял свой бокал. — Оно светлое, но торкает ничего так — я уже три по ноль пять выпил.

Ваня сделал заказ.

— А че увольняешься? Я тоже на «ты» тогда, ладно?

— Козлу одному в ебальник съездил. А он снял все. Блоггер хуев. Ну и к главному пошел. У него, мол, травмы. Сто двенадцатая статья, вся хуйня. Разберитесь, товарищ генерал, а то я отправлю запись куда надо.

— Это сегодня прям? — удивился Ваня. — Быстро он.

— Ну да, часов в одиннадцать. И он побежал сразу. У самого ни царапины, понял? Сука! — Евстигнеев стукнул кулаком по стойке.

— Не выражайтесь, пожалуйста, — откликнулся бармен, подавая Ване его пиво.

— А че ты так? За что стукнул его?

— Было за что, — капитан, вернее, теперь уже бывший капитан, отодвинул полную пепельницу и попросил новую. — Выебываться начал. То да это, хуё-моё. Ну рука и дрогнула. У него только зуб выпал один. Зуб это максимум сто пятнадцатая, и то доказать надо, может, он у него там шатался уже. Или он просто пиздит. У него даже от медиков никакой бумажки нет, понял. Но кто там в управе разбираться будет. Есть жалоба от гражданина, есть видео. Не дай бог в прокуратуру попрется с ним. Тогда и главные огребут. Лучше меня по собственному задним числом. Да еще пояснение не взял с тебя в понедельник. Это тоже припаяли. Не было ли, говорят, злого умысла? А если не было, что же ты тогда инструкции не соблюдаешь? Ввалили по первое число, короче. Я не стал ждать, пока до конца мозги выебут, написал. Потом переписал задним уже.

— Сочувствую, — Ваня похлопал его по плечу. Капитана стало даже жалко.

— Ладно, пойду я, — Евстигнеев поднялся и позвал бармена. — Сколько?

— Три двести, — дежурно улыбаясь, ответил тот.

— Че блять? Какие три двести? У тебя че, пиво золотое? Или трубопровод из Мюнхена? — офонарел от ценника капитан.

— Вы еще сигареты покупали, три пачки. И кальян девушкам, — бармен махнул головой в сторону девчонок из рыбного.

— А, ну да, — сразу погрустнел капитан.

Он открыл портмоне, долго что-то там перебирал и высчитывал, а потом еще более печально посмотрел на бармена:

— Братан, косаря не хватает. Давай пока двушку и корку в залог. Ща я домой сгоняю и принесу еще. И карта по нулям, падла.

— На фиг мне твоя корка. Я же слышал, что тебя уволили. Эта корка теперь никому не упала.

— Я заплачу, — неожиданно вклинился Ваня. — И мне посчитайте заодно.

Он свое пиво почти не пил, но так стало жалко капитана. Уволили, теперь еще и на бабло попал.

Выходя на улицу, он спросил у Евстигнеева:

— Ты же ксиву сдать должен был. Че не сдал?

— В понедельник за обходным иду, формально корка пока действует — у меня типа в понедельник последний день. Но че ему объяснять, долбоебу. Ты это, пошли ко мне, я тебе деньги отдам. Дома наличка есть. Слушай, он же по-любасу наебал со счетом, да?

— Пошли, если рядом, — согласился Ваня. И прогуляться хотелось, да и выспросить, за что все-таки он втащил неизвестному чуваку. И да, бармен мог наебать влет. Частый номер с подбухавшими гостями.

***

Евстигнеев жил почти в самом центре, в ушатанной хрущевке на четвертом этаже. Подъезд был (как и бар) произведением народного искусства. Облезлые мягкие игрушки между этажами, пепельницы из консервных банок, давно не стиранный тюль, репродукции передвижников на стенах. Единственным, что искренне радовало глаз, были цветы в кадках. Пышные, ухоженные, чистые. Видно было, что за ними следит кто-то очень ответственный.

— Это бабулька у нас со второго этажа, — пояснил Евстигнеев про цветы. — Она фанатка цветов. В квартире оранжерея, ну и тут она тоже сделала. Весь подъезд в цветах. Мы, кстати, скидываемся на удобрения, землю там, горшки. Это же для всех.

— А остальной декор? — усмехнулся Ваня.

— Да это так, кому че выбросить жалко, сюда тащат. Так-то, знаешь, ничего, если бы не игрушки. Бесят, блять. Но, похоже, меня одного. Остальным норм.

— Подождешь? А хочешь, проходи, — Евстигнеев распахнул дверь. — Это чтоб ты не решил, что я сольюсь.

— Да я-то верю, — сказал Ваня, разуваясь. — А вдруг, я и есть маньяк, который людей пополам пилит. Не боишься? Это Питер, детка.

— Это Колпино, во-первых, — возразил Евстигнеев, — а во-вторых, Светло, не похож ты на мокрушника или маньяка.

— Даже на сексуального? — умильно похлопал глазами Ваня.

Евстигнеев как-то странно дернулся, смерил его долгим взглядом, но ответил все же:

— Возможно.

Пока он искал по заначкам деньги, Ваня без тени стеснения прошел в единственную комнату, служившую и гостиной, и спальней.

Обстановка в квартире была не сказать, чтобы спартанской, но без излишеств. Ваня отметил книги, сложенные стопкой на подоконнике. Выбор был странноват для оперативника. Анатомия, живопись, справочник по математике, учебник по сопромату.

— Странная у тебя библиотека.

— А, это, — Евстигнеев зашел в комнату, — это у меня когда-то тяга к рисованию была. Научиться хотел. Ну и набрал всего.

— И анатомический атлас? — поднял брови Ваня.

— Так он тоже нужен. Если рисовать человека, ты же должен знать, куда какая мышца крепится, как внутренности располагаются и все такое.

— А внутренности-то зачем? — не понял Ваня.

— Ну... Может, тебе надо будет нарисовать труп с кишками наружу. Надо знать, как они там свернуты.

Ване такое объяснение показалось странным, но он решил не углубляться.

— А справочник по математике нафига? Какое отношение имеют формулы к живописи?

— Ну, никакое так-то. Я им балконную дверь подпираю вообще. Очень удобно.

Ваня хмыкнул, оглядел комнату внимательнее.

— Ого! «Плойка»! Во что рубишься?

— Да так, во что и все: в «Диаблу», «Батлу», «Кол оф дьюти», «Резидент ивел». Ничего необычного, но компании нет, скучно одному.

— Зарубимся в «Диаблу» на пару? — неожиданно предложил Ваня. — Давно не играл уже. Славка в основном музон какой-то пилит у себя в комнате. Это друг мой, с которым мы были сегодня.

— Да, помню, Карелин, — кивнул Естигнеев. — Ну давай, если не шутишь. У меня, кстати, пиво есть. А еще старка с майских осталась. Почти полная бутылка.

— Крепкая?

— Как водка, чуть крепче, может. Да, можно и пивом одним, я ж так, для примера.

— Да все тащи, чего добру пропадать, — брякнул Ваня и удивился сам с себя: накидаться в чужой незнакомой квартире — что может быть лучше в пятницу вечером? — Жена не придет твоя случайно? А то придет, а ты с незнакомым чуваком квасишь. Нервничать станет.

— Нет жены, — буркнул Евстигнеев. — Развелся три года назад. Она уже замуж вышла в Англию куда-то.

— Извини.

— Хуйня. Я ее понимаю даже. Сидеть с лейтенантом на маленькой зарплате и съеме и ждать, когда он станет генералом, — так себе идея. Ей детей надо, семью. А у нас работа не самая спокойная в этом смысле. Могут и того. И вот мы с ней развелись, а мне, как специально, поперло. Звание дали, зарплату подняли. Я даже эту вот хату в ипотеку взял. Но у нее уже хахаль тогда был из Лондона. Какой-то богатый индус, у него ресторан еще свой был.

— Жалеешь?

— Не-а. Я ее и не любил никогда. Надо было жениться, ну и женился. Родители зато на свадьбе гульнули. Слушай, я разденусь, жара такая. Ниче?

— Блять, твоя хата, хоть голым ходи, — усмехнулся Ваня и сразу же пожалел о сказанном.

Потому что Евстигнеев стащил рубашку, под которой оказалось, во-первых, нормальное такое подкаченное тело. Да, не восемь кубиков, то тоже есть на что посмотреть. Даже весьма. Во-вторых, татухи. Много, некоторые цветные, красивые и по всей груди и животу. Есть ли ниже, Ваня задумываться не стал. Он и без того офонарел от тех эмоций, которые появились вот только что.

— Вам разве можно? — не отводя взгляда, как зачарованный, спросил Ваня.

— Портаки? Ну, я же голым на работе не хожу, никто почти не знает, что татухи есть. Какие-то давно набил, еще в училище. Выгонять не стали, но мозги вынесли конкретно. Потом уже на службе набивал. На медосмотрах наслушался тоже, конечно. Ну а хули. И вообще, к профессионализму татуировки отношения не имеют. Тем более, у многих наколки есть с армии, простые такие, синие. А у меня искусство.

— Да уж, — выдавил Ваня. Ему внезапно захотелось потрогать. Это в довершение к тому, что он еще в первый день знакомства счел Евстигнеева красивым. И сейчас добавил впечатлений.

— У меня на ногах еще есть, — зачем-то сообщил тот, ни разу не улучшив Ваниного положения.

— Ага, — Ваня отпил пива, радуясь, что в комнате почти темно, и не видно, как он покраснел.

— Че, давай, врубай, — Евстигнеев уселся рядом. По мнению Вани, чересчур рядом. Но ему это понравилось, не захотелось отодвигаться. Можно было даже ближе.

Ваня одернул себя. С какого хрена у него в башке такое? Или это алкоголь виноват? Или давно никого не было? Но не девчонка же тут рядышком топлесс, а такой же мужик, как он сам.

Спустя час, полтрашку пива и стакан старки Ваня осмелился.

— Слушай, а потрогать можно? — повернулся он к Евстигнееву.

— Че потрогать? — не понял тот.

— Портак. Я аккуратно, пальцем.

— Ну, — Евстигнеев издал какой-то странный звук: не то смешок, не то кашель. Или вообще предсмертный хрип. — Трогай, если так приспичило. Какая разница, пальцем или рукой.

— Почему наручники? — Ваня провел пальцем от одного плеча к другому. — Из-за работы?

Скользнул ладонью ниже, случайно задел сосок.

Евстигнеев дернулся, как от удара.

— Нипочему. Все, блять, заканчиваем экскурсию по Эрмитажу.

Отодвинулся и рубашку накинул на плечи. Ване стало обидно: ничего же такого не сделал, тем более, тот сам разрешил. Придурок. Или Евстигнеев выкупил какие-то Ванины тайные намерения? Ваня их и сам еще не выкупал, но подозрения уже зародились. Это было странно.

Они играли почти до четырех утра. Уже и рассвет успел пройти мимо, и пиво было выпито, и сам Ваня тоже снял футболку, из-за духоты, конечно же. Хозяин квартиры, впрочем, не возражал и сам переоделся в шорты, кинул рубашку на подоконник; и они с Ваней сидели теперь уже совсем по-свойски: рубились в приставку, угарали над чем-то, допивали остатки старки, курили на балконе.

Евстигнеев не соврал — на ногах тоже были татухи. В этот раз Ваня не рискнул попросить потрогать, хотя очень хотелось. Он просто играл и молча охуевал от себя.

Когда Ваня начал откровенно зевать, Евстигнеев любезно предложил ему диван, на котором они сидели.

— Можно разложить, ты там дрыхни у стены, а я еще каточку.

— Да спать пора уже. Ложись тоже. А то мне неудобно как-то одному спать, — помотал головой Ваня.

Евстигнеев опять че-то там себе молча покумекал, но диван раздвинул, вытащил подушки, простыни.

— Где удобнее, у стены или с краю?

— С краю лучше. Я будильник поставлю на восемь. Тебе как?

— Да мне хоть на сколько. Выходной же завтра, дел никаких. Часов до десяти смело спать могу.

— Не боишься с незнакомым чуваком в койку ложиться? — спросил Ваня до подбородка натягивая простыню.

— Тот же вопрос к тебе, — усмехнулся Евстигнеев и отвернулся к стенке.

Ваня уснул почти сразу и внезапно проснулся от будильника. Казалось, и не спал почти.

Его неожиданный товарищ по постели дрых без задних ног и на побудку не среагировал. Из-за духоты он скинул с себя тонкую простынь, и теперь Ваня мог безнаказанно поглазеть.

Почти полчаса он провел в созерцании. Внимательно рассматривал каждую линию, представлял, как их набивали. Потом взгляд как-то случайно скользнул чуть ниже. Ване на секунду стало стыдно за то, что пялится незнакомому в общем мужику на...туда.

А вообще, он нормальным чуваком оказался, капитан этот, решил Ваня. Подумал, что неплохо бы еще пересечься. Поиграли они ночью отлично. Хорошо бы повторить, тоже с пивком там, все дела.

Ваня поискал глазами какую-нибудь бумажку, чтобы оставить телефон, но ничего не находилось. Не на туалетке ведь.

Он машинально засунул руку в карман и вытащил смятый косарь. Не обеднеет же он, если оставит его. А Евстигнеева с работы уволили, хрен знает, что у него там с финансами, тем более ипотека висит. Ему нужнее.

Ваня вышел в прихожую в поисках чего-то пишущего — у многих людей где-нибудь на полках валяются карандаши.

Он не ошибся — на полочке под зеркалом лежал затупленный карандашик из мебельного магазина.

Нацарапав кое-как свой номер телефона и подписав имя, Ваня сунул купюру уголком под раму. Когда Евстигнеев будет выходить — точно увидит.

Сам Ваня обулся, открыл дверь, стараясь не шуметь, и ушел.