Веритас внимательно читает анамнез нового пациента, написанный таким корявым почерком, что приходится всеми силами напрягать глаза, чтобы попытаться разобрать хотя бы часть. Первые записи были ровными и каллиграфическими, но на каждой новой строке становились все смазанней, как если бы у человека дрожала рука и писал он в кромешной темноте. Кроме анамнеза осталась компактная записная книжка с рандомными фактами о пациенте и размышлениями по подбору терапии. 

Работники клиники любили рассказывать о том, что прошлый психотерапевт не выдержал и отказался от проблемного подростка Какавачи, который резко агрессивно реагирует на собственное имя и настаивает на том, чтобы его называли Авантюрин. Они проводили безуспешные сеансы три раза в неделю на протяжение трех месяцев, и теперь, когда на дворе стоит дождливый октябрь, несчастный доктор слег с переутомлением и острым неврозом. Каждый, конечно, добавлял к своему рассказу новые детали, чтобы сделать его более интересным или жутковатым, но основной сути это не меняло. 

Большая часть свободных психотерапевтов после этой истории с опаской обходят Авантюрина стороной и не принимают предложение поработать с ним даже за щедрую плату, которую предоставляют его родители. 

Веритас, к сожалению или к счастью, не лицезрел собственными глазами ни психотерапевта, ни их сеансов, ни самого Авантюрина, а потому не собирается верить байкам, пока не убедится сам. К тому же, этот пациент вызывает особый интерес — не каждый способен довести собственного психотерапевта до невроза.

Маленькая стрелка на часах неумолимо приближается к четырем — совсем скоро начало сеанса со столь знаменитым в стенах клиники пациентом. От томительного ожидания кончики пальцев покалывало в предвкушении, и Веритас переводит взгляд на окно, чтобы хоть как-то скрасить тянущиеся минуты. 

Начало второго месяца осени выдалось на удивление холодным. Дождь не прекращался и лил без остановки уже третий день. На дорогах стояли глубокие лужи и создавали постоянные пробки, сырость пропитывала одежду через долю секунды после выхода на улицу, а ее застоявшийся запах витает в воздухе. 

Едва секундная стрелка коснулась двенадцати, как дверь щелкнула и широко распахнулась, явив взору яркое неоновое пламя, отдающее изумрудными разводами в виде рубашки с неприлично глубоким вырезом и кислотно-розовым пальто. Всю эту картину дополняют полупрозрачные очки, которые пафосно замерли на макушке в растрепанных пшеничных волосах. 

— Здравствуйте, — с яркой улыбкой поздоровался Авантюрин, громко захлопнув за собой дверь, да так, что, кажется, стены затряслись. 

— Добрый день. Присаживайтесь, — Рацио кивнул на светло-серый, как и весь кабинет, диван. 

Авантюрин поспешно стянул с себя верхнюю одежду, небрежно швырнув на диванчик, и вальяжно завалился на него сам. С него то и дело скатывались прозрачные капли влаги, не успевшие впитаться в одежду, на идеально чистую обивку. Зонтик он никогда с собой не носил — раздражала лишняя тяжесть. 

— Меня зовут Веритас Рацио и… 

— Я знаю, лучше сразу к сути, — бесцеремонно перебил его пациент. 

— Хорошо. Тогда скажите, пожалуйста, по какой причине вы посещаете нашу клинику? — негромко поинтересовался Веритас, глядя в розово-лавандовые глаза напротив и невольно удивляясь такому необычному цвету. 

— Док, ты ведь и так все знаешь, — снисходительно улыбнулся Авантюрин и растекся по мягкой поверхности, с наслаждением выдохнув и полностью расслабившись. 

Веритас проигнорировал фамильярное обращение к себе и вновь скосил взгляд на кривой анамнез, пробежавшись по нескольким строчкам, в которых указаны разные диагнозы: их зачеркивали и заменяли новыми. 

Нарциссическое расстройство личности. Зачеркнуто. 

Алекситимия. Зачеркнуто. 

Раздвоение лич… Не дописано. Зачеркнуто. 

— В любом случае я хочу услышать именно вашу версию, — он обещает себе этим же вечером переписать новый анамнез и завести собственную записную книжку. Из чистого интереса. 

— Родители заставили, — пожал плечами Авантюрин, не разрывая зрительного контакта. 

— Но у них ведь есть какой-то мотив? 

— Не знаю. Наверное, — он отводит глаза, впиваясь взглядом в стену, словно на ней висело самое интересное и красивое произведение искусства, но на деле лишь серая пустота. — Думаю, ты с этим и должен разобраться. 

Веритас задумчиво хмыкнул, оглядывая Авантюрина с ног до головы: вычурная одежка отвлекает внимание от темных кругов под глазами, тщательно замазанных консилером, но все еще едва заметно выступающих; пальцы лишь одной руки увешаны золотыми украшениями, а вторая мелко подрагивает, покоясь на сидении дивана. Авантюрин резко прячет ладонь за спиной, замечая на ней внимательный изучающий взгляд психиатра. 

— Были ли у ваших родителей или других родственников какие-либо особенности характера, странности поведения или, может быть, психические заболевания? — внезапно задает вопрос Веритас, чтобы сменить акцент. 

— Я не знаю своих родителей. Точнее, не помню, — Авантюрин вновь пожимает плечами, как бы показывая, что этот факт ничего не значит. 

— А другие родственники? 

— А других нет. 

Веритас не успевает задать следующий вопрос, потому что секундную тишину в кабинете разрезает знакомая мелодия известной группы — это звонит телефон Авантюрина. Специально поставил инструментальную версию любимой песни, чтобы было приятно игнорировать непрошенные звонки, но на сей раз на экране высвечивается имя Топаз. 

— Не возражаешь? Спасибо, — усмехнулся Авантюрин и ответил, не дожидаясь мнения Рацио. — Привет, Топаз, дорогая. Я у психиатра. Да-да, только пришел. Что? 

Он активно качает ногой, закинув одну на другую, и бросает на Веритаса озорные взгляды, ожидая увидеть на нем яркое раздражение, как всегда случалось с прошлым психотерапевтом, стоило только на секундочку отвлечься от сеанса, но тот выглядит совершенно спокойным: неотрывно смотрит на Авантюрина, сцепив перед собой руки в замок. 

— Правда? Я буду через десять минут! — он тихо смеется и сбрасывает трубку, подскакивая со своего места. — До следующего сеанса, док! 

Он бегло хватает пальто и, не тратя время на то, чтобы его нормально надеть, выбегает из кабинета. Хлопок двери эхом разлетается по помещению, отскакивает от серых стен и острой болью пронзает виски. Рацио давно мучает постоянная мигрень, но к прежней головной боли, вероятно, прибавилась новая, а имя ей — Авантюрин. 

*** 

Авантюрин выскакивает из клиники, облегченно выдыхая, и делает мысленную пометку отблагодарить Топаз за такой необходимый звонок пачкой сигарет. Сейчас он сказочно рад сбежать от пристального взгляда Рацио, совсем не такого, как у прежнего психиатра: он изучает каждую клеточку, замечает любое изменение и точно не упускает ни единой детали. Раньше такого не было. 

Автобус прибыл как раз вовремя: Авантюрин только подбежал к остановке и всего пару минут простоял под хлипким козырьком, скрываясь от проливного дождя. Конечно, у него есть возможность вызвать такси или поехать на машине с личным водителем, но из раза в раз предпочитает общественный транспорт. Возможно, потому, что это позволяет почувствовать себя некой частью общества. 

Он присел на свободное место у окна и достал наушники, включая меланхоличную мелодию, идеально подходящую под дождливую погоду и серость вокруг. Люди стояли с хмурыми лицами, во мрачной одежде, среди которой розовое пальто кажется ядреным и наверняка мозолит глаза. Авантюрин его носит не всегда — только по особым случаям. Например, когда нужно произвести впечатление на нового психиатра. 

Мелодичные звуки разливаются по телу острой тоской, неизвестно откуда взявшейся, поэтому Авантюрин спешит переключить песню на нечто более активное. Нельзя приезжать в клуб, пребывая в плохом настроении. Он собирается как следует развлечься. Как и всегда. 

За окном дома сменяются один за другим, и все друг на друга похожи: многоэтажные, мрачные, особенно в бесконечной пучине дождя и под плотным покровом туч, со старыми балконами, на которые страшно выходить — вдруг возьмут и свалятся вниз. Старый и бедный район. Совсем не такой, в каком Авантюрин живет сейчас, и не такой, в каком находится клиника, хотя они, кажется, находятся совсем не далеко друг от друга. Люди бегут по своим делам, скрываясь под черными зонтами или вовсе не обращая внимания на влагу, пропитывающую одежду насквозь. 

Автобус резко тормозит, окатывая волной холодной воды и грязными брызгами людей, стоящих на остановке. Авантюрин мысленно сочувствует каждому из них и, бегло оплатив проезд, выскакивает из транспорта, который теперь оказывается полностью набит уставшими студентами и работниками, что только вырвались из цепких лап обязанностей. 

Вывеска клуба сияет яркими неоновыми огнями, резко выделяясь из атмосферы вокруг и привлекая к себе цветастыми названиями. Авантюрин толкнул глянцевую розовую дверь, предварительно поправив на себе украшения, и вошел внутрь. Сюда его впускают уже без проверки личности и возраста — слишком частый гость. Он проскальзывает между толпами танцующих людей, оглядываясь в поисках Топаз, и попутно здоровается со знакомыми: охранники, официанты, однокурсники…

Громкая музыка бьет по ушам и отзывается острой головной болью, бесконечное множество ароматов смешивается в единое целое и дурманит рассудок еще до того, как он успевает выпить.

— Привет-привет, — чья-то рука резко опускается на плечо и заставляет невольно вздрогнуть.

Авантюрин оборачивается и с облегчением узнает Топаз, которая явно уже изрядно пьяна и смотрит на него с глупой улыбкой. Она хватает друга за руку, направляясь в сторону бара, громко подзывает бармена к себе и заказывает какой-то коктейль с замысловатым названием, над которым он предпочитает не задумываться. Топаз — истинный гений в выборе выпивки, поэтому ее вкусу можно довериться целиком и полностью.

— Ну что, рассказывай давай! Как прошел сеанс? Что за психотерапевт? — она залпом осушила свой бокал с остатками напитка и, подперев голову ладонью, ожидающе уставилась на Авантюрина.

Он негромко поблагодарил бармена, принимая коктейль, и задумался на несколько мгновений, потому что их сеанс, кажется, не продлился даже десяти минут, но невозможно было не отметить отличительную красоту нового психиатра: такие мягкие на вид, короткие и вьющиеся синие волосы, выразительные глаза, своим цветом напоминающие утренние солнечные лучи, и античная горбинка на носу, делающая его похожим на греческую статую со всей этой задумчивостью, серьезностью и взглядом, который словно пробирается в самую душу.

— Он красивый, — приходит к умозаключению Авантюрин и весело улыбается, когда Топаз закатывает глаза. — А что еще ты хочешь? Я пришел и ушел через пять минут, потому что ты позвонила.

Топаз только отмахнулась от него, потеряв надежду на интересные рассказы, и перевела взгляд куда-то в толпу. Авантюрин приподнял бокал с полупрозрачным напитком, осторожно покрутил его в руке, чтобы ненароком не пролить, наблюдая, как мелкие кубики льда ударяются о стеклянные стенки. Пить не хотелось, но казалось чем-то необходимым, чтобы заглушить слишком громкие мысли в голове и полноценно расслабиться. Он делает мелкие глотки, вновь и вновь прокручивая в голове детали из их короткой встречи с Рацио.

— Он молод, более терпелив и внимателен, чем тот старик, — задумчиво протянул Авантюрин, впиваясь взглядом в то же место, что и Топаз. 

— Может, тебе стоит поработать с ним? Если он молод, то, возможно, в нем горит желание действительно помочь и применить на практике свои знания, — мягко предложила Топаз, укладывая теплую ладонь на его плечо в поддерживающем жесте.

Авантюрин только пожимает плечами. Спорить не хотелось, как и соглашаться с ее словами. Хотелось спать, потому что алкоголь уже успел ударить в голову, расслабляя и делая движения ватными. Бокал незаметно опустел, и он просит бармена повторить. Наверняка проснуться завтра будет очень проблематично…