Паршивая Овца и Черный Волк
1
Подросток с испорченной черной краской кожей и с пирсингом на левой брови смял в руках батончик, в котором калорийности столько же, если не больше, чем в здоровом завтраке, а потом, когда разодрать плотную фольгу не получилось, зажал в зубах цветной упаковочный краешек, чувствуя, как тот чуть царапает язык, словно старое лезвие, какими Стайлз иногда баловался в свои четырнадцать-пятнадцать лет, и, чуть приложив усилий и мастерства, разорвал упаковку, не задев при этом сладкого и мягкого содержимого.
Химозный запах, который исходил от батончика, был намного завлекательнее того, что исходил от чьего-то чужого обеда, который выглядел так, словно в тарелку просто наблевали не до конца пережеванным салатом. Судя по голосу, сидя спиной к обладателю вонючего перекуса (ибо обедом это было сложно назвать), Стайлз понял, что это Лидии. Кто еще будет пытать себя подобным, лишь бы не потолстеть на грамм, как не его бывшая девушка.
Бывшая. Звучит-то как пафосно и громко. На самом деле они толком и не встречались. Ходили вместе, говорили другим, что вместе, но на деле почти не разговаривали с друг другом о друг друге, даже сейчас они практически друг другу чужие. А говоря о сексе, то можно лишь сказать, что у них его так ни разу и не было. Максимум, на что он, Стайлз, смог себя сподвигнуть, так это подарить Лидии цветы и плюшевого волка (кстати, подарок она не заценила, потому больше и не получила), да поцеловать ее нелепо на прощание, всю ночь потом сам стыдясь того, насколько негодно этот акт «любви» у него вышел. Надо было слушать Скотта и тренироваться целоваться на помидорах. Тупо. Но работает. Если судить по тому, что Скотт, в отличие от него, сейчас с девушкой, с этой миленькой Эллисон, которая и не против постоянно и всем демонстрировать, насколько ее парень и она сама хороши в слюнявом обмене. Поцелуи, черт их возьми. Везде эти поцелуи. Везде эти парочки. Даже здесь, в поезде, одни лишь нашедшие друг друга половинки, и он словно единственный в мире без пары, сидит как изгой и устраивает оральные ласки батончику, а мог бы…
Взгляд Стилински пал на четыре сидения на стороне напротив, где сидела группа не из их школы, ибо он ее не узнавал, и где был один парень, несколько раз уже кидавший в его сторону определенно не случайный взгляд. Данная незнакомая персона лишь частично в его вкусе, но выбирать особо не из чего. В вагоне было не так уж много людей, ибо «рейс» был не популярный: в горы. Что делать в горах? Ну, кроме покорения вершин, что ему, Стилински, никогда не давалось. Разве что найти себе домики для аренды на неделю или месяц, на сколько денег хватит, да зависнуть там, прикупив и привезя с собой спиртного и презервативов побольше. Для старшеклассников, которые заканчивают школу в следующем году, звучит самое то. Наверное, поэтому все, у кого нашлись время и деньги, и согласились. Стайлз уже точно не помнил, кто предложил организовать подобную поездку: они или их тренер Финсток. Но как итог все, кто хотел поехать отдохнуть в горы летом, сложились и поехали. На поезде, правда. Но так даже интереснее. Наверное, никто из них никогда на нем не путешествовал, ибо у всех есть машины, а на крайний случай люди придумали самолеты, что летают там, где и машина не пройдет, да и быстрее по небу в разы.
Но в то место, куда они едут на две недели, в этот дикий заповедник, самолеты не летают. Можно было бы проехать на машине, но это нужно ехать больше суток и по круто виляющей дороге повышенной опасности. В школе такое никто не одобрил, да и родители, что хоть как-то вникают в суть жизни своих чад, тоже. Наверное, это тот единственный плюс, что у него, Стайлза, родителей нет. Некому ему запрещать что-то делать. Он сам выбирает, куда идти, лететь, бежать. Опекунов нет, нянек нет, а в детском доме как в отеле: пока платишь — живи, и платит за него государство, а значит, что можно вообще не париться. Хотя бы по этому поводу. Хотя бы пока что, еще один год, а там… Там уже совсем другая история.
Доев свой «обед» и сдерживая рвотный позыв от тошнотворного запаха, Стайлз достал из рюкзака бутылку с водой, откручивая крышечку и отпивая холодной жидкости, одновременно кидая косой взгляд на прошедшую мимо мускулистую фигуру. Дерек. Дерек Хейл. Если верить тому, что его так зовут на самом деле. Стайлз, да и другие, очень мало знали об этом человеке, лишь то, что это их новый предметник по физкультуре на следующий год, ибо Финсток вдруг решил уйти, сказав что-то про более лучшее предложение и то, что еще один год с такими спиногрызами не выдержит. В общем, Дерек. Их новый физрук. Их новая заноза в заднице. Их нянька, смотритель, тренер, наставник, что угодно еще на время поездки. Так как в большинстве случаев они еще несовершеннолетние, то их никто не пустил в такую даль одних, и разрешили это организовать лишь под видом школьной летней поездки, в которую парни, что состоят в лакроссе, будут тренироваться, а те, что не состоят, вместе с девушками будут просто… отдыхать. Нырять в теплые озера, гулять по зеленому лесу, спать хоть до обеда. Крайне не справедливо, как по Стайлзу, ибо сам он играет в команде, а это значит, что будет страдать из-за тренировок даже летом, но ему вновь не выбирать: поехать то хочется. В Бейкон Хиллс ужасно скучно, ибо город маленький и далеко от городов побольше. Никакого разнообразия, ничего нового, точно зацветший пруд или болото. А так хоть какое-то новое течение, хоть какое-то приключение, совершенно новые места.
Тренер Дерек… смотритель Дерек… да без разницы… сел напротив Стайлза на место, что занял с самого начала, и Стайлз прищурился в сторону мужчины. Отчего-то тот вызывал двоякие чувства. С одной стороны новый тренер выглядел как актер фильмов для взрослых, весь такой на спорте, сильный, брутальный, а с другой стороны отталкивал своей холодностью и резкостью. Несмотря на то, что было лето, и что поездка была в основном для отдыха, новый тренер действительно имел свисток на шее, держал осанку прямо, кидал на них такие взгляды, в которых открыто читалось, насколько они все, тупые старшеклассники, ему уже ненавистны. А еще Дерек приказывал. Не просил «быть тише» или «прекратить это», а именно приказывал и часто на грани агрессивной формы. Словно они были в армии. И это тоже было двояко. Смотреть на то, как приказывают Джексону, этому богатому придурку, с которым теперь сошлась Лидия, «упасть и отжаться» было крайне весело, но вот когда тоже самое Хейл приказал ему, Стилински, повторить, было крайне неприятно. Может, он и играет в лакроссе, но это вообще не значит, что он силен в спорте, ибо в школьную команду берут всех желающих, будь ты под сотню весом и ростом не выше ста шестидесяти. А у них и такие есть. Интересно, если бы Гринберг поехал с ними, Хейл и его бы мучал? Что-то подсказывает Стайлзу, что да. Хотя, может, за этими иголками скрывается доброе сердце, кто знает, кто знает, иногда внешность такая обманчивая…
Голос из динамика, голос гида, которая ехала с ними и рассказывала о тех лучших местах заповедника, что они проезжали каждые минут тридцать, весело озвучил, что через пару минут поезд будет проезжать в самом длинном туннеле их штата. И что будет совсем темно, поэтому лучше оставаться на своих местах, дабы избежать несчастных случаев. А все желающие могут закрыть глаза и загадать желание, которое, на минутку, непременно примется к сведению, как только они проедут туннель, и начнет плавно осуществляться.
— Если я загадаю сдохнуть, как скоро это сбудется? — вслух спросил никого конкретно Стайлз, смотря на зелень за окном. Что-то привлекательное все же в этих горах и деревьях было. Даже учитывая, что все они всю жизнь (кроме, пожалуй, Эли, что прилетела к ним из Сан-Франциско в начале года) жили среди таких же гор и деревьев и, казалось бы, должно приесться, а нет, все равно красиво.
Рядом сидящий Дэнни, последний, кто все еще нормально с ним, Стайлзом, разговаривал как и раньше, после того, как он, Стайлз, бросил Лидию, решил ответить, делая выражение лица, словно задумался:
— Учитывая, что желание «сдохнуть» слишком абстрактно, то нельзя сказать точно, когда именно оно исполнится, так что лучше сразу уточняй: когда сдохнуть и отчего. А еще не забудь упомянуть про «в гордом одиночестве», потому что я определенно не собираюсь отправляться на тот свет с тобой, если вдруг из-за твоего желания поезд сойдет с рельс, загорится или что-то такое, что в духе «Пункта назначения».
Стилински посмотрел на Дэнни и стукнул его коленом по коленке, после бросая:
— Спасибо за подкинутые идеи, Дэн, — подмигнул школьному другу Стайлз, вставая. — Обязательно выберу что-то из предложенного. Ну, я отлить.
Дэнни закатил глаза: «Крайне важная информация», а Стайлз молча пошел вперед в сторону тамбура. Пить столько воды за раз было явно перебором. Ибо сейчас его мочевой пузырь, казалось, что был готов лопнуть как надутая шаром жвачка.
Дошагав по чуть шатающемуся от движения по рельсам поезду в конец вагона и выйдя в тамбур, который был пуст, Стайлз дернул за ручку кабинки счастья, но та не поддалась: занято. Прекрасно. Он меланхолично прислонился к стенке, поворачивая голову в сторону оконного стекла, которое, наверное, достаточно прочное, дабы никто его случайно не разбил (хотя, кто знает, может, и нет), и так увлекся своими собственными мыслями, что не услышал, как дверь в тамбур открылась и вошел тот парень, наверное, его ровесник или на год старше, что кидал на него взгляды. Он остановился напротив.
Этот чуть вздутый мышцами темноволосый старшеклассник прошелся по Стайлзу оценивающим взором, удосужившийся воспользоваться такой возможностью. Ибо там, в вагоне, особо палевно было не посмотреть: другие бы заметили и начали совать нос в не свои дела. Так всегда. Но здесь тихо, огорожено, почти интимно. Идеально. Не считая неприятного запаха, напоминающего запах ментоловых сигарет и лосося, что просачивался через туалетные щели вовне кабинки.
Почувствовав себя под прицелом, ручеек мыслей резко обмелел, и Стайлз, чуть сжавший челюсти, повернул голову прямо, стойко смотря на блестящие черные глаза незнакомого парня. Тот улыбнулся и протянул широкую ладонь для рукопожатия:
— Марио, — представился он дружелюбно, а голос его почти мурчал, что было несколько удивительно. Разве не все красавчики и красавицы самовлюбленные идиоты с хрипотцой? Наверное, везде есть исключения, и ему повезло встретить одно.
Негромко было слышно стук колес поезда, а через стекло проникали солнечные зайчики и лучи, которые ложились на загорелое лицо Марио, и темные волосы того заблестели шоколадно-коричневым переливом. После Лидии, которую за год ни разу не увидел без макияжа, настоящую, Стилински вскользь подумал о том, насколько все же он потерян, если эта мужская простота вызывает в нем много больше симпатии и чувств, нежели фальшивая красота нафуфыренных девиц, что все как на одно лицо: попробуй понять, которая из них твоя, да не перепутать в толпе одну с другой. Другое дело парни. Что-то есть в них. Что-то такое, почему они, кто не красятся, иногда и не бреются, и вообще часто ходят и ведут себя как медведи или обезьяны, привлекают девушек и парней вроде него. После расставания с Мартин Стилински, может, и смирился с тем, что однозначно не женский угодник, и что мужской пол единственный, который ему интересен, но вот с тем, что он тоже может быть интересен парням смириться до конца еще не получилось: ибо самооценка, что завалялась где-то за плинтусом, не давала согласиться с тем, что он тоже представляет хоть какую-то ценность.
— Марио это как игра «Марио»? — спросил Стайлз.
Парень улыбнулся, а Стайлз заметил ямочку, что была лишь на одной стороне лица парня. Тот хмыкнул:
— Ну типа. А ты?
Стайлз взял чужую руку, ощущая сцепление, но не телесное, а душевное сцепление с этим парнем в эту секунду, и ответил:
— Стайлз.
И, конечно, в ответ легкое недоумение и усмешка, как всегда бывает, когда кто-то слышит это дурацкое, но бесспорно запоминающееся и выделяющееся, как он сам, имя впервые. Везде и всегда он чем-то да выделяется. И часто лучше бы нет. Ибо его давно уже заклеймили паршивой овцой, а он ничего и не может возразить: правы же. Он, правда, та еще паршивая овца. Сиротка, недо-панк, сдвг-шник, матершинник… Везде изгой, всегда сомнительный член группы. Даже сейчас, когда, казалось бы, среди друзей. Но, видимо, не таких уж друзей, если все, кроме Дэнни и Скотта вычеркнули его из памяти, стоило Лидии сказать, что они больше не вместе. Благодаря Мартин у него, Стайлза, резко появилось много новых друзей, но стоило девушке уйти, как ушли и все ее близкие. Ее, а не его, понял Стайлз поздно.
Но было бы из-за кого грустить. Друзья Мартин, как и она сама, просто самолюбивые и завравшиеся детишки, которые не хотят смотреть дальше своего носа. Первая же сложность, преграда, и вся эта «дружная» компашка распадется как СССР, позабыв друг друга как страшный сон. Так что все даже у него отлично. Ему и с одним-двумя друзьями прекрасно. Ему и одному будет прекрасно. Даже если это звучит как самообман. Даже если частично это и есть самообман. Он всегда был зависимым от людей, слишком ручной и контактный лис, зависимый от количества, а не качества.
— Стайлз — необычное имя. Никогда раньше такое не встречал. — Сказал искренне парень.
Стайлз пожал плечами, грустно вспоминания, что имя — идея его матери, которую он почти уже не помнит, да и не хочет помнить, дабы жить было не так больно.
— Как и я твое, Марио. Ты из Бейкон Хиллса?
— Да, — ответил тот. — А ты?
— Тоже. Но я тебя никогда не видел в школе, какой ты класс?
Марио довольно улыбнулся:
— Я уже не школьник. Выпустился в прошлом году, а сейчас вот работаю в местном пабе. Я удивлен, что не встречал тебя раньше.
— Не любитель клубов, — вставил Стайлз.
— По тебе и не скажешь, — кивая на забитые татуировками руки и пирсинг, сказал молодой испанец. — Но так даже лучше. Я не любитель особо развязных парней.
— Да? А каких парней ты любитель? — Стайлз чуть наклонил голову, ощущая небольшой жар, медленно поднимающийся по телу, а еще неловкость за неопытностью, это его первый подкат с мужской стороны, на который он действительно захотел ответить. Быть одному, когда вокруг все парами, невыносимо. Он готов уже на любой вариант. Да и этот вариант ничего, на самом деле. Кажется, Марио хороший парень, да и вполне красивый, видно, что спортсмен, а еще взрослый: уже не школьник. Стайлза всегда тянуло на людей постарше себя. Малолетки, как и он, либо младше, все больно тупые и неопытные, как и он. Ему нужен кто-то, кто уравновешивал бы эти качели, кто создавал баланс, кто был бы ему опорой, а не еще одним костылем.
— Каких я люблю? — переспросил, подходя и кладя ладонь на стену, Марио. Стайлз не смотрел в глаза парня, но ощущал, как чужой взгляд гуляет по его лицу, останавливаясь на приоткрытых губах. И стало еще жарче. А внутри появился импульс напасть на чужие губы, поцеловать, даже если толком не умеет этого делать (как уметь то, без практики на помидорах!), отдаться этому простому чувству нужности и желанности, забыв обо всем, что тревожит и не дает спокойно спать, обо всем, что болит.
Марио взял Стилински за подбородок, отвечая:
— Таких и люблю, — ответил он томно. А потом щелкнул замок туалета, и из кабинки вышла девица в белой юбке в пол, которая чуть просвечивала, и в таком же цвете топе. Она поправила юбку, а потом окинула двоих стоящих по разные стороны парней взглядом, чуть хмурясь, но уходя из тамбура и оставляя незнакомцев одних заниматься чем им угодно. Еще минуты этой редкостной туалетной вони ее чуткий, привыкший к дорогому цветочному парфюму нос не выдержит.
— На вашем ряду есть пустые места. Я подожду тебя там. — Марио дождался кивка и вышел, и Стайлз сквозь стекло видел, как парень уходит, садясь по правой стороне на одно из пустых кресел. Вспыхнув, Стайлз все же зашел сначала в туалет, дабы не обоссаться прямо там среди всех. После такого он бы точно единственное, что загадал в туннеле, так это сдохнуть или исчезнуть. Скоро еще же туннель. Темнота. Под звуки ручейка Стилински подумал о том, что еще никогда не целовался в туннелях. Вообще он мало где целовался. Но не суть. Целоваться с парнем, которого почти не знаешь, в поезде, когда вокруг темнее, чем под землей, и когда в любую секунду вас могут застать, это определенно то, что он должен попробовать, пока у него есть такая возможность. Если он упустит ее, то будет жалеть после. Вряд ли ему вообще когда-то еще выпадет подобный шанс.
И так, на энтузиазме, Стайлз быстро вымыл с жидким мылом, что воняло чертополохом, руки и вышел из туалета, а голос из динамика оповестил: «Въезжаем в туннель, приготовьте свои желания!». Да, да, он уже приготовил одно…
Стайлз зашел в вагон, но поезд заехал в туннель, и свет быстро потух. Стало действительно темно, словно резко погасло солнце, либо настала ночь. Хотя, даже ночью светлее, потому что ночью есть хотя бы Луна и звезды, фонарные столбы, но тут не было ничего, и даже, как назло, никто не включил сотовый, наверное, не желая портить атмосферу. Пришлось идти по темноте на ощупь, словно крот пытаясь понять в этом мраке, где же место, на которое сел Марио. Как помнил Стайлз, тот сел примерно по-середине, где-то за местом, на котором он сам сидел возле Дэнни.
Дошагав примерно до своего места, Стайлз понял, что место, что он прошел, уже было кем-то занято, а впереди сидели другие люди, и что то, возле которого он стоит, единственное ближайшее пустое. И потому он приземлился на него, после с некоторым волнением, достаточно сильным волнением, ибо у него даже вспотели ладони, нащупал чужую ногу. Человек, чья была эта нога, ничего не сказал против, и потому, более уверенно положив руку на чью-то сильную ногу, ногу Марио, он понял, он тихо спросил, чтобы другие не услышали:
— Ты?
В ответ Марио усмехнулся, а его свежее дыхание задело Стайлзу кончик носа. Туннель скоро закончится, понял Стайлз. И это единственный шанс. Решившись, он уперся свободной рукой в подлокотник, а другой все еще касался чужой ноги, потянувшись ближе к лицу парня. Внутри плескалось волнение, желание. Жар прокатился по телесности волной. Но он не отступил, ибо в голове уже зародилось предвкушение того, насколько сладостно будет целоваться с кем-то, кому правда понравился, целоваться взаимно, ради искреннего сплетения чувств, а не потому что ему просто положено целоваться по возрасту. И Стайлз совсем еще немного наклонился вперед, чувствуя, как верно задевает чужие чуть обветренные губы своими. Мягкие, горячие. В темноте ощущения были словно ярче. И, прибывая в быстром шоке от того, что только что сделал, Стайлз не успел опомниться, как почувствовал, что Марио уже целует его в ответ.
Эта настойчивость и доминирование несколько удивили Стайлза, ибо там, в тамбуре, Марио казался милым и сдержанным парнем, но, наверное, за доброй улыбочкой скрывается тот еще чертенок. Этот пылкий поцелуй был истязанием для такой неуравновешенной и легко возбудимой души, как его, Стайлза, и потому он быстро, будучи еще не таким закаленным и насытившимся подобными ласками, потерялся в приятном чувстве: то отвечая на поцелуй и беря инициативу на себя, желая забрать жадно себе все без остатка, то успокаиваясь и лишаясь воли, просто позволяя руководить процессом Марио. Поцелуй был сначала нежным, словно Марио не ожидал его, отчего особо ничего не делал, а потом стал настойчивым, когда в качающемся вагоне жадный язык раздвинул его дрожащие губы, а по нервам Стилински побежал ток, что будил те ощущения, о которых Стайлз и не догадывался, что они у него есть. С Мартин такого не было. Никогда. И вряд ли подобное с девушками у него когда-то и будет. Это было больше, чем просто хорошо, другим, нежели прекрасно, и Стайлз уже вошел во вкус, но…
Но на стене за окном очертился камень, которым был выложен изнутри туннель, и вскоре появился свет, а фигуры в вагоне приобрели очертания и легкие тени. Потерявшись в вихре и особо не думая о том, что происходит и к чему все ведет, Стайлз лишь ощутил, что все пропало. Марио отстранился, и резко стало так холодно и больно от того, что этот момент прекратился. Какая досада! Стайлз хотел было настырно полезть вперед, продолжив целоваться, потому что ему так это понравилось, но не успел, так как свет включился, а взгляд напротив пригвоздил к месту. Они снова мчали по рельсам под солнцем. А внутри стало возможно понять, кто и где сидит, что делает. Стайлз увидел улыбающуюся морду Дэнни напротив, и, смотря вбок, дыхание Стайлза остановилось, казалось, вместе с его сердцем. Возле него, у окна, где, как он думал, что сел Марио, сидел некто телосложением на него похожий, но вообще не он!
Зелено-голубые глаза сверкали новым для Стайлза блеском, смотря на него. И только сейчас Стайлз понял: у Марио не было щетины, а у того, с кем только что целовался, была. Кошмар… Что он наделал? Хотелось взорваться как вулкан от чувств. А вместе с тем провалиться сквозь пол. По спине Стайлза прошли мурашки, когда он услышал стальное:
— Понравилось?
Дэнни прыснул от смеха и произнес:
— Ты как всегда, Стилински.
И, слишком стыдясь смотреть в сторону кого-то из своих компаньонов, Стайлз устремил взор вперед и заметил там темную макушку. Кто-то с другой стороны позвал Марио, и тот встал, садясь обратно на свое место и кидая на Стайлза смутно читаемый взгляд ни то растерянности, ни то обиды. Наверное, Марио подумал, что Стайлзу не интересно его предложение. Но… Но…
Стайлз скатился ниже и закрыл лицо, бурча на выдохе:
— Я просто перепутал.
На удивление, грозный и такой строгий Дерек Хейл широко улыбнулся, отворачиваясь к окну и никак не комментируя случившегося, хотя оно того определенно заслуживало. И Стайлз был слишком возбужден, чтобы думать о том, кого он поцеловал. А еще больше он не хотел думать о том, почему их новый тренер на его поцелуй вообще ответил, а не свернул ему шею от подобной провокационной и похабной наглости. Слишком много мыслей. Слишком много чувств, чтобы думать о чувствах и мыслях другого.
Но, как бы то ни было, эта неудача, возможно, оказалась не такой уж неудачей? Потому что Стилински все же, на свое удивление, без пары не остался…