2



По приезде на улице стояла страшная жара, такая, что находиться вне помещения или тени без головного убора и солнцезащитного крема было невозможно. Когда они вышли из поезда, то оказалось, что до домиков, что были ими сняты, топать и топать. В ту зону шла лишь пыльная тропа, ни такси тебе, ни автобусов. Но выбирать не приходилось. Пошли.

И пришли все мокрые и красные. Девочки изнылись, что истоптали себе ноги в мозоли, кто-то даже под конец пути заставил своего парня нести себя на спине. Догадайтесь, ну же, о ком идет речь? Конечно! Лидия Мартин. Мартин, что на две недели взяла чемоданов столько, словно уезжает на год, да еще и сучку свою прихватила. Праду. Эту мелкую, дрожащую на ветру, но на всех гавкающую псинку, которая так и норовит или помереть всех первой, сунув свой нос не туда, или цапнуть кого за ногу, оправдывая свое бешенство. Что бы Мартин ни говорила, но Стайлз был уверен, что эта сумочка на ножках и с хвостом чем-то больна и заразна. Может, из-за укуса Прады сама Лидия и стала такой же, как ее собачонка, слетевшей с катушек? Ибо раньше, в средней школе, когда Прады у нее не было, она была намного спокойнее и разумнее, нежели сейчас. В ту сакральную и загадочную Лидию он и влюбился. Эту глупую, легкочитаемую и наглую он разлюбил. Может, скорее всего, что дело не в собачке, а в гормонах, из-за которых некоторые, а не только Мартин, сошли с ума, но все же…

— Неужели мы дошли! — Завопила со спины Джексона рыжая бестия. — Эй, можешь бросить чемодан тут, Джексон потом заберет…

Стайлз, который просто не успел сказать «ПОШЛА НАХУЙ», когда бывшая всучила ему часть своего багажа в руки, с облегчением бросил чемодан на месте, игнорируя, что тот завалился и упал частично на пыльную землю, частично на зелень. Рядом на эту же дикую траву приземлилось чьё-то тело, что, как понял по длинным ногам и невнятному голосу, было Айзека. Единственного парня в их компашке, да и, наверное, вообще во всей старшей школе, который категорически не пьет алкоголь и никогда не курит. Редкостный алмаз. Но как всегда никому не нужный, ибо в драгоценностях в Бейконе никто никогда не разбирался, всем только и нужно что поужаснее, ближе к своему подобию. Потому их городок до сих пор и застрял в прошлом, перестав развиваться еще тогда, когда их родители были детьми.

— Все, — вздохнул одноклассник, опуская веки с пушистыми ресницами (на зависть всем девчонкам) из-за солнца, от которого уже пекло сетчатку, — я умер.

Только стоило Айзеку это сказать, как Прада, больная сучка, вылезла словно из портала, взявшись из ниоткуда (всю дорогу ее было ни видно, ни слышно, и Стайлз было обрадовался, что Праду забыли в перевозке в поезде), начав неустанно мерзко лаять, оглушая всех на оба уха. Но ладно, если бы только шум, так собачонка еще побежала на него, Стилински, пытаясь оторвать своими маленькими пираньями зубками от него кусочек, словно у него мяса было слишком много.

— Блин, Прада, вернись обратно, — выронившая собаку из рук Гейдж, крашенная блондинка с карими глазами, присела, подзывая к себе животное, но то и слушать, конечно, ее не стало, уже носясь вокруг своей цели и точно представляя себя огромной важной овчаркой. Смех, да и только.

Стайлз сделал шаг, два назад, шикая Праде заткнуться, но та была глуха к чужим просьбам, как и Лидия, и прыгнув, она все же вцепилась в человечью ногу своими зубами. К счастью, что прокусить полностью джинсу у Прады не вышло, но все равно что-то царапнуло кожу Стилински, а плоть словно зажали в тиски, и он почувствовал острую боль. Сначала из-за укуса. Потом из-за того, что до его ушей дошел, пускай и с другими звуками голосов, чей-то противный смех: и женский, и мужской. Хотя, кто-то определённо смотрел с испугом и сочувствием, но… все же ничего не делал. Айзек, ибо боялся вообще собак, особенно агрессивных, исчез с перекрестка, а Скотт, стоявший не так уж далеко, сделал вид, что ничего не заметил и повел свою Эллисон куда-то в сторону беседки у домика, который пока что был пуст и никем не занят: Дерек ушел договариваться с управляющим, который приехал сюда с города неподалеку ради них, о том, куда и кого можно поселить, и по каким правилам. Взрослые никому не интересные дела, что заслуженно или нет легли на плечи самого старшего из них.

— Лидия! Забери свою шавку! — разжав собаке мелкую пасть, раздражено бросил Стайлз, уже трясясь и от злости, и от жары, и от обиды. Прада, которую оттолкнули, все же бегала вокруг, пытаясь поймать момент для удачного нового нападения, и Стайлз ощущал себя оленем, загнанным в угол, и который уже предвкушал, как будет мертвым лежать на чьем-нибудь праздном или не очень столе. Твоя жизнь ради чужого мимолетного удовольствия. Блеск.

Уже почти сойдя с ума и чуть не начав гавкать на собаку в ответ, лишь бы та свалила, Стилински услышал голос, что был словно раскат грома, и испугался вместе с отсальными. Даже Прада, эта никого никогда не слушающая собака, в том числе свою хозяйку Лидию, замерла, оглядываясь на мужчину в темных солнцезащитных очках, который кидал через эти непрозрачные стекла на нее злобный взгляд.

Дерек подошел к месту сцены, подобрав спаниельку черно-белого окраса с земли, и Прада, как скунс, которым определенно была в прошлой жизни, притворилась мертвой, обмягчав в руках мужчины как подтаявшая лакричная палочка. Лидия слезла со спины Джексона недовольно хмурясь в сторону тренера, который, по ее мнению, слишком неуважительно держал ее четвероногую подругу. Еще бы… за те деньги, сколько Прада стоила, каждый должен сдувать с нее пылинки.

— Чье это? — спросил Дерек Хейл, окидывая подростков, собравшихся на пятаке в кучку (красавицу Лидию, ее парня Джексона, близняшек Гейдж и Эрику, фотографа Мэтта), взглядом, и останавливаясь на подошедшей к нему вплотную Лидии, чьи изумрудные глаза искрились несколько демонически. Настоящая ведьма. Если не в этой, так в прошлой или в следующей жизни точно. И как только Джексон с ней уживается… Может, потому что сам как змея? Служит Лидии фамильяром.

— Эта, — медленно исправила она, — моя Прада. Будь добр поставить ее на место.

Стайлз тихо усмехнулся, когда эта скала Хейл и на миг не дрогнул, а только всучил Мартин в руки ее Праду, все также строго, словно всея отец, говоря:

— Еще раз твоя собака кого-нибудь укусит или хотя бы попробует, и до конца поездки она будет заперта в подвале.

— Ха! — в шоке выдохнула Мартин. Ее рот открылся, но так и не закрылся обратно, а брови приподнялись наверх. — Что за наглость… Вы знаете, кто моя мать?

— Всем плевать, кто твоя мать. А теперь забирайте свои вещи и валите в дом, либо ночевать останетесь сегодня на улице.

Джексон было рыпнулся в сторону слишком наглого взрослого, но Мартин остановила его, вспоминая слова матери о том, что еще одна жалоба на нее и никаких кредиток и отпусков в следующем году. Девушка присела, отпустила Праду, что стала тише воды, на землю, поднялась обратно и сказала своему парню: «Пошли, здесь слишком жарко, у меня уже кружится голова». И Джексон, стрельнув взглядом аля «ты у меня на мушке» в сторону взрослого, забрал вещи Лидии и ушел со всеми в сторону деревянных одно и двухэтажных домов. Сама же Лидия взяла тот чемодан, что всю дорогу тащил Стилински, с трудом волоча его по земле с одной из близняшек и пару раз еще оборачиваясь на них, Стилински и Хейла, что остались на месте, и беззвучно их проклиная. Ведьма-а.

Стайлз не спешил вставать, усевшись на траву где-то в моменте, когда пришел тренер, из-за легкого потемнения перед глазами и слабости. Он смотрел в сторону Мартин, радуясь, что та уже свалила, оставив его в покое, но потом присутствие другого легло на него тяжелым осознанием: они сосались в поезде! Он и Дерек Хейл, их отец на время поездки. И можно ли это в таком случае расценивать как инцест? И вообще крайне нелепо, что Хейл спас его от этой шавки после того, что было в туннеле. Неужели… Стилински не выдержал и резко поднял голову, отчего оказался ослепленным солнцем на несколько секунд, а после спросил:

— Тебе вообще все равно на то, что было в поезде? — Стилински поднял руку ко лбу, дабы смочь разглядеть лицо Хейла, ибо так было не понять, что тот чувствует, чего вообще все еще здесь стоит, а не ушел с остальными, проверять, чтобы те без него там все не разнесли и не сломали, ради этого же он здесь. Следить, чтобы они ничего не сломали, дабы за это не пришлось платить их родителям, да следить за ними, дабы сами не убились и вернулись в том же составе, что уехали.

Хейл упал рядом, ложась и упираясь локтем в траву. Стайлз вскользь подумал о том, что слишком уж близко приземлилось чужое тело: он практически касался Дерека. И еще он быстро подумал о том, что с такой позиции так легко было бы дотянуться до чужих губ, либо взобраться на чужой торс, а потом… Словно стыдясь своих же похабных мыслей, Стилински отвернулся от Хейла, сорвав с земли травинку и пихая ее в свой блядский ротик, как любила говорить Мартин: «Ты свой блядский ротик-то прикрой». Ну почему, когда они уже не вместе, и он этому даже рад, он продолжает думать о ней? И эти мысли приносят ему боль. Он даже ее не любил по-настоящему. Но почему-то терзается, словно это не так. Лидия ушла, оставив после себя как ураган лишь бардак. А уборка… он никогда не любил убираться, ни дома, ни в мыслях. Проще же просто подождать, пока все уберется как-то само, либо пока кто-то наведет порядок за тебя.

— С чего ты взял, что мне все равно? — спросил чуть хрипло (такой был этот чудесный мужественный голос) Хейл.

Стайлз пожал плечами:

— Не знаю. Просто ты какой-то спокойный. Представляю, если бы я случайно поцеловал Финстока… Хотя нет, лучше не представлять. Боже. Меня затошнило, — и Стилински лег на спину, смотря на яркое акварельное небо, где почти не было облаков. — Какова вероятность умереть от солнечного удара? Я не взял с собой ни одного головного убора.

Прежде чем ответить, Хейл коснулся обратной стороной ладони лба старшеклассника, и Стилински замер, а его губы чуть дрогнули. Когда чужая рука исчезла, то по телу прокатил жар, а щеки, наверно, порозовели… ему точно пора убираться с этого солнцепека. Мозги почти ничего не варят, ибо он снова думает ни о том, о чем ему положено думать. Но эти мысли так завлекательны, что сложно заставить себя от них избавиться. Они как как назойливая реклама: «Лучшее предложение в вашей жизни, не пропустите, иначе будете жалеть!». Когда еще у него будет что-то похожее? Это последние семнадцать в его жизни, это последнее лето, когда он еще может не думать панически о том, куда поступать. Никто и никогда больше не будет так вот лежать в траве с ним наедине.

— С непокрытой головой на солнце долго опасно находиться, — ответил все же Хейл. — Но, к твоему счастью, у меня есть несколько кепок с собой. Они лежат у меня в сумке. Если ты хочешь, мы можем за ними сходить…

Стайлз прищурился, поворачивая голову к мужчине и спрашивая, щелкая в догадке пальцами:

— Ты подкатываешь? Нет, просто, чтобы быть уверенным, что не сошел с ума, я должен убедиться, что ты правда подкатываешь ко мне. Я немного в шоке, если честно, что вообще тебе интересен.

Хейл сел, и футбольчатая ткань обтянула его бицепсы.

— Почему ты в шоке? Ты пользуешься популярностью среди парней. Тот недоросток в поезде тоже заинтересовался тобой, верно?

Стайлз весело усмехнулся:

— Так ты видел! Но как? Ты же сидел спиной к концу вагона, где мы были с Марио. У тебя что, глаза на затылке есть? — и он положил быстрее, чем успел бы подумать об этом, руку на затылок мужчины, где топорщились приятные на ощупь черные волосы. Мягко. С виду и не скажешь. Стайлз увлекся, играясь с чужими волосами, словно те были кошачьей шерстью, словно он просто гладит кота. Так успокаивающе. Волосы Лидии никогда не были такими приятными, она давно сожгла их плойкой, да и пахло от них всегда чем-то химозным, а сейчас Стайлз улавливал, пускай и не так ярко, как медовый запах луговых цветов и хвои от растущего неподалеку леса, чисто тестостероновый мусс, состоящий из: пота, душки геля для душа и обычного запаха тела. Каждое тело пахнет без духов и прочего чем-то уникальным, и мужские тела пахнут более завлекательно, чем женские, более ярко, более концентрировано, сразу задевают оголенные нервы, будоража воображение теми сценами прекрасного, на что только способны обычные два мужчины, имеющие в своем распоряжении друг друга и достаточно свободного времени.

— У меня нет глаз на затылке, — ответил Дерек, перехватывая старшеклассника за его татуированную руку и убирая ее со своего затылка, — но у меня отличный слух и нюх, — закончил он и после притянул чужое запястье к своему рту. Стайлз был без понятия, что и зачем делал Хейл, но сердце внутри так быстро билось, а во рту пересохло, и было как-то не до мыслей вообще. Мужчина сначала нежно коснулся губами его бледной кожи, где раньше, до татуировок, можно было заметить невооруженным глазом голубые вены и немного белых шрамов, а потом чуть закусил, на удивление острыми, как у зверя, белыми зубами уязвимое место. Но, в отличие от укуса сучки Прады, этот укус взывал не боль, панику, злость и страх, а волну мурашек по спине от копчика до самого затылка, ибо так это было приятно, нежно, страстно и хорошо, и даже светлые волосы на руках Стилински встали дыбом, наэлектризованные током, что выработался при обычном соприкосновении плоти и плоти.

— Понятно, ты супермен, — вздохнул Стайлз отрывисто, а потом лукаво улыбнулся. — Где, говоришь, у тебя лежит сумка с кепками? Мне срочно нужна одна… Кажется, у меня тоже закружилась голова.

И Дерек встал на ноги, протягивая ему руку, а потом помогая подняться с земли, взмывая его наверх, словно он, Стайлз, ничего не весил (что было близко к правде, но все же не так). Вокруг уже никого не было видно: все разбежались кто куда: в лес, к теплым озерам, в домики подальше. Куда угодно, лишь бы не видеть противного тренера и бесячего Стайлза. Пускай. Так им, противному тренеру и бесячему Стайлзу, только выгоднее. Никто же не хочет, чтобы появились слухи, верно? Они здесь для отдыха, а не для выяснения отношений.

— А тебе разве за это ничего не будет? — ведомый Хейлом, спросил Стилински, опуская взгляд на чужую крепкую спину, где под темной футболкой можно было различить, как напрягаются при движении некоторые мышцы. И Стилински не смог удержать себя от представления того, как он может делать с этим дорогим имуществом все, что захочет, совсем скоро.

На энтузиазме он совсем потерял управление над своим телом, запнувшись об корень сосенки, что росла ближе к дому, и улетая вперед, спасенный от столкновения с пыльной землей Хейлом. Тот поставил его обратно, а Стайлз поблагодарил:

— Спасиб, что уберег мои колени.

Хейл низко ответил:

— Верно, они могут еще пригодиться тебе целыми.

И, пока мозг Стилински обрабатывал полученную информацию, новое взрослое лицо, но более, очень более морщинистое, нежели Дерека, появилось в их поле зрения, и послышался голос, по которому можно было сказать, что его обладатель уже перешагнул через взрослость, устремясь к старости, а потом и к гробу.

— Забыл сказать, — малость еще сохранившийся дедушка (судя по отсутствию пуза и имеющейся седой щетине) спустился по деревянной лестнице с террасы дома на землю, более влажную, чем та, что была на тропе подальше, ибо ближе к домам начинали рости деревья, откидывающие большие тени.

— Да, Питер? — вежливо спросил мужчина помоложе, и словно бы в его тоне читалось легкое раздражение.

Дедушка подошел, указывая куда-то в сторону озер и продолжая:

— Там лодка есть старая (вы ее не трогайте, быстрее утоните), а за ней склончик такой с зеленой травой, что отличается немного. Это, так скажем, я для себя выращиваю. Попроси своих не трогать, ладно? Вы можете попробовать, но… только если немного. Слишком уж этот сорт вышел ядреным.

Стайлз сжал губы, отворачиваясь, дабы не рассмеяться. С возрастом, конечно, все старики начинают любить капаться в земле, чувствуя, что скоро прилягут на нее навечно, но «ядреный» это о том, о чем он подумал? Веселые здесь взрослые.

— Я понял. Эти кусты останутся в целости и сохранности.

— Спасибо, — кивнул Питер. А потом перевел проницательный взгляд на подростка, что стоял к нему спиной, и вернул его на Хейла. — Тогда я пойду, не буду вам мешать. Я вернусь в день вашего отъезда, утром.

— Договорились, — сказал Дерек, а Питер, чуть помедлив, словно хотел сказать что-то еще, ушел тропой, которой они пришли, и ближайшие две недели появляться, к счастью, не должен.

Стайлз развернулся, безмолвно посмеиваясь и спрашивая:

— И что там за трава растет?

На что мужчина лишь коротко качнул головой «нет» и начал подниматься по ступенькам в дом. Стайлз пошел следом, театрально спрашивая:

— Но разве я не должен знать, что это, чтобы точно не перепутать с чем-то другим? Скажи хотя бы, что это за сорт? Норм или стремн?

— Я не знаю, я еще не смотрел.

И они вошли в дом, который фантастически пах деревом, настоящим, вкусным деревом. Этот дом, первый от дороги, если ее так можно обозвать, был двухэтажным: на первом этаже спальни (женская и мужская) и ванная комната, где санузел совмещен, а на втором еще две комнаты, в одной из которых выход на балкон на сторону леса, этого густого темно-зеленого хвойно-лиственного леса, благодаря которому вокруг такой чистый воздух.

Конечно, в БХ тоже не особо грязный воздух, ибо их город окружен лесами, которые и не пройти, но здесь из-за отсутствия машин, домов и прочего чище в разы. За те триста лет, что существует Бейкон Хиллс как город, а не просто обозначенное людьми место, люди, что там обосновались, успели достаточно испортить землю и леса, некоторые водоемы там опустели, но тут… в этом месте, где запрещено вести себя с природой грубо, в этом заповеднике в горах, все также прекрасно и девственно, как и сотни лет назад, а на языке перчено-кислый вкус приключений.

— Так мы… — начал Стилински, смотря на комнату, дверь которой была закрыта не до конца, но его прервал звук шагов: кто-то быстро спустился по деревянным ступеням со второго этажа, кто-то — Скотт. Он улыбнулся, так, что на его щеках появились милейшие (нет) ямочки, говоря своему другу (нет) следующие наглые слова:

— Стайлз! А я тебя уже обыскался. Давай с нами к озеру. Элли уже там.

— Ну… — Стайлз надеялся, что беспалевно посмотрел в сторону Хейла, намекая тому придумать ему оправдание, но Скотт также перевел взгляд на старшего, а загорелое лицо МакКолла исказилось в легкой гримасе, и он поспешил сказать:

— Мы культурно и осторожно, все путем, Дерек, — и Скотт похлопал Хейла по плечу, а Стайлз улыбнулся от подобной выходки. Даже он бы, учитывая, что уже сосался с Хейлом, не осмелился бы так сделать, потому что весь грозный вид Дерека говорил, что если ты хотя бы пальцем его заденешь без разрешения, то он тебе этот палец либо в узелок завяжет, либо засунет в зад. Последнее было крайне заманчиво для Стилински, но он сдерживал себя в окружении третьего лишнего, потому что не желал все оставшееся время выслушивать в свой адрес, что никто бы не мог подумать (а может и вообще-то мог), что он гей, да и как вообще у него такого хорошего мальчика (серьезно?) могло хватить мозгов переспать с преподом (словно никто из них никогда тайно не желал переспать с училкой).

Скотт взял его за руку, видимо почувствовав вину за то, что бросил в сложной ситуации ранее, и что сейчас надо как-то заглаживать это дело, делая вид, что все путем, и что он, Скотт, эта мелкая скотина, которую Стайлз все равно будет любить как друга, все еще рядом и готов поддерживать, как это было в счастливые их лет двенадцать, а может и раньше, когда там умерли его, Стилински, предки? А, да. Верно. Но все же хотелось бы забыть. Даже если он делает вид, что ему плевать, то как-то на самом деле вообще не плевать.

— Не трогай, — предупредил Хейл, и Скотт убрал руку, отстраняясь от старшего как от опасного пакета с бомбой, начиная движения вперед, к двери, вместе со Стайлзом. Последний до выхода на улицу бросил тоскливый взгляд на Дерека, в котором при желании можно было прочитать: «Прости, ничего не могу сделать», а еще «забери меня-я, я не хочу». Но отказываться, хоть было и можно, Стилински не осмелился: не знал, что сказать взамен Скотту, а тот бы спросил, ибо знает, что ничем все равно друг занят быть не может, и что всегда желает, чтобы его звали, ибо Стайлз правда не редко, когда жалуется Скотту на то, что его сделали паршивой овцой, а он вообще ни разу не изгой и не соглашался им быть, и что ему крайне из-за этого досадно. Возможно, все разы, когда Стилински делился подобными переживаниями с другом, он был пьян в зюзю, но это не отменяет того, что теперь Скотт знает об этих мыслях, и что отталкивать его попытки помочь будет как минимум грубо, а еще глупо: откажись Стилински раз, два от присоединения к компашке, чем бы те не занимались, после его уже никто и не подумает звать. И тогда он точно будет изгоем. Сейчас у него хотя бы есть шанс влиться в коллектив и найти себе людей на ближайшее будущее, хотя бы на следующий учебный год, дабы как-то дожить до его конца, гордясь, что выжил, а не дополнил семейную коллекцию костей на городском кладбище.

Озера и правда были красивы. Вода изумрудная, ибо день был солнечным и безоблачным, и вся зелень деревьев в округе отражалась в этой живой жидкой массе. Сама зона у озера была ухожена, не было мусора, как не было высоченных зарослей. Видно, что кто-то прошелся здесь газонокосилкой. А еще была площадка из дерева, с носиком, заходящим подальше в воду, где начинается самая глубина, и откуда можно было сразу занырнуть. И это звучит больше, чем заманчиво, ибо в БХ совсем нет мест, где можно было бы искупаться, есть разве что буйная река с ледяной водой, что берется с гор, и если кто и рискнет занырнуть в такое, то сухим уже не выйдет… если вообще выйдет. Пару раз в их реке вылавливали тела неосторожных и рискованных. И вряд ли можно винить в их погибели природу, она всегда играла по своим правилам.

— Это теплое озеро? — спросил он Скотта, спускаясь с небольшого холма к воде и уже увидев на горизонте девочек: Эллисон и одну из близняшек (он их не различает большую часть времени, поэтому без понятия, Эрику или ее сестру), в компании пока что одного парня, которым был Айзек. Эту кучерявую светлую голову и неровную осанку невозможно не узнать в первые же секунды.

— Теплое. А что? — Скотт махнул своей девушке, а его тон звучал не очень увлеченно. Еще бы. Кто любит говорить со Стайлзом? Спасибо и на том, что не выгнали пинками от себя подальше. Но, как говорится, еще не вечер. Все еще может быть впереди. Если они будут распивать, а они будут, ибо не зря они тащили с собой бутылки, то он не уверен за себя.

Каждый раз, когда происходила тусовка с алкоголем, на которой он был и перебирал, он начинал слишком активничать. Раньше кто-то следил за ним, Скотт или Малия, но Скотт теперь занят слежкой за невинностью своей Элли, а Маллия, подруга детства Стайлза, уехала обратно в Техас. И в этот раз у Стайлза мало уверенности в себя, и нет почти никакой уверенности в компании. Но у них хотя бы есть Дерек. Эта хмурая, но бесспорно красивая морда. Отчего-то Хейл напоминал Стилински волка. И волки всегда были его любимыми животными, сразу после лисов, конечно. И кошек. Любит он кошек. А вот псов не очень. Те какие-то либо слишком чокнутые и тупые, как Прада, либо слишком хорошие и преданные, что тоже огромный минус. Лучше уж быть когтистым и опасным, нежели беззащитным пушистым облаком. Как самоеды с их добрым звериным сердцем все еще не исчезли остается загадкой. В природе разве не всегда выживали лишь сильнейшие и самые хищные? Если бы Стайлз мог выбирать, кем ему переродится в следующей жизни, то выбирал бы между волком и лисом, а не котом или домашней собакой. Есть в клыках и дикой необузданности нечто привлекательное.

— Ничего, — ответил уже больше себе, нежели Скотту, Стайлз. — Просто такое пекло, и если еще и вода теплая, то это скорее пытка, а не рай, как нам обещали.

На удивление, но Скотт его слушал и даже что-то прокомментировал, хлопая как Дерека ранее по плечу:

— Не ной, Стайлз, там дальше есть и обычные озера. Но девочки хотят сначала побыть здесь. — Скотт сбавил темп, останавливаясь и тише продолжая. — А вечером, если удастся отвлечь Хейла или как-то уговорить его закрыть на все глаза, мы устроим посиделки у костра или на веранде. Надеюсь, ты там будешь.

Стайлз хмыкнул:

— А где еще мне быть? Если предвидится выпивка, то я буду первым, кто на этой тусовке появится, и последним, кто с нее уйдет, — сказал он, считая это полной правдой, но на самом деле это была лишь полуправда, потому что вечером все пошло как всегда не по плану. У него все всегда идет не по плану, стоит напоминать об этом себе чаще.