11



Добегая быстро, словно случился пожар в арендованном доме, за который заплатил на полгода вперед, а в договоре было прописана графа «возмещение ущерба за счет арендатора», Стилински кинулся в комнату Скотта. Оказываясь в ней, в которой по прежнему не было возможности включить свет из-за неизвестной поломки, парень стал сканировать взглядом пол, кровать, что стояла посередине спальни параллельно окну, комод, но не видя никакой сумки. Ингалятор в сумке, сказал он. Но где сумка Скотт уточнить забыл. И не было времени бежать обратно, чтобы спросить.

Жуть как волнуясь и нервничая, будто Скотта сбила машина и он истекает кровью, а не просто с трудом дышит из-за сужения бронхов, что в принципе длиться может долго, прежде чем ситуация станет действительно критической (как-то Скотт терпел приступ всю ночь, когда остался один дома второй раз в жизни и слишком был идиотом, чтобы позвонить сказать матери, что потерял ингалятор), Стилински все же нашел сумку, которая судя по всему была черной маленькой сумочкой Эллисон, начав поиски нужного средства с нее.

Стайлз бахнулся на плохо застеленную кровать, перевернул сумочку, все высыпав из нее, прошерстил взглядом и руками все содержимое, боясь, что как всегда не заметит слона в комнате, и чертыхнулся. Среди косметики, кремов, презервативов, наушников и педикюрных ножниц не было ингалятора. Нужно было искать дальше. А время шло. И из-за нервов, что и так были не к черту, все ссыпалось из рук, и Стилински только больше начинал переживать, и его внимание все распылялось и рассредотачивалось, оставляя его обезоруженным и открытым к внезапному нападению.

И, когда Стайлз добрался до большой сумки с вещами, которую Скотт запихнул под кроватью так далеко, что до нее хрен было дотянуться рукой, не полежав на полу, часть оставшегося с ним внимания помогла заметить звук, тихий, но тревожный и заставляющий замереть любого услышавшего такой звук — клацканье по полу. Словно кто-то когтистый и тяжелый, кого не ждали, шагает неподалеку. И надежда на галлюцинацию прошла, когда Стайлз, широко смотря на дверной проем, все же увидел состоящее из плоти и крови то, что было производителем этого шума. Большой, даже слишком большой для волка, если воспоминания из зоопарка о них не плешивят, черный зверь твердо стоял на четырех лапах, не моргая и не шевеля мордой, смотря на кого-то жалкого по сравнению с собой. И, заметил Стилински, если не получилось отбиться от Прады, которая ему по щиколотки, то отбиться от волка будет тем более нереально.

Черный влажный нос был направлен в сторону замершего за низкой кроватью парня, а блестящие в темноте точки, что были глазами, в которых было нечто недействительное, неправильное, устрашающее и гипнотизирующее, светили в лоб Стилински, словно бы держа его на мушке. Дверь, где был волк, вдруг вышедший из леса, была единственным выходом из этой спальни-ловушки. Можно было бы вылезти через окно, но Стайлз боялся и пальцем пошевелить, спровоцировав зверя. Может, подумал Стилински, если не дергаться, то зверье воспримет его за часть мебели и оставит в покое? И Стайлз так часто смотрел в детстве Дискавери и различные шоу про выживания, из которых он знает как охотятся леопарды, спят львы и размножаются косули и змеи, и он даже помнит что-то из выживания, например, как есть скорпионов, но он абсолютно не помнит как нужно реагировать, если встретил волка! Хотя точно смотрел и об этом. Просто эти воспоминания заблокировались, видимо, в отместку за то, что он годами целенаправленно блокировал свой рефлекс самосохранения.

Волк открыл пасть, и его острые зубы блеснули в свете фонарика, включенного на телефоне человека. Потом зверь сделал маленький шаг вперед, цокая закругленными когтями вновь, а Стайлз думал уже помолиться, но неожиданно в дом зашел кто-то, в ком Стайлз узнал девушку друга, когда она громко позвала, видимо еще не видя сливающийся в темноте чуть дальше четверолапый силуэт.

— Стайлз, он забыл, что переложил его, ингалятор у нас…

Стайлз видел только, как волк быстро разворачивается, ступая вон из комнаты, и слышалось, как он несется, снова цокая по полу закругленными когтями, в сторону Эллисон. Та закричала и, хотя звал ее и его, Стилински не смог ничего сделать, волк впился зубами в ногу девушки, игнорируя желания людишек, разрывая кожу и мышцы добычи, вгрызаясь до самой кости и вытаскивая девушку на улицу.

Эллисон намертво схватилась за дверной проем, но у нее было недостаточно сил, чтобы помочь себе, и когда волк без проблем потащил ее дальше, лакированные ногти девушки зацарапали по полу, ломаясь или отрываясь, и Эллисон не чувствовала этой боли или боли в ноге из-за обездвиживающего ее страха и паники. Она снова закричала на улице и посмотрела на друга своего парня, прежде чем исчезла в непросматриваемой лесной глуши, оставив после себя лишь звонкую тишину и протяжный след на земле.

— Стайлз! Эй, что случилось? Я слышал крик!

Дэнни выбежал из леса один минутой позже, и Стайлз покачал головой, не зная, как сказать. Это было слишком. Это казалось не правдой, а страшным сном.

— Я не знаю, не знаю… Нельзя тут стоять, надо запереться в доме.

Дэнни нахмурился:

— Где Эллисон?

Стайлз снова занервничал, не слыша, что сам говорит, и все время опасно смотря на лес и разрываясь между желанием бежать как можно скорее туда и оттуда. Он точно не такой быстрый как волк, который бегает в среднем со скоростью 60 километров в час. И не такой сильный. Даже в воображении он ничего не может. Он не сможет помочь. Но и нужно же что-то сделать.

Дэнни, который что-то понял из рассказа, а что-то нет, начал что-то говорить, но Стайлз не слушал, в ушах как-то противно звенело, виски сдавило, и тошнота подступила к горлу вместе с потом. И из слов в голове осталось только зацикленное «блять».

— А где Скотт? — вспомнил Стилински.

— Я оставил его там…

— Что?! Ты оставил его там?! Я ведь просил приглядеть за ним! — Стайлз пихнул Дэнни в плечо от злости. Если бы Эллисон не пришла, ее бы не утащили в лес вместо него, ее бы не разрывали сейчас на куски где-то неподалеку.

Дэнни, чья уравновешенность таяла быстрее сахарной ваты в воде, попытался защитить себя:

— Мне нужно было привязать Эллисон к дереву, чтобы она не ушла, зная где ингалятор, и зная, что ты сам будешь искать его час? Или мне нужно было игнорировать ее крик, оставаясь со Скоттом, который бы тогда пошел сам? Я не виноват, я просто делал так, как было логично!

Стайлз развернул его к дому и бросил:

— Уже не имеет значения. Запрись изнутри, запри все окна и двери и не выходи на улицу, как бы это не было логично, ясно?

Дэнни ступил на ступеньку, нервно вздыхая:

— Куда ты собрался? Хочешь тоже стать волчьим ужином? Если волки гуляют здесь, то не логичнее будет…

— Чувак, ни слова больше о чертовой логике! Иди в дом!

Стайлз махнул рукой и ушел за Скоттом, оставив Дэнни на крыльце дома. Тот помялся, посмотрел на лес, решивший поглотить их, и после зашел в дом, запирая дверь и, конечно, не зная, что ни для какой ведьмы замок не может быть преградой, все: оковы, законы, замки, падает к ногам ведьмы, если она этого хочет. Ее холодные руки уже почти схватили их всех, и вкус победы так сладок, как виноградное вино, привезенное из средиземноморья.

******

Скотт прислонился к дереву, пытаясь дышать, но из-за того, что пару минут назад его девушка так кромко кричала, и он не знал, из-за чего, и вряд ли из-за того, что ей внезапно подарили машину, о которой она мечтала, приступ удушья только ухудшился от страхов, и еще давило кричащее чувство опасности из леса, в котором была такая огромная концентрация творящегося кровопролития.

Пока у кустов раздавались жалкие свистящие вдохи, где-то позади дерева, у которого сидел МакКол, прошла темная фигура, тихо и почти бесшумно, только дыша как-то нечеловечески. И когда что-то треснуло позади, Скотт уперся рукой в холодную землю, выглядывая из-за дерева и гуляя взглядом по прямым кронам сосен. Там ничего не было. Пульс все же участился в груди парня. И дышать стало еще тяжелее. Скотт закрыл глаза и сел обратно, его затылок задел кору, а на его шею приземлился глупый комар.

И где они ходят?

— Os ydych gyda'ch gilydd…

Зазвучал голос впереди, и Скотт открыл тут же глаза, видя что-то жуткое перед собой. Кажется женщина, если это можно было так идентифицировать, шла между деревьями, задевая те руками, которые были слишком тонкими, серыми и когтистыми для человека. Скотт совсем перестал дышать, зажимая траву в кулаке. Он бы закричал или побежал, но не было сил даже встать, и голова стала кружиться от нехватки воздуха.

А дьявольское тело все приближалось. И говорило что-то противно режущим слух грубым голосом, словно Скотт понимал эту скачущую речь:

— Yna byddwch chi'n gadael gyda'ch gilydd.

Ведьма приблизилась, луна осветила ее силуэт, а ветер колыхнул волосы. Когда она медленно наклонилась, Скотту ударил в нос противный гнилостный запах, смешанный с кровавым ароматом, это была вонь напоминающая трупный животный запах и плесень, а еще могильную землю и перегной осенних листьев. Лицо лесного существа было так близко, что Скотт смог разглядеть даже морщинки на нем, и было то, что напугало его еще сильнее: глаза. Они были не как у человека. В мраке этих глаз Скотт видел свое бледное испуганное лицо. И, когда костлявая рука смерти задела его чуть кривую скулу, он закрыл глаза и замер. Нет, нет, нет. Потом с другой стороны послышался голос Стайлза, зовущий его, и Скотт открыл глаза, словно бы он был спасен только по тому, что друг был неподалеку. Но радость длилась недолго, надежда рухнула, а сердце опустилось в пятки, когда Ведьма зашипела как кобра, впилась руками в тело Скотта, под его ребра, и взмыла вместе с ним вверх, застыв в воздухе где-то между ветками пушистого старого дерева.

— Скотт! Скотт, приятель, у меня нет времени искать тебя в этом чертовом лесу… Ну, пожалуйста… Скотт!!!

Стайлз не помнил точно, где он оставил друга с теми, кто должен был сидеть с ним и ждать его возращения, но он помнил эту тропу, и судя по времени, которое он потратил на то, чтобы вернуться к домам, когда уходил, и времени, что он потратил на дорогу сюда, бросил он Скотта где-то здесь. Да и деревья стояли в этом месте в очень похожем порядке. Но здесь никого не было. И Стайлз надеялся, что Скотт просто отключился и поэтому не отвечает. Что было не далеко от правды, потому что Ведьма перекрыла кислород МакКолу, и тот не мог убрать холодную влажную руку от своего лица, Ведьма была как кусок чугуна, и Скотт только и мог, что висеть в чужих руках как марионетка, задыхаться и слушать тяжелое дыхание над своим ухом, от которого волосы на спине вставали дыбом.

Ведьма двинула рукой, которой удерживала тело парня, быстро вернув ее обратно, и Скотт даже не заметил ее движения, да и все равно не понял бы его, не успел бы понять, все стало чернеть перед глазами, потускнели верхушки деревьев, пропали звезды и луна, затихло чужое дыхание, и голос Стайлза, который запомнил Скотту последним, тоже смеркся.

Сердце Скотта остановилось, а лесное чудище убрало руку от чужих губ, смотря на свою кожу, которая на глазах и вопреки известным людям законам, стала насыщаться жизнью, которую отняли у одного и подарили другому. Синюшность сменилась на розовато-бежевый цвет, сильные морщины и трещины сухой кожи заполнились изнутри появившимся мясом. Небольшие волоски пробились на поверхности новой кожи, и отрасли здоровые ногти, а старые, скрюченные и черные, опали как лепестки у засохшей розы, и был слышен еле уловимый их шелест, когда они задели траву внизу. Последние насекомые уползли в щели и под камни, как в бункеры, и никаких животных, кроме мертвых или глупых, не осталось в округе.

Тело в руках ведьмы превратилось в иссохшийся скелет, когда мускулы и молодость его перетекла к ней, и лесная женщина потеряла к нему интерес. Она стала медленно спускаться вниз, не отрывая взгляда от красной ткани, что как тряпка для быка, маячила меж деревьев немного дальше. Стилински продолжал искать Скотта, он звал его, а еще всех других, и сердце его бешено колотилось от картин волков, гуляющих, как теперь известно, так рядом. Кричать было опасно. Но мозг начинал выдавать ошибку все чаще, не справляясь с нагрузкой. Одному было так плохо, что просто хотелось найти хоть кого-то.

— Да, ладно, чувак, если ты не ответишь, боюсь, мне придется воспользоваться твоим ингалятором, — шумно дыша, пробормотал парень.

Когда он развернулся, подняв взгляд, то почти столкнулся нос к носу с женщиной. Смерть была близка. Во всех смыслах. Сердце Стилински чуть не остановилось к чертям, а ведьма на миг задела его руку, отчего на той появились мурашки и легкое покалывание в кончиках пальцах, которому Стайлз не придал большого значения. Словно ток прошел меж ними.

— Твою мать, а ты еще кто?! — воскликнул Стайлз. И, когда ведьма холодно продолжила смотреть ему в глаза, а потом рванула уверенным прямым шагом к нему, ступая босыми ногами по неровной земле как по беговой дорожке, Стайлз стал быстро отступать назад. Он поднял руки и снова закричал:

— Эй, стой! Стой! Не приближайся!

Но женщина, вся в грязи и листьях, темных непонятных в темноте пятнах, жуть, как напоминающие кровь, да не из носу, словно не понимала его. А, вообще-то, так и было… Английский был не тот язык, на котором говорила ведьма. Валлийский был ее языком, родным и забытым. Современные люди были ей чужды, непонятны, она была далека от них и не хотела смотреть им глубоко в души, заведомо зная, что за сотни лет души качеством не стали ничуть лучше. Люди были рождены грехом, и всегда так будет. В них, этих завравшихся и отвернувшихся от света, всегда будет часть того, кому она поклоняется и у кого берет силы. Люди думают, что Бог им все простит. Но они не понимают, что потеряны и не существуют для Бога, будучи все детьми Сатаны. Бог уже давно покинул этот мир. А она просто возращает души домой, способом, которые они заслужили.

Злость поднялась к горлу ведьмы, и она, оскалившись, проскрежетала:

— Chi yw'r un olaf.

Глаза ведьмы вспыхнули алым. Стайлз чуть не запнулся, на миг опустив взгляд под ноги, а когда он поднял его обратно, то был уже в ведьминых объятиях. Эти прикосновения казались жестче и острее колючей проволоки, удушающей как сворачивающаяся змея. Руки, что сжали его горло, давили слишком сильно. Кажется, что-то хрустнуло немного, и вскоре должно было хрустнуть сильнее. Ведьма подняла его над землей, и лишь носками Стайлз мог касаться земли, бесполезно дергая ногами и пытаясь отогнуть несгибаемые пальцы.

— Cofiwch yr enw y byddwch chi'n ei gofio yn uffern, — смотря в слезящийся ореховые глаза, которые налились кровью, сказала еще ведьма, и потом сжала сильнее. — Hellawes*… sydd wedi maddau i chi.

Небо и лес, страшное лицо, пускай и в нем не было теперь ничего нечеловеческого, кроме неестественного цвета глаз, стали тускнеть, а черная виньетка, как на фотографиях, становилась все больше, пока не осталось лишь какого-то узкого просвета, словно света в конце тоннеля, к которому Стилински был уже готов пойти, лишь бы все успокоилось и боль прошла, и, кажется, он услышал голос, зовущий его, и очень напоминающий мамин голос, такой же родной, светлый, теплый и приятный, но потом он вздохнул. Кислород попал в его легкие, а зернистость в картинке прошла. И голос смолк, а тепло прошло.

Держась за горло и кашляя, Стилински поднял голову на звуки, которые проникали и сквозь звон в ушах. В нескольких метрах впереди огромное, черное, мохнатое нечто дралось с женщиной, которая, на удивление, была невидима для смерти. Волк, раза в два больше того, что был в доме, и который утащил Эллисон, яростно кидался на ведьму, и той ничего не оставалось, как отступать назад.

У Стайлза было ощущение, словно волк отгоняет лесную чокнутую от него, но это было слишком странно, и мысль о спасении затмила все другие. Неуверенно поднявшись на ноги, Стайлз побежал обратно к домам. Рычание и крики на неизвестном языке разгоняли кровь в его жилах. А кроме жил у него, собственно, больше толком ничего и не было, ни мышц, ни суперспособностей, ни биты. Одна лежит дома у него под кроватью. И он должен был взять эту зубную фею с собой, черт возьми, какого хрена происходит?!

Паника стала подступать. И, когда Стайлз запнулся, и упал, свалившись на колени прямо перед обтянутым кожей скелетом в одежде Скотта, все окончательно рухнуло. Никакого контроля. Никаких идей и планов. Только страх. Паника. Паника. Паника. Страх. И снова покалывание в пальцах, которое, впрочем, быстро затмила боль от напряжения в ногах, когда Стайлз поднялся и побежал вперед, задыхаясь, чуть не падая и не врезаясь в деревья, ничего не видя и не понимая, просто вперед. Глубже в лес, в котором, казалось, можно укрыться и переждать приближающуюся грозу.

И кто-то уже бежал по его следам.

******

— Лидия? — Джексон, который пошел с ней в город, позвал девушку, когда услышал, как та остановилась позади него. Сперва Лидия почти бежала, шла так быстро, что и не угнаться было за ее рвением куда-то успеть, но стоило девушке пройти около часа в балетках, которые, как оказалось, жутко натирают, если ноги вспотеют от полуденного солнца, и запал бестии спал. Ее шаг замедлился, осанка скруглилась, а взгляд стал таким далеким…

Джексон был напряжен, встревожен. Между ним и девушкой было расстояние. И сейчас, так как они шли не за ручку, как обычно, и вообще, всегда. Пока они шли без музыки и прочей поебени непонятно куда и для чего, Джексону выдался отличный шанс уладить мысли в голове, а еще решить для себя что-то важное. Они ушли с Лидией от всех, и Джексон ощущал, словно он уходил отчего-то еще. Там, позади, во вчера, остался он, который думал, что, возможно, любит Лидию, как любит кого-то еще. Но сейчас с каждым шагом он все больше понимал: во сне он видел не ее. Он видел своего флориста. И раньше Джексона пугало думать о том, чтобы бросить все, оставив только Джеффа рядом. Казалось, что этого не хватит и будет мало. Но сейчас, когда Лидия в таком разбитом состоянии и нуждается в поддержке и любви, а он ее дать как следует не может, ибо понял, что не любит ее как девушку, как свое вдохновение, как свой смысл жизни, Джексон и понял, что он, вообще-то, всегда имел все. Если бы он оказался на месте Лидии, у него был бы тот человек, который бы утешил его, светил бы для него, свернул бы для него горы, сражался бы с драконами за него.

Смотря назад, Джексон понял, что у него было все, и это все может исчезнуть, если Джеф надумает лишнего. А это невозможно. Нельзя. И потому надо дойти быстрее до города, чтобы позвонить и объясниться…

Шаг Джексона становился шире, и он все отдалялся от Лидии, которая замедлилась. Утром она была настроено серьезно, хотела добиться расследования, кто убил ее любимицу, хотела уехать домой, хотела теплую ванну, а еще немного успокоительно было бы неплохо. Но потом ее мысли возвращались к Праде. Она ведь мертва. Типа, навечно. И это так не просто грустно, это так ужасно грустно.

Черный все лез, подпитываемый черными мыслями, наружу, заполоняя собой окружение, и словно погасили свет. Полезли и другие мысли: как не клеится с парнями, как противно быть в школе и не хочется думать об экзаменах и взрослой самостоятельной жизни, но как придется столкнуться с этой жизнью и быть сильной дальше, а Лидия не могла уже больше быть сильной, устала терпеть и чего-то ждать, хотела просто плакать и упасть на землю, если это было именно то, чего она хотела, а лучше, на самом деле, не на землю, а в мамины теплые раньше, и холодные теперь, объятия…

— Возвращайся домой.

Лидия вздрогнула и остановилась, оглянувшись. Голос матери, довольно четкий и реалистичный, прозвучал так рядом, что Лидия подумала на секунду, что мама каким-то образом оказалась здесь. Но здесь были только она и Джексон.

Потерев лоб и вздохнув, Лидия почувствовала подступающую панику. Она сходит с ума. Как в детстве. Снова началось тоже самое. Она точно чокнутая. Что это? Новая фаза? Стресс стал триггером? И что она будет делать с этим, когда они вернутся домой? И почему… почему так тревожно и страшно от мыслей о других и доме.

Джексон вернулся к Лидии и взял ее за голые плечи, которые несколько покраснели от солнца.

— Лидия, что случилось? — снова спросил парень.

Убрав руки от висков, девушка подняла взгляд на своего Джексона, и прильнула к его груди, обняв. Повернув голову в бок, она негромко и хрипло ответила:

— Мне показалось, что моя мама позвала меня…

Джексон приобнял ее одной рукой за спину и предположил:

— Наверное, это знак, что нам пора домой.

Лидия кивнула, согласившись. Немного погодя, они пошли дальше, и Лидия не отпустила руку Джексона, из-за чего ему пришлось подстроиться под темп девушки и идти с ней. Но когда они, спустя еще час с небольшим, все же дошли по косой тропе до какого-то деревянного старого поселка, который веял мертвечиной, несмотря на цветущие цветы вокруг и порхающих вокруг этих цветов бабочек, Джексону пришлось вытащить свою руку из руки Лидии. Впереди, на фоне голубого неба и золотых колосков поля, была черный силуэт. И, несмотря на достаточное количества света, тени силуэт не откидывал. И не человек это был, а большой волк с открытой пастью, с которой капала слюна.

— Что это? — испуганно прошептала Лидия, не сводя взгляда с полупрозрачного волка, который казался сном наяву. — Ты тоже это видишь?

Волк опасно зарычал, а его белые глаза стали ярче.

Джексон, за которым стояла Лидия, оттолкнул девушку в сторону, когда волк рванул с места на них вперед. И, несмотря на прозрачность, из-за которой существо казалось галлюцинацией, раны от его зубов были настоящими. Джексон закричал, а его кровь пролилась на выцветшую траву.

Лидия часто задышала. Она отползла, но не так далеко, и слышала звук рвущейся кожи и ломающихся костей, и крик Джексона выворачивал ее внутренности наизнанку. Лидия зажала уши руками, но это не помогло, звуки продолжились, они просто стали другими. Неизвестные голоса стали говорить ей что-то, шептать все разом, и их было так много, что она не могла разобрать слов, а еще стоял гул, который словно приближался, и сердце стучало в груди все быстрее, так громко, что заболела голова.

Когда волк откинул к ногам девушки погрызанную окровавленную руку, и Лидия только скользнула от нее и до того, что было раньше телом Джексона взглядом, непонятная энергия, скопившаяся в ней, вырывалась наружу. Она больше не могла держать это в себе. И, сама не понимая, что делает, и что происходит, Лидия просто неистово закричала. Волк опустился тут же к земле, заскулив как дворняжка. И когда крик, напоминающий громкое завывание сильного ветра, пение сирен, свист от взрыва атомной бомбы и многое другое, не прекратился, волк стал мерцать, а потом рассыпался как пазл, обратившись в пепел, частички которого растворились, только задев колоски на поле.

Из ушей Мартин вытекло немного крови. А ее сердце все еще тяжело и громко билось. У девушки закружилась голова, и она упала набок, когда силы, вылетевшие через ее открытый рот, забрали с собой всю энергию, оставив лишь жизненной на самом дне.

Крик банши, лесной феи, плутающей у мертвой реки, улетел дальше в лес, проползая по земле и корням, отзываясь в шелесте листьев и в замеревшим пении птиц. Теперь все, до кого дошли отголоски крика, получили предупреждение, зная о приближающейся смерти, и потому у них было время спрятаться, уйти, либо же подготовиться к бою.

…возле тела Лидии послышался усталый короткий вздох, а потом шорох и шелест, когда кто-то поднял ее с земли, чтобы унести к лучшему и единственному лекарю в этом лесу. И Почему-то Дитон не был удивлен, когда увидел в щелку приоткрытых ставней своего дома приближающегося Дерека с рыжей банши в руках. И, если бы не опасность смерти в случае отказа, Дитон бы не открыл им дверь. Всегда предпочитал не открыть в обычные дни. Но сегодня день был не самый обычный. И, вроде как, можно было и немного потерпеть, чтобы потом было не пришлось этого делать, верно?

— Она пуста. Не очнется до вечера, это в лучшем случае, — дал вердикт эмиссар-предатель, когда взглянул на девушку без сознания. Кожа Лидии побледнела, кровь застыла на висках, а дыхание сильно замедлилось, и даже ее грудь почти не вздымалась, отчего можно было подумать, что девушка и вовсе не дышит.

Дерек хмуро и холодно спросил, стоя на расстоянии:

— А в худшем?

Дитон посмотрел на оборотня и мягко ответил:

— Ты знаешь. Но не думаю, что она умрет. У нее много сил. Правда, она все их потратила сейчас. Поэтому, времени на исцеление может уйти много. Возможно, ночью или к утру ее запасы восполнятся на треть.

Дерек развернулся, скинув с себя предложенное друидом одело, бросая:

— У меня нет столько времени ждать. Присматривай за ней. Я заберу ее, когда разберусь с остальным.

Дитон поднялся с колен, его глаза обеспокоенно округлились.

— Дерек, это будет плохо! — крикнул друид, но оборотень уже хлопнул дверью, обратился на пороге, и убежал в лес, оставив после себя следов, которые Дитону позже придется заметать. Вздохнув, эмиссар опустил взгляд на Лидию, лежащую на матрасе. Отвар. Нужно было приготовить отвар из жимолости. Последствия таких затрат сил хуже похмелья, голова точно будет болеть…

Впрочем, отвар Лидия не приняла, потому что очнулась раньше, чем думал Дитон. Когда он снова проверил ее, а потом ушел в лес у своего дома, чтобы сорвать нужные травы, Лидия пришла в себя. Был вечер, но закат еще не прошел, и когда Лидия вышла на улицу, алое небо встретило ее. И внутри стало так тихо. Глухо. Пусто. Взглянув в сторону леса, Лидия снова услышала: «Возвращайся домой», и пошла туда, в противоположную от Дитона, сторону густой чащи.

И когда друид вышел к дому с травами в руках и увидел открытую дверь, то вздохнул с облегчением, вернулся в дом, и заперся изнутри, зная, что теперь не представляет для Хелависы никакой ценности, так как та, кто ее интересует, ушла к ней домой — в лес.

Но на самом деле лес не только ее дом. И те, кому запахи хвои, земли и росы будут напоминать всегда дом, всегда будут отстаивать лес, как свою территорию. Лесная фея, простившаяся с любовью в лесу. Волк, родившейся в лесу. Искра, нашедшая дом в колючем хвойном сердце. Иногда то, что не доступно сразу, открывается со временем, и иногда это открытие может шокировать или ранить. Но чем больше знаешь о самом себе, тем больше начинаешь верить в себя и в свои силы, даже если сперва и это будет скрыто от понимания.

Где-то в лесу, когда село солнце, трое разных людей, наделенные особенной силой, делали что-то одинаковое, несмотря на то, что были так далеко друг от друга: они бежали вперед, прямо навстречу судьбе, от которой никогда не скроешься. Судьба найдет тебя, сколько бы ты не лажал и не ошибался. Когда-то и эта правда перестанет быть скрытой.

******

Jamie Llewellyn — Звуки природы: гроза в прерии со звуком волковЕсли кто-нибудь снова начнет говорить о том, что рассказы про кровожадность волков — слухи и сказки, Стилински ударит этого человека по лицу за наглую, наглую ложь или тупость. Потому что, хотя он сам всегда был склонен считать клыкастых умными и порядочными зверьми, которые не нападают просто так, прямо сейчас он слышал вой, и ощущал всеми фибрами души, как эти самые клыкастые и честные бегут за ним, ищут его, чтобы разорвать на части, как Эллисон, как, наверное, Скотта, тело которого было слишком изменено, чтобы Стайлз смог до конца принять факт смерти друга и понять, отчего она случилась, как, наверное, уже и Дэнни, который, бедняга, остался один в доме, и наверное не понимает, что происходит. Хотя Стайлз тоже не понимал. Все было хорошо, а потом просто словно их перекинуло в другую реальность, которая напоминала съемки фильма ужасов или кровавую версию сумерек. И каким-то образом школьная летняя поездка превратилась в забег на выживание.

Бежать по склону было неудобно. Еще и по темноте. Еще и не по асфальту, а дикому лесу. И ведь даже не парк, никакой тебе тропы или фонарных столбов. Стилински пару раз навернулся, но быстро поднялся. Он не знал, куда и как долго еще будет бежать. Но он знал, что если остановится, умрет. Опасность была четкой и реальной. Вой волков, такой, словно те давали указания друг другу, куда бежит человек, и куда им самим надо бежать, становился все громче, и не потому, что голос у клыкастых прорезался, просто Стайлз уже выдохся, и расстояние между ними стало меньше.

Так быстро он не бегал никогда. Ни на лакроссе, ни на физкультуре, ни пьяным от гопоты, ни трезвым перед девчонками в средней школе, ни ребенком на детской площадке. Никогда. Его сердце стучало ему по ребрам, словно кричало: «Притормози, кретин, ты нас угробишь!». Но какое притормози, если тогда тебя живьем разорвут на части!

Легкие заболели, и стало темнеть перед глазами. Стайлз врезался в дерево, упал на землю, а потом скатился по склону, пока не врезался в другую крону, и воздух выбило из его легких. Немного зеленых иголок свалилось ему на волосы и за капюшон толстовки, которая по пути почти слетела с него. Болели и тряслись руки и ноги. И его дыхание было таким частым, быстрым и поверхностным.

Стайлз сел на колени, пытаясь встать, но стоило ему подняться и сделать пару шагов, как он свалился на плауновое одеяло из маленьких зеленых ростков вечнозеленых, растущих под многовековыми соснами, и те неприятно впились, как булавки, ему в скользкие грязные ладони. Пока Стайлз пытался поднять себя с земли, что отказывалось у него получаться, неприметный черный волк, сливающийся с темным фоном ночного леса, добрался до него и пошел ему навстречу. Его голубые глаза в темноте было видно больше всего. И, если бы не паника, страх, боль и вкус смерти во рту, а еще ставшим таким громким и злым вой совсем близко, уже на этом склоне, Стайлз бы даже заметил красоту этих вдумчивых глаз, и, может, они показались бы ему знакомыми сразу же. Но, к сожалению, сейчас ему было вообще не до этого. И он не узнал в волке, размером в полтора или два больше обычного, того, с кем спал прошедшей ночью.

Когда обращенный и раненый Дерек оказался в опасной для Стайлза близости, адреналин скакнул еще больше в крови подростка, и он, не придумав ничего лучше, нарыл возле себя полусухую острую ветку, махнув ею в сторону хищника. Тот отпрянул от человека, не успев сделать это на миллисекунду быстрее, и потому получил царапину на носу. Хотя и небольшая, но она была болезненная столь сильно же, как удар мизинцем об угол стола, или укус электричества от сломанной техники.

Пока клыкастый скулил и тряс мордой, Стайлз успел отойти на несколько шагов назад, развернувшись к волку спиной. Что, в случае, будь волк не тем, было бы фатальной ошибкой, потому что, пускай и этот дружелюбный, волк зарычал и кинулся на спину Стилински, без труда повалив его обратно на вечнозеленое колючее покрывало. Другой волк бы уже оторвал от него смачный кусок плоти. И Стайлз, не разбирая среди волков хороших и плохих, и зная лишь опасных, уже приготовился к такому исходу, ругая себя за забывчивость. Волки самые преданные звери, но они еще чертовски злопамятные и не прощают обиды, он ведь смотрел эту передачу по Дискавери несколько раз, черт, теперь его убьют более жестоко из-за царапины!

Рык раздался над ухом. Волк слез со спины Стайлза, но, когда тот развернулся, кинулся на него обратно и прижал к земле, долго после, с минуту или полторы, рыча возле лица. Стайлз закрыл глаза и просто замер. Смерть. Боль. Ну давай. Но ничего не произошло. Этот зверь почему-то не спешил мстить ему и убивать его. Тогда Стайлз осторожно открыл глаза, встречаясь с волчьим взглядом, и почему-то в этих опасных голубых глазах, горящих в темноте, было столько грусти и тоски, а еще… словно сожаление и вина таились в них. Но это бред. Наверное, подумал Стайлз, он сошел с ума. Точно спятил. Но на миг ему стало… спокойно? И даже его сердце унялось, а дышать стало не так больно и сложно, несмотря на лапы, упирающиеся в его грудную клетку. Волк казался знакомым, своим.

Но гляделки не длились долго. Когда Стайлз поднял руку, чтобы задеть волка, который тяжело дышал вместе с ним, близко послышался другой рык. Не успев моргнуть, Стайлз увидел, как волка над ним сбивает другой похожий, и как из стороны подоспевают еще трое таких же, белоглазых, огромных, бешенных и опасных.

Стайлз насчитал шесть невероятно светящихся фонариков, пока вставал. И он оцепенел, а его сердце ушло в пятки, когда эти огоньки двинулись в его сторону. Один против маленькой компашки с явным весовым и силовым перевесом. Стайлз понял, что это конец. Потому что у него ничего не было. У него никого не было. Животный страх подступал к горлу, а волки стали заключать Стилински в кольцо, и он озарялся то на одну пасть, то на другую, видя, как кольцо становится все меньше. И чем ближе дьявольские звери были, тем лучше он мог видеть их глаза, острые и крепкие клыки, длинные когти, бликующую кровь на шкуре и на деснах, и в этих белых животных глазах не было ни капли сочувствия или сострадания, как в голубых.

— Хорошие щеночки… Может, разойдемся мирно? — сказал тише, чем думал, Стайлз, и понял — не договоримся, когда первый зарычавший на него волк кинулся на него, уронил на землю, и задел кожу зубами, когда Стайлз выставил рефлекторно руки вперед, закрыв глаза.

И снова рычание. А потом вес с тела пропал, как и тошнотворный звериный запах. Открыв глаза и повернув голову в сторону, не смея пошевелиться сильнее, Стайлз увидел, как его голубоглазый фаворит дерется с ведьминой свитой. Белоглазые демоны переключились на волка-изгоя, кидаясь на него по-очереди и все вместе. Они ранили его, кусали и царапали, иногда получая тоже самое, и рычание и скулеж раздавались в лесу, становясь все громче. Волк-охранник явно проигрывал. Его агатовый мех все больше окрашивался бордовым и алым, пару когтей сломалось по корень на его передних лапах, и ему почти порезали глаз, не успей бы он так быстро отступить назад. На это было больно смотреть. Волка убивали на его глазах. Стайлз сел, сжав кулаки.

— Отвалите от него! — закричал он. Скулеж раненного и хромого волка резал по самому сердцу. Другие волки убивали того, кто пытался отогнать их от человека, и Стайлз чувствовал вину, смешивающуюся со страхом, усталостью, болью и паникой.

— Хватит! — он сел на колени, сорвав горсть колючей зелени с земли и кинув ею в сторону дерущихся хищников. Потом черный волк, проигрывающий этот бой, но не последний, отступил назад, ближе к человеку. Его теснили назад, рыча на него, оскалив пасти. И Стайлз, у которого не было сил подняться и попытаться напугать волков, которые, он все же, знал, что ни за что уже его не испугаются, подполз ближе к волку, сам того не замечая. Хотелось быть ближе. Хотелось обнять зверя, укрыв от обидчиков, даже если это обозначало подставить под удар самого себя. И, хоть Стилински не догадывался, но чувства у них с клыкастым мстителем были схожие.

Раненый, уставший, тяжело дышащий и готовый потерять сознание, Дерек все равно стоял перед человеческим ребенком, был как щит, живой щит, который защищал бы, пока совсем не сломается. Кровь капала с большой рванной раны, от которой жгло весь бок, на траву. И одна черная лапа была подогнута, потому что оборотню было слишком больно ступать на нее. Он остановился, не сводя взгляда с тех тварей, которые, как понял, не сможет, видимо, все же одолеть. Бой проигран. Дерек знал это. И Стайлз знал это тоже. Ему и не хотелось сражаться, бежать. Уже не было на то энергии. Но если он ничего не сделает, понимал парень, то он умрет и не один на этом самом месте. Этого волка-идиота раздерут на части вместе с ним. А чтобы кто-то снова умирал из-за него… нет, не в этой жизни. Ему хватило смерти родителей. И он сам умирать уже не хотел.

— Иди сюда, — Стайлз тяжело обнял волка, пытаясь спрятать его хотя бы немного позади себя, прикрыть хотя бы немного его тела. Тот подался, почти не извиваясь.

Конец. Это должен был быть конец. Но покалывание в кончиках пальцев Стайлза вернулось. Его руки, лежащие на черной шерсти, мелко задрожали. И появилось во всем человеческом теле такое странное чувство… волна теплоты возникла внутри из ниоткуда, и она росла, поднимаясь к груди, а потом к горлу, и Стайлз, скользнув взглядом по своим рукам, случайно заметил в них легкое желтое свечение.

Раздался рык чертовой стаи. А потом те рванули на них, но лесные дебри озарил яркий свет, источником которого был Стайлз. И, когда отвернувшиеся волки вернули морды обратно, то перед ними уже никого не было. Человек и Волк пропали.

Сатанинские звери подняли морды к звездам и громко завыли в унисон, а потом растворились в темноте, как окончившийся сон. И в лесу стало тихо и мирно, как вчера, и только начавшийся дождь, быстро разыгравшийся и смывающий следы, гонял по горам, склонам и полянам шелест, смешиваясь со стонами банши, которые гуляли там же.

******

Когда за окном на секунду или две вдруг стало светло, как днем, Дитон с опаской приоткрыл дверь и выглянул на улицу, видя стукнувшееся о землю тело в метрах ста дальше, на пару с другой тушей поменьше. Дерека Дитон почувствовал сразу. И, немного подумав в доме, Дитон все же прихватил с собой кое-что и вышел на улицу, надев на голову капюшон, который, впрочем, все равно не слишком спас его от дождя.

На мокрой траве без сознания лежал Стайлз, а рядом примостился свернувшийся волк, тяжело дышащий. Дитон кинул взгляд на Стилински, а потом присел возле Дерека, положив темнокожую руку на шерсть возле глубокой раны, из которой дождь вымывал все больше крови. Алая жидкость растекалась по земле, пока Дитон шептал очень тихо слова. Когда он закончил, чужая рана затянулась, а кровь перестала вытекать из нее, и волк поднялся на лапы, которые теперь были здоровы, хмуро фыркая.

Дитон опустил взгляд на подростка, на лицо которому капал дождь. От подростка исходила похожая сила, как от банши. И это заставило задуматься. Почему двое уже человек из одного места обладают такой скрытой силой? Это редкость. Что-то, может, есть в том месте, откуда они приехали. И Дитон снова повернулся к волку, который чуть хрипел и прилег на землю устало, говоря ему:

— Я никогда не нравился тебе. Так что ты не будешь возражать, если теперь он будет твои эмиссаром?

Волк тявкнул, и Дитон воспринял это как согласие. Он взял руку подростка, развернув ее запястьем к себе, и начертил на коже пальцем несколько рун. Только он закончил их чертить, как те засветились на бледной коже, на секунду или две, тем же оранжево-желтым сиянием, какое появилось перед телепортацией, а потом все пропало, словно и не было, и со стороны, не видя того, что было, нельзя было сказать, что что-то здесь странное происходит. Совсем ничего необычного. Просто трусливый эмиссар, раненный оборотень, бессознательная искра, ставшая теперь и эмиссаром оборотня. Просто, знаете, обычная среда. Ничего такого.

— Он в порядке, — сказал друид, когда волк многозначительно взглянул на него. Потом Дитон присел, положив руку снова на волка. — Она не тронет его, не когда он может навредить ей или ее псам, и когда она уже взяла, то что хотела. А вот нас она как раз захочет прикончить с появившимся силами. И ты слишком слаб, чтобы с ней тягаться. Нам пора уходить. Место, которое ты нашел, думаю, подойдет на первое время…

Дерек поднял с земли голову, впившись злым взглядом в глаза друида и зарычав на него, но мужчина уже сказал свое заклинание, и свет снова осветил часть леса, а друид и оборотень в полной смене исчезли, и на поляне остался только Стилински. Дождь все также лил на него сверху, а одежда и волосы парня все намокли. Его кожа стала серее, и лишь вздымающаяся медленно грудь говорила, что он еще жив, а затягивающиеся на коже раны, что он исцеляет себя.

Когда стало светать, будучи теперь за сотни километров от места, где произошло кровопролитие, где-то близко от Бейкон Хиллса, Дитон позвонил с телефонной будки в 911 и сообщил, что в одной заброшенной деревне недалеко от заповедника требуется помощь. Через некоторое время полицейские собаки нашли Стайлза, и еще через некоторое время он сидел в машиной скорой помощи, завернутый в плед как рол в лист нори. И, несмотря на то, что было теперь тепло, медработники позаботились об этом, парень все еще сильно дрожал. Из-за этого у него даже не получилось выпить воды из бутылки, не пролив ее на себя. И милая женщина в голубой медицинской одежде предложила ему трубочку от своего сока, с которой стало все же легче.

— …и каким бы скептиком я не был, — бормотал Стайлз, пока девушка разматывала испачкавшийся бинт с его руки, чтобы заменить его и осмотреть рану, оставшуюся еще после стычки с Джексоном, — но я не могу опровергать, что столкнулся с чем-то странным. Со мной еще никогда такой дичи не происходило, а у меня в жизни много разной дичи бывало. Чтобы вы понимали, как-то раз я шел вместе с апостолами Иисуса Христа, которые были в откровенной, так сказать, одежде. Это было пьяное маскарадное шествие, но все же было. Но то, что было сегодня ночью… это что-то более непонятное… я не знаю, как это даже назвать… меня до сих пор трясет…

Девушка подняла на него мягкий взгляд и осторожно сказала:

— При высокой температуре некоторые вещи могут казаться странными. И у тебя был сильный стресс. Так что не удивительно, что сейчас ты не в порядке.

Стайлз махнул свободной рукой, а его тело все еще дрожало и взгляд бегал.

— Нет, я хорошо себя чувствую. Хоть сейчас марафон пробежать могу.

— У тебя жар, олененок, — сказала медицинская работница. — Боюсь, что с марафонами придется повременить. Ты говорил, что поранил руку…

— Да, это было еще до того, как началась эта чертовщина, — сказал Стайлз, а потом нахмурился, опуская взгляд на свою руку, которая теперь не болела, и его взгляд сфокусировался на его коже, и он только сейчас, несмотря на то, что уже почти час как пришел в себя, заметил одну крайне важную деталь. На его коже не было черной краски. Его татуировок не было. Где. Черт. Возьми???

— Какого хрена? — Стайлз вырвал руку, смотря на нее, словно она была не его конечностью вовсе.

Женщина тихо вздохнула и положила руку на плечо подростка.

— Я найду тебе седативное. Подожди минутку.

Она отвернулась, а Стайлз уронил руку и упал на кушетку. Три точки бежали в его голове снова и снова. Но загрузка так и не могла закончиться.

— Не понимаю, — прошептал он. — Это, блять, пиздец. Что это? Какой-то сериал…

Потом что-то щелкнуло в голове Стайлза и он резко сел, отчего у него чуть покачнулась картинка.

— Эй, сколько… сколько тел вы нашли? С нами был наш тренер, Дерек Хейл, взрослый мужчина с накаченным телом и легкой щетиной, такой тип чуть выше меня. Вы нашли его?

Девушка напряглась и помедлила, прежде чем повернуться с каким-то набором в руке. Она села рядом, и сказала, смотря в оленьи глаза подростка:

— Ты в шоке…

Стайлз фыркнул:

— Мягко сказано.

Но девушка продолжила, не прерываясь:

— И тебе хочется узнать подробности произошедшего. Но полиция еще работает над этим. И сейчас тебе лучше не думать о лишнем. Будет лучше не переживать. Просто приляг. Мы дождемся нашего водителя и довезем тебя до больницы, где тебя нормально осмотрят, идет?

Стайлз устало ответил, все же ложась:

— Вы хотите, чтобы я замолчал. Я вас понял. Ладно.

Девушка снова вздохнула, а потом вышла из скорой куда-то, может, пошла за водителем, который ушел в туалет и не вернулся, и, оставшись один, Стайлз снова посмотрел на свои руки. Чистая кожа без татуировок выглядела чужеродной, не своей, и, вдобавок к этому, не было еще и шрамов, которые скрывали некоторые татушки. За это было еще обидней, шрамы были частью его, а теперь их нет, и словно исчезло то, что он смог пережить. Правда ли все это? Стайлз даже ущипнул себя. И, почувствовав боль, он понял, что не спит. Он уронил руки на кушетку и перевел взгляд на белоснежный потолок машины.

Где-то далеко одна ведьма подумала: «Byddwn yn cwrdd eto, Belial*».

И Стайлз услышал незнакомый женский голос, звучащий в его голове:

— Еще встретимся, Белиал.

— Белиал? — сказал сам себе вслух Стайлз. Он повторил слово пару раз, стараясь не забыть его, чтобы загуглить позже. Но все равно забыл его. Да и, когда он вернулся домой, было не до исследований. Когда ты единственный выживший после резни в лесу, к которой осталось слишком много вопросов, то люди автоматически начинают смотреть на тебя как на убийцу, который чудом выплыл из воды сухим, не угадив за решетку, и это, конечно же, так не честно, поэтому эти люди начинают вершить правосудие самостоятельно.

Когда Стайлз возвращался в Бейкон Хиллс, то не думал, что просто едет из одного Ада в другой Ад. Но, как там было… когда идешь через ад, главное — продолжай идти.

Он был бы не Стилински, если сдался бы так легко.

******

Как полудница, Мартин шла вдоль большого золотого поля, не обращая внимание на плохую погоду, вся в листьях, хвойных иголках, грязи. Ее платье чуть порвалось местами, и обувь где-то потерялась, отчего ноги были по щиколотку в земле. Ее взгляд был застывшим и мертвым, и она просто смотрела вперед, бродя вдоль поля, остановившись, когда чей-то голос из затормозившего позади нее синего форд мустанга 65 года позвал ее:

— Подвезти?

Молодой парень с красивыми голубыми глазами улыбнулся ей, и Лидия моргнула, а пелена сошла с ее глаз, и она огляделась вокруг, сжимая руки на груди. Место было незнакомым. Дорога была незнакомая, какая-то глушь. И в голове было так мутно и туманно, Лидия не могла ничего вспомнить, чувствуя себя беззащитно, потеряно и неправильно.

— Куда? — спросила она, морщась от того, как жутко охрип ее голос.

— Куда-то, где будет безопаснее, чем здесь? — предложил незнакомец за рулем. И Лидия кивнула, не желая просто оставаться одна посередине какой-то дороги, ведущий в никуда. Было не ясно, куда бы она смогла придти и когда, откажись и не сев в машину.

Когда рыжая бестия открыла дверь, которых было всего две, не считая багажника, то незримая для нее и других женщина, сидевшая справа от Питера, растворилась с воздухе.

Питер медленно двинулся дальше, и, несмотря на то, что они могли проехать до Бейкон Хиллса, где был его племянник, они проехали мимо него, не заезжая в него, дальше, намного дальше.

Кажется, это стало началом новой истории.

...end?