— Ну чего же ты молчишь? От радости язык проглотил, братик?

Альбедо старался привести дыхание в норму, но тяжелый, неестественно теплый, густой воздух вкупе с волнением не позволяли этого сделать. Стук драконьего сердца гулким эхом отдавался в ушах, заставляя свое собственное биться в унисон, медленно и больно ударяясь о ребра.

— Зачем? — единственное, что смог выдавить из себя алхимик, спокойно поворачиваясь к своему прототипу. По горлу словно наждачкой провели, легкие неприятно сжимались и словно бы горели. Но показывать слабину перед ним было опасно, и потому голубоглазый, сохраняя внешнее спокойствие, убрал наполненные необходимым материалом склянки в сумку и прошел мимо «брата», желая поскорее вдохнуть колючий морозный воздух, только бы избавиться от удушающего жара.

— Зачем? Хах! Ты разочаровываешь меня, — тон близнеца был таким же насмешливым, как и раньше, однако теперь в нем отчётливо ощущалось непонимание и даже немного тоски. — Даже на чай не пригласишь? Какой ты грубый.

— Не увиливай. Ты все это устроил?

— Устроил что?

— Ты знаешь о чем я говорю, не прикидывайся святой невинностью.

— Делаешь из меня стереотипного злодея, который каждому встречному рассказывает свой план? А ты и правда грубиян, — на секунду юноше показалось, что тот и правда расстроился подобному, но он тут же избавился от этой мысли, тряхнув головой.

— Ты не отрицаешь, — обладатель гео не был удивлен, но испытывал иррациональную тоску.

— А смысл отрицать то, что и так очевидно? — ухмылка на чужом лице была слишком раздражающей, хотелось навсегда стереть ее, чтобы больше никогда не видеть. Но алхимик лишь вздохнул, напряженно разглядывая свою копию. — Неужели тебе самому никогда не хотелось вернуться домой?

— Нашего дома больше нет, — голос был тверд, а во взгляде промелькнула печаль. В глазах же напротив от этих слов лишь сильнее разыгралась злость. Альбедо развернулся, прерывая зрительный контакт. — Как тебе удалось? Почему Итэр?

— Мальчишка слишком наивный. И слишком одинокий, использованный и брошенный всеми, так что это было легко. Немного ласки и заботы, теплых слов, и он уже в твоих руках. Такой искренний и доверчивый, — губы его искривила издевка, а когда в голубых глазах напротив он увидел целый коктейль из эмоций, то продолжил давить на ноющую рану, которую только что расковырял. — С ним было действительно весело играть. А как красиво он стонет, как прогибается. Не мальчик, а мечта. Хочешь покажу? Я все еще храню целую папку с его зарисовками?

Альбедо было почти физически больно слышать это, его сердце сжималось от вины и горечи. Нежные чувства к путешественнику смешивались с рождающимися в голове картинками, и становилось еще хуже. Сколько же страданий выпало на его долю, сколько боли и разочарования. И, зная мальчишку, он был уверен, что чувство вины за содеянное его еще не скоро отпустит. Пальцы до побеления впились в лямку сумки, а нижняя губа была зажата зубами с такой силой, что почти онемела.

— Идем. Я отведу тебя в Ордо Фавониус, и уже они будут судить тебя, — не желая продолжать разговор, наконец выдал голубоглазый, поэтому терпеливо ждал чужих действий. Но в ответ он услышал лишь искренний громкий смех, от которого даже кристаллическое сердце в глубине «живой» пещеры сбилось с ритма на мгновение, а у самого алхимика мурашки неприятным холодом пробежали по спине.

— Ой, не могу, — отдышавшись, близнец выпрямился, но все еще не убрал руку от груди, а губы его изгибались в снисходительной улыбке. — Ты правда считаешь, что я добровольно пойду за тобой? В это логово лжецов и убийц?

— Люди не виновны в том, что сотворили Боги. Ты очень глуп, если считаешь, что истребление всего человечества поможет тебе справиться с грузом потери.

— Слышал бы ты себя, — в голосе юноши напротив зазвучала сталь. — Я хочу возродить Каэнри’ах. Вернуть наш дом.

— Нашего дома больше нет, — вновь твёрдо произнес алхимик. — И никогда не будет. Твои стремления имели бы смысл, пойди ты другим путём, но ты выбрал путь слепой и бессмысленной мести невиновным людям. Сколько их погибло по твоей вине?

— Жалкая горстка по сравнению с тем, сколько погибло тогда! — близнец уже кричал, не в силах держать тот яд, что полностью пропитал всю его душу, всё его естество. Кровь дракона, что текла по его силам, оскверненная, злая, уже давно стала его собственной. И именно она стала причиной повышенной агрессии и злобы неудачного эксперимента, наполнила пустую оболочку яростным желанием затухающее сердце. Он помнил эту боль, ему не давали о ней забыть. И хоть существование его до перерождения было совсем коротким, он искренне наслаждался им. Скверна не заставляла его мстить. Она лишь усилила искреннюю жажду крови виновных по его мнению.

Печаль и отчаяние затопили сознание, в глубине души, на самом ее дне, в самом потаенном уголке, он понимал, что даже приложив максимум усилий, он не сможет в одиночку справиться. Лишь упрямство и нежелание признавать факт правоты Альбедо смогли подавить слабину.

— Ты лжешь. И ты ответишь за свои слова, — слова его были холодны, словно хрустящий под ногами снег или вьюга, пробирающая ледяным дыханием каждую клеточку тела. Острый клинок блестнул в руке юноши, отражая кроваво–красную суть проклятия, заложенного в свою основу на бледном лице.

— Нападешь на меня?

— Ты стоишь на пути. Если не на моей стороне, значит в могиле. Ты разочаровал меня, и второго шанса у тебя не будет.

Стремительный точный выпад был отражён резко и без сомнений. Лязг оружия плавно растворился в морозном воздухе, оставляя после себя лишь неприятный звон в ушах.

— Сегодня все решится. Останется только один принц Мела. Жаль только, что мама расстроится.

— Мы не можем знать наверняка что она…

— Заткнись! — зло оборвал двойник, нанося еще один удар. Его бесило спокойное выражение лица идеального эксперимента. В нём же самом бушевал огонь. Огонь зависти, несправедливости и жажды достигнуть цели. Исполнить свою мечту.

Их движения были резкими, чёткими, опасными. Каждый неверный выпад, неуклюжий поворот, зря потерянная секунда могла стать последней. Напряжение чужих эмоций витало вокруг, и даже пронизывающий до костей ледяной воздух не ощущался таким холодным. Каждый выпад и разворот были столь грациозны, юноши словно танцевали. Ярость и отчаяние бились с твердым принятием.

Так некстати перед глазами нападающего всплыл образ путешественника. Любимая игрушка, ставшая оружием, инструментом в достижении цели. Итэр бился так же отчаянно в их последнюю встречу, а он лишь отбивался, насмехался над слабостью его эмоций. Тогда он чувствовал полное превосходство над ним, ведь для него это была всего лишь игра. Обычное любопытство и интерес предела чужих сил. Неприятно было осознавать себя на месте путешественника, видя перед собой холодную отрешенность и полное нежелание биться от своей идентичной копии. Они будто поменялись местами, только теперь исход был один — смерть. Если в случае с Итэром силы были неравны, и победа однозначно принадлежала каэнрийцу, то сейчас все было совсем иначе. Схватить выигрышную ситуацию за хвост не значит обеспечить победу. Все может измениться в доли секунды. Вопрос лишь в том, кто оступится первым.

— Перестань сопротивляться и прими правду, — юноша стоял чуть поодаль, опустив оружие, пытался отдышаться, но лицо его сохраняло полное спокойствие. — Я тоже скучаю по дому, но у нас не получится…

— Ты даже не пытаешься сделать хоть что-то. Удобно устроился и не хочешь терять пригретое место.

Альбедо вздохнул глубоко, собираясь с мыслями, прикрыл глаза на пару секунд, а после уже сам пошел в нападение. Резко и безжалостно вскинул оружие, оцарапав кожу под рукавом плаща. Хоть рана и была нисколько не глубокой, но все же кровь выступила. Новое движение — блок от пришедшего в себя противника. Ещё. И ещё. Никто не хотел сдаваться, отстаивая свои принципы до конца, до последнего вздоха. Новые и новые травмы покрывали их тела, пострадала и одежда, истоптанный снег кое-где впитал кровь. Замечать такие мелочи, а тем более думать, кому она принадлежит, никто не собирался, ведь любой промах сейчас будет фатальным.

Сколько ещё могла продолжаться их борьба одним лишь Архонтам известно, но порядком уставшему Альбедо стало надоедать бесконечно кружить вокруг. Он запнулся о сорняк, в пылу сражения втоптанный в снег, и начал падать, выпустив из рук меч, что с глухим лязгом скатился по небольшой горке вниз. Видя это, близнец победно усмехнулся и занёс клинок для последнего, смертельного удара, лишь в последнюю секунду замечая, как алхимик бросился к нему с почти низкого старта. Понимание того, что его обманули пришло вместе с ощущением крепкого, но осторожного захвата, больше похожего на объятия. Клинок в пальцах задрожал, да так и застыл, когда резкая боль пронзила грудную клетку — короткое лезвие кинжала скрылось в чужой плоти меж рёбер, продырявливая лёгкое. Перед глазами взорвались искры, а после всё потемнело, вдыхать получалось через раз, да и то с трудом, ведь рот наполнила кровь, заставляющая задыхаться от каждой попытки что-то произнести. Лезвие прокрутилось, вызывая новую вспышку разрывающей боли и хриплый почти булькающий вскрик. Чужие руки придерживали его всё так же осторожно и даже бережно, сил оставалось все меньше.

— Прости… — тихий шёпот коснулся его уха, вызывая глухой звон в голове. Пальцы посильнее схватили рукоять кинжала и резким движением вправо вынули оружие из груди, распарывая кожу еще сильнее. На снегу появилась россыпь алых бусин, и все новые падали вниз с окровавленного лезвия, густые и тягучие. Кровь хлынула из раны, пропитывая рваные края ткани, она же текла по подбородку, попадая на чужое плечо и марая собой белоснежную ткань плаща. Альбедо осторожно опустился на колени, придерживая ослабевшее тело, больше не способное самостоятельно держать свой вес.

— Пошёл… к чё… кха-кха… к чёрту, — из последних сил зло прохрипел юноша, с трудом сохраняя сознание. Адская боль и стремительная слабость окончательно обездвижили его, и он повис в чужих объятиях словно сломанная кукла, не в состоянии даже открыть глаза или нормально вдохнуть. Жар умирающего тела был таким сильным, что даже безжалостный ледяной воздух, обнимающий их, не ощущался так остро. Кровь, сочащаяся из раны, почти обжигала пропитывая рубашку и наверняка оставаясь и на коже.

— Прости меня, Дориан… — вновь тихо прошептал каэнриец, но его уже не услышали. Слова подхватил резкий ветер и унёс куда-то ввысь, куда даже птицы не долетали. Сердце больше не билось, замирая навсегда, а на щеках алхимика появились слезы.

В остекленевших глазах навсегда отпечатались печаль и злость. Даже перед лицом смерти он оставался верен себе до конца, не отступился от собственных стремлений, предпочитая достойно умереть, но не предавать самого себя. Это заставило испытать вину за содеянное.

Пламя закатных лучей врезалось в рваные острые края гор, освещая одиноко сидящего на бордовом от крови снегу юношу, медленно качающего в объятиях бездыханное тело своего двойника. Похоронен он был там же, рядом со все ещё живым сердцем давно умершего дракона, подарившего ему первую смерть и перерождение. Свежая могила, окропленная их общей кровью ещё долго появлялась в его снах, давя атмосферой полного отчаяния и безнадёги. В них не было ничего, кроме белого надгробия с росчерком бордовых капель и завывающего уныния в резких порывах ветра на фоне.

Недели, проведённые в стенах собственной комнаты в Мондтштаде, казались бесконечными. Каждый день был наполнен тяжёлыми попытками разобраться в каждом кусочке пазла большой картины произошедшего. Мрачные, удручающие мысли не давали спокойно думать, загоняя его все глубже в пучину полного беспросветного ужаса. Только когда парень смог найти силы поделиться с кем-то своими мыслями, стало полегче, и часть груза упала с плеч. Однако выражение лица действующего магистра было столь нечитаемым, что на мгновение алхимик пожалел о том, что обратился с этим вопросом именно к Джинн. Лиза без слов вытолкала его из кабинета и закрыла дверь, неодобрительно глянув на него напоследок. Голубоглазый не стал напрашиваться обратно, понимая какую огромную гору информации свалил на бедных девушек. Вместо этого он решил заняться тем, что тревожило его душу даже сильнее, чем убийство собственного «брата».

Где Итэр? Что с ним? Жив ли он вообще?

Тревога, поглотившая его, была столь сильной, что порой думать не получалось ни о чём, кроме как о состоянии и местонахождении путешественника. Его поиски стали первостепенной задачей, главной целью ближайших месяцев, а может и лет. Алхимик неустанно искал любые следы. Но неизменно каждый раз его старания осыпались миллионом осколков, когда пути заходили в тупик. Волнение за возлюбленного росло с каждой неудачной попыткой, и лишь врожденное упрямство и желание исправить то, что было сделано под его личиной, не давали опустить руки, заставляли идти вперед. Образ иномирца перед глазами придавал сил идти дальше, проверять каждую, даже самую сомнительную зацепку. За все его старания однажды ему улыбнулась удача. Совсем крошечный, почти призрачный шанс добраться до кажущейся сейчас недостижимой цели. Долгая и сложная дорога наконец привела его куда надо.

Маленькая заброшенная деревушка в горном пустующем районе Ли Юэ надёжно укрыла от чужих глаз небольшой обжитый кем-то домик. Сердце в груди забилось сильнее, когда в поле зрения попал Итэр. Его золотые глаза сияли все так же ярко, а не собранные в косу длинные волосы мягко покачивались от слабого теплого ветра. Он жив. Нашелся… Рядом с его путешественником сидел ещё один человек, невысокий брюнет. Их ступни были погружены в неглубокий искусственный пруд возле дома, и, кажется, они вели о чём-то беседу. Каэнриец не мог слышать, что именно они говорят, но звонкий смех блондина до него донес ветер. Разлившаяся в сердце теплота в одно мгновение превратилась в ноющую боль. Итэр с невероятной нежностью обнимал незнакомца, который сделал вид, будто обиделся из-за произнесенной ранее шутки, и даже словно шептал ему что-то, почти смущенно улыбаясь. Несколько секунд никакого ответа не было, но все же юноша сдался, не выдерживая напора чужих извинений и прижал Итэра крепче к себе, целуя его за ухом.

Альбедо подавил в себе желание раскрыть свое присутствие, выходя из тени раскидистого дерева, растущего на пригорке, потому что понимал — он здесь только все испортит. Близнец не сказал ничего точного, но и так было очевидно, каким испытаниям он подвергал свою игрушку, впоследствии превратившуюся в оружие. Использованный и жестоко преданый, зараженный какой-то гадостью. Он был совсем один. И видя, что сейчас на лице путешественника сияла искренняя улыбка, а рядом был тот, кому он мог подарить полный доверия и радости взгляд, алхимик старательно давил в себе волну отчаянного желания попытать удачу. Пусть его чувства навсегда останутся не взаимными, но пока в его памяти живет светлое лицо Итэра, сумевшего побороть все трудности и доверившегося кому-то вновь после всего, чему его подверг его двойник, он будет счастлив. За них обоих. Улыбка вышла больше печальной, а внутри все еще бушевала сломленная, ранее бережно лелеемая влюбленность. Это пройдет совсем скоро, а как долго придется вновь восстанавливаться Итэру, если он поддастся бунтующему возмущению — даже представить было невозможно. В последний раз взглянув на безмятежное выражение лица путешественника, каэнриец развернулся и ушел прочь, ни разу не оборачиваясь.

***

— Ничего странного не заметил?

— М? О чём ты? — удобно уложив голову на чужое плечо, блондин поднял взгляд, пытаясь заглянуть в чужие глаза.

— Мне показалось, что рядом кто-то был, — янтарные глаза были направленны точно туда, где совсем недавно стоял Альбедо, но, не уловив опасности, юноша вздохнул и лишь крепче прижал к себе свой лучик солнца.

— Ты параноик, — фыркнул путешественник, однако сопротивляться более крепкой хватке не стал. — Идём лучше в дом, скоро станет холодно.